Читать книгу Фрейлина - Шеннон Дрейк - Страница 4

В первые дни после приезда в Шотландию Гвинет с облегчением осознала, что мрачные предчувствия, терзавшие ее, были нелепостью. Шотландцы явно любили свою королеву.

Французы из их круга и те шотландцы, которые так долго прожили во Франции, что, кажется, стали считать себя французами, постепенно переставали жаловаться. Холируд был не просто прекрасным дворцом: здесь жили служители, которые охотно выполняли желания своей молодой королевы, всегда доброй к тем, кто ее окружал. Лес вокруг дворца был густым и диким, и вскоре придворные полюбили ездить сюда верхом. А из окон дворца открывалось еще одно впечатляющее зрелище – вид на Эдинбургский замок, стоящий высоко на скалистой вершине холма. Вид этой мощной каменной крепости подействовал даже на тех, кто был не слишком рад уехать из Франции.

Однажды Гвинет отвела четырех Марий за покупками на Королевскую Милю, и они заявили, что у шотландской столицы есть свое, совершенно особое очарование.

Казалось, что все идет хорошо.

А потом наступило первое воскресенье, когда нужно было идти в церковь на службу.

Гвинет, хотя и была протестанткой, поклялась, что будет стоять на мессе рядом с королевой, если они обе будут находиться в Шотландии, чтобы поддержать выбор Марии, а затем пойдет слушать еще и протестантскую службу. И вот сейчас королева приготовилась идти в церковь. Лорд Стюарт заверил ее, что она сможет слушать мессу здесь так же, как во Франции.

Мать Марии, француженка, была набожной католичкой, а когда сама Мария в раннем детстве покинула Шотландию, волна всеобщего протеста против католицизма еще не поднялась.

Гвинет успела достаточно узнать о Джеймсе Стюарте, который сам принадлежал к шотландской реформаторской церкви, и верила, что он намерен выполнить обязательство, данное Марии. Он был по натуре суровым и неуступчивым шотландцем, но молодая фрейлина не имела никаких оснований сомневаться, что он сдержит слово. Возможно, в глубине своего сердца он чувствовал, что сам должен был бы носить корону, но, хотя и склонился перед шотландской церковью, был во многом похож на Марию. Как и его сестра-королева, он ненавидел насилие по религиозным причинам и теперь доказывал это делом.

Около маленькой домашней часовни, стоявшей перед дворцом, собралась гудящая, угрожающая толпа. Священник, который должен был служить мессу, дрожал и боялся идти к алтарю. Служки, которые несли свечи, были в ужасе. Люди из толпы схватили их, чтобы сорвать мессу, и от этого им стало еще страшней.

Со двора были слышны крики:

– Убейте священника!

– Мы что, снова должны терпеть поклонение идолам?

– Милостивый Боже! – умолял о помощи священник, выкатив глаза от страха.

Тогда Джеймс Стюарт в сопровождении Рована Грэма, внушавшего почтение высоким ростом и широкими плечами, впился суровым взглядом в тех, кто собрался во дворе, и громко крикнул:

– Я дал слово!

– Вы должны соблюдать обещание, данное вашей королеве, – объявил Рован.

– Ты не с ними! Ты не папист! – крикнул кто-то.

– Королева Мария объявила, что никого не будет преследовать за веру. Как человеку молиться, касается только Бога и самого человека, – резко ответил Рован. – Или вы хотите, чтобы здесь горели гнусные костры, как было в Англии, когда там по королевскому капризу господствовала ересь?

Толпа продолжала ворчать, но уступила, и королева со своей свитой в сопровождении Джеймса, Рована и отряда верных им солдат вошла в часовню.

Священник дрожал во время всей мессы и говорил очень быстро, поэтому Гвинет показалось, что служба шла всего несколько минут.

Мария явно была потрясена, но нашла в себе силы помахать рукой народу и пройти обратно в свои покои. Когда она вернулась к себе, Джеймс разогнал толпу, собравшуюся во дворе.

Гвинет ожидала, что эти события вызовут у королевы большую тревогу, но та, к удивлению молодой фрейлины, не унывала. Когда все придворные дамы сидели вместе с королевой в ее покоях, Мария сказала им:

– Эти люди скоро поймут, что я не потерплю насилия ни против католиков, ни против тех, кто выбрал другую веру.

Придворные дамы королевы много времени проводили за вышивкой, и Мария тоже любила это рукоделие. Но она также жадно читала книги, причем на многих языках. В этот день она оторвала взгляд от тома стихов испанского поэта, который держала в руках, и гневно воскликнула:

– Это Нокс! – и взглянула на Гвинет. Потом добавила: – Он само воплощение фанатизма и жестокости.

В комнате наступила тишина. На одно мгновение Гвинет показалось, что королева смотрит на нее почти с осуждением. Как будто оттого, что она была лучше знакома с последними событиями в Шотландии, она каким-то образом могла предотвратить утренние неприятности.

