Читать книгу Рубеж: накачка - Серж Винтеркей - Страница 2

– Не, она реально крутит с тем мужиком! – горячился Валерка, – мне уже двое знакомых говорили, как она за ручку с ним по району рассекает!

Мы сочувственно молчали. А что нам сказать? Жалко друга, что втрескался в такую фифу, слабую на передок. И с ним хи-хи, ха-ха, и за его спиной в той же манере. Не был бы он членом нашей тесной компании, сказать многое бы стоило, на самом-то деле – кто только его не предупреждал с Люськой не связываться. Люська – шалава известная. А он только – ах, какие глазки, ах, какие ножки, и все в том же духе – сплошные розовые сопли в самом омерзительном варианте, то есть, когда они от мужика озвучиваются другим мужикам.

Неплохо бы было поведать ему и о его слабохарактерности – ну влюбился не в ту, бывает, так завяжи с этим, и шагай дальше по жизни, мужик-мужиком. Но друг по дворовой компании – это все же друг. Передергивает от его розовых соплей, а все равно терпи, и выслушивай все про эти долбанные ножки и не менее долбанные глазки. Увидели его бабу с другим – терпи и слушай про его душевные и моральные терзания. Кто его знает, может, когда у кого из нас будет такой же период цветочно-конфетной-подарочной влюбленности, и нам понадобится такое же молчаливое сочувствие и понимание.

Ясно одно – никто его кроме нас больше слушать не будет. Пусть лучше выговорится с нами, чем пойдет с битой искать хахаля своей Люськи. Убьет один дебил другого дебила, и сядет лет на пятнадцать, а Люська уже на следующий день обоих мудаков заменит на следующую партию ухажеров – она из провинции, как и я, ей за двухкомнатную в Москве платить надо, а впахивать как проклятой особенно неохота.

Валерку она быстро раскусила, уже на второй неделе, что с него ей не разжиться прилично, вот и стала мутить с более состоятельными ухажерами, но и от Валерки не отказалась. Папа у нашего друга – серьезный человек, если еще и не долларовый миллионер, то уже достаточно близко, да и с жилплощадью у Валерки вопрос уже решен. Расщедрился батя, для своего единственного сыночка трехкомнатную купил. Я так понимаю, спит Люська и видит, как Валерка наш, сам не свой от ревности, станет перед ней на колено с заветным колечком, чтобы отбить у других ухажеров, и решит все ее материальные вопросы на пару лет. Ну, конечно, до той поры, пока она с ним не разведется, и не разменяет его подаренную батей квартиру на однушку для него и двушку для себя. Валерка наш никак не выглядит бизнесменом, а батя у него еще молодой, чтобы на его деньги рассчитывать, потому как удобный первоначальный вариант разжиться недвигой в столице он для Люськи подходит, а вот чтобы как сыр в масле кататься, ей придется после развода еще поискать, более богатого дурака. Пока ножки да глазки товарного вида не потеряли.

Конечно, кто меня не знает, тому может показаться, что я для своих восемнадцати лет цинично уж слишком рассуждаю. Но мне повезло, был у меня уже в жизни короткий, но очень полезный период, когда мне пять лет назад, после смерти родителей, пришлось несколько месяцев пожить у старшей двоюродной сестры. При тринадцатилетнем пацане и она, и ее многочисленные подружки свои планы на жизнь обсуждать не стеснялись. А я, может, на олимпиадах медали не выигрывал, но что увидел и услышал полезного забыть способен не больше, чем голодная дворняга зарытый под кустом кусок докторской колбасы. Так что я теперь подобных Люсек читаю как открытую книгу. И иммунитет хороший приобрел от похожих девочек с голодным блеском в глазах.

Эту бы школу, что я экстерном прошел в тринадцать лет у сеструхи, Валерке бы закончить, так и он бы себя вел иначе. Но бесполезняк ему все это рассказывать, просто друга потеряю. А друзей у меня и так немного в нашем дворе за последние четыре года появилось – как к дяде переехал в Москву, так это, собственно, сам Валерка, Петька и Серега. И все на этом.

