Читать книгу Новеллы - Серж Готье - Страница 3

Из медицинского отчета пациента Алексея Поликарпова:

«…Она стояла передо мной в своей обезоруживающей наготе и смотрела на меня широко открытыми карими глазами. Потрясающе красивая девушка. Богиня. Клеопатра. А какое тело! Мисс Мира ей и в подметки не годится. Обязательно предложу ей одну из главных ролей. Но говорить ей пока ничего не буду. Это всего лишь кастинг.

Я был режиссером всего лишь пару лет, но быстро достиг успеха. Ключ к успеху заключался в ясном понимании того факта, что больше всего люди хотят любви и в первую очередь физической любви. Ни одна женщина в мире не будет жить с мужчиной, который не занимается с ней сексом. Как бы сильно он ее ни любил, все равно – нет секса, нет отношений. И в тоже время обычные порнофильмы отталкивают людей тем, что в них есть секс, но нет любви. Нет не только любви, нет даже элементарного сюжета. Таким образом, я стал одним из немногих режиссеров, которые пытаются показать на экране не только секс, но и любовь. Задача была не их легких. Как сделать так, чтобы откровенные эротические сцены не превратили, скажем, исторический фильм в порнографический? Как сделать так, чтобы зритель не испытывал негативного отношения к вплетенным в фильм откровенным сценам? Все эти проблемы я с блеском решил. Я начал делать свои фильмы обучающими. Не в прямом смысле этого слова, конечно. Просто я строил сюжет таким образом, чтобы устами персонажей объяснить зрителю такую простую и в тоже время такую сложную истину – секс это и есть любовь.

Мой первый фильм прошел с большим успехом. Конечно, не в широком прокате, ибо в нем все-таки были элементы порнографии. Но все выпущенные диски разошлись миллионными тиражами и тысячи раз были скачаны виртуальными пиратами. Я не возражал даже против пиратства. Для меня главным быт тот факт, что этот фильм люди смотрят. Именно это было моей конечной целью.

Неожиданно я обнаружил, что мне стали писать девушки и заявлять о своем желании сниматься в моих фильмах. Некоторые убеждали меня в том, что способны любить так, что никакая актриса не в состоянии изобразить. Это дало мне возможность время от времени устраивать кастинги, чтобы выбрать наиболее лучших. И вот передо мной очередная жемчужина. Смотрит на меня так словно готова тут же броситься мне в объятия или даже умереть ради моей любви. Потрясающая девушка. Богиня. Клеопатра. Никогда раньше я не испытывал к девушкам такой глубокой симпатии и такой пронзительной нежности. Никогда раньше я не чувствовал себя так удивительно хорошо в эмоциональном плане. Я испытывал безмятежность, радость и даже проблески блаженства. Я почти любил ее.

Я решил рассмотреть ее получше и, подняв руку, щелкнул польцами, давая условный знак своему светотехнику. Однако, произошли два события, которые слегка вывели меня из равновесия. Во-первых, светотехник, несмотря на условный сигнал, не включил прожектор. Во-вторых, эта нахальная Клеопатра тоже подняла руку и тоже щелкнула пальцами. Что она себе позволяет? – подумал я. Решила доказать мне, что настолько талантлива, что может переплюнуть режиссера? Не рановато ли? А-а-а, вот ты, малышка, и попалась. И в своем подражании мне допустила ошибку, ибо я щелкнул пальцами правой руки, а ты пальцами левой руки. Но почему все-таки светотехник не включил прожектор? Я нахмурил брови и увидел, что точно также нахмурилась и пришедшая на кастинг девушка. Она что издевается надо мной?

Вдруг внезапная догадка мелькнула у меня в голове и в этот же момент я увидел как глаза девушки широко распахнулись от ужаса, а лицо стало белым как мел. Я смотрю на свое отражение? Да что за бред? Что происходит в конце концов?

Я рванулся в сторону, пытаясь найти светотехника или кого-нибудь из работников студии, чтобы наконец избавиться от этого наваждения, но внезапно со всего маху налетел на бетонную стену, сильно ударившись головой. Удар был настолько сильным, что я, не удержавшись, рухнул на кафельный пол. Похоже, несколько минут я был без сознания, ибо придя в себя обнаружил себя лежащим на спине. Голова гудела набатным звоном. Я машинально начал ощупывать свое тело, желая убедиться в том, что при падении не переломал себе кости, но внезапно снова едва не потерял сознание. Мои ладони наткнулись на крепкие налитые груди. Широко распахнув глаза и приподняв ноющую голову, я окинул взглядом свое тело и вопль отчаяния вырвался из моей груди.

К счастью, удар головой о бетонную стену встряхнул мои мозги и в сознании начали мелькать какие-то смутные воспоминания – три пустые бутылки из-под водки, стоящие на столе, на котором грудой были свалены провода и датчики, глуповато-пьяное лицо Сашки – Светяшки, пластиковый шлем, который он мне тшетно пытался натянуть на голову и прочий бред.

Туманные обрывки воспоминаний сменяли друг друга и, наконец, стали выстраиваться в более-менее ясную картину. Да, мы вчера с ним пили в его лаборатории. Это я вспомнил. О чем мы разговаривали? О женщинах. О чем еще могут разговаривать подвыпившие мужики? До чего мы договорились? Результат налицо. Нет, такого не может быть. Это просто белая горячка. До сих пор мне удавалось ее избежать, но однако всему приходит конец. Пришел день, когда она пришла в гости и ко мне. Но как от нее избавиться? Я вроде бы уже трезвый. Что нужно сделать, чтобы окончательно протрезветь? Мысли в голове путались. Я чувствовал себя прескверно. От моей симпатии, нежности и радости не осталось и следа. Одна-единственная мысль сверлила мне мозг – как вернуть себя в прежнее состояние? Я все еще отказывался верить в то, что у меня женское тело. Нет, это галлюцинация. Чем меня напоил этот проклятый кибернетик? Никогда в жизни больше не буду водить знакомства с учеными или со слишком умными. Но что же мне делать? Может сунуть голову под холодную воду? Эта мысль мне понравилась и вселила надежду.

Я приподнялся и встал на четвереньки, затем, преодолевая боль в ушибленных местах, выпрямился и направился к раковине. Перед раковиной висело большое зеркало и я краем глаза заметил приближающуюся к раковине Клеопатру. Страх холодными щупальцами сжал мое сердце. Я боялся посмотреть в зеркало на свое отражение. Устремив взгляд в кафельный пол, я подошел к раковине и пустил холодную воду. Когда я наклонился, чтобы сунуть голову под струю холодной воды, роскошные темные волосы локонами упали перед моим лицом. Мои волосы. С моей головы. Меня охватил ужас. В этот момент я готов был убить своего ученого приятеля и почти ненавидел Клеопатру.

Я сунул руки под струю воды и плеснул себе на лицо. Вода освежила меня, но была слишком холодной, чтобы мочить голову. Кран над раковиной был один. Как включить горячую воду, я не имел представления. Я огляделся, пытаясь отыскать кран предназначенный для горячей воды, или подогреватель, но увидел только одиноко висящую на бетонной стене полку. На полке находились предметы женского туалета и взгляд мой остановился на губной помаде. Это было начало конца, ибо я внезапно почувствовал острое желание накрасить губы…

Наверное, впервые в жизни я почувствовал такое острое раздвоение личности. С одной стороны, во мне мощной волной поднялся протест. Мужской протест. Никогда в жизни у меня не было желания красить губы. Неужели этот долбаный кибернетик превратил меня в гомосексуалиста? Если это действительно так, то ты, милый мой ученый приятель, превратил меня в гомосексуалиста активного. И дай Бог мне вернуться в родные пенаты! Держись тогда, Александр Светягин. Ты станешь моей первой жертвой.

С другой стороны, желание накрасить губы было столь сильным, что я чувствовал, что не в состоянии устоять против этого искушения. Я словно загипнотизированный смотрел на губную помаду, напоминая кролика стоящего перед удавом. Я стоял неподвижно минут пять и за это время обратил внимание на одну особенность. Когда это неизвестно откуда взявшееся «женское» желание становилось особенно сильным, то внезапно исчезали страхи и беспокойства, я начинал чувствовать себя намного лучше в эмоциональном плане, все мое мужское прошлое казалось мне безразличным и не имеющим никакого значения. Напротив, стоило одержать верх мыслям-воспоминаниям о том, что я все-таки мужчина, о том, что мужчине красить губы непристойно, как тут же я погружался в полный негатив. На душе становилось мерзко и пакостно. Мне даже пришло в голову, что у меня не столько желание того, чтобы губы были накрашены, сколько желание снова вернуть утраченные радость, нежность и симпатию.

Наконец, одна мысль вывела меня из оцепенения – мысль о том, что в конце концов меня никто не видит. Я сделал шаг в сторону и, взяв с полки губную помаду, открыл ее. Помада была ярко-красной. Кричащей. Наверное, до меня здесь жила проститутка. Я усмехнулся собственному бреду и стал тщательно красить губы. Возникло желание посмотреть на себя в зеркало. Впервые с момента моего таинственного перевоплощения я не почувствовал страха перед своим отражением. Более того, где-то в глубине моего подсознания начало зарождаться отождествление моего «я» с моим новым телом.

Слегка смущенный, словно провинившийся ребенок, я, наконец, открыто посмотрел на себя в зеркало. Богиня Клеопатра превратилсь в ведьму. Всклокоченные спутанные волосы, затравленный усталый взгляд, под глазами темные круги и ярко-красные губы. Чудовище. На кого я стал похож? Но кто «я»? Кто «я»? Вот эта ужасная молодая женщина, которой я чуть было не доверил одну из главных ролей? Это же не я-а-а-а-а…

Мамочка родная! Никогда в жизни больше не буду пить. Будь проклята на веки вечные вчерашняя попойка. Где в конце концов я нахожусь? Я круто развернулся, забыв о Клеопатре о своем отождествлении с ней. Меня окружали бетонные стены. Что это такое? Что это за комната? Что это за ванная с бетонными стенами? Никогда в жизни не видел ванную комнату с мрачными серыми бетонными стенами.

Внезапная мысль заставила меня задрожать. У меня от страха даже подогнулись ноги. Мысль о том, что я нахожусь в тюрьме. Только в тюрьме могут быть такие толстые бетонные стены. Но за что меня посадили? Что я такого сделал? От отчаяния я начал всхлипывать, безвольно опускаясь на пол. Да нет, это не тюрьма. Такого не может быть. Откуда в тюрьме губная помада? Да еще такого кричащего ярко-красного цвета.

Нет, нет, нет. Я просто схожу с ума. Просто тихое помешательство. Это скоро пройдет. Нужно только немного потерпеть. Ничего страшного. Я сильный, я переживу и это. Но где же я нахожусь в таком случае? Может это психбольница? Точно. Вчера у Сашки меня хватила белая горячка, я что-то натворил и меня отвезли в психушку.

Я сидел на холодном кафельном полу, стиснув зубы и дико вращая глазами, отказываясь верить в происходящее. Наконец, какой-то проблеск моего сознания заметил в углу этой мрачной ванной комнаты небольшую дверь. Я уже был почти на грани отчаяния, когда вдруг заметил эту спасительную дверь. Дверь не была ни железной, ни стальной, обычная деревянная дверь, которая бывает в обычных ванных комнатах.

Где бы я ни находился, в тюрьме или в психбольнице, в любом случае это самосуд и закрыть меня здесь против моей воли является преступлением. Я буду бороться за свою свободу до последнего вздоха. Скрипнув зубами, я напрягся словно дикий зверь, готовясь к атаке. Затем, после минутного нечеловеческого напряжения, я сорвался с места и ринулся к спаситетельному выходу. Я налетел на дверь словно ураган, желая смести все на своем пути, но дверь оказалась незапертой и я, вылетев в коридор, в очередной раз налетел головой на стену.

В этот раз я провалялся на полу гораздо дольше. Я никак не мог взять в толк, почему я, мужчина вроде бы неглупый, не попытался просто ее открыть. Почему я решил, что она заперта? Это все стресс, водка, нервы и прочие глупости обычного разгильдяя, который прожигает в пьянстве свою разгильдяйскую жизнь. Но теперь всему этому конец. Теперь я стану жить иначе. Дай Бог только выбраться из этой передряги.

Я пошевелил пальцами рук, пальцами ног, покрутил головой и, убедившись в том, что я все еще жив, поднялся на ноги. Меня шатало во все стороны и я был вынужден передвигаться по коридору, держась за стену. Постепенно я добрел до еще одной двери. В этот раз я не стал налетать на нее как баран, а взялся за дверную ручку. Дверь подалась и я вошел в комнату, которая очевидно служила спальней, ибо в ней находилась большая двухместная кровать, шкаф, письменный стол и трюмо. Я обвел взглядом комнату, внимательно разглядывая каждую деталь и, наконец, заметил окно. Вероятно, сознание мое было почти потухшим, потому что не заметить это окно было невозможно. Оно было большим и сквозь него струился дневной свет. Окно. Спасительное окно. Я подбежал к нему, забыв о боли, и широко распахнул его. На окне не было железных решеток или других приспособлений, которые могли бы воспрепятствовать моему бегству. Я наполовину высунулся из окна и убедился в том, что это всего лишь первый этаж. Наконец-то свобода. Даже если на улице пасмурно. Я был счастлив, несмотря ни на что. С удовольствием дыша свежим воздухом, я разглядывал город. Он казался мне знакомым и в тоже время я не узнавал его. Петербург? Москва? Где я все-таки нахожусь?

Было утро. Люди спешили на работу или по своим делам и, проходя мимо, смотрели на меня так словно никогда не видели человека, который высунулся из окна собственной квартиры. Один зевака так засмотрелся на меня, что налетел на телеграфный столб, стоящий у края тротуара. Поделом. В следующий раз не будешь пялиться на нормальных людей.

Подул прохладный утренний ветерок и приятно пощекотал обнаженные соски. Внезапно события последних часов обрушились на мой воспаленный мозг словно вихрь и я, глянув на свою грудь, с ужасом осознал, что высунулся из окна совершенно голый? На какое-то время я пришел в ступор, рассматривая свои обнаженные груди и пытаясь сообразить – я высунулся из окна голый или все-таки я высунулась из окна голая? До меня наконец дошло, что в подобном виде я похож на амстердамскую проститутку, ожидающую очередного клиента.

Я поспешил закрыть окно и на негнущихся ногах добрел до постели.

В полном изнеможении я лежал на спине, тупо смотрел в потолок и пытался привести в порядок свои мысли. На меня свалилась очередная проблема. Причем проблема довольно серьезная. До сих пор мысли о сексе не приходили мне в голову, но моя демонстрация в оконном проеме заставила меня глубоко задуматься.

Предположим, я мужчиной больше никогда не стану. Предположим, я на всю оставшуюся жизнь останусь женщиной. К счастью, Сашка-Светяшка превратил меня в Клеопатру, а не в какую-то уродину. И на том спасибо. Я уже был готов смириться с этой участью и учиться жить в женском теле, но возник один вопрос. Секс. На что будет похожа моя сексуальная жизнь? Я гетеросексуален и, имея тело молодой сексуальной женщины, должен испытывать сексуальное влечение к мужчинам. Но подобная мысль была мне отвратительна, хотя бы потому, что я безумно любил секс с женщинами. Значит, всю оставшуюся жизнь мне придется быть лесбиянкой?

Я сжал руками свои налитые упругие груди, погладил ладонями живот и, когда рука моя невольно скользнула в промежность, я едва не взвыл от морального страдания. Ох, Светягин-Стервягин, ты украл у меня мое мужское достоинство. Никогда тебе этого не прощу.

Однако, ладонь, которая ненадолго задержалась на моем теперь уже женском половом органе, как ни странно принесла некоторое облегчение. Ноги слегка разъехались в стороны, тело обмякло, по всему телу растеклось приятное тепло. Думать не хотелось.

Я закрыл глаза и начал себя ласкать, дотавляя самому себе огромное удовольствие. Сбылась мечта идиота. Всю жизнь мечтал ласкать такое божественное женское тело и, наконец, свершилось. Теперь не то что ласкать, я сегодня могу подобное тело даже грубо лапать. Никто и слова не скажет. Здесь на постели, так же как и в ванной, я заметил, что с отсутствием мыслей-воспоминаний о том, что я мужчина, мне становилось гораздо легче эмоциольно. Как только мной овладевало нечто женское, как тут же становилось на сердце поразительно легко. Все проблемы, которые только что казались важными и доводили до нервного срыва, теряли свою значимость и исчезали куда-то в небытие. В эти моменты я действительно начинал чувствовать себя женщиной.

Я мял свои груди, теребил свои соски, гладил удивительно приятную на ощупь кожу, ласкал половые губы и даже отыскал клитор. Наконец, я достиг такого блаженства, что забыл обо всем на свете. Мне было поразительно хорошо, сексуальное возбуждение накрыло меня словно волна и мне внезапно захотелось любви. Физической любви. Секса. Захотелось страстных объятий и ласк, захотелось, чтобы он лег на меня, красивый и сильный, накрыл меня своии крепким телом и вошел в меня как торпеда… Что? Боже милостивый! Что за ахинею я несу!

Я вскочил с постели, обливаясь холодным потом. Эта проклятая Клеопатра, эта чертова кукла, которая живет во мне, захотела мужчину. Она вселилась в меня словно вирус, словно эпидемия, и теперь желает секса с мужиком. Нет, никогда не бывать этому. Я, стиснув зубы, буду держаться до конца. Главное, не лишиться рассудка и не потерять здравый смысл. Но как только я начал успокаиваться, этот рассудок, мой собственный рассудок меня предал, ибо сразу же указал мне на то, что не Клеопатра вселилась в меня, а как раз наоборот – я в нее.

Будь проклят этот идиотский мир! Куда я в конце концов я попал? Надо выйти на улицу и поговорить с людьми, если конечно они говорят на том же языке, что и я. Вполне возможно, это другая страна. А может даже другая планета. То-то они на меня смотрели словно на пришельца с другого мира.

Мне снова липким холодом страха обожгло грудь и я не преминул заметить, что мое такое замечательное эмоциональное состояние, почти счастье, улетучилось как дым. Да и как ему не улетучится, если я до смерти напуган. Никто не знает, что на уме у этого идиота Сашки Светягина. Любой ученый опасен для обычного человека, а пьяный ученый опасен вдвойне. Нет, я хочу вырваться из этой преисподней. Вырваться на свободу во чтобы то ни стало.

Я рванулся к двери и выскочил в коридор. В коридоре было темно и я начал шарить по стене в поисках выключателя. После нескольких тщетных попыток я чертыхнулся, удивляясь собственной глупости. Зачем мне искать выход из квартиры, если есть окно? Это всего лишь первый этаж. Я опрометью бросился обратно в комнату, распахнул окно и ту же снова закрыл его. Может там на улице и марсиане, но они одетые, а я голый. Или голая. Еще нехватало, чтобы меня изнасиловал какой-нибудь мужик. Тьфу, пропасть! Есть тут одежда или нет? Может в шкафу? Я бросился к шкафу, рывком раскрыл обе дверцы и начал лихорадочно перебирать висящую на плечиках одежду. Через пару минут я пришел в отчаяние – эта противная Клеопатра не носила брюк, не носила даже футболок. Платья, юбки, блузки. Платья, юбки, блузки. А это что за коробка? В ней что? Туфли на шпильках. Мамочка родная! Как мне ужасно не везет. Но может на полке? Я поднял обе руки и стянул с полки все, что там было. На пол полетели трусики и лифчики.

По какой-то странной причине лифчики произвели на меня то же впечатление, что и губная помада. Я завороженно смотрел на них, а затем опустился на стоящую позади меня кровать. Интересно, какой это размер? Какие-то маленькие лифчики. Разве у меня такие маленькие груди? Не может такого быть. У меня классные большие сиськи. Может это не мои лифчики? Надо померять. Я наклонился, но едва прикоснувшись к мягкой шелковистой ткани, тут же отдернул руку словно меня ужалила змея. Что я делаю? Я собираюсь примерять лифчик?

В очередной раз я в изнеможении лег на постель и зарылся лицом в подушку. Вероятно, этот сумасшедший Светягин превратил меня в трансвестита. Теперь у меня, у здорового мужика появилось желание одеть лифчик. И чулки. Где-то между трусиками и лифчиками я видел чулки. Красивые нейлоновые чулки тельного цвета. Я повернулся на кровати и начал рассматривать лежащее на полу белье, но через минуту снова зарылся лицом в подушку. Боже, какой ужас! Я окончательно стал бабой, растеряв по пьянке все то мужское, что у меня еще оставалось.

Я снова подошел к грани отчаяния, но, к счастью, ко мне вернулся предавший меня рассудок и сообщил мне, что если я хочу изменить ситуацию и выбраться отсюда, то я буду вынужден одеть это на себя, потому что у меня женское тело, а другой одежды нет. Этот довод меня немного успокоил. Действительно, другого выхода нет. Однако, я не мог не заметить, что живущую во мне Клеопатру этот довод очень обрадовал и что она уже испытывет предвкушение от того, как будет одевать на себя чулки и нижнее белье.

В очередной раз я начал ей уступать, начали исчезать мысли, а вместе с ними и беспокойства, и страхи и прочий негатив. Снова я почувствовал себя легче в эмоциональном плане, сердце стало наполняться нежностью и симпатией, снова приятно защекотало внизу живота, предвещая мощнейшее сексуальное возбуждение.

Я лежал на спине и, разглядывая свое тело, почувствовал, что люблю его. Я смотрел на разбросанную на полу женскую одежду и мысль о том, что мне придется ее одеть на себя, вызывала во мне не отвращение как это было вначале, а предвкушение и радость. Я начал становиться молодой женщиной в полном смысле этого слова. Я начал становиться женщиной до мозга костей, до корней волос.

Простите, Виктор Борисович, но дальнейшее повествование я больше не могу вести от мужского лица. Клеопатра одержала победу…»