Читать книгу Спящие гиганты - Сильвен Нёвель - Страница 4

Документ № 003

Беседа с доктором физико-математических наук Розой Франклин, старшим научным сотрудником института Энрико Ферми.

Место: Чикагский университет, Чикаго, штат Иллинойс.

– Каких размеров была кисть?

– Шесть целых девять десятых метра, около двадцати трех футов – но одиннадцатилетней девочке она, конечно, показалась просто необъятной.

– А что вы сделали потом?

– Ничего. Мы почти не говорили о том случае. Я каждый день ходила в школу, как и остальные дети моего возраста. В нашей семье ни у кого не было высшего образования, поэтому родители поощряли мое увлечение физикой.

Догадываюсь, что вы сейчас спросите. Я бы хотела вам ответить, что я занялась наукой из-за металлической руки, но вообще-то физика мне всегда нравилась. Мама и отец заметили, что я проявила склонность к естественным и точным наукам еще в раннем детстве. Наверное, мне было четыре года, когда на Рождество мне подарили мой первый набор для научных опытов. Электрический конструктор – из такого можно собрать телеграфный аппарат и другие устройства, вставляя провода в подпружиненные зажимы.

Знаете, я вряд ли бы выбрала в жизни другой путь, даже если бы в день своего рождения послушалась папу и осталась дома.

Так или иначе я окончила среднюю школу и продолжила заниматься тем единственным, что у меня получалось. Я выбрала научную стезю. Видели бы вы моего отца, когда я сообщила ему, что меня приняли в Чикагский университет! Никогда раньше мне не доводилось видеть столь счастливого человека. Папа не радовался бы так, даже если бы выиграл в лотерею миллион долларов!

Отучившись, я защитила докторскую диссертацию, и мне предложили работать в университете.

– Когда вы снова нашли кисть?

– А я ее не искала. Через семнадцать лет она сама меня нашла… если так можно выразиться.

– Что случилось?

– С кистью? То место, где ее нашли, взяли под контроль военные.

– Когда именно?

– Сразу же после того, как меня вытащили наверх. Где-то часов через восемь на место происшествия нагрянули военные. Руководил ими полковник Хадсон – по-моему, именно так его и звали. Он был из наших краев – поэтому знал всех и вся. Не помню, чтобы мы с ним встречались лично, но люди, которым довелось общаться с Хадсоном, отзывались о нем исключительно хорошо.

Я читала кое-что, что осталось от его записей, – к сожалению, они были основательно отредактированы военными. Полковник вел работы три года, и главная его задача состояла в том, чтобы разгадать значение странных резных узоров. Рука, которая именовалась «артефактом», упоминалась Хадсоном лишь вскользь – пару-тройку раз. Кстати, кисть стала для него свидетельством того, что у ее создателей было сложное религиозное мировоззрение.

На мой взгляд, у Хадсона были очень четкие представления о поставленной перед ним задаче.

– И что вы еще о нем думаете?

– Ничего! Хадсон был профессиональным военным, а не физиком или археологом. Он никогда не изучал ни антропологию, ни прикладную лингвистику, которые могли бы пригодиться в данной ситуации. Каким бы ни было его предвзятое мнение, оно пришло из поп-культуры. Вы же наверняка смотрели фильмы про Индиану Джонса и прочих супергероев! К счастью для Хадсона, его окружали компетентные люди. Но, думаю, ему было крайне неловко руководить проектом, поскольку большую часть времени он блуждал в потемках и не понимал, о чем идет речь.

Просто поразительно, сколько усилий было потрачено на то, чтобы позже опровергнуть все напрочь! Предварительные исследования показали, что кисть создали около трех тысяч лет назад. Однако военных это не устраивало, и в итоге они попытались определить возраст найденного органического материала с помощью радиоуглеродного анализа. Выяснилось, что рука и остальные находки гораздо древнее, их возраст варьируется от пяти до шести тысяч лет.

– Неожиданно, не так ли?

– Еще бы! Ведь это открытие идет вразрез со всем, что нам известно об американской культуре доколумбовой эпохи! Древнейшая цивилизация находилась в области Норте-Чико в Перу, а металлическая кисть оказалась старше ее приблизительно на тысячу лет. Кроме того, совершенно очевидно, что никто не смог бы перетащить гигантскую руку из Южной Америки в Южную Дакоту. Кстати, и в Северной Америке развитые племена индейцев сформировались гораздо позднее.