Петька и Серега тоже никаких иллюзий по поводу Люськи и перспектив Валерки с ней не питали, но руководствовались теперь схожими со мной представлениями о надобности ему об этом говорить. Особенно Серега, который таки попытался Валерку предупредить о специфических методах его новой возлюбленной в личном обогащении, и едва не получил драку с собственным друганом. Вовремя дал задний ход, и выводы тут же сделал. Серега умный, он у нас на медфаке уже на втором курсе. Я так в процессе общения с ним точно понял, что регулярные участия во вскрытиях трупов в морге, чем ему в ходе обучения и приходится заниматься, делают человека не только циничнее, но и серьезнее. Поступал на медфак умный, но очень легкомысленный и хулиганистый чувак, с которым никогда не было скучно тусоваться, и поступал чисто, чтобы от армии откосить, да чтобы родителей сделать счастливыми, которые у него по врачебной линии. А сейчас – стал такой основательный и рассудительный, что твой профессор.

Петька Валерку просвещать по поводу его сердечной зазнобы и не пытался. Петька у нас – известный ботаник с полным пофигизмом по поводу прекрасного пола. С первого раза поступил на истфак МГУ в этом году, особенно не напрягаясь. Просто потому, что читает он постоянно, и как-то его в детстве повернуло на исторические книги и сюжеты. Ботаник и амурный пофигист – не значит, что он откажется выехать с друзьями на валеркиной машине на шашлыки. Он их даже во время эмоциональных тирад Валерки заботливо проворачивал, чтобы не подгорели, и белым винцом поливал.

Ботаник и амурный пофигист – означает, что ему пока что книги интереснее девушек, его время терзаться в лунную ночь у балкона любимой девчонки еще не пришло. Интересно бы посмотреть, что будет происходить, когда оно придет. Я ставлю на то, что просто однажды он обнаружит в своей спальне какую-нибудь ботаничку, тоже повернутую на истории, которая, заслушавшись его складных историй о каких-нибудь там гуннах, не в силах окажется с ним расстаться на пороге университета по окончании пар.

Может, они даже сексом будут заниматься, как было принято во Франции в 16 веке. Я без понятия, как это, лень даже интересоваться. Я не амурный пофигист, но такую девочку, чтобы захотелось не только в кусты потащить, но и в загс повести под красивую музыку, которую больше нигде не слушают, еще не встретил. Да и рано мне еще, вообще-то, успею еще нагуляться.

Я, если честно, такой увлеченности Петьки даже завидовал. Экзамены в вуз я по своей безалаберности провалил, и даже для армии оказался неожиданно не годен. Что-то там с сердцем не так, какая-то брахикардия третьего класса. В спортивной секции занимался несколько лет, и справки давали раньше без проблем, а тут вот оно как вышло. Не разбирался особо, мне на самом деле жить не мешает – и ладно. Шоферю себе потихоньку, вожу большого человека по его важным делам, на жизнь хватает. Но дядя мне обещал пенделей дать, если в следующем году не поступлю. Так что я шефа из машины выгружаю, а сам обкладываюсь учебниками и самоучителями. Дядя у меня человек очень хороший, приютил сироту из глухой провинции, а ведь мог сделать морду кирпичом и в сиротский дом отправить. Обижать его после такого, отвечая неблагодарностью – смертный грех, по-моему.

– У меня завтра с ней встреча в пять, вот и что мне делать, говорить ей, что я знаю про этого хмыря, или нет? – продолжал изводить и себя, и нас Валерка, расхаживая по поляне перед уже едва различимыми в темноте кустами.

Мы с Серегой переглянулись, а Петька даже и головы, зараза, предусмотрительно от шашлыков не поднял. Мол, занят я делом, сами разбирайтесь с нашим обуянным гормональным взрывом товарищем. Блин, что-то кому-то Валерке говорить все же придется. Почему бы и не мне?

– А кинь монетку, – вдруг неожиданно заговорил Серега, когда я уже начал раскрывать рот, чтобы что-то промямлить, – санитары так постоянно в морге делают, когда нужно кому-то выйти на замену.

Валерка аж засопел от обиды. Он тут, понимаешь, про высокие чувства, про любовь-морковь, а ему в ответ про морг и простую сермяжную мудрость от санитаров. Но ничего язвительного сказать не успел. Кусты сзади него неожиданно затрещали, и оттуда кто-то вылез. Что там разглядишь, сидя прямо у костра, в десяти метрах от него – по виду крупный, очень крупный мужик.

– Тебе что надо? – жестко спросил Валерка. Для него так разговаривать с людьми обычно несвойственно. Видать, постоянные нервные терзания довели.

Следующие несколько секунд навсегда запечатлелись в моей памяти. Мужик вдруг оказался прямо перед оторопевшим от неожиданного нападения Валеркой, а затем – Валерка с диким криком полетел в одну сторону, ударившись головой о машину, а его правая рука – в другую. Заорала сигнализация, осветив огоньками поляну, во вспышках света мы увидели, что огромный мужик, оторвавший нашему другану руку, оказался чем-то вроде вставшего на дыбы медведя по сложению, но голова его выглядела предельно странно. Так могла бы выглядеть морда гориллы, если бы ее сплющили об стену, и так бы и оставили. Довершало ужасную картину то, что агрессор был абсолютно голым, и покрыт темной шерстью по всему телу, кроме головы. Странный субъект теперь уставился на нас, замерших в шоке около костра, а затем, хрюкнув, качнулся в нашу сторону.

– Драпаем! – страшно заорал первым очнувшийся Серега, и дернул меня за плечо. Пришел в себя и Петька, только он, убегая, еще и швырнул шампуры с шашлыком, которые в очередной раз проворачивал, прямо в побежавшего в нашу сторону зверя.

А в следующую секунду мы понеслись по берегу речки вслед за Серегой. На наше счастье, пара метров берега вдоль течения была полностью расчищена от растительности, и мы не поломали тут же себе ноги в темноте. Похоже, тут какая-то тропинка была у местных колхозников десятилетиями, видать, чтобы ходить из одного села в другое.

Только через сотню метров я обернулся. Зверь нас не преследовал, он жрал кинутый в него Петькой шашлык прямо с шампура. Впрочем, не удивлюсь, если и прямо с шампуром, с такого расстояния в сполохах сигнализации видно не было. И ее рев навзрыд его нисколько не тревожил.

– Стойте! – закричал я, – никто за нами не гонится! И Валерка как же? Вдруг он жив, а мы его бросили?

И Серега, и Петька тут же остановились.

– Нет больше Валерки, Семен! – всхлипнул Серега, – хана Валерычу! Рука, вырванная из тела с мясом – это уже смертельно, а я еще и мозги его на капоте увидел. Убили Валерку!

– И мы что, даже не отомстим? – как не было мне страшно возвращаться, но злость была сильнее.

– Как отомстим, позволим этой твари и нас убить вместе с Валеркой? – сверкнул глазами в темноте Серега, – ты знаешь, какая сила нужна, чтобы человеку руку оторвать, да еще и так небрежно, за полсекунды? А чтобы тело, весящее восемьдесят килограмм, на пять метров метнуть, да так, что и голова после удара раскололась? У тебя крупнокалиберный пулемет с собой есть, чтобы это остановить?

– В старину лошадьми руки-ноги отрывали при четвертовании, да еще и долго лошадей нахлестывали, прежде чем получалось хоть одну конечность оторвать, – всхлипнул Петька, – это что же на нас там напало такое?

– А вот сейчас и уточним, как он шашлычки доест и о нас вспомнит! – взревел Серега, – ходу, дебилы, ходу!

И мы снова побежали. Прав Серега оказался, когда я в следующий раз обернулся, зверя около машины уже не было. На фоне костра мигнул огромный сгорбленный силуэт, направляющийся за нами.

– Ходу, ходу! – заорал уже я, – тварь за нами чешет!

Метров через пятьсот Петька стал сдавать. Он у нас ни разу не спортсмен. Даже успел уже килограмм пятнадцать лишних набрать. Сколько раз его уговаривал пробежать со мной мои любимые пять километров по утрам перед работой. Но ему даже вставать в пять утра влом, не удивлюсь, если он в это время только ложится. А вот и Валерыч, и Серега бегали, хоть и нерегулярно. Они больше по велосипедам у нас были.

– Пацаны, бросайте меня, я уж дальше сам своим темпом! – судорожно вздохнул он, панически оглядываясь назад. Я тоже оглянулся, но в сгустившейся темноте видно уже ничего не было.