Гвинет глубоко вздохнула. Она знала, что Мария могла иметь намерение грубо обойтись с Джоном Ноксом или даже наказать его. Но если королева поведет себя так, то не только будет противоречить своему собственному заявлению, что она против преследований по религиозным причинам, но и может подтолкнуть свой народ к восстанию против нее. Гвинет покачала головой, и на ее губах появилась печальная улыбка. Мария не хочет быть ни грубой, ни жестокой; ей только нужно понять этого человека. Гвинет вдруг подумала, что королева хочет вступить с Ноксом в спор.

– Моя королева… Джон Нокс много путешествовал и много читал. Но, несмотря на это, он придерживается мнения, что женщины по природе ниже мужчин.

– Хотя мы нужны мужчинам, разве нет? – сказала Мери Ливингстон и с нежной и лукавой улыбкой окинула взглядом трех других Марий – Флеминг, Сетон и Битон, а также Гвинет.

Гвинет ответила ей ласковой улыбкой, но оглянулась на королеву и серьезно произнесла:

– Здесь большинство мужчин считают, что женщины ниже их по природе, но охотно признают власть королевы, как, если хотите, необходимое зло. Они также считают, что правителей, которые им не подходят, нужно свергать или… убивать. Нокс – прекрасный оратор, в его словах много огня. Новая церковь сначала овладела народом, но это Нокс добился, чтобы ее приняло и дворянство. Нет сомнения, что именно благодаря его влиянию год назад была официально создана шотландская церковь. Он умный человек, но религиозный фанатик. Вы должны… остерегаться его.

– Я должна встретиться с ним, – возразила Мария.

Гвинет хотела было запротестовать, но что можно было сделать? Если Мария твердо решалась на что-то, ей никто не смел перечить.

Но Мария никогда не слышала, как говорит Нокс. А Гвинет слышала.

* * *

Рован сопровождал лорда Джеймса Стюарта в тот день, когда Джону Ноксу была назначена аудиенция у королевы. Священника встретили приветствием и провели в приемный зал для встречи с королевой. Рован не удивился, что при Марии была только одна ее фрейлина – леди Гвинет Маклауд с острова Айлингтон. Он догадался, что Гвинет успела услышать, как Нокс говорит перед людьми. Притом, хотя многие дамы королевы и были шотландками по рождению, из всех ее ближайших друзей только Гвинет знала по собственному опыту о том, как настроены шотландцы в последнее время.

Как бы сегодня не грянул гром: Нокс страшный человек. И фанатики тоже очень опасны.

Джону Ноксу еще не было и пятидесяти. Взгляд у него был пристальный и пронзительный. Этот священник большой приходской церкви в Эдинбурге имел огромную власть над людьми. Однако он вел себя достаточно вежливо, соблюдая все правила приличия при встрече с королевой, а та в ответ сердечно приветствовала его и сказала, что они могут поговорить наедине. Тогда ее брат Джеймс, Рован и Гвинет заняли места на стульях ближе к огню, на некотором расстоянии от собеседников, так, чтобы можно было наблюдать за ними, но нельзя было вмешаться в разговор.

– Скверная стоит погода, верно? – добродушно обратился лорд Джеймс к Гвинет, когда они заняли предназначенные им места.

– Да, кажется, осень мстит нам за что-то, – ответила Гвинет.

Джеймс улыбнулся, но Рован не рискнул произнести ни слова, только внимательно наблюдал за молодой фрейлиной. На самом же деле все они внимательно прислушивались к разговору, который вела королева, хотя и делали вид, будто ведут свой, отдельный разговор.

Вначале все, казалось, шло хорошо. Нокс был вежлив, хотя и резок, а Мария твердо заявила, что не намерена вредить шотландской церкви. Затем Нокс начал излагать свои взгляды. И при этом шел напрямик, не проявляя никакой гибкости.

Мария хотела предоставить людям возможность выбирать, какую веру исповедовать, а Нокс горячо верил, что существует только одна истинная вера. Он настойчиво твердил: раз королева католичка, постоянно существует опасность, что католики восстанут, а иностранные католические правители со своими армиями попытаются навязать шотландцам свою веру.

– Одна месса пугает меня больше, чем десять тысяч вооруженных врагов, – парировал Нокс тоном борца за истину.

Мария снова попыталась прибегнуть к доводам разума:

– Я не угрожаю тому, что уже создано. Разве вы не видите, что я училась у великих ученых, знаю Библию, знаю моего Бога?

– Эти ученые заблуждались и вели вас по неверному пути.

– Но многие весьма ученые люди видят созданный Богом мир не таким, каким его видите вы, – запротестовала Мария.

И разговор снова стал двигаться по кругу.

– Люди имеют право восстать против государя, который не видит свет Божий, – заявил Нокс.

– Я совершенно уверена, что это не так. Я избрана Богом, чтобы быть вашей королевой, – резко ответила Мария.

– Нельзя, чтобы на троне находилось такое хрупкое создание, как женщина. Это случайное стечение обстоятельств и ничего более, как воля случая, – ответил Нокс.

– Дорогой мой, меня вряд ли можно назвать хрупкой: я намного выше вас, – возразила Мария.

Их голоса снова стали тише.

Рован с изумлением увидел, что Гвинет улыбается, скосил глаз в ее сторону и вопросительно поднял бровь.

– Ей это нравится, – пояснила Гвинет.

Даже Джеймс был горд своей сестрой и сказал:

– У нее глубокий ум, и она умеет сражаться словами.

Рован кивнул, чувствуя, что Гвинет смотрит на него.

– Да, королева хорошо защищается. Однако Нокс не остановится и не согнется.

Когда он произносил эти слова, все трое услышали голос Марии, который опять стал громче.

Гвинет встревожилась и хотела встать. Увидев это, Рован едва заметно покачал головой. К его изумлению, она потеряла уверенность и снова села.

Нокс продолжал уверять Марию, что, несмотря на свои дурные предчувствия, будет терпеть ее власть, как апостол Павел – власть императора Нерона. Он жаловался, что ей не хватает знаний, поскольку именно их недостаток делает ее такой упрямой. Королева же заверила его, что прочла очень много книг.

В конце концов беседа зашла в тупик.

Но когда все в комнате встали, Рован был уверен, что Мария много узнала о Ноксе, а Нокс научился по-новому уважать якобы низшее существо, которому случилось стать его королевой.

Когда Нокс ушел, Мария повернулась к ним и воскликнула:

– Какой отвратительный коротышка!

– Ваша милость, я пыталась рассказать вам… – начала Гвинет.

– Мне, по сути, было приятно спорить с ним, – прервала ее Мария. – Хотя он упрям как бык и стоит на ложном пути. Джеймс, – обратилась она к брату, – неужели же он не видит, что я не хочу ему вреда? Я хочу править, уважая свой народ, и буду с почтением относиться к шотландской церкви.

Джеймс вздохнул, не зная, что сказать. За него ответил Рован:

– Ваша милость, такие люди, как Нокс, – это фанатики. По их мнению, душу ведет к спасению лишь один путь, а вы не идете по этому пути.

– И не пойду!

Рован почтительно склонил голову.

Мария взглянула на Гвинет:

– Я не смогла ответить ему доводом на довод.

– Смогли.

Мария широко улыбнулась и заявила:

– А теперь мы отправимся на охоту.

– На охоту? – переспросил совершенно сбитый с толку Джеймс.

– Мой дорогой брат, есть время упорно работать и есть время забавляться.

Глаза Джеймса едва не вылезли из орбит.

– Не будь таким суровым, – приказала Мария. – Если бы не было охоты, что бы мы ели, кроме баранины и говядины? Сегодня я невыносимо хочу скакать верхом, охотиться.

– Я прослежу за приготовлениями, – пообещала Гвинет. – Должна ли я позвать ваших фрейлин и благородных французских придворных кавалеров?

– Нет, сегодня будет малая охота. Мы возьмем с собой мяса, сыра и вина и прекрасно пообедаем на свежем воздухе.

Джеймс по-прежнему смотрел на нее.

– Мария, сегодня нам надо заняться важными делами. Нужно еще раз пересмотреть договор с Елизаветой, который вы отказались подписать.

– Дело в том, что Елизавета по-прежнему отказывается признать меня своей наследницей, – сообщила ему Мария, и в ее голосе зазвучали резкие ноты. – Мне действительно нужно решить много серьезных дел – и я уделю каждому из них все свое внимание. Я буду той королевой, которую вы желаете видеть на троне, брат. Но не сегодня днем. Через час я жду вас во дворе. Мы не должны упускать больше ни одной минуты.

Было похоже, что Джеймс хочет снова запротестовать, и Мария быстро заговорила опять:

– Зачем Бог поместил этот чудесный лес рядом с дворцом, если не для того, чтобы люди его оценили? Помните, брат: каждый человек должен есть. И мы также обсудим наши дела.

Густые брови Джеймса Стюарта подскочили вверх: сестра застала его врасплох. А Гвинет улыбнулась. Рован в этот момент лучше чем когда-либо понимал, что она действительно хорошо знает свою королеву. Внимательней приглядевшись к Гвинет, лорд Грэм понял: она не знает, что королеве нужно от него.

* * *

Мария была прекрасной наездницей и охотницей, имела отличную свору охотничьих собак и, кроме них, много мелких комнатных собачек, которых очень любила. Когда охотники въехали в лес, она просто излучала счастье. Королева пожелала, чтобы они поехали одни, хотя это было не по душе Джеймсу и Ровану. Гвинет понимала, почему они были недовольны. Они не могли чувствовать себя спокойно, пока такие люди, как Нокс, проповедовали с церковной кафедры, что человек имеет право отстранить от власти нечестивого правителя. В его ограниченном уме «нечестивый» значило любой, чьи взгляды не совпадают в точности с его учением, а значит, королеве будет угрожать опасность со стороны религиозных фанатиков.

Мария не могла поверить, что кто-то может осмелиться причинить вред особе королевской крови, поэтому она только посмеялась над их предостережениями, но в конце концов все же согласилась, чтобы вокруг того участка леса, где они станут охотиться, была выставлена охрана. И вот гончие залаяли и сорвались с места: охота началась.

Природа в Шотландии, возможно, не так роскошна и богата, как на континенте, но лес здесь отличается почти мрачной манящей красотой. Осень едва началась, но было похоже, что под зеленым сводом ветвей темнеет быстро. Сначала Мария и Джеймс ехали впереди. Гвинет, скакавшая сзади них с Рованом, не могла слышать их разговор, хотя она сама и ее спутник молчали, и это ее беспокоило.

Лорд Рован был погружен в свои мысли и, видимо, не замечал ее тревогу. Вдруг он повернулся к ней и спросил:

– Скоро ли вы поедете погостить к себе домой?

Гвинет посмотрела на него отсутствующим взглядом, не понимая, о чем он спрашивает. И правда, удивительно, что она снова здесь и даже не подумала о том, чтобы побывать в своем доме на острове Айлингтон. То, что пришло ей на ум прежде всего, не годилось для ответа:

«Меня не хотят здесь видеть».

– Я… не загадываю так далеко вперед, – ответила она.

– Так далеко вперед? Но вы уже достаточно давно знали, что вам придется вернуться в Шотландию.

– Думаю, я беспокоилась за королеву, – поспешно добавила она. – Вы не понимаете. Первое время ей было здесь трудно. Несмотря на свой высокий сан, она очень заботливая и добрая женщина. Мария была сиделкой при короле Франциске в ужасные часы его болезни. Она была с ним, когда он испустил последний вздох. И вдруг такая молодая женщина стала вдовствующей королевой Франции. Ей нужно решить такое множество вопросов, встретиться с таким количеством людей! Она была в трауре, но к ней приходили иностранные посланники с соболезнованиями от королевских особ и дворян, и всех она должна была встречать и вежливо приветствовать. Все это время ей нужно было принимать решения и думать, как лучше всего себя вести.

Пока она говорила, Рован наблюдал за ней и улыбался – как ей показалось, язвительно.

– Именно от вас больше, чем от любого другого, можно было ожидать, что вы не станете осуждать королеву, а поймете, что она чувствовала тогда, – укоризненно проговорила она.

Его улыбка немного поблекла, он поднял глаза и сказал:

– Леди Гвинет, я снова подумал о том, как повезло нашей доброй королеве Марии, что она имеет такого стойкого и верного друга, как вы.

Гвинет почувствовала себя полной дурой.

– Спасибо, – с трудом пробормотала она, а потом, чтобы скрыть свое смущение за словами, стала говорить о королеве: – Те, кто хорошо ее знают, любят ее – все, кто ее знает, не только я.

– Тогда ей действительно очень повезло, – мягко произнес он.

– Не отставайте! – окликнула их Мария.

В этот момент впереди громко затрещали ветки.

– Кабан! – крикнул Джеймс. – Пропустим его. Нас слишком мало, мы можем не справиться с ним, если охота пойдет плохо.

Но Мария не услышала его, она уже погналась за зверем. Королева прекрасно стреляла из лука, и Гвинет отлично знала, что Мария может убить животное. Но Джеймс, беспокоясь за сестру, все же поскакал за ней. За ними, что-то ворча себе под нос, последовал Рован.

Гвинет ударом колена поторопила лошадь и тоже приготовилась к погоне, хотя не слишком любила охоту. Однажды при ней медленно умирал убитый олень. Гвинет видела, как постепенно гаснут глаза красивого зверя, и после этого ей никогда не хотелось участвовать в охоте, хотя случалось, что у нее не было выбора, как теперь.

Впереди нее петляла незнакомая тропа. Вдруг Гвинет поняла, что осталась одна: остальные охотники, должно быть, свернули в другую сторону. Ей было все равно: она любила ездить верхом. Гвинет придержала лошадь и наконец догадалась, где именно свернула с правильной дороги. Но тут раздался оглушительный треск.

Ее лошадь тоже услышала его и отпрянула. Гвинет стала успокаивать ее словами, при этом крепко сжимая в руках поводья.

Но опыт ей не помог. Кобыла вдруг сделала свечку, встав на дыбы, потом развернулась, захрапев и душераздирающе заржав. В следующее мгновение Гвинет лежала на земле в нескольких футах от своей лошади. А та уже ускакала прочь.

– Стой! Предательница! – крикнула Гвинет.

Она с трудом поднялась на ноги и ощупала руки и ноги – нет ли переломов? Она была исцарапана с ног до головы, вся покрыта грязью и колючками чертополоха. Сначала она злилась и на лошадь, и на себя: усидеть в седле было невозможно, но она должна была быстрей встать, успокоить лошадь и не дать ей ускакать.

Потом она снова услышала все тот же шум, и перед ней появился кабан. Несколько стрел торчали из его левой лопатки, и капли крови стекали из-под них по боку обезумевшего от боли зверя. Он был серьезно ранен, поэтому теперь шел медленно и спотыкался.

Кабан увидел ее. Он смотрел на Гвинет, и она, не моргая, смотрела в его крошечные глаза. Зверь был огромный. Она не могла даже приблизительно представить себе, сколько он весит.

«Умри, ну пожалуйста, умри сейчас!» – мысленно попросила она его.

Но кабан не собирался умирать. Он бил копытами землю, храпел, шатаясь на ослабших ногах. А потом помчался к ней.

Гвинет закричала и побежала, в отчаянии ища взглядом какую-нибудь хорошо протоптанную тропу или дерево, на которое она могла бы забраться.

Что это за звук – топот звериных копыт или стук ее собственного сердца? Только бы продержаться! Кабан должен умереть: он потерял очень много крови. Ей казалось, что она бежит уже целую вечность, но все еще слышала за спиной его приближающийся топот.

Гвинет споткнулась о корень дерева и с размаха упала в кусты. Теперь она была уверена, что умрет, но перекатилась по земле, отчаянно пытаясь встать на ноги и снова побежать.

Кабан уже почти догнал ее.

Тут она услышала грохот еще чьих-то приближающихся шагов и свист летящей стрелы.

Кабан был в десяти футах от Гвинет, когда стрела попала ему точно в горло. Зверь сделал шаг назад, зашатался и упал замертво.

Гвинет лежала скорчившись, тяжело дышала и дрожала как лист. Она почти не понимала, что происходит, и только моргнула глазами, когда сильные руки обхватили ее и поставили на ноги. Она никогда не считала себя трусливой, но сейчас у нее от страха подгибались колени. Она едва смогла осознать, что это лорд Рован прискакал за ней, точным выстрелом убил кабана всего за долю секунды до ее гибели, а теперь аккуратно поднял ее с земли, обнимает и успокаивает так нежно, как если бы она была ребенком.

– Вы в порядке? Все кончилось.

Она прижалась к нему, обхватила его руками за шею. Но, даже повиснув на его могучей и надежной, как крепостная стена, груди, она слишком хорошо чувствовала, что продолжает дрожать.

– Она не должна была так стрелять, – пробормотал Рован.

Гвинет поняла, что он имел в виду королеву. Он критикует королеву!

Вспыхнувший гнев разгорался и придавал ей силы. Дрожь прекратилась. Только теперь она почувствовала, что лорд Рован тоже дрожит, и решила молчать. Потом она выпрямилась в его руках и, отстранившись, сказала:

– Королева стреляет великолепно. Это лорд Джеймс не должен был скакать за ней вдогонку. Конечно, он отвлек ее внимание.

– Он опасался за ее жизнь, – возразил Рован. – Ему явно стоило побеспокоиться и о вашей жизни.

– Пожалуйста, отпустите меня. И сейчас же! – Потребовала она, обидевшись на Рована: он так явно показал, что считает ее безмозглой наездницей.

Он выполнил ее просьбу. Гвинет зашаталась и снова упала ему на грудь. «Я и в самом деле дура: не почувствовала, что ноги у меня еще слабые, как желе», – подумала она.

Рован поддержал ее и не дал упасть. Гвинет отчаянно старалась, чтобы силы вернулись к ней.

– Спасибо, – поблагодарила она, отступив назад и пытаясь устоять на ногах. Она подумала, что выглядит жалко и смешно: шляпа ее пропала, заколки выскочили, и волосы растрепались и рассыпались в беспорядке по плечам, в них запутались листья и обломки веток. Лицо измазано грязью: она это чувствовала. Костюм для верховой езды сбился и сидит на ней криво.

Гвинет было неловко из-за своего неопрятного внешнего вида, и потому она была настроена агрессивно. Но в глубине души она понимала, что не вправе обижаться на того, кто – это совершенно ясно – спас ей жизнь. Девушка чувствовала, что ее щеки пылают от стыда, а Рована это, казалось, нисколько не смущало, он не отрываясь смотрел на нее в упор. Ей отчаянно хотелось открыть рот и заговорить, но что-то заставляло ее молчать.

Она заметила, как в его взгляде появилось разочарование, и чем дольше она молчала, тем отчетливее оно проявлялось. От этого ее положение стало еще хуже. Почему ей так важно, что Рован думает о ней?

Наконец Гвинет смогла заговорить.

– Королева не виновата, – прошептала она, но этого было мало. Рован спас ей жизнь. Она понимала, что должна его поблагодарить.

Он продолжал смотреть на нее, и это ей вовсе не помогало.

Наконец она вспомнила о хороших манерах и произнесла чопорно и спокойно:

– Благодарю вас, вы спасли мне жизнь.

Он низко поклонился ей с преувеличенной вежливостью, словно она сказала это слишком поздно и ей должно быть стыдно.

– Возможно, вы научитесь лучше ездить верхом, особенно теперь, когда вы уже дома, – произнес он и повернулся к своему коню.

Стикс послушно ждал хозяина.

Гвинет пошла за ним быстрыми широкими шагами.

– Я хорошо езжу верхом! – бросила она дерзко.

– Разве?

Она снова покраснела и объяснила:

– Моя лошадь испугалась и упала.

– Понимаю.

Она видела, что Рован не верит ей.

– Она встала на дыбы, а потом перевернулась, – уточнила Гвинет.

– Ну конечно!

– С вами невозможно разговаривать! – воскликнула она.

– Очень жаль. Но почему?

– Вы не слушаете меня.

– Разумеется, слушаю.

– Вы не верите ни одному моему слову.

– Разве я говорил что-нибудь похожее? – спросил Рован.

Она стала поднимать вверх подол разорванной охотничьей юбки, чтобы не споткнуться, и при этом очень старалась не скрипеть зубами.

– Еще раз благодарю вас за спасение моей жизни, – процедила она и пошла по тропинке.

Гвинет не заметила, что Рован направился следом за ней, и поэтому испугалась, когда он схватил ее за руку. Она вздрогнула, повернулась и пристально посмотрела на него. Ее дыхание было неровным, а сердце билось слишком быстро. Нравился он ей или нет, в любом случае его высокий рост и сила производили впечатление. Правда, он был непростительно надоедливым. Но в его прикосновении не было ничего отталкивающего.

– Куда вы идете?

– Искать королеву.

– Пешком?

– Как вы могли заметить, моей лошади нигде не видно! – вздохнула она.

– Идемте со мной.

Она продолжала стоять неподвижно. Тогда он наконец улыбнулся и сказал:

– Вам не нужно бояться меня.

– Я не боюсь.

– Может быть, не боитесь, но остерегаетесь.

– Вы до сих пор не научились любить королеву. Может быть, теперь научитесь, – заявила ему Гвинет.

– Я служу королеве Марии всем, что у меня есть.

– Но любите не ее, а Шотландию, – парировала она.

Его улыбка стала заметней.

– Люблю Шотландию, но королева воплощает Шотландию в себе, разве не так? А теперь идемте. Садитесь со мной в седло, и мы сможем найти остальных.

– Вы ужасный человек. Не думаю, что я смогу сидеть с вами на одном коне.

Рован громко рассмеялся:

– В чем дело? Я соглашаюсь с вами, а вы нападаете на меня.

– Вы вовсе не соглашаетесь со мной.

Он коснулся рукой ее лба, смахнул с него листок из лесной подстилки. В этом движении была странная нежность. Ей вдруг расхотелось спорить с ним. Ей захотелось…

Захотелось снова почувствовать, как эти пальцы касаются ее тела.

Гвинет быстро отступила назад. У него есть жена. И он ее очень любит, хотя она так тяжело больна.

– Идемте, – повторил он, на этот раз нетерпеливо. А потом, не давая ей выбора, он легко поднял ее в воздух и посадил на своего высокого жеребца, прыгнул на коня сам и сел сзади нее.

Гвинет ничего не могла сделать: он обхватил ее руками, когда брался за поводья. Она сглотнула комок в горле. Как этот человек. который может быть таким резким на словах и грубым в поступках, сумел разбудить в ней чувство, которого она никогда не испытывала раньше?

Это нелепо. И неправильно.

Сидеть на коне Рована было нетрудно. Этот вороной жеребец был огромным, но полностью подчинялся хозяину. Шаг Стикса был плавным, ровным и быстрым. Гвинет сидела, откинувшись назад, и чувствовала себя странно – несчастной и в то же время возбужденной. Никогда она не ощущала прикосновение другого человека с такой остротой, как сейчас.

Они наконец вернулись на равнину, где их ждали Джеймс и Мария. Королева радостно вскрикнула, бросилась навстречу Гвинет и крепко прижала ее к груди, как только Рован опустил свою спутницу на землю. Мария пылко обняла Гвинет, потом отступила назад, посмотрела ей в глаза и оглядела с ног до головы, выясняя, нет ли ран.

– Ты не ранена? Бедная моя! Это я виновата. – Принимая вину на себя, Мария бросила гневный взгляд на брата. – Что случилось? Вы нашли кабана? Нет, это кабан нашел вас. О боже, подумать только, что могло случиться…

– Зверь уже мертв. Мы пошлем за ним кого-нибудь, ваша милость, – сказал Рован.

Мария бросила на него благодарный взгляд, затем снова посмотрела на Гвинет:

– Ты в порядке?

– Мое достоинство сильно пострадало, но в остальном я в полном порядке, – заверила ее Гвинет, а потом глубоко вздохнула и добавила: – Лорд Рован чудом пришел на помощь как раз вовремя. Он… – Почему ей так не хочется это говорить? – он спас мне жизнь.

– В таком случае мы безмерно благодарны лорду Ровану, – серьезно сказала Мария.

Рован кивнул, выражая признательность за эти слова, и произнес:

– Ваша милость, я рад служить вам любым способом, которым могу это сделать.

– Вернемся во дворец: леди Гвинет могут понадобиться уход и покой, – мрачно пробурчал Джеймс.

– Где ваша лошадь? – спросила Мария у Гвинет.

– Смею предположить, что она вернулась на конюшню. Я уверен, что она знает дорогу туда, – сказал Рован. – Стикс – большой и сильный конь, – добавил он, указывая на своего жеребца. – Леди Гвинет и я доедем на нем до конюшни так же легко, как доехали сюда.

Протестовать при подобных обстоятельствах было бесполезно: Гвинет только выглядела бы глупо. Поэтому, немного поворчав, она согласилась.

Позже, когда они вернулись в Холируд, Гвинет услышала, как лорд Джеймс тихо сказал Ровану:

– Если они собираются скакать по лесам, ища развлечений, то должны научиться ездить верхом.

Гвинет очень хотела повернуться к брату королевы и вступить с ним в спор, но, к своему удивлению, обнаружила, что ей незачем это делать.

– Джеймс, я думаю, что эта леди ездит верхом ничуть не хуже любой другой женщины, а может быть, не хуже любого мужчины. Никто не может усидеть на падающей лошади. Если лошадь валяется на земле, там же должен валяться и всадник.

Гвинет, потрясенная тем, что Рован защищает ее, не была готова к тому, что произошло потом. Один из рослых, широкоплечих охранников подошел к ней, желая взять за руку и проводить во дворец.

– Спасибо, я могу идти сама, – настаивала она. – Я не пострадала, на меня только налипло много листьев.

Охранник взглянул на Марию, та кивнула, и лишь после этого ей позволили стоять самой на ногах.

Она убежала в свою комнату, желая как можно скорее избавиться от этой излишней заботы.

* * *

Рован видел, как Гвинет уходила, и удивлялся тому, как легко она может тронуть его сердце. Он не знал, что его так привлекает в ней – выражение глаз, страсть, которая звучит в ее голосе, или сочетание яростной воинственности и невинности.

– Лорд Рован! – позвала Мария.

– Что, моя королева?

– Я действительно желала поговорить с вами вне дворца, но возможности не было. Не проводите ли вы меня в мои комнаты?..

– Готов выполнить все, что вам угодно.

Он понял, что, пока он спасал Гвинет, Мария и Джеймс говорили между собой о чем-то, поскольку лорд Стюарт явно знал, что именно королева собирается сказать ему, Ровану. И действительно, именно Джеймс провел их в маленькую приемную, находившуюся рядом с покоями королевы.

Для их удовольствия в комнату принесли прекраснейшее французское вино. Рован предпочитал хороший шотландский эль или виски, но сказал изящный комплимент по поводу выбора королевы. Она не сидела в королевском кресле с высокой спинкой, в котором ей полагалось принимать иностранных послов, а выбрала один из обитых парчой стульев, стоявших перед огнем.

Джеймс не стал садиться вообще, а остался стоять у камина. Мария жестом велела Ровану подойти к ней, и он выполнил ее желание. Его любопытство росло с каждой секундой.

– Мне известно от людей, заслуживающих доверия, что вы находитесь в дружеских отношениях с моей кузиной, – начала Мария.

Он снова сел: слова королевы застали его врасплох.

– С королевой Елизаветой?

«Чему тут удивляться? – выругал он себя. – У Марии очень талантливые министры, которые служат ей много лет».

– Да.

– Мать моей жены состоит в дальнем родстве с ее величеством, – сказал он.

– Родственные связи – хорошая вещь, верно? – спросила королева. – Нас учат чтить наших отцов и матерей. Поэтому странно, что в делах политики и королевской власти можно причинить так много зла тем, кого любишь. Но сейчас речь идет не об этом. Мы играем в очень сложную игру – я и Елизавета. Я никогда не встречалась с моей кузиной и знаю ее только по письмам и по чужим рассказам. Сейчас мы заняты серьезными вопросами. Я не утвердила договор между нашими странами, потому что она тоже не подписала свое завещание.

Об этом Рован уже знал.

– Я полагаю, – осторожно заметил он, – что Елизавета считает себя еще молодой и не хочет думать о том, что будет после ее смерти.

Мария покачала головой и заявила:

– Она должна согласиться, что я – прирожденная наследница ее короны.

Рован молчал. Он был уверен, что Марии понятно, почему Елизавета колеблется. Англия теперь твердо придерживалась протестантской веры. Если английская королева признает своей наследницей католичку, это может привести к церковному расколу в ее стране. Рован знал, что правившим Англией протестантам была не по душе королева Шотландии, как сторонница католической веры. Хотя, если иметь в виду только порядок родства, требование Марии, вероятно, было справедливым. Но существовали и другие внуки и внучки Генриха VIII, и среди них – Кэтрин, сестра несчастной леди Джейн Грей, которую прозвали «девятидневная королева». После того как умер единственный сын Генриха VIII Эдуард, протестантская партия возвела Джейн на трон. Но сторонники другой Марии, католички, дочери Катерины Арагонской, легко разгромили защитников Джейн. В конце концов «девятидневной королеве» отрубили голову на эшафоте – но не потому, что родные поспешили усадить ее на трон, а за то, что Джейн отказалась сменить веру, когда Мария этого потребовала. Та Мария приобрела себе так много сторонников именно благодаря тому, что имела законное право вступить на престол. И по ее приказу было казнено много видных протестантов, из-за чего она получила прозвище Мария Кровавая. Елизавета взошла на престол после смерти той Марии и положила конец преследованиям за веру, но в сердцах и умах англичан еще жила память о пролитой крови, и теперь они не хотели, чтобы ими правила католичка.

– Мы все знаем, почему Елизавета медлит, – сказал он.

– Вот в этом-то и дело. Вы знаете, лорд Рован, что я не намерена силой навязывать свои верования моему народу, который теперь следует по пути шотландской церкви. Если Елизавета будет знать это и верить в это так же, как верю я, не думаю, что она станет дальше затягивать переговоры. У вас с ней дружеские отношения. Вы можете попросить ее об аудиенции, чтобы пожелать ей доброго здоровья, а во время встречи с ней можете рассказать ей то, что узнали обо мне.

– Рован, вас посылают в Лондон, – прямо заявил Джеймс.

Рован взглянул на брата королевы. Этот человек являлся для него загадкой. Он был регентом Шотландии до приезда Марии и знал о шотландском народе очень много. Он разбирался в законах и потому попросил сестру вернуться и уступил ей корону. И все же иногда он, наверное, думал о том, что положение Шотландии могло быть гораздо лучше, если бы он был единственным законным ребенком своего отца.

– Разумеется, я охотно исполню любое ваше поручение. – Сказав это, Рован помедлил, но затем хрипло добавил: – Хотя я собирался съездить в свои поместья. Там есть работа, за выполнением которой мне бы следовало проследить самому.

Мария коснулась ладонью его руки. Рован увидел в ее глазах глубокое сочувствие и понял, что в одном сторонники королевы поистине правы: у нее золотое сердце. Она добра и очень заботлива к тем, кто ее окружает.

– Разумеется, я позволяю вам поехать домой и оставаться там столько времени, сколько будет нужно. Но после этого вы должны отправиться на запад, сопровождая леди Гвинет, а затем в Лондон.

– Сопровождая леди Гвинет? – переспросил он.

– Я получила письмо от Энгуса Маклауда: это брат ее отца, он управляет ее землями. Он очень просит, чтобы она приехала ненадолго погостить. Вы окажете мне огромную услугу, если будете ее сопровождающим и отвезете на остров Айлингтон перед тем, как поедете дальше, в Англию.

Эта просьба встревожила Рована своей неожиданностью и смутила его – почему, он не мог понять.

– В этом случае важна быстрота. Может быть, мне лучше отправиться в мои поместья, а потом в Англию одному, даже без моих слуг, – предложил он.

Мария немного нахмурилась:

– Нет, лорд Рован, я предпочитаю, чтобы леди Гвинет проделала весь путь вместе с вами, то есть сопровождала вас к английскому двору после того, как побывает у себя дома. Я назначаю вас ее хранителем, и пусть будет известно, что я искренне желаю, чтобы она, одна из самых дорогих мне дам, узнала больше о положении дел в Англии и смогла затем быть моей наставницей и научить меня понимать моих ближайших соседей ради сохранения мира между нашими странами.

Ловушка захлопнулась: Рован мало что мог бы сказать или сделать. Не мог же он сказать королеве, что та, которую она просит его сопровождать, стала для него слишком сильным соблазном?

Нет. От него ожидают, что он будет надежным хранителем своей спутницы независимо от того, что он думает и чего желает.

– Рован, Мария попросила у меня совета в этом деле, – сообщил ему Джеймс. – Я думаю, ваш дружеский визит в Англию будет иметь большое значение, а если вы привезете с собой леди Гвинет, это облегчит дело. Она состоит в свите Марии, но сама осталась протестанткой. Она горячо любит Марию, но по крови и по манерам остается гораздо больше шотландкой, чем француженкой. Неофициально она будет посланницей королевы.

– Леди Гвинет знает об этом? – спросил Рован.

– Пока нет, – ответила Мария. – Но она прекрасно поймет, чего я хочу от нее. Я здесь недавно, хотя королевский титул ношу уже давно, ибо в этот сан меня возвели всего через несколько дней после рождения. Мое желание принести моей стране только добро должно быть понято, и то, что я желаю мира, должно быть понято тоже. Вы, сэр, можете без обмана протянуть мне руку дружбы в самых важных неофициальных поручениях.

То, что скажете вы и что скажут вам, не будет меня ни к чему обязывать. Если мои министры и послы сгоряча делают поспешные глупые заявления, я не считаю своим долгом выполнять то, что они обещали. Вы отвезете Елизавете несколько подарков от меня лично. И я знаю, Гвинет очарует ее. Я еще не встречала ни среди знатных, ни среди простолюдинов никого, кто не нашел бы ее очаровательной и умной. Ее обаяние сослужит мне хорошую службу.

– Когда вы хотите, чтобы я отправился в путь? – спросил Рован.

– После следующей воскресной службы, – серьезно ответила королева.