Читать книгу Наваляев и все-все-все. Книга 2 - Серж Арденн - Страница 2

За день до того как (сие, даже можно считать прологом): прекрасным летним вечером, где-то около пяти, у парадного входа гастронома (ведь у гастрономов не бывает других ходов), что на углу улиц Саксаганского и Степана Халтурина, Каллистрат Ипполитович Наваляев столкнулся с подвыпившей парой – соседкой, Людмилой Федосеевной Котовасенко, прозванной Жозефиной, и Владимиром Степановичем Кобельковским, таксистом из соседнего дома, являвшимся Люськиным ухажёром.

К слову, не исключено что Жозефиной, Люську, прозвали по причине того, что, как и жена великого Наполеона – Жозефина де Богарне, урожденная Мари Роз Жозефа Таше де ла Пажери, она не являлась особой строгих моральных устоев, хотя вряд ли этот нелепый факт был известен, а стало быть, имел возможность повлиять на выбор местной басоты, «окрестившей» гражданку Котовасенко сим благозвучным именем. Что сказать, Люська была известной потаскухой. Она «крутила шашни» со многими женатыми и неженатыми мужиками, не опасаясь злословия и презрения. Не смущали её не пересуды бабушек у подъезда, провожавших миловидную девицу шипением и крестными знамениями, накладываемыми неустанно, как на собственное чело, так и вслед исчадию. Не страшили и угрозы жен кобелирующих личностей, то есть всех тех, кто вился вокруг Люськиной юбки. Про Жозефину судачили, что, мол, стоит ей свиснуть, и мужиков у её ног можно будет складывать в штабеля. Всё это правда, и всё же, был тот один, о котором она мечтала. Тот единственный Феб, который навсегда остался в сердце восхитительной Эсмиральды. Да-да, вы не ослышались, главным предметом обожания неотразимой Жозефины, был всё тот же гражданин Кобельковский с которым мы столкнулись у гастронома. Но тридцати шести летний Вовчик, как называла его Люся, был давно и безнадежно женат, имея при этом трех детей. Правду сказать, всё это хозяйство, не убавляло страсти к смазливой и безотказной, как винтовка Бердана, Люське, чья несравненная внешность не давала ему покоя, принуждая встречаться с «возлюбленной», в строгой тайне, за крепкими воротами собственного гаража № 7. Одного из тесных боксов автокооператива «Барвинок», где хранился верный стальной конь Вована – трехскоростной, 35-ти лошадиносильный «Москвич 402».

Нащупав хмельным взором мешковатую фигуру Наваляева, Жозефина пренебрежительно фыркнула, улыбнулась, окликнув соседа.

– Ну, шо дефективный, бабу себе нашел?! Или так и ходишь терпилой, под юбки заглядываешь? Дебил.

Она расхохоталась.

Людмила Федосеевна Котовасенко, в сущности, была женщиной не злобной, и где-то глубоко в душе, даже вполне сердобольной. Но по воле судьбы, оказавшись в рядах тех особ, что беснуются от неустроенности в жизни, отсутствия семьи, и по этой причине лишенной материнства, ей порой хотелось казаться бездушной стервой, заставлявшей окружающих питать к себе исключительно неприязнь. Наваляев же, в отличие от подавляющего большинства, разумеется, являвшегося недоброжелателями, прекрасно понимал причину столь безобразного поведения Людмилы, поэтому не просто сочувствовал девушке, но и питал к ней уважение.

– Я, простите, Людмила Федосеевна, не то чтобы…но вот только…словом я не спешу. Ведь, как утверждал изумительный Альбер Камю – «Всего лишь одна великая любовь за всю жизнь оправдывает беспричинные приступы отчаяния, которым мы подвержены».

Промямлил растерявшийся Наваляев, не преученый перечить, тем более лгать женщинам. Жозефина уставилась на соседа недобрым взглядом.

– Че-е-во?!

– Да ладно Люсек…

Криво усмехнулся Вовчик, пряча под полу пиджака бутылку коньяка.

– …тронулись. Хватит базарить с дураками. Ща отдохнем красиво…

Сладострастно протянул он, обняв за плечи «даму сердца». Рассмеявшись в лицо неуклюжему Наваляеву, даже без намека на смущение, что могло быть вызвано нанесением оскорбления малознакомому человеку, под предосудительными взглядами случайных прохожих, парочка направилась вниз по улице. Уже через четверть часа, после случайной встречи у двери гастронома, Жозефина и Вовчик приблизились к воротам бокса № 7, гаражного кооператива «Барвинок».

