Читать книгу Бретонская любовь. Избранные стихотворения - Шарль Ле Гоффик - Страница 4

C’est ici la chanson d’amour

Qu’on chante au coin des cheminées,

L’hiver, sur le déclin du jour,

Dans les maisons abandonnées…

Эту песню о любви нежной,

Чуть согретой огнем каминным,

Мы поем в зимний вечер снежный

В позабытом доме старинном.

Hyménée, ô joie, hymen, hyménée!

La nuit de mon coeur s’est illuminée.

Et ce fut d’abord, d’abord en mon coeur,

Des hymnes confus qui chantaient en choeur.

Ils chantaient la vie et l’amour de vivre,

Le miel des baisers, si doux qu’il enivre.

Et je tressaillais, sans savoir pourquoi.

Comme si la vie allait naître en moi.

Alors un grand vent déchira les nues.

Vous chantiez toujours, ô voix inconnues.

Et j’avais le coeur plus troublé qu’avant,

Lorsque l’aube d’or parut au levant.

Et l’aube éclaira de sa fl amme douce

Une enfant couchée en un lit de mousse.

L’enfant se dressa sur l’horizon clair

Et tendit vers moi la fl eur de sa chair.

О радость любви, Гименей, Гименей!

Ночь в сердце моем осветилась сильней.

Все это внезапно случилось со мной:

Хор в сердце моем зазвучал вразнобой.

Сумбурные гимны он пел о любви,

Как медоточивы лобзанья твои.

Я вздрогнул, не осознавая вполне,

Что новая жизнь зародилась во мне.

Неистовый ветер терзал небеса,

Пока неземные лились голоса.

И переполох вспыхнул в сердце моем:

Заря на востоке зарделась огнем.

Луч солнца на мшистое ложе упал:

На нем венценосный младенец лежал.

И вот он восстал, попирая восток,

И мне протянул своей плоти цветок.

Elle aura dix-huit ans le jour,

Le jour de la fête votive

Du bienheureux monsieur saint Yve,

Patron des juges sans détour;

Elle est née en pays de lande,

À Lomikel, où débarqua

Dans une belle auge en mica

Monsieur saint Effl am, roi d’Irlande;

Elle est sous l’invocation

De Madame Marie et d’Anne,

Lis de candeur, urnes de manne,

Double vaisseau d’élection.

Восемнадцать исполнилось ей

В день, когда поминали Иова,

Благоверного мужа святого,

Покровителя честных судей.

Ее родиной стала земля,

Куда прибыл к долине песчаной

Славный Эффлам, короной венчанный,

И на берег сошел с корабля.

За нее заступались всегда

Две святые – Мария и Анна,

И в сосуде на вкус два талана —

Либо лилия, либо руда.

Elle est née un joli dimanche de printemps.

Son père qui croyait en Dieu, comme au bon temps,

Et sa mère, coeur simple et plein de rêverie,

Pieusement l’avaient nommée Anne-Marie,

Du nom, choisi par eux entre les noms d’élus,

Des deux saintes du ciel qu’ils vénéraient le plus.

Car en Basse-Bretagne on prétend que ces saintes,

Quand le terme est venu pour les femmes enceintes,

Se tiennent en prière aux deux côtés du lit.

L’une pose un baiser sur le front qui pâlit

Ou d’un fl ocon de pure et fi ne ouate étanche

Le ruisseau de sueur qui coule sur la hanche;

L’autre, tout occupée avec l’enfantelet,

Bordant les bons draps blancs sur ses membres de lait,

L’enveloppe, âme et corps, dans un réseau de joie;

Et toutes deux ainsi, sans qu’un autre oeil les voie

Que celui de la mère et celui de l’enfant,

Vont et viennent, du lit au berceau, réchauffant

Les petits pieds, calmant un cri d’une caresse,

Et rien, dégoût, fatigue, amertumes, serait-ce

Au fond d’un taudis sombre et nu, ne les retient.

Si la femme est honnête et si l’homme est chrétien.

Она роди́лась утром в выходной

В семье благочестивой и простой.

Родители младенца берегли:

В честь Анны и Марии нарекли.

О это имя избранных святых,

Которое чтут больше остальных.

В Бретани так уж принято считать:

Когда приходит час детей рожать,

Спешат святые помощь оказать —

Целует Анна будущую мать

И вытирает чистым лоскутом

Горячий пот, текущий под стегном;

Мария, увлеченная плодом,

Сосцы окутывает полотном

И туго пеленает малыша,

Чтоб ни одна не сглазила душа.

Лишь мать глядит на этот хоровод,

Как движутся святые взад-вперед,

Как греют ножки, утишают крик,

Не останавливаясь ни на миг.

Лачуга ли, чертог – им стороной,

Когда благочестивы муж с женой.

Vois. Un ciel cuivré d’automne

Et, sous ce ciel presque roux,

Un bois léthargique et doux,

Des fl eurs, et la mer bretonne.

Les fl eurs vont mourir; le bois

Est gardé par une fée.

Mais une plainte étouffée

Déchire l’ombre parfois:

La mer! Sous sa rauque haleine,

Le bois chante sourdement.

– Mon coeur est ce Bois dormant:

Écoute chanter sa peine.

Видишь небесную медь,

Рыжую осень в тумане,

Леса притихшего цветь,

Синее море Бретани.

Чудо сего уголка

Фея хранит и лелеет.

Плач, приглушенный слегка,

Сумрак лиловый развеет.

Но под морской переплеск

Лес поет глуше и глуше.

Сердце мое – этот лес.

Как оно плачет, послушай.

Hélas! tu n’es plus une paysanne;

Le mal des cités a pâli ton front,

Mais tu peux aller de Paimpol à Vanne,

Les gens du pays te reconnaîtront.

Car ton corps n’a point de grâces serviles;

Tu n’as pas changé ton pas nonchalant;

Et ta voix, rebelle au parler des villes,

A gardé son timbre augural et lent.

Et je ne sais quoi dans ton amour même,

Un geste fuyant, des regards gênés,

Évoque en mon coeur le pays que j’aime,

Le pays très chaste ou nous sommes nés.

Увы, ты больше не крестьянка!

Бледна от городской тоски,

В пыли родного полустанка

Тебя узнают земляки.

Чужда повадки раболепной,

Не изменила поступь ты,

И голос сберегла степенный

Среди парижской суеты.

Когда в моей душе, Бог знает,

Твой чудный взгляд, летящий ввысь,

Тот край любимый воскрешает,

Где мы с тобою родились.

Comme elle a le coeur épris

De la tristesse des grèves,

Je crois souvent dans mes rêves

Qu’elle n’est plus à Paris.

Je lui vois la coiffe blanche

Et le justin lamé d’or

Dont les fi lles du Trégor

Se pavoisent le dimanche.

Et, son rosaire à la main,

Elle marche, diaphane,

Vers une église romane

Qui s’estompe à mi-chemin.

Oh! ce toit rongé de lèpres,

Ces murs taillés en plein roc!

C’est l’église de Saint-Roch

Où les chrétiens vont à vêpres.

Toujours pieuse de coeur,

Elle entre avec eux, se signe

Et, courbant son cou de cygne,

S’agenouille au bas du choeur.

Et je suis là derrière elle.

Derrière elle, tout tremblant.

Son teint de lis est si blanc

Qu’elle a l’air surnaturelle!

Ее душа давно стремится

Туда, где дюн печальный свет,

И потому мне часто снится:

Ее в Париже больше нет.

И белый чепчик ее снится,

Парчой расшитый золотой.

Так наряжается девица,

К вечерне следуя святой.

Легка, подобно фимиаму,

И кротка, с четками в руке,

Она идет дорогой к храму,

Вознесшемуся вдалеке.

О этот храм, сеченый в камне,

И кровля в ржавчине сырой!

Сюда молиться христиане

Спешат вечернею порой.

Она войдет под свод старинный,

Себя знаменьем осенит,

Склоняясь шеей лебединой,

В хорах колена преклонит.

И с трепетом благоговейным

Любуюсь я, заворожен,

Как нежный лик ее лилейный

Нездешним светом озарен!

Allez, mes vers, de branche en branche,

Vers la dame des Trawiéro,

Qu’on reconnaît à sa main blanche

Comme la moelle du sureau.

Elle est assise à sa croisée,

Devant la digue des Étangs:

Vous lui porterez ma pensée

Sur vos ailes couleur du temps.

Comme le soir vous favorise

Et que, dans le genêt touffu,

Pour épier votre entreprise,

Aucun barbon n’est à l’affût,

Elle vous répondra peut-être

Et se taira peut-être aussi.

Frappez toujours à sa fenêtre,

Mes vers, et n’en prenez souci.

Les Lycidas et les Silvandres

Vous le diront, ô soupçonneux:

Il est des silences si tendres

Qu’on voudrait se blottir en eux

Et là, sans un mot, sans un geste,

Près d’un sein qui bat dans la nuit,

Goûter l’enchantement céleste

De mourir à tout autre bruit.

Мои стихи, летите смело

К мадонне местной стороны,

Узнав ее по длани – белой,

Как сердцевина бузины.

Мадонна из окна гостиной

Глядит на зеркало прудов.

И вы на крыльях ночи синей

Несите ей мою любовь.

Поскольку сумрак – ваш подручный,

Никто не отследит полет,

И даже старичок докучный

Вас в темном дроке не найдет.

Мадонна вам ответит, может,

А может, промолчит она.

Но вы, застенчивые, все же

В окно стучитесь допоздна.

И вам воздушные сильфиды

Подскажут верные пути:

В святом безмолвии не стыдно

Укрыться на ее груди.

Так вы, не обронив ни слова,

Сполна изведаете впредь

От каждого шажка чужого

Очарованье умереть.

Ne retire pas ta douce main frêle;

Laisse sur mes doigts tes doigts familiers:

On entend là-bas une tourterelle

Gémir sourdement dans les violiers.

Si près de la mer que l’embrun les couvre

Et fane à demi leurs yeux violets,

Les fragiles fl eurs consolaient à Douvre

Un royal enfant captif des Anglais.

Et, plus tard encor, je sais un jeune homme,

Venu fi er et triste au val d’Arguenon,

Dont le coeur se prit à leur tiède arôme

Et qui soupirait en disant leur nom.

Ainsi qu’à Guérin et qu’au prince Charle,

Dame qui te plais sous ce ciel brumeux,

Leur calice amer te sourit, te parle

Et de son odeur t’enivre comme eux.

C’est qu’un soir d’été, sur ces mêmes grèves,

Des touffes d’argent du mol arbrisseau

Se leva pour toi le plus doux des rêves

Et que notre amour les eut pour berceau.

Et peut-être bien que les tourterelles

Ont su le secret des fragiles fl eurs:

Un peu de ton âme est resté sur elles

Et dans leur calice un peu de tes pleurs.

Пусть покой воцарится в покоях.

Пусть сомкнутся персты́ наших рук.

Слышишь: горлица в синих левкоях

Застонала, печальная, вдруг.

Вас, левкои, дожди орошали,

Застилал ваши очи туман.

Королевича вы утешали,

Когда плакал в плену англичан.

Грустный юноша из Аргенона

Ваше имя устами ласкал,

Когда ваши соцветья упорно

Он в цветущей долине искал.

Или очаровательной даме

Что прекрасного принца ждала,

Улыбнулися вы лепестками,

И с ума та улыбка свела.

Но однажды у тихого плеса

В колыбели небесных цветов

Вдруг явилась чудесная греза —

Наша с первого взгляда любовь.

Все же горлице выведать тайну

Этих синих левкоев пришлось:

След души там остался случайно,

А на чашечке – капельки слез.

Laisse tes yeux s’emplir des prestiges nocturnes;

Attends à ton balcon, gouaché d’un fi n croissant,

Que la noire alchimiste ait versé dans leurs urnes,

Goutte à goutte, son élixir phosphorescent.

Tu le rapporteras, étincelant et sombre,

Dans la chambre où mes bras t’enlaceront sans bruit

Et je croirai baiser sur tes yeux d’or et d’ombre

Tout le mystère de la Nuit.

Пускай твои очи наполнят полночные чары.

Ты жди на балконе, где лунный струится эфир,

Пока по сосудам колдунья расплещет отвары,

За каплею капля волшебный прольет эликсир.

Его, дорогая, неси в голубые альковы,

Где руки мои станут тихо тебя обвивать.

Пригрезится мне, что в очах твоих темно-лиловых

Все таинства ночи я буду тогда целовать.

À Paimpol, un soir, tandis que la lune

Éveillait au large un chant de marin,