В конце концов команда Хадсона заявила, что образцы, подвергнутые радиоуглеродному анализу, испачканы посторонним материалом. А после нескольких лет бессистемных исследований было объявлено, что возраст находки – тысяча двести лет. Ее классифицировали как место отправления религиозных обрядов ранее неизвестной боковой ветви цивилизации индейцев Миссисипи.

Я тщательно изучила все материалы. Нет никаких свидетельств, нет абсолютно ничего, что подтверждало бы теорию команды Хадсона. Эта версия просто чуть более правдоподобна – по сравнению с любыми другими гипотезами, вытекающими из имеющихся фактов. Если хотите знать мое мнение, по-моему, Хадсон не увидел в этом открытии никаких реальных перспектив для военной отрасли. Вероятно, его раздражало, что он впустую торчит в подземной лаборатории, и он хотел ухватиться за все, что угодно, в том числе и за самую нелепую идею. Он устал и мечтал сбежать оттуда.

– И ему это удалось?

– Да. Хадсон добился своего, правда, спустя три с лишним года. Но его история имела трагический конец. Однажды полковник выгуливал собаку, и у него случился инсульт. Хадсон впал в кому, а спустя три недели скончался.

– Что случилось с артефактом после его смерти?

– Ровным счетом ничего. Рука и панели с резьбой пылились на складе четырнадцать лет – военным стало на них просто наплевать. Исследованиями занялся Чикагский университет на средства, выделенные АНБ[2]. С ума сойти!.. Мне поручили изучить кисть, на которую я наткнулась в детстве. Забавное совпадение! Вообще-то я не верю в судьбу, и расхожий штамп «мир тесен» здесь не совсем уместен.

– С какой стати АНБ заинтересовалось археологией?

– Тот же самый вопрос я задавала и себе. Агентство финансирует самые разные исследования, и этот проект явно не вписывался в сферу его интересов. Возможно, АНБ заинтриговал древний язык, и агентство решило расширить свои практические познания, чтобы применить их в криптографии. А может, материал, из которого была сделана кисть, показался АНБ сверхпрочным… Короче говоря, нам выделили приличный бюджет, и я не задавала лишних вопросов. Я стала руководителем небольшой группы: мы изучили все, что смогли, с точки зрения точной науки и передали материалы в отделение антропологии. Гриф «совершенно секретно» тоже никуда не исчез, поэтому меня, как и моего предшественника, перевели в подземную лабораторию. Полагаю, вы ознакомились с моим отчетом, поэтому вам можно не докучать подробностями.

– Да, я его прочитал. Вы отправили отчет через четыре месяца после начала исследования. Какая поспешность!

– Отчет был предварительный, но я с вами согласна. Однако мне не кажется, что я поторопилась. Может, самую малость… Я сделала любопытные открытия, но сомневалась, что с теми скудными данными, которые у меня имелись, я смогу еще больше продвинуться вперед. Я очень хотела добиться прогресса в работе и не собиралась тянуть время. Но артефакты… они и впрямь могли поставить любого в тупик!

Кроме того, я считаю, что нам не хватает знаний и мы не добьемся значительных результатов без дополнительной информации.

– Кого вы имеете в виду?

– Нас. Себя, вас. Человечество. А в подземной лаборатории хранится то, что выходит за рамки нашего понимания.

– В таком случае расскажите о том, что вам понятно. Например, о панелях.

– Прочитайте еще раз мой отчет!..

Ладно, их – шестнадцать, размер каждой панели – приблизительно десять на тридцать два фута, толщиной они меньше дюйма. Вероятно, они были изготовлены приблизительно три тысячи лет назад. Мы…

– Простите, но вы не поддерживаете теорию загрязнения образцов?

– Нет никаких причин не доверять радиоуглеродному методу. И, если честно, возраст панелей является для нас наименьшей проблемой. Я упоминала о том, что символы постоянно светятся на протяжении последних семнадцати лет, без какого-либо видимого источника энергии?

Каждая стена этой своеобразной камеры состоит из четырех панелей, на которых вырезаны двенадцать строк длиной от восемнадцати до двадцати символов. Ряды разбиты на последовательности по шесть или семь символов. Мы насчитали пятнадцать различных знаков. Большинство встречается по несколько раз, некоторые появляются единожды. Семь символов состоят из кривых линий и имеют посредине точку, семь состоят из прямых линий, а один является обычной точкой. Они – простые по своей сути, но очень изящные.

– Удалось ли предыдущей команде расшифровать хоть что-нибудь?