Кооператив «Барвинок», представлял собой огороженную бетонным забором площадь, местами заасфальтированную, вблизи железнодорожных путей, где теснилось более четырех десятков пронумерованных гаражей, прилепленных тыльной стороной к дряхлой стене в полкирпича. Одна из этих стен уцелевшая после Второй мировой войны, чернея словно бельмо на старом пустыре, оказалась вполне убедительной причиной, чтобы уже в начале шестидесятых её облепили гаражами и назвали кооперативом «Барвинок». Впоследствии, появилась ещё одна стена, а значит ещё два ряда боксов, возведенных и втиснутых в тесное пространство за бетонной изгородью.

Именно сюда, к воротам под № 7, привел свою подругу Вовчик Кобельковский. Опасливо оглядевшись по сторонам, хозяин гаража несколько раз провернул ключ в замочной скважине, укрывшись следом за Жозефиной за металлической дверью. Внутри все было знакомо и заранее, вполне предусмотрительно приготовлено к пьянке и разврату – обычному времяпровождению для тех, кто являлся в темный бокс, заваленный всяким хламом.

В тот же миг, когда парочка проникла в полумрак обители Амура, на покрытом пылью и металлической стружкой слесарном столе появилось два граненых стакана, не мытых ещё с майских, и несколько зеленых яблок.

– Ой, Вовчик, шо опять этой кислятиной закусывать?! Вообще-то под коньячёк идёт лимончик.

– Ты шо, с ума спрыгнула?! Откуда лимоны?! Это ж тебе не Новый год!

Впрочем, на этом капризы девицы закончились, и всё встало на свои места. Сперва был выпит коньяк, а затем, под безудержный хохот Жозефины, Вован затащил её в тесный салон «Москвича». После недолгого барахтанья меж «диванными» сидениями, что наверняка, мягко говоря, не было бы одобрено не только Венерой но и Афродитой, запыхавшиеся и измятые любовники выбрались наружу. Уступив избраннице единственный стул, вернее сказать то, что от него осталось, Вован, усевшись на пустую 20-ти литровую канистру, закурил.

– Ну шо, Казланова, бухнуть нечего?

Обреченно заключила Жозефина, прикуривая от сигареты кавалера.

– Обижаешь Люсёк, в заначке есть бутылочка самогонки.

– Бабы Шуры?

– Не Авдеевны.

– Ой, кошмар, от неё ж башка лопнет! Из карбида она её гонит, что ли?

– Та ладно, не вередуй…моя принцесса.

Самогон побудил пару ещё раз забраться в салон авто, поле чего растрепанная Жозефина в ультимативной форме заявила.

– А теперь, хочу шампанского!

– Люсёк, ты чё сёдня у короне заснула?! Откуда шампанское!?

Захмелевшая девица строптиво вскинула голову.

– А мне дела нет до твоих трудностей. Шампанского давай и точка!

– Слушай, да ладно тебе. Можно было бы позвонить Любке Сердючке, из «стола заказов», так она у отпуске. Укатила в Скадовск…

– Ты не мямли мне тут! Иди и найди, када женщина просит!

Огласив приговор, строгая Жозеина затянулась окурком «ВК». Обреченный на бессмысленные поиски Вован, поплелся к воротам. Отворив ключом гаражную дверь, так как она открывалась при помощи ключа как снаружи, так и изнутри, Вовчик хлопнул металлической «калиткой» так, будто запер возлюбленную навечно.

– Ладно, змея…

Злобно прошептал он, когда вдруг в голову к нему постучалась трезвая мысль.

– А ведь точно, у кума Сливы была бутылка шампанского! Ну, да, точно была. Его Тонька припрятала её на свой День рождения.

Надежда, застучавшаяся в висках Вовчика, позволила ему приободриться.

– Так, а какое сёдня число?

Он почесал затылок.

– Ага, так Тонька сёдня в ночную! Есть контакт!

Воскликнул он, ринувшись к воротам кооператива, чтобы отправиться к куму Сливе, обитавшему на улице Аркадия Гайдара.

Когда Вован, пошатываясь, уже добрался до заветной улицы, предвкушая скорую удачу, из-за угла выскочил грузовик, и, зацепив подвыпившего таксиста правым бортом, скрылся где-то в дебрях близлежащих домов.

