Читать книгу Хорнблауэр и «Отчаянный» - Сесил Форестер - Страница 5

– Стояние прилива, сэр, – объявил Буш. – Отлив начнется через десять минут. Якорь выбран до панера[5], сэр.

– Спасибо, мистер Буш.

В сером предрассветном сумраке можно уже было различить лицо Буша. Рядом с ним стоял Проуз, исполняющий обязанности штурмана, старший подштурман. Он наравне с Бушем претендовал на внимание капитана. Согласно адмиралтейским инструкциям Проузу поручалось «вести судно из порта в порт под руководством капитана». Но из этого никак не следовало, что Хорнблауэр не должен предоставлять другим офицерам случая попрактиковаться – скорее наоборот. И вполне возможно, даже очень вероятно, что Проуз, прослуживший на флоте тридцать лет, будет пытаться перехватить руководство кораблем у молодого и неопытного капитана.

– Мистер Буш! – сказал Хорнблауэр. – Снимайтесь с якоря, пожалуйста. Возьмите курс, чтобы обойти косу.

Стараясь не подавать виду, Хорнблауэр внимательно наблюдал за Бушем. Тот в последний раз огляделся по сторонам, прикидывая направление ветра и начинающегося отлива.

– На шпиле стоять! – скомандовал он. – Отдать передние паруса. Эй, наверху, отдать марсели.

Хорнблауэр вдруг осознал, что может полностью положиться на Буша. Он мог бы с самого начала в нем не сомневаться и напрасно не доверял своим воспоминаниям двухлетней давности. Буш отдавал приказы через правильные промежутки времени. Когда подняли якорь, «Отчаянный» двинулся кормой вперед. Руль положили на борт, матросы на баке обтянули шкоты передних парусов, и корабль повернулся. Буш приказал выбрать шкоты до места и отправил матросов к брасам. Легкий ветер наполнил паруса, и корабль двинулся вперед, наклонившись всего на один-два градуса. В мгновение ока он набрал скорость, при которой судно уже слушается руля, и заскользил по воде, руль уравновешивал давление парусов – живое, прекрасное существо.

Незачем вслух хвалить Буша, слишком уж простая операция – сняться с якоря. От того, что он снова на идущем по морю корабле, Хорнблауэру стало радостно. Матросы побежали наверх ставить брамсели, потом нижние прямые паруса. Тут Хорнблауэр вспомнил:

– Мистер Проуз, пожалуйста, дайте мне подзорную трубу.

Он поднял к глазу тяжелую подзорную трубу и направил ее за корму. Еще не совсем рассвело, и «Отчаянный» отошел примерно на милю от недавней стоянки. И все же Хорнблауэр сразу увидел, что искал, – одинокое серое пятнышко на пристани у самой воды. Возможно, мелькало что-то белое – может быть, Мария махала носовым платком, но в этом он не был уверен. Впрочем, он об этом и не думал. Всего-навсего одинокое серое пятнышко. Хорнблауэр посмотрел снова и опустил подзорную трубу – она была тяжелая, и руки у него немного дрожали. Первый раз в жизни он уходил в море, оставляя на берегу кого-то, не безразличного к его судьбе.

– Спасибо, мистер Проуз, – сказал Хорнблауэр резко, возвращая подзорную трубу.

Он знал, что должен быстро отвлечься, быстро найти, чем занять мысли. К счастью, у капитана на только что вышедшем в море корабле недостатка в заботах не бывает.

– Ну, мистер Проуз, – сказал он, глядя на пенистый след корабля и на разворот парусов. – Ветер пока не меняется. Мне нужен курс на Уэссан.

– Уэссан, сэр. – У Проуза было длинное скорбное лицо, как у мула. Он, не меняя выражения, переваривал полученную информацию.

– Вы меня слышали, – с внезапным раздражением отрезал Хорнблауэр.

– Да, сэр, – торопливо ответил Проуз. – Уэссан, сэр. Есть, сэр.

Конечно, было оправдание для его растерянности. Никто на «Отчаянном», кроме самого Хорнблауэра, не знал, что в адмиральских приказах. Никто не знал даже, в какую точку земного шара они направляются. Упоминание Уэссана хоть немного сужало выбор. Исключались Северное и Балтийское моря, а также Ирландия, Ирландское море и залив Святого Лаврентия. Но оставалась Вест-Индия, мыс Доброй Надежды или Средиземное море – путь к ним ко всем проходил мимо Уэссана.

– Мистер Буш! – позвал Хорнблауэр.

– Сэр!

– Можете отпустить подвахтенных и отправить матросов завтракать, когда сочтете нужным.

– Есть, сэр.

– Кто вахтенный офицер?

– Карджил, сэр.

– Значит, он отвечает за палубу.

Хорнблауэр огляделся. Все в порядке, «Отчаянный» держит курс в сторону Ла-Манша. И все же что-то не так, что-то необычно. Постепенно Хорнблауэр осознал. Впервые за свою жизнь он покидал гавань в мирное время. Прежде, когда бы его судно ни выходило в плавание, оно тут же подвергалось дополнительной опасности, помимо морских – в любую минуту на горизонте мог появиться неприятель, и через час команде пришлось бы драться, спасая себя и корабль. И опаснее всего был первый выход в море с только что набранной, недообученной командой – наиболее вероятный и вместе с тем наименее удачный момент встретить неприятеля.

Сейчас они выходили в море, ни о чем таком не тревожась. Это было необычное, новое ощущение – как и то, что он оставил позади Марию. Хорнблауэр силился отбросить мысль о жене – как раз в это время за правой раковиной промелькнул буй, и Хорнблауэр попытался оставить вместе с ним и воспоминания о Марии. С облегчением он увидел приближающегося Проуза с клочком бумаги в руке. Тот взглянул на корабельный вымпел, затем на горизонт, пытаясь угадать погоду.

– Курс зюйд-вест-тень-вест и полрумба к весту, сэр, – сказал он. – Когда мы повернем оверштаг, то как раз сможем идти этим курсом в крутой бейдевинд.

– Спасибо, мистер Проуз. Можете отметить на доске.

– Есть, сэр. – Проуз был польщен таким доверием. Откуда ему знать, что Хорнблауэр, перебирая вчера вечером сегодняшние свои обязанности, проделал те же расчеты и пришел к тому же результату. Встающее солнце озарило зеленые холмы острова Уайт.

– Вот буй, сэр, – сказал Проуз.

– Спасибо. Мистер Карджил! Поворот оверштаг, пожалуйста.

– Есть, сэр.

Хорнблауэр отошел на корму. Он хотел проследить не только как Карджил будет управлять судном, но и как «Отчаянный» себя поведет. Когда начнется война, успех или поражение, свобода или плен не просто возможно, а наверняка будут зависеть от того, как «Отчаянный» поворачивает оверштаг, насколько послушно он приводится к ветру.

Карджил был краснолицый, полнеющий человек лет тридцати. Он явно старался забыть, что за ним наблюдают одновременно капитан, первый лейтенант и штурман. Он стоял у штурвала, пристально глядя то вверх на паруса, то назад на кильватерную струю. Хорнблауэр заметил, что правая рука Карджила сжимается и разжимается. Это может быть признак нервозности, а может – просто привычный жест при расчетах. Вахтенные матросы стояли на постах. Пока все они были незнакомы Хорнблауэру – полезно будет понаблюдать и за ними.

Карджил овладел собой и отдал первый приказ рулевому.

– Руль под ветер! – закричал он. Не слишком громко – на середине команды голос его дрогнул. – Кливер- и фока-шкоты раздернуть!

Немногим лучше. В шторм это не пойдет, хотя сейчас матросам было слышно. Кливер и фор-марсель заполоскали.

– Грота-галс и шкот отдать!

«Отчаянный» начал приводиться к ветру, вставая на ровный киль. Он поворачивался, поворачивался – неужели откажется приводиться?

– Пошел контра-брасы! Пошел!

Сейчас все решится. Матросы свое дело знали – они споро вытравили брасы левого борта и начали выбирать их с правого. Реи повернулись, но «Отчаянный» не желал слушаться. Он заартачился. Он замер, стоя прямо против ветра, потом увалился на два румба влево. Все паруса заполоскали, скорость была потеряна. Судно оказалось совершенно беспомощно.

– Вот здорово было бы, окажись мы у подветренного берега, сэр, – проворчал Буш.

– Подождите, – сказал Хорнблауэр. Карджил оглянулся на него, ожидая приказа, и Хорнблауэру это не понравилось. Он предпочел бы, чтобы Карджил сам постарался исправить положение. – Продолжайте, мистер Карджил.

Матросы вели себя хорошо. Никто не болтал, все ждали дальнейших распоряжений. Карджил барабанил пальцами по ноге, но для своего же блага он должен вывернуться без посторонней помощи. Хорнблауэр видел, как сплелись его пальцы, как он взглянул вперед, потом назад и как, наконец, взял себя в руки. «Отчаянный» все быстрее двигался кормой вперед – ветер давил на его паруса спереди. Карджил решился.

По его приказу руль переложили на левый борт, по следующему – перебрасопили реи. «Отчаянный» некоторое время колебался, затем нехотя лег на правый галс и начал набирать скорость. Карджил в мгновение ока приказал повернуть штурвал в обратную сторону и выбрать брасы. Места хватало, вблизи не было опасного подветренного берега, можно было не торопиться, и Карджил подождал, пока все паруса вновь наполнятся и «Отчаянный» наберет скорость. У него даже достало выдержки позволить кораблю увалиться на лишний румб, чтобы хватило инерции вращения на следующую попытку, хотя Хорнблауэр и отметил с некоторым сожалением, что он все-таки немного поторопился. Сам Хорнблауэр подождал бы еще минуты две.

– Кливер- и фока-шкоты раздернуть! – вновь приказал Карджил. Его пальцы опять забарабанили.

Но он все-таки не терял головы и отдавал приказы в правильной последовательности. «Отчаянный» начал приводиться к ветру. Выбрали шкоты и брасы. В какую-то парализующую секунду судно снова заартачилось, словно намеревалось, как и в прошлый раз, воспротивиться маневру. Однако на сей раз инерция вращения была побольше, и в последние несколько секунд благоприятное сочетание ветра и волн развернуло-таки нос корабля на последние необходимые градусы. Он повернулся.

– Руль на борт! – приказал Карджил рулевому. В голосе его явно слышалось облегчение. – Фока-галс! Шкоты! Брасы!

Закончив маневр, Карджил обернулся к старшим офицерам, ожидая выговора. Хорнблауэр чувствовал, что Буш готов высказать подштурману все, что о нем думает. Буш искренне верил, что каждому пойдет на пользу жесточайшая выволочка по любому поводу, и обычно он был прав. Но Хорнблауэр внимательно следил за поведением «Отчаянного».

– Продолжайте, мистер Карджил.

Тот с облегчением отвернулся, а Буш удивленно глянул на Хорнблауэра.

– Слишком сильный дифферент на нос, – сказал Хорнблауэр. – Это мешает приводиться к ветру.

– Может быть, – с некоторым сомнением согласился Буш.

Если нос погружен глубже, чем корма, корабль будет вести себя как флюгер, упорно стараясь держаться кормой к ветру.

– Это не годится, – сказал Хорнблауэр. – Надо так изменить дифферент, чтобы корма осела минимум на шесть дюймов. Что мы можем переместить на корму?

– Ну… – начал Буш.

Перед его мысленным взором возникли внутренности «Отчаянного», до отказа набитые припасами. Подготовить корабль к плаванию было подвигом Геракла – чтобы разместить все необходимое, пришлось приложить немалую изобретательность. Казалось, по-иному разложить припасы просто невозможно, и все же…

– Может быть… – предложил Буш, и они мгновенно ушли в обсуждение.

Подошел Проуз, козырнул и доложил, что «Отчаянный» держит курс на Уэссан так круто к ветру, как только может. Вполне естественно, что при упоминании Уэссана Буш навострил уши. И вполне естественно, что Проуз немедленно включился в беседу об изменении дифферента. Чтобы дать место для ежечасного бросания лага, пришлось отойти в сторону. Ветер хлопал полами их сюртуков. Они в море, позади кошмарные дни и ночи подготовки к плаванию, позади – какое бы подобрать слово? – лихорадочные – да, пожалуй, – лихорадочные дни женитьбы. А это нормальная жизнь. Творческая жизнь – делать из «Отчаянного» живой организм, совершенствовать и корабль, и его команду.

Когда Хорнблауэр вернулся к действительности, Буш и Проуз все еще обсуждали возможные изменения дифферента.

– По обоим бортам ближе к корме есть пустые пушечные порты, – сказал он. Как нередко случалось, простое решение пришло именно тогда, когда он был занят посторонними мыслями. – Мы можем передвинуть туда две пушки с носа.

Проуз и Буш замолкли, обдумывая сказанное, а быстрый ум Хорнблауэра уже просчитывал математическую сторону проблемы. Корабельные девятифунтовки весят по двадцать шесть английских центнеров. Вместе с лафетами и ядрами, которые сложены у пушек, набирается около четырех тонн. Хорнблауэр прикинул на глаз расстояние между носом, кормой и центром плавучести – сорок футов до носа и тридцать до кормы. Нет, так дифферент будет слишком сильный даже при том, что вес «Отчаянного» около четырехсот тонн.

– Как бы рыскать не начал, – сказал Проуз. Он пришел к тому же выводу двумя минутами позже.

– Да. Мы возьмем пушки номер три. Это будет в точности что надо.

– И оставим дыру, сэр? – робко запротестовал Буш.

Дыра, конечно, получится, такая же заметная, как на месте выбитого переднего зуба. Она нарушит ровный ряд орудий, придаст судну неряшливый вид.

– Лучше у меня будет уродливое судно в целости и сохранности, – сказал Хорнблауэр, – чем красивое на мели у подветренного берега.

– Да, сэр. – Бушу пришлось проглотить это кощунство.

– После того как припасы будут израсходованы, мы сделаем все как раньше, – утешил его Хорнблауэр. – Не будете ли вы так любезны заняться этим сейчас же?

– Есть, сэр. – Буш мысленно переключился на проблему перемещения орудий по движущемуся судну. – Я сей-талями сниму их с лафетов и положу на маты.

– Совершенно верно. Я уверен, вы с этим справитесь, мистер Буш.

Никто, кроме сумасшедшего, не станет передвигать пушки на лафетах по кренящейся палубе – они могут сорваться. А вот если снять их с лафетов и положить на маты (цапфы не дадут им катиться), пушки можно без особого труда перетащить, а потом снова водрузить на лафеты. Буш уже приказал боцману мистеру Уайзу основать сей-тали.

– Надо будет изменить боевое расписание, – неосторожно произнес Хорнблауэр, – и перераспределить орудийные расчеты.

– Есть, сэр.

Привычка к субординации не позволяла Бушу явно выказать недовольство – в его ответе проскользнул лишь слабый намек на укоризну. Как первый лейтенант, он обязан помнить это сам, без напоминаний со стороны капитана. Хорнблауэр попытался загладить невольную ошибку.

– Я оставляю это на ваше усмотрение, мистер Буш. Доложите мне, когда пушки будут передвинуты.

– Есть, сэр.

Хорнблауэр пересек шканцы, направляясь в свою каюту. Карджил наблюдал за матросами, сновавшими сей-тали.

– Когда передвинут пушки, корабль будет лучше приводиться к ветру, мистер Карджил, – сказал Хорнблауэр. – Тогда у вас будет возможность показать, как вы им управляете.

– Спасибо, сэр, – ответил Карджил. Он, без сомнения, тяжело переживал недавний промах.

Хорнблауэр пошел в каюту: винтики сложной машины, какую представляет собой судно, нуждаются в смазке, и долг капитана – эту смазку обеспечить. При его приближении часовой у дверей вытянулся во фрунт. Хорнблауэр оглядел скудную обстановку каюты. С палубного бимса свисала койка. Стул, зеркальце в переборке, под ним парусиновый умывальный таз в раме. У противоположной переборки стол, под ним – рундучок с личными вещами. И все: больше ничего не поместилось. Но малый размер каюты давал и свои преимущества. В ней нет пушек – она располагается прямо на корме, – и при подготовке корабля к бою не надо будет все убирать.

И это роскошь, это большая удача. Девять дней назад – нет, уже десять – Хорнблауэр был лейтенантом на половинном жалованье, причем выплату ему приостановили после того, как в результате Амьенского мира не утвердили в звании капитан-лейтенанта. Он не знал, откуда возьмется его следующий обед. Одна ночь все переменила. Он просидел ее за картами с несколькими старшими офицерами, включая лорда Адмиралтейства, и выиграл сорок пять фунтов. Король направил в парламент обращение, в котором сообщал о решении правительства увеличить число судов до комплекта, требуемого военным положением. Хорнблауэра назначили капитан-лейтенантом и поручили готовить «Отчаянный» к плаванию. Сейчас он мог не волноваться о следующем обеде, пусть даже это будет солонина с сухарями. И – не столько в результате совпадения, сколько вследствие всего этого – он оказался помолвлен с Марией и обречен вступить в ранний брак.

В корабельной древесине отдавался стук перемещаемой пушки – Буш работал быстро. Десять дней назад Буш тоже был лейтенантом на половинном жалованье, причем с большей, чем у Хорнблауэра, выслугой. Хорнблауэр не без робости спросил Буша, не согласился бы тот стать у него первым лейтенантом – единственным лейтенантом на военном шлюпе. Удивительно и очень лестно было увидеть искреннюю радость Буша.

– Я надеялся, что вы меня пригласите, сэр, – сказал Буш. – Я не смел поверить, что вы действительно захотите взять первым лейтенантом меня.

– Никого я не хотел бы больше, – ответил Хорнблауэр.

Тут он едва не упал – «Отчаянный» накренился на нос, потом на бок, потом задрал корму, как обычно делает идущее в крутой бейдевинд судно. Сейчас корабль был с подветренной стороны острова Уайт и встретил мощные удары первых атлантических валов. Какой же он дурак! Он совсем позабыл об этом. Если в последние десять дней он и вспоминал о морской болезни, то наивно полагал, будто избавился от этой слабости за восемнадцать месяцев, проведенных на берегу. Сегодня утром он тоже не думал о морской болезни – слишком был занят. Стоило ему остаться без дела, она оказалась тут как тут. Он отвык от качки – когда судно опять накренилось, он чуть не упал. На лбу выступил холодный пот, подкатывала тошнота. Ему пришла в голову горькая шутка – недавно он поздравлял себя с тем, что знает, откуда возьмется его следующий обед, но теперь гораздо увереннее мог сказать, куда отправится предыдущий. И вот морская болезнь накатила на него.

Хорнблауэр лежал на койке лицом вниз. Сверху доносился скрип катков, и он мог заключить, что, перетащив пушки на корму, Буш двигает теперь лафеты. Но это Хорнблауэра не заботило. Желудок его снова взбунтовался. Ни о чем, кроме своих страданий, Хорнблауэр думать не мог. Что это? Кто-то изо всех сил колотит в дверь. Хорнблауэр осознал, что этот кто-то стучал уже довольно долго, и, не слыша ответа, принялся колотить.

– Что такое? – спросил он хрипло.

– Штурман передает, сэр, – ответил незнакомый голос. – Мистер Проуз, сэр.

Надо узнать, в чем дело. Хорнблауэр с усилием поднялся, проковылял к стулу и сел, спрятав голову в плечи, чтобы не видно было лица.

– Войдите! – сказал он.

Открывшаяся дверь впустила громкий шум.

– Что такое? – повторил Хорнблауэр, надеясь, что по нему видно, как глубоко он погрузился в деловые бумаги.

– Мистер Проуз сообщает, сэр, – произнес голос. – Ветер крепчает и заходит. Надо будет изменить курс, сэр.

– Очень хорошо. Иду.

– Есть, сэр.

Конечно, надо идти. Хорнблауэр встал, одной рукой держась за стол, а другой поправляя одежду, собрался с силами и заковылял на палубу. Он все забыл – забыл, как дует в море свежий ветер, как свистит такелаж, как кренится под непривычными ногами палуба. Когда корма поднялась, он чуть не побежал вперед, тщетно пытаясь сохранить достоинство, и едва устоял на ногах, ухватившись за коечную сетку. Тут же подошел Проуз.

– Сейчас курс зюйд-вест-тень-зюйд, сэр, – сказал он. – Я вынужден был дать судну спуститься на два румба. Ветер по-прежнему заходит к западу.

– Это я вижу, – заметил Хорнблауэр. Он поглядел на небо и на море, стараясь сосредоточиться. – Как барометр?

– Почти не падает, сэр. Но к закату ветер станет еще сильнее, сэр.

– Возможно, вы правы.

Тут подошел Буш. Он коснулся рукой низко надвинутой шляпы.

– Пушки передвинуты на корму, сэр. Орудийные брюки выбраны втугую.

– Спасибо.

Хорнблауэр, не отпуская коечной сетки, глядел прямо вперед, чтобы не поворачиваться ни к Бушу, ни к Проузу и не показывать им белое, как у салаги, лицо. Он пытался вспомнить карту Ла-Манша, которую вчера внимательно изучал. Между скалами Каскетс и Стартом двадцать лиг – если принять неверное решение, они могут застрять там на несколько дней.

– На этом курсе мы можем обойти Старт, сэр, – посоветовал Проуз.

Тошнота неожиданно накатила на Хорнблауэра, и он задвигался, перебарывая ее. Он не хотел, чтобы Проуз его подгонял. Повернувшись, Хорнблауэр увидел стоящего у руля Карджила – снова была его вахта. И это тоже, вместе со словами Проуза и сообщением Буша, повлияло на решение Хорнблауэра.

– Нет, – сказал он. – Мы повернем оверштаг.

– Есть, сэр, – неохотно согласился Проуз.

Хорнблауэр взглядом подозвал Карджила – он не хотел расставаться с успокоительной поддержкой коечной сетки.

– Мистер Карджил, давайте посмотрим, как вы повернете корабль теперь, после того, как мы изменили дифферент.

– Есть, сэр, – ответил Карджил.

В ответ на прямой приказ бедняга не мог сказать ничего иного. Но он явно нервничал. Вернувшись к штурвалу, он взял из стропки рупор – к этому вынуждал его крепкий ветер.

– К повороту оверштаг! – скомандовал он.

Боцманматы и мистер Уайз подхватили его приказ. Матросы побежали на свои посты. Карджил посмотрел на море, на небо и судорожно сглотнул. На сей раз он барабанил по ноге пальцами левой руки – правая была занята рупором. Матросы отдали шкоты и брасы с одной стороны, обтянули – с другой. «Отчаянный» встал на ровный киль. Он поворачивался. Поворачивался.

– Кливер-шкоты выбрать! – прокричал Карджил в рупор.

Сам Хорнблауэр предпочел бы подождать еще три-четыре минуты, но знал, что может ошибаться – и не только из-за морской болезни. Стоя на этом месте, он не «чувствовал» корабль. События показали, что Карджил чувствовал, или ему повезло – во всяком случае, «Отчаянный» повернулся без колебаний.

– Отводи руль! – прокричал Карджил, рукоятки штурвала закрутились, останавливая «Отчаянный», который уже начал уваливаться под ветер.

Матросы налегли на фока-галс, другие выбрали гитовы. «Отчаянный» лег на новый курс так послушно, как только можно было желать. Хорнблауэр подошел к штурвалу.

– Рыщет? – спросил он у рулевого.

Тот немного отпустил штурвал, прищурился на ликтрос грот-марселя и снова привел корабль к ветру.

– Не могу сказать, чтобы рыскал, сэр, – заключил он. – Может, и рыщет немного. Нет, сэр, не скажу, чтобы рыскал.

– Очень хорошо, – сказал Хорнблауэр. Буш и Проуз не произнесли ни слова. Не требовалось даже взгляда, чтобы особенно подчеркнуть ситуацию, но вот слегка похвалить Карджила будет нелишним. – Вы сможете уйти с вахты удовлетворенным, мистер Карджил.

– Да, спасибо, сэр.

Его круглое румяное лицо расплылось в улыбке. «Отчаянный» поднялся на волне, накренился, и Хорнблауэр, застигнутый врасплох, оступился и полетел прямо на широкую грудь Карджила. К счастью, тот был тяжеловесом и крепко держался на ногах. Он устоял – иначе бы они вместе с капитаном покатились прямо в шпигат. Хорнблауэр сгорал от стыда. Он держится на ногах не лучше любой сухопутной крысы – зависть к Карджилу, Бушу и Проузу, стоящим твердо и уверенно покачивающимся вместе с палубой, грозила перейти в прямую неприязнь. И желудок опять готов был предать его. Достоинство Хорнблауэра было в опасности. Он собрал все его остатки, чтобы на негнущихся ногах и с несгибаемым упорством повернуться к Бушу.

– Пожалуйста, проследите, чтобы меня позвали, если понадобится изменить курс, мистер Буш.

– Есть, сэр.

Палуба кренилась, но Хорнблауэр знал, что она кренится совсем не так сильно, как представляется его смятенному рассудку. Он принудил себя дойти до каюты. Дважды приходилось останавливаться и собираться с духом, а когда «Отчаянный» поднялся на волне, он едва не побежал – во всяком случае, пошел куда быстрее, чем приличествует капитану.

Проскочив мимо часового, он потянул на себя дверь. Не утешило – даже еще хуже смутило, – что рядом с часовым стояло ведро. Хорнблауэр распахнул дверь, переждал, пока «Отчаянный» закончит опускать корму, и со стоном ухватился за койку. Койка качалась, и ноги его проехались по палубе.