– Серега, хватаем его под руки, и тащим, он реально больше сам никак! – позвал я вырвавшегося вперед другана.

Тот молча вернулся, тоже пытаясь высмотреть таящуюся где-то позади нас тварь, и подхватил Петьку слева. Я присоединился справа, и мы рванули дальше. Вернее, попытались рвануть, Петька сковывал нас, как тот камень. Метров на пятьдесят его хватило еще бежать, потом все. А тащить за руки мужика под сто килограммов весом – это такое упражнение, от которого мы скоро тоже выдохлись.

– Этак мы далеко не уйдем, – пропыхтел Серега, – слушай, вспомнил, гулял я тут в прошлый раз. Через метров сто вправо заброшенный хутор с сараем. Может, там что найдем, чтобы эту тварь остановить, или, по крайней мере, забаррикадируемся. Я там внутри старый холодильник видел, им можно попытаться дверь заложить, окна ставнями в прошлый раз были закрыты. А сами на чердак, и лестницу уберем. Может, не найдет, пройдет мимо.

Сзади вдруг раздался хруст. Как будто кто массивный наступил на сук. И не так уж далеко от нас. Валерку мы уже потеряли, бросать Петьку никак было нельзя. А с ним нас та тварь даже пешком догонит. И не вспотеет при этом.

– Веди к хутору! – согласился я, а Петька, тот даже говорить уже не мог, весь испыхтелся.

– Если выживем, то ты, друган, – невнятно, но со всеми полагающимися по этому случаю эмоциями пробурчал я, – будешь у меня и бегать пять км, и плавать, как твоя рыба, на олимпийские дистанции! Лично прослежу! Ведром холодной воды в постели будить буду по утрам! Ключ мне лично сделаешь от своей квартиры для этих целей, и попробуй только, падла, замок поменять!

А что Петька – тот даже и не пытался возражать. Видать, в полной мере осознал, что за своей формой надо следить. Хорошая форма, она, так сказать, позволяет сохранить свое внутреннее содержание. Что-то мне там в каком-то случайном ролике на ютюб по философии, который я открыл от скуки, пытались объяснить про форму и содержание, вот как-то это и прицепилось. Теперь вот сам могу со знанием дела философствовать.

Ясное дело, сразу Серега дорогу к хутору найти не смог. Одно дело гулять по лесу в дневное время, лениво рассматривая все вокруг, другое – найти заброшенный хутор в кромешной темноте. Смартфоны у нас у всех с собой были, кто же сейчас даже на шашлыке сидит без них, но включать фонарик мы откровенно опасались. И как будто мало было беспомощно тыкаться в поисках хутора по кустам, неимоверно шумя, так мы еще и упали, когда Петька в очередной раз споткнулся, и я рассадил до крови колено о какой-то корень.

– Рано свернули, что ли? – досадливо прохрипел Серега, видимо, так извиняясь за оплошность, и мы, встав, и подхватив Петьку, потащили его дальше вдоль берега. На сто метров от тропинки мы уже точно отошли, потому решили, что будем идти по лесу, в надежде все же выйти к заветному хутору.

Как мы ни пыхтели и не шумели, а все же скоро совершенно отчетливо услышали, что не мы одни шумим. Лес сзади затрещал, словно протискивался кто-то грузный.

– Метрах в ста от нас, не дальше, – пропыхтел Серега, – или мы сейчас же найдем этот хутор, или нам хана.

– Тише! – прошипел я, – идем молча, не давай твари дополнительных ориентиров!

Сил тут же прибавилось, умирать не хотелось. Да и глаза, наконец, полностью адаптировались к темноте, падать и спотыкаться обо все подряд стали меньше. Наконец, между деревьями и кустами появился большой просвет.

– Он, не иначе! – зашептал обрадованный Серега. А уж как я обрадовался. Даже вконец изможденный Петька как-то странно всхрапнул, словно загнанный боевой конь, почуявший близость конюшни.

И действительно, через десяток секунд мы вывалились на освещенный луной, уже частично заросший кустами и молодыми деревьями, участок, на котором, за яблоневыми деревьями, отчетливо виднелся контур дома.

– Да, он! – подтвердил Серега тихонько, – сарай сразу за ним, но нам нужно в дом. Хоть бы с прошлого раза взломанную дверь снова на замок не закрыли!