* * *

После того, как советская власть отобрала у народа веру в Бога, дискредитировав в глазах безграмотных масс Всевышнего, путем развенчания алчных и пьющих попов, будто вскрыв тем самым гнойник церковной коррупции, она решила на этом не останавливаться. Затянув прочную петлю Коминтерна на шее пролетариата и крестьянства, большевики потащили «освобожденных» в «Светлое будущее», сперва нанеся удар под дых коллективизацией. Потом, без лишних раздумий, коммунисты лишили жителей 1/6 суши свободного перемещения по просторам земного шара. Затем они запретили литературные произведения гениальных авторов, таких как Булгаков, Солженицын, Аверченко и многих других, намереваясь предать забвению их «Мастера и Маргариту», «Архипелаг ГУЛАГ», «Дюжина ножей в спину революции». Потом…впрочем, мы не станем перечислять, дабы не утомить уважаемого читателя, всего содеянного на «благо» народа. Скажем лишь, чтобы ни делало советское правительство, им так и не удалось, даже приблизиться к уровню жизни ненавистных капиталистических стран. И тогда, дабы опорочить процветающую Европу, КПСС обратилось к пропаганде. Здесь, просто следовало бы отметить, что их «справедливое» обличение «загнивающего» капиталистического общества, возведенного во всепроникающий пропагандистский культ, не терпело дискуссий, основываясь лишь на собственном «Единственноправильном» мнении, и на продиктованных с Кремля воззрениях просоветской, послушной карманной прессы всего мира, даже если это были киты, подобные коммунистическим – «Unsere Zeit», «Morning Star», «l'Unità», «L'Humanité», «Daily World», «People’s World». Кто же не помнит выдержки из «Правды», «Известий», «Труда», безустанно цитировавших просоветские газеты, порочащие образ жизни в буржуйских странах (зря чтоль платили?!), где несчастным притесняемым журналистам, вскормленным кремлевскими деньгами, империалистическая цензура закрывала рты, тем самым посягая на священную «Свободу слова». То ли дело в «Совке» – разгул демократии и свободомыслия. Но, как бы ни прессовали, ни выносили мозг и ни вешали лапшу, трудно на протяжении десятков лет оболванивать многомиллионное население. Невозможно заставить мыслить одинаково, потому что одинаково, возможно лишь не мыслить, не задумываться и не вникать.

И вот, собственный народ, состоящий, на то время, из 441-го миллиона с гаком индивидуумов, «самой счастливой» страны в мире, партия заняла делом исключающим всякие раздумья, самокопания и наблюдения, вредные для пролетариата, расставив население по нескончаемым очередям, ночным дежурствам с отмечаниями у магазинов, распихав, до давки, по вагонам и салонам «комфортабельного» городского транспорта, выгоняя, более десятка раз в год, на роскошные парады – пир помпезности и шабаш милитаризма, чтобы почувствовало стадо, меряя шаг и горланя у мавзолея – единство с Партией. Борьба с единоличным и персональным, вот что было архиважно для идеологов коммунистического режима – будь то собственный дом, катер, автомобиль, тем более мнение.

Тем же, кто по различным причинам был не в состоянии принять участие в безумстве, что, как утверждали знающие партийцы, приближало, уже вот-вот, почти «обозримый» коммунизм, пришел на помощь технический прогресс, в виде изобретения под названием телевизор. Но и тут не всё так просто. Так как в те времена существовали люди, которые, не желая отвлекаться на всеобщие празднования (а быть может, лишь делали вид), мечтали доблестным трудом, подтащить великую страну к «светлому будущему», не отрывая мозолистых ладоней от стальных штурвалов, рычагов, рулей, лопат и кувалд, даже в праздники.

Именно к таковым можно причислить трёх стариков день и ночь, трудившихся в одном из гаражей, ничем не отличающимся от своих собратьев, выстроившихся на пустыре, образовав автокооператив «Барвинок», возле железнодорожного полотна, в несколько неровных рядов, неподалеку от дома товарища Наваляева. Эти люди, о которых нам хотелось бы рассказать, являлись старейшинами и аксакалами советского периода, так как родились ещё до октябрьского переворота, а значит, помнили Страну Советов в зачаточном состоянии.

Итак: главным вдохновителем идей, среди «стариков разборников», как называли веселую компанию соседи по гаражам, являлся человек-легенда – Епифан Осипович Кардупа, вечный буденовец и ярый защитник идей КПСС, а так же, в прошлом, один из многочисленного коллектива сотрудников, внедрявших бронетанковую мощь РККА в жизнь. Епифану, которого в межгаражной среде называли попросту Пиф, исполнилось восемьдесят, в силу чего, сей героический старик был знаком даже с многими из легенд революции. Сражаясь на фронтах Гражданской войны, судьба сводила его с Ворошиловым, Фрунзе, Буденным, Орджоникидзе, Тухачевским, поговаривали, он видел даже Ленина. И вот, когда отгремела угроза империалистического реванша, Кардупа влился в стройные ряды РККА, под руководством будущего маршала Тухачевского, разбившего себе лоб в Советско-польской войне 1920 года. Однако Епифан Осипович, в этом походе, в отличие от многих, не попал в окружение, избежал плена, и не был интернирован. Он живой и здоровый вернулся домой, где по счастливой случайности, а так же благодаря своим незаурядным способностям обращаться с техникой, был примечен Инноке́нтием Андре́евичем Хале́пским, который и приобщил Пифа к группе, работавшей над разработкой первых советских танков. Разрабатывать танки должна была специальная организация – Главное конструкторское бюро Орудийно-арсенального треста, куда и попал наш герой. И вот, пребывая среди специалистов спроектировавших танкетку Т-17, легкий танк сопровождения пехоты Т-16 и более тяжелый танк Т-12, Кардупа, набивал себе первые шишки конструктора – разкурочивая, для пользы дела, на сормовском заводе в Нижнем Новгороде, трофейный французский «Рено» FТ-17, тщательно измеряя каждую деталь. В сороковых, избежав Финской и Великой Отечественной, его посадили в одну из «шараг», где Кардупа отсидел и оттрудился до победы и реабилитации.

И вот, сегодня, в дни процветания «социализма с человеческим лицом», на отдельно взятой территории, почетный пенсионер, зачастую передвигавшийся в инвалидной коляске, возглавил собственное производство. Епифан Осипович, мечтал явить миру автомобиль, который ещё не видовал Свет. Заручившись поддержкой коллег – «слесаря на все руки» Афиногена Артемьевича Куценко, по прозвищу Афтоген, проработавшего всю жизнь на различных заводах необъятной родины. А так же мастеровитого прощелыги (по причине того, что не разделял политических взглядов Пифа), и дипломированного химика – Афанасия Германовича Пирдуприждинского, по кличке Афоня, Пиф, со своей молодой командой, ведь Афтогену было под семьдесят, а Афоне, всего шестьдесят пять, изо дня в день, в гаражах № 13 и 14, из груды металлолома и прочего автохлама, ваял, как он полагал, шедевр – автомобиль будущего.

В тот день, восход солнца которого мы не станем подробно описывать, всё шло по плану. А это значит, что три «динозавра» советского машиностроения, взялись за работу как обычно поутру, в 6 часов 30 минут.

* * *

Тем же ранним утром, в квартире № 12, по улице Степана Халтурина 17, где, кроме всех прочих, проживала ещё и семья Наваляевых, как обычно, в это время суток, царила суета. Софья Марковна собирала мужа «на смену к мартену», то есть к плите, в ресторан «Красная звезда», где имел опрометчивость трудиться Евгений Лейбович. Она, быстрым шагом, с чайником и раскаленным утюгом в руках, семенила от стола к плите и обратно, в панике, переживая, что не успеет перечислить, и нанести список на бумагу, все те продукты, которые Геся должен доставить с работы домой, для пропитания семьи.

Бабка Варка, подбоченившись, у плиты, наблюдала на превращающиеся в «глазунью» два куриных яйца, шкварчавших на поверхности чугунной сковороды. Стакан чаю, в подстаканнике, два ломтя белого хлеба и яичница, таков был несменный комплексный завтрак, для любого и каждого родственника, прибывавшего к старухе на побывку. Что, как мы помним, случалось довольно часто.

Серафима Самойловна, засыпав в чашку с кипятком две ложки «Летнего» напитка, что довольно приблизительно напоминал кофе, закурила сигарету, не отрываясь от небольшого круглого зеркальца, что позволяло ей наносить на остатки былой красоты, боевую раскраску, в виде отчаянно-смелого макияжа. Рядом с ней, в углу, где и находился стол Смычковской, сидел икающий от утреннего пива Толян, с глупой полупьяной улыбкой наблюдая за семейством Наваляевых.

– Дети у школу собирайтесь, мойтесь, бройтесь, похмеляйтесь.

Заржал он словно жеребец.

В противоположном углу кухни, на расстоянии каких-нибудь десяти метров от сгорбившегося Крысюка, за столом принадлежавшим семейству Наваляевых, в ожидании завтрака, восседал Каллистрат Ипполитович, рассматривавший чертеж Mark I – британского тяжёлого танка периода Первой мировой войны, разработанного в 1916 году. Первого в истории танка, применённого в боевых действиях – 15 сентября 1916 года, в битве на Сомме и родоначальника семейства британских «ромбовидных» танков, что вызывало, даже у равнодушного ко всяким милитаристским штучкам Наваляева, дичайший интерес. Невзирая на увлеченность сына, впрочем, не прерывая процесс приготовления снеди, Амалия Аполлинарьевна сверлила нащадка инструкциями на сегодняшний день: