Читать книгу Город Брежнев - Шамиль Идиатуллин - Страница 13

– И это все, что ты можешь мне предложить? – спросил Федоров.

Он упорно тыкал Павлу Александровичу, а тот упорно не желал отвечать тем же. Я вам не кум и не сват и вообще первый раз в жизни вижу и не отношусь к любителям брудершафтов и лобызаний с высокими гостями, тем более с ревизорами и уж совсем тем более с явными столичными «парашютистами». И это вы меня об услуге просите. Так что могли бы быть и повежливее. А не смогли – ну, вам жить, как уж хотите. И я буду как хочу. Хочу, например, с одним затруднением справиться. И справлюсь, хоть вы истыкайтесь.

– Петр, э-э, Степанович, у меня тут, вообще-то, пионерлагерь, а не автотранспортное предприятие. И вообще – это я, что ли, вам командировку готовил? И их водителя лихачить тоже не я заставлял. Так что…

– Но у тебя же нормальный водитель есть.

– Да, на договоре. И автобус есть. И детей полтораста человек, сто сорок восемь, чтобы точно. Их в баню возить надо, на экскурсии, в походы, я уж молчу про подвоз продуктов. Это крупа, масло, мясо, макароны – вы на себе предлагаете таскать? Или пионеров цепочкой каждое утро ставить, чтобы из рук в руки…

– Ладно, ладно, понял я все, – недовольно сказал Федоров, вытирая огромной ладонью плешь, как будто успевшую подрумяниться. – Парень хоть толковый?

– Вполне. Толковый, надежный. Вспыльчивый слегка, ну и…

Павел Александрович запнулся и решил не уточнять, что Виталий бывает упрямым до тупости, при этом порой ведет себя как избалованный карапуз в гостях у престарелых тетушек: искренне верит, что ему все заведомо должны, а тех, кто устоял перед его обаянием, похоже, презирает до ненависти.

Федоров, к счастью, запинки не заметил, к тому же Павел Александрович немедленно развернул тезис по поводу вспыльчивости, поведав историю побиения нечестивых местных. Гость выслушал историю с явным удовольствием и констатировал:

– Понятно, почему ты его удалить хочешь.

– Ну да. Фингалы прошли, а осадочек остался. Хотя, кстати, и не прошли – я одного из этих видел в станице недавно, до сих пор в гипсе. Нас, правда, по кривой обходит.

– Вот и хорошо. А чего тогда от героя избавляешься, если стороной обходят?

– Так зачем провоцировать. Ко мне тут из поселкового совета приходил… Аксакал такой. Говорит, я все понимаю, наши сами нарвались и вообще безобразие это, шалить на территории детского учреждения, но вы, говорит, меня тоже поймите – общественность негодует, к тому же мы тут все сватья-братья, а в гипсе, например, мой племянник внучатый. Родня меня пилит. Давайте, говорит, что-нибудь придумаем. И тут по вашему поводу звонят.

– То есть ты скажешь, что уволил хулигана-драчуна, – догадался Федоров. – Умно, согласен. И волки, и овцы.

Павел Александрович кивнул и неожиданно для себя признался:

– К тому же он с главным воспитателем моим рассобачился совсем. Ходит, не здоровается, игнорирует, плохой пример показывает. А пример заразительным получается, в него ведь пол-лагеря влюбленные, что пацаны, что девчонки, хотя смена только началась, ну и воспитательницы некоторые. Да вы сами поймете, как увидите.

– Красавчик, что ли?

– Красавец, скорее. В хорошем смысле. Так что Ольге Игоревне моей совсем худо. А ей воспитательный процесс еще почти три недели держать. Я-то сам по хозяйственной части больше, так что…

– Конфликтный красавец, получается, – отметил Федоров уже без удовольствия.

– Да нет. Он такой… Принципиальный. К тому же отслужил там.

Федоров не понял, а когда Павел Александрович вкратце объяснил, похмыкал и сказал:

– Слушай, а это даже интересно. И давно на КамАЗе работает? А, ладно, давай познакомимся наконец, сразу все и спросим.

Павел Александрович высунулся в окошко и крикнул:

– Рустик, найди, пожалуйста, Виталия Анатольевича, и срочно пусть ко мне!

Сафаров из второго отряда, как обычно, распростершись у школьного крыльца, пытался поймать загар на кривые белые пятна. Пятна на лицо, грудь и кисти ему посадила взорвавшаяся в руках бутылка с карбидной смесью. Об обстоятельствах происшествия Сафаров не рассказывал. Он вообще мало что рассказывал – в основном сидел, зажмурившись, под солнышком, лишь иногда провожал косым взглядом первоотрядниц в особенно ушитых юбках. Не криминал. Павел Александрович сам научился отлеплять глаза от такого зрелища лишь к концу первой смены.

Услышав окрик директора, Сафаров встал, потер глаза, застегнул рубашку и неспешно побрел в сторону обрыва, ничем не показав, что делает это во исполнение просьбы – или хотя бы что услышал просьбу.

Тоже не криминал. Павел Александрович давно убедился, что Сафаров не подводит.

Он и не подвел. Виталий появился, едва директор лагеря с гостем из технической дирекции КамАЗа успели бегло коснуться вопроса «А вдруг не согласится». Почему-то Павел Александрович подумал об этом лишь теперь и тихо всполошился.

– Согласится, – уверенно сказал Федоров. – И не таких обламывали.

Павел Александрович сказал, помедлив:

– Я бы не хотел, чтобы его обламывали.

– А кто хотел бы? Не боись, директор, нормально с твоим красавцем будет. И в его интересах. Мне как раз нужны…

Он замолчал, потому что в дверь постучали. Виталий пришел.

Павел Александрович опасался не зря: Виталий немедленно уперся рогом. Выслушал просьбу, почесал кожу под усом и уведомил:

– Я, вообще-то, не шофер.

– Но рафик и пазик ведь ты… – начал, досадуя, Павел Александрович, однако Федоров перебил:

– А кто ты, если не секрет?

Он внимательно разглядывал Виталия, который, наоборот, упорно смотрел мимо него и мимо начальника. Сидел смирно, пустив взгляд по столешнице между собеседниками, говорил мало и спокойно, только на усы иногда отвлекался.

Виталий, видимо, пожал плечами – и не заметить, кабы не шелохнувшийся пионерский галстук, – и сказал:

– Вожатый.

– Ну и камазовец, так? – спросил Федоров.

Виталий усмехнулся.

Федоров покосился на Павла Александровича и сказал другим тоном:

– Виталь, войди в положение. Мне тут весь край объехать надо, время поджимает, машину вот нашли, сегодня до четырех забрать надо, но я на ней не умею, а ты спец, говорят. Здорово поможешь и мне, и всему объединению. А оно добро не забывает.

– Да ладно там, – сказал Виталий. – При чем тут не забывает как бы. Надо, так помогу.

Павел Александрович выдохнул с облегчением и начал:

– Вот и хорошо…

Но Федоров, дубина, снова перебил:

– Ну как уж ни при чем. Я, например, всегда добро помню, ну и недобро тоже. А я, ты уж поверь, не последний человек на КамАЗе, и вообще.

Виталий впервые посмотрел на него в упор и отчетливо проговорил:

– Как бы не мечтал никогда быть шохой при генерале.

Федоров, видимо, не знал, как и Павел Александрович, слова «шоха», но сориентировался быстро:

– А что плохого, чтобы при генерале-то? Всегда при большом деле, и не обижают, так?

Виталий ухмыльнулся. Федоров, будто не заметив, продолжал:

– Сытые, обутые, дети пристроены, звания и квартиры опять же в первую очередь, а?

– Квартиру мне и так как бы обещают, – неожиданно сообщил Виталий.

– Ну да, лет через пять, а на самом деле подольше выйдет. А пока в драной общаге комнату на троих делишь, так?

– На пятерых, – сказал Виталий, уперевшись в Федорова взглядом, какого Павел Александрович не помнил.

– Вот, и это надолго. А у генеральских подпевал и общаги поновее, и квартиры через годик, а то и раньше, и сервелат к праздникам. И все это достается шохам, морковкам таким, да? А хорошим ребятам, как ты вот, не достается. А знаешь почему? Потому что хорошие ребята брезгливые и высокомерные слишком и даже не пытаются…

Какая квартира через год, что он парню голову морочит, подумал Павел Александрович с досадой, но Федоров на сей раз перебил себя сам, хлопнул ладонями по столу и спросил, улыбаясь:

– Ладно, потом договорим, ехать уже пора. Поехали?

– Прямо сейчас? – удивился Виталий, глядя на Павла Александровича.

Тот неуверенно кивнул. Федоров напористо продолжил:

– А чего тянуть. Ты пообедал? Отлично. Вещи собирай и пошли. Да-да, все вещи.

– Так я с концами, что ли, уезжаю? – совсем, кажется, растерялся Виталий.

– Нет, ну если не хочешь, оставайся, конечно, – сказал Федоров, посерьезнев. – А вообще – да, программа недели на полторы-две, если сюда и поспеешь, то к самому закрытию, смысла нет. Лучше вместе в Бегишево и махнем, как машину сдадим. Но это уж как отработаешь, конечно.

– А оформление там, перевод…

– Не волнуйся, все оформим, и по заводской линии, и по комсомольской. Про комсомольскую, кстати, отдельно поговорим. Пал Саныч, я там распоряжусь, бумаги потом пришлют, подпишешь, да? Ну и все. Давай-давай, нам еще рафик забирать, а потом до вечера в порт успеть надо. Только галстук этот сними и штаны надень, что ли.

Виталий кивнул, вставая, поводил глазами по собеседникам и сказал Павлу Александровичу:

– Вы только там передайте моим, что я это самое… И Маринке, ну, Михайловне…

– Так сам и… А, она же девчонок на осмотр увезла. Ну скажу, скажу.

Виталий кивнул, потоптался, будто утрамбовывал сомнения, и сказал:

– Н-ну хорошо, значить. Я быстро, только в спортзал и за вещами. Спасибо, Пал Саныч.

– Спортзал-то тебе зачем? – удивился Павел Александрович, но Виталий уже убежал.

– Шустрый парень, – сказал Федоров одобрительно.

Даже слишком, чуть было не сказал Павел Александрович, которому совсем не понравилось поведение собственного протеже, но решил не пережимать. Испорчу парню карьеру – самому же стыдно будет. А не испорчу – кто знает, может, и пригодится когда.

Надо только предупредить парня, чтобы не верил всему подряд и делил на пять красивые обещания, особенно от высоких начальников.

Ничего, придет прощаться, мозги ему вправлю, решил Павел Александрович, рассеянно кивая в ответ на последние благодарности Федорова, и успокоился.

Но Виталий так и не пришел.

Ладно, парень, тебе жить, подумал Павел Александрович с обидой, слабой и недоуменной. Живи как умеешь, а не умеешь – не живи, больше мне сказать нечего. Случай выпадет – скажу.

Случай так и не выпал.