Читать книгу Женский взгляд. Серьёзные истории - Сергий Чернец - Страница 9
Гусиная верность
(Рыбак рассказал, который ходит на дальнее лесное озеро, где живёт стая диких гусей).
ОглавлениеВесна наступила в этом году ранняя, дружная и, – необычно, из-за изменений климата – неожиданная. Снега в эту зиму было мало (из-за потепления), по деревенским улицам уже не бежали, как раньше, бурливые, коричневые ручейки, сердито пенившиеся вокруг встречных камней и быстро вертящие в своих струях щепочки, и птичий пух. Вода впиталась в неостывшую землю, быстро согретую солнцем. И лужи были на прежних местах небольшие и мелкие, но не как прежде: когда в огромных лужах отражалось голубое небо, с плывущими по нему круглыми, точно вращающимися белыми облаками.
Перелётные птицы нынче запоздали. То есть, они-то прилетели вовремя, а природа их заждалась. Земля была сырая, но не от снега, который раньше оставался клочками в лощинах и тенистых перелесках. Всю весну, каждый день и через день шли дожди и дождики, так что снега не было давно, а над черными полями при солнечной погоде вился лёгкий парок, наполняющий воздух запахом готовой к посеву земли. Ночи рано стали теплее, в их густом влажном мраке чувствовалась спешная творческая работа природы – кузнечики и сверчки уже шумели в рано проросшей траве.
В сумерках ночи я пошёл на свою рыбалку, чтобы до рассвета дойти до далёкого лесного озера, которое, с одной стороны, болотом уходило в лес. В этом заболоченном лесу жили и гнездились большие птицы: цапли и утки. И каждый год возвращалась стая гусей из далёких тёплых стран на родное лесное озеро-болото. Далеко от деревни я ходил на это озеро за линями, за рыбой редкой. Места мне были знакомы. Знакомы мне были и птицы, обитавшие на озере, я мог отличать даже старых гусей от молодняка, старые пары с их знакомой раскраской я узнавал и встречал как друзей. Может и меня гуси узнавали проплывали близко к моему берегу, мимо моего прикормленного местечка под высокой ольхой.
– — – — – — – — – — – — – — —
Накануне своего семидесятилетия учёный человек, безусловно талантливый, поскольку был удостоен многих премий, сказал, что человеческая жизнь состоит из четырёх этапов (4).
(Почему не вспоминать и не думать, и рассуждать на природе у озера, в одиночестве, ожидая поклёвки и глядя не только на поплавок, но и на окружающую прекрасную природу, вдыхая естественные ароматы цветущей весны…).
1. Первый этап – от 0 до 25 – называется детством и ребячеством, это когда человек ещё не стал человеком и ведёт «животный» образ жизни, как какой-нибудь куст сирени: «цветёт и пахнет».
2. Второй этап продолжается от 25 до 50. На этом этапе человек создаёт себя, – то есть, накапливает жизненный опыт, ошибаясь и набивая шишки накапливает знания жизни, совсем не те, что в школе и в институте учили. Но пятидесятилетний человек, увы, – ещё не совсем полноценный человек. Время от времени его всё-таки обуревают животные страсти. Зрелость приходит к человеку медленно, мучительно, и только на третьем этапе.
3. От 50 до 75 – человек становится Человеком. Ему уже бывают не страшны животные страсти (сила воли, какая-никакая, всё-таки есть), он может всецело заняться творчеством, вносить коррективы в свою работу, руководить другими людьми, быть директором, начальником, иметь учеников, последователей, давать советы, ценные указания и так далее. Но это ещё не всё. Самые сложные изменения происходят с человеком на последнем, на четвёртом этапе.
4. Там – после 75 – наступает нечто божественное: человек становится «Иконой, Идолом». Он уже не работает… на него молятся!
Автор такой классификации исходил из того, что чувство юмора присуще человеку в равной мере на любом этапе. Но не лишено подспудного смысла.
– — – — – — – — – —
Большая часть человечества совмещает несколько религий-поверий. Три религии в одно: ходят в одни Храмы, а дома мажут рот другим идолам, почитают амулеты в виде жаб с деньгами или домовых-невидимых, живущих за печками.
Индия с миллиардом населения, Китай со своим миллиардом, и вся Азия Юго-Восточная – часто совмещают три основных религии с божествами от всех трёх: Лао Цзы, Конфуций, Будда – родоначальники.
Все искали одного и давали советы как найти – Шань Ин – смысл жизни: «Не спеши: переходя реку ощупывай камни».
Человек с самого рождения, с момента появления гомо сапиенс, ищет ответы на вопросы: что это (?), что там внутри (?), и все знают – бывает время детей почемучек – почему так (?).
Интересно: получаешь ответ на один вопрос – тут же выскакивают несколько других. Есть о чём подумать.
Конфуций разработал концепцию идеального человека – цзюньцзы, в переводе – благородный муж. Которым становятся не по причине происхождения, а путём достижения (научения) высоких нравственных качеств, таких как: гуманность, верность, искренность (честность), справедливость, почтительность. Есть такая книга «Лунь-юй» – беседы и суждения.
От Лаоцзы пошло новое учение – Дао, путь. И книга есть «Дао и дэ» – о пути и добродетели.
Наконец, Будда. В 80-х годах нашей эры записаны «Трипитака» – три корзины закона – собрание буддийских текстов, созданных с 5-го по 3-й века до нашей эры. Через шесть лет странствий, принц Гаутама оказался под деревом и предался раздумьям. Впоследствии он стал Просветлённым – Буддой.
Всё примерно так и сложилось.
– — – — – — – — – — – — —
Человек многое не изобретает вновь, но чаще всего копирует у природы. Соты – идеальная поверхность…
Из наблюдений.
По извилистой тропинке между заболоченной чащобы пробирался я от края до края через дальний густой лес. От края деревни, за огородами которой сразу лес начинался, – до края болота, за которым было озеро лесное. Много птиц и зверей видел я в пробуждающемся лесу. Видел, как на краю болота токует глухарь, как в молодом осиннике, в розовом свете восходящего солнца пасутся лоси, а по лесному оврагу пробирается в своё логово, бежит с добычей, с птицей в зубах, лисица.
Спокойно утром в лесу. Далеко слышен каждый звук.
Вот проковылял по чащобе, тихо похрустывая сухими веточками заяц, – он возвращается прятаться в валежнике с «ночного промысла» усталый – (вспомним) «зайцы в полночь траву на поляне косили, и при этом напевали… а нам всё равно…). Много врагов у маленького зайчишки. Гонялась за ним лисица, пугал страшный филин, ловила разбойница-рысь. От всех врагов ушёл маленький зайчишка.
А вот сорвался с края тропинки, стрелой поднялся в небо над болотом длинноносый бекас-«баранчик». Будто голос молодого барашка, доносился с высоты его далёкий дребезжащий звук. «Качи-качи, качи-качи!» – сидя на кочке радостно отозвался другой бекас в болоте.
Над лесным озером внезапно открывшемся среди леса, с другой стороной, темнеющей под высокими соснами, стелился легкий туман. Прохладной росой покрыта листва на деревьях и осока вдоль моего берега. Уже проснулись певчие птицы, как только исчезла заря за тучами, закрывшими восходящее солнце.
Закуковала и поперхнулась спросонья кукушка. «Ку-ку! Ку-кук-кук!» – звонко раздалось её кукование.
Скоро взойдёт, обсушит росу тёплое солнышко. Туча собралась быстро уходить – свет от солнца где-то вдалеке уже освещал лесные просторы. Я спустился с пригорка к берегу, к своему «бивуаку»: тут из брёвен была построена лавочка и столик, около уключин над местом костровища.
Была мне знакома пара гусей, я запомнил их по отличительным чертам окраски оперения. Первого, ещё молоденького, с прошлого года гусёнка я запомнил потому, что у него на шее было чёрное пятно – как галстук бабочка, чёрная на серой, относительно-белой «рубашке» шеи. Он вырос при мне плавая с мамой-гусыней недалеко на мелководье. И осенью я видел этого гусёнка уже большим в общей стае гусей перед отлётом на юг.
А в этот год он прилетел не один, а со своей парой, с гусыней, у которой на сером правом крыле пятно было из белых перьев: круглоовальное, чуть -ли не в форме сердечка.
(И не случайно упомянул я про изменения климата, которые происходят в последнее время).
Эта пара «меченных» гусей поселилась, построила своё гнездо на болотной кочке близко к берегу, недалеко от моего бивуака. Я наблюдал за ними, и это история произошла на моих глазах.
Откуда в лесу валежник и буераки-завалы? – Не только потому что деревья падают от старости, но и от ураганов, которые стали происходить в последнее время всё чаще и чаще. В людских поселениях, в городах и посёлках, ураганы сносят крыши домов, роняют деревья на автомобили и разрушают заборы. – Появилась новая напасть! В наших широтах и вообще в нашем районе никогда не бывало смерчей. Если ветер и закручивался в смерч, то это было такое небольшое, с ведро диаметром, поднятие пыли с дороги.
А тут случилось ужасное – огромный смерч образовался над озером. Столб воды высотой до небес! – и пронесся этот вихрь вдоль моего берега. Мой бивуак был разрушен: брёвна подняты были с земли и унесены в далёкие дали. Этот смерч-ураган прошёлся по болоту и унёсся по лесу далеко-далеко, прошёл даже по краю нашей деревни, в шести километрах от озера и разрушил телятник, сломав шиферную крышу на ферме. Во время урагана пропала гусыня, которая сидела на яйцах на болоте рядом с моим бивуаком. А гусь с галстуком-бабочкой остался., он кормился у другого берега на мели у камышей. Он остался совсем один. Если бревна унесло ураганом-смерчем – унесло и гусыню и брёвнами могло её повредить?.. Потом он долго плавал около болота и кричал потерянным голосом – звал свою гусыню.
– — – — – — – — – — —
Я успел отбежать от берега вглубь леса и ураган видел сквозь деревья. Когда пришёл на берег увидел вырванную полосу травы на берегу и осоки на болоте большая широкая полоса оставалась, как след страшного вихря, отметиной на всё время после урагана.
А мой знакомый гусь в галстуке так плавал один и часто подплывал к этой «отметине» и кричал плачущим голосом и последующие дни и месяцы лета. Он стал изгоем в своей стае гусиной. Если пары гусей с гусятами иногда объединялись и паслись на берегу щипля травку, то моего гуся с бабочкой прогоняли от себя: шипели на него, не позволяя пастись рядом. И этот гусь, мой знакомый, совсем перебрался на мою сторону озера, и я кидал ему кусочки хлеба – он совсем не боялся меня, и мы даже подружились с ним. Этот обряд призывания своей гусыни он сотворял каждое утро, когда я приходил рыбачить: «гусь-с галстуком» плавал вдоль отметины урагана туда-сюда перед кочками осоки на болоте и кричал.
Я думал, что гусыня погибла в урагане. Ведь там ветер закрутил её вместе с брёвнами и палками.
– — – — – — – — – — —
Так прошла весна, когда мой «гусь с галстуком» пытался присоединиться к общей стае гусей, быть может, надеясь найти другую гусыню, чтобы завести потомство, но был отвергнут – его прогнали.
И прошло почти всё лето, когда «гусь с галстуком» жил один-одинёшенек около моего места рыбалки, с завистью поглядывая на стаю гусей на противоположном берегу, у которых появились гусята.
Я приходил не часто, раз в неделю по выходным, но увидел «встречу-событие»: гусыня наша, с отметиной-сердечком на крыле вернулась в один из августовских дней.
– —
Представляю: как ураган унёс её далеко-далеко, может быть за десятки километров (за 100 и больше) и бросил среди леса. У неё было сломано крыло, повреждена нога – может быть тоже сломана. С трудом она жила, прячась где-нибудь под кустами или под ёлками: лапы елей до земли закрывали гусыню от зверей-хищников – от лисиц и волков… и она пешком шла по лесу к родному озеру, определяя направление по ночному звёздному небу.
– —
В августе я рыбачил как обычно рано утром. И как обычно по утрам, с первыми лучами солнца, мой «гусь с галстуком» отплыл от кочки у берега болота и стал звать-кричать: он кричал каждый раз по часу-полтора, всегдашний обряд, только потом вылазил на берег щипать травку.
Но в этот раз ему в ответ послышался крик гусыни из глубины леса: сколько было радости, как он загоготал и гусь мой поднялся на берег и растопырив крылья в стороны, словно хотел обнять весь мир, побежал в лес на знакомый ему голос, который его звал.
Они вернулись на берег вдвоём, всё ещё гогоча, «разговаривая» между собой. Гусыня наша прихрамывала, и видно было, что крыло её сломано было: ещё не закрылся шрам, не поросла перьями рана, но она махала обоими крыльями в ответ на взмахи «гуся с галстуком».
Он привёл её поближе ко мне, как к другу, ведь каждый свой приход на озеро я подходил к болоту и кормил гуся хлебными кусочками: мы так привыкли… С гордо поднятой шеей проплыл гусь от болота к моим удочкам, а за ним плыла его гусыня. Я быстро стал отламывать кусочки корочки своего хлеба… Гусыня пугалась и отплывала от берега, когда я взмахивал и кидал кусочки хлеба, но глядя, как гусь клюёт-подбирает плавающие хлебные корочки – доверяя «мужу», – тоже подплывала и съела несколько кусочков, брошенных мной. Так они, покушав угощение – тоже ставшее у нас с «гусем с галстуком» обрядом, – удалились на противоположный берег к своей стае гусиной.
А там их уже ждали. Гуси с гусятами, уже с большими, повыходили на берег. И поднялся большой гогот – переполох во время встречи моей пары: «гуся с галстуком» и «гусыни с отметиной-сердечком». Вся стая гомонила – гуси подходили и гоготали, встречая своих «потерявшихся». Больше часа гоготала вся гусиная стая…
– — – — – — – — – — —
Как ни странно, – шум нисколько не мешал моей рыбалке, наоборот, рыба стала лучше ловиться: я в тот день ушёл с полным садком.
А в сентябре я проводил гусиную стаю – они пролетали над деревней улетая на юг.
Конец.