– Забавно, но в отчете Хадсона есть раздел, который не подвергся цензуре со стороны военных: он посвящен лингвистике. Исследователи сопоставили символы со всеми ранее известными системами письменности, существующими в настоящее время и в прошлом, но не смогли найти никаких значительных соответствий. Они предположили, что каждая последовательность символов представляет собой высказывание, подобное предложению в английском языке, но в отсутствие каких-либо реальных ссылок не сумели построить ни единой догадки относительно их смысла. Работа была проделана досконально, все этапы скрупулезно документировались. Я не хотела повторяться и проделывать этот путь заново и поэтому отказалась от предложения включить в нашу группу лингвиста. А поскольку сопоставлять надписи было не с чем, мы тоже не смогли сделать логичные выводы.

Вероятно, я мыслила предвзято: ведь я впервые столкнулась с кистью, буквально рухнув на нее в день своего одиннадцатилетия! И меня неудержимо тянуло к руке. Я не могла это объяснить, но интуиция твердила мне, что главным является именно она.

– Разительный контраст с подходом вашего предшественника. И вы можете рассказать о кисти?

– Поразительно, но, по-моему, вы не слишком интересуетесь эстетикой! Итак, кисть имеет в длину от запястья до кончика среднего пальца двадцать две целых шесть десятых фута. Она однородная, сделана из того же самого металлического сплава, что и панели, однако по крайней мере на две тысячи лет древнее их. Цвет у нее темно-серый, со слабым бронзовым отливом, и она обладает радужными свойствами.

Ладонь раскрыта, пальцы сомкнуты, слегка согнуты, как будто держат что-то ценное, а может, и горсть песка, и стараются ничего не просыпать. Поверхность испещрена бороздками, как обычная человеческая кожа, однако имеются складки, расположенные в других участках. Полагаю, последние сделаны в декоративных целях. Все они испускают яркое бирюзовое сияние, отчего металл радужно переливается. Кисть выглядит сильной, но одновременно… утонченной – вот единственное слово, которое приходит мне в голову. Я думаю, это женская рука.

– В настоящий момент меня интересуют конкретные факты. Из чего сделан артефакт?

– Выяснилось, что его практически невозможно распилить или вскрыть любыми известными способами. Кстати, потребовалось пять попыток, чтобы отделить крошечный кусочек от стеновой панели. Масс-спектрометр показал, что это сплав тяжелых металлов, в основном иридия, с добавлением десяти процентов железа и в меньшей концентрации осмия, рутения и других металлов платиновой группы.

– Сплав на вес золота, верно?

– Странно и парадоксально! Сплав значительно легче, чем должен быть, поэтому он значительно дороже своего веса… в чем бы то ни было.

– А сколько в действительности весит кисть?

– Тридцать две метрических тонны. Конечно, вы можете быть шокированы, но кисть необъяснимо легкая, если принять в расчет ее состав. Иридий является элементом с высокой удельной плотностью, возможно, с самой высокой, и даже с примесью какой-то части железа кисть должна была бы весить втрое больше.

– У вас есть какие-то объяснения?

– Увы, нет! У меня даже нет дельных мыслей по поводу того, каким технологическим процессом можно добиться подобного результата. Если честно, меня беспокоит не сам вес, а количество иридия! Ведь иридий не только один из самых тяжелых элементов в природе. Иридий – это редкость, свое-образное сокровище.

Между прочим, металлы данной группы – одним из них является платина – быстро соединяются с железом. Вот что произошло миллионы лет назад с большей частью иридия на Земле, когда ее поверхность еще была расплавленной! А поскольку иридий тяжелый, он, образно говоря, потонул, погрузился в ядро на глубину нескольких тысяч миль. То немногое, что имеется в земной коре, смешано с другими металлами, и для их разделения необходимы сложнейшие химические процессы.

– Насколько редким является иридий по сравнению с другими металлами?

– Повторяю, он весьма редкий! Скажем так: если собрать вместе весь чистый иридий, вырабатываемый на планете за год, получится не больше двух метрических тонн. Учитывая невероятную удельную плотность, объемом это приблизительно с крупный чемодан. Даже при нынешнем уровне технологий потребовались бы десятилетия, чтобы собрать достаточное количество иридия. Но на нашей Земле его очень мало, и хондриты[3] на поверхности не валяются сплошь и рядом.

– Я не успеваю следить за вашей мыслью.

– Извините. Я имела в виду каменные метеориты. Иридий настолько редко встречается в горных породах, что его практически невозможно обнаружить. Основная часть добываемого иридия извлекается из упавших метеоритов, не сгоревших полностью в атмосфере. В общем, для создания того металлического тайника – а я полагаю, что он не единственный на Земле – его «строителям» следовало найти подходящее место, напичканное иридием.

– Путешествие к центру Земли?

– Вы правы, один из хороших способов обнаружить иридий – это путешествовать в стиле Жюля Верна. Для того чтобы получить данный металл в необходимом количестве, надо или пробуравить кору на тысячи миль вглубь, или научиться вести разработки в открытом космосе. При всем уважении к мистеру Верну мы еще очень далеки от первого метода. Самые глубокие шахты, имеющиеся в настоящее время, покажутся мелкими оспинками по сравнению с тем, что потребуется. А вот космическое пространство – реальная и доступная альтернатива. К примеру, сейчас некоторые частные компании нацелены на то, чтобы добывать в космосе воду и ценные минералы. Однако хочу отметить, что подобные проекты пока находятся на начальных этапах разработки. Но если научиться собирать метеориты в космосе, можно получить много иридия!

– Что еще вы можете добавить?

– Пожалуй, ничего. Мы потратили месяцы на изучение кисти и панелей с помощью прекрасного оборудования, но в конце концов зашли в тупик. Я понимала, что мы задаем наивные вопросы, но не знала, какие вопросы нужно задавать. Представив предварительный отчет, я решила взять отпуск.

– Освежите мою память. Расскажите мне, к каким вы пришли выводам после проделанной работы.

– Их не было.

– Любопытно. И какой оказалась реакция со стороны заказчика?

– Моя просьба была удовлетворена.

– Неужели?

– Да. Полагаю, руководство рассчитывало на то, что я не вернусь. Я ни разу не использовала термин «инопланетяне», но, похоже, что мой отчет говорил сам за себя, хотя в целом я теряюсь в догадках.

– Объясните поподробнее.

– Думаю, есть гораздо более приземленное и рациональное объяснение, кроме инопланетного вмешательства, которое пока еще не пришло мне в голову. Как ученый, я могу только утверждать лишь одно: на данный момент человечество не обладает ресурсами и технологиями, годными для создания этого радужного артефакта. Вполне вероятно, что некая древняя цивилизация обладала весьма обширными познаниями в области металлургии, но здесь надо сделать поправку на само количество иридия – будь то пять, десять или двадцать тысяч лет назад. Поэтому смею сказать: нет, я не верю, что гигантская рука и панели были созданы людьми. И вы можете делать какие угодно выводы.

Я не глупа и отлично понимаю, что, скорее всего, поставила крест на своей карьере. Определенно я потеряла всякое доверие со стороны АНБ, но как я могла еще поступить? Солгать?

– Что вы сделали, представив свой отчет?

– Отправилась домой, где все и началось. Я не была там почти четыре года, с тех пор как умер отец.

– Где вы родились?

– В местечке Дедвуд – примерно в часе езды к северу от Рэпид-Сити.

– Я не знаком с этой частью Среднего Запада.

– Я выросла в маленьком городишке, возникшем в эпоху золотой лихорадки. Порядки у нас царили жестокие – прямо как в вестернах. Последний бордель закрыли уже на моей памяти. Единственным предметом нашей гордости, помимо непродолжительного телешоу на канале «Эйч-би-оу», являлся тот факт, что Дикий Билл Хикок[4] был убит именно в Дедвуде. Городок пережил окончание золотой лихорадки и три крупных пожара, и его население сократилось примерно до тысячи двухсот человек.

Разумеется, Дедвуд нельзя назвать процветающим уголком, однако он пока не стерт с лица земли. А от вида его окрестностей захватывает дух. Дедвуд находится на границе национального парка «Черный лес» с его причудливыми скалами, восхитительными сосновыми лесами, каменными россыпями, ущельями и горными ручьями. На мой взгляд, на всем свете не сыскать более прекрасной природы. Конечно, в прошлом у кого-то из переселенцев могло возникнуть четкое желание обосноваться именно там.

– Вы по-прежнему считаете Дедвуд своим домом?

– Да. Дедвуд – моя родина, хотя моя мать наверняка не разделяет моего мнения. Она с явной неохотой встретила меня на пороге, когда я заявилась домой. Сначала мы даже не могли найти общий язык. Я чувствовала: мама осуждает меня за то, что я столько лет не приезжала в Дедвуд и не была на похоронах отца. Она решила, что я бросила ее, предоставив ей одной пережить горечь утраты. В ее голосе сквозил такой гнев!.. Каждый человек переносит боль по-своему, и в глубине души моя мать понимала, что тогда мне просто нужно было смириться с потерей и побыть в одиночестве. Она не высказывала мне этого вслух, но похоже, что семейная трагедия навсегда испортила наши отношения. Правда, я на нее не сержусь. Мать достаточно настрадалась, и у нее есть все основания быть недовольной. Первую неделю мы избегали друг друга и старались не разговаривать.

Войдя в свою комнату, я почувствовала, как на меня нахлынули воспоминания. В детстве я частенько ночью выбиралась из кровати и садилась у окна, дожидаясь, когда отец отправится на шахту. Перед ночной сменой он обязательно заглядывал ко мне и предлагал выбрать игрушку, которую клал в свой контейнер с обедом. Папа утверждал, что обязательно станет думать обо мне, когда будет перекусывать, и перерыв пролетит для него незаметно. Он был немногословен как со мной, так и с моей матерью, но знал, как много значат для ребенка всякие мелочи, и никогда не забывал заботливо укутать меня одеялом. Как мне хотелось, чтобы он оказался рядом и я могла с ним поговорить! Отец не получил высшего образования, но у него была ясная голова. Откровенничать с мамой я не могла.

Ладно, вернемся в недавнее прошлое. Постепенно мы с матерью начали беседовать друг с дружкой, недолго, но очень мило, что было желанной переменой по сравнению с фальшивыми вежливыми замечаниями о еде, которыми мы обменивались в первые дни после моего возвращения. Однако то, чем я занималась, было засекречено, и я прилагала максимальные усилия, чтобы перевести разговор в иное русло. С каждой неделей это становилось все легче, и я ловила себя на том, что размышляю об ошибках, совершенных мной в детстве, и забываю о подземной лаборатории.

Но спустя месяц я расхрабрилась и отправилась на то место, где впервые увидела кисть. Яму, куда я провалилась, давно закопали. Среди камней пробивались молодые деревца. Смотреть было не на что. Я бесцельно бродила по лесу до заката. Почему я первая обнаружила руку? Не сомневаюсь, что где-то должны быть и другие мерцающие артефакты. Почему никто их не обнаружил? Почему это случилось в тот день? Кисть пролежала в тайнике долгие тысячи лет. Почему все произошло именно тогда? Что явилось толчком? Что возникло двадцать лет назад и «разбудило» то неизвестное, что не проявляло себя на протяжении предыдущих тысячелетий?

И вдруг меня осенило. Вот тот самый вопрос. Мне нужно определить, что действительно «включило» кисть.

Документ № 004

Беседа со старшим уорент-офицером третьего класса вооруженных сил США Карой Резник.

Место: военный аэродром Коулмен, Мангейм, Германия.

– Пожалуйста, назовите свою фамилию, имя и воинское звание.

– Вам уже все известно. Перед вами лежит мое личное дело.

– Мне сказали, что вы окажете нам содействие. Для протокола нужно, чтобы вы назвали имя и воинское звание.

– Может, вы мне сначала что-нибудь толком объясните.

– К сожалению, не могу этого сделать. Пожалуйста, назовите свою фамилию, имя и воинское звание.

– «К сожалению, не могу этого сделать». Вы всегда так развернуто формулируете свои мысли?

– Мне нравятся развернутые формулировки. На мой взгляд, они помогают избегать недоразумений. Я терпеть не могу повторять одно и то же.

– Хорошо. Имя и фамилия. Если для вас столь важен протокол, можете прочитать все вслух.

– Как вам угодно. Вы – старший уорент-офицер третьего класса Кара Резник, пилот вертолета сухопутных сил армии США. Правильно?

– Была пилотом. Меня отстранили от полетов, что вам, вероятно, давно известно.

– Нет. А что случилось?

– У меня отслоилась сетчатка глаза. Произошло это безболезненно, но зрение ухудшилось. Завтра мне предстоит операция. На мой вопрос врачи ответили, что с определенной долей вероятности я снова смогу летать… что мне показалось подозрительно похожим на «нет».

Простите, я не расслышала, как вас зовут?

– Я себя не называл.

– А почему бы вам не представиться? Для протокола.

– На то есть много причин, одни из которых существеннее других. Для вас достаточно будет знать, что если бы я назвал вам свое имя, вас бы вообще не выпустили отсюда живой.

– Вы могли бы просто ответить отказом. Вы считаете, что запугивание является хорошим методом?

– Если вам показалось, что я вас запугиваю, старший уорент-офицер Резник, я приношу свои искренние извинения. У меня и в мыслях не было причинять вам беспокойство. Но я не хочу, чтобы вы вообразили, будто я с вами заигрываю.

– Значит, вас беспокоит моя безопасность? Как благородно! Но почему я здесь?

– Вам надо рассказать о том, что случилось в Турции.

– В Турции ничего не произошло. По крайней мере, ничего интересного.

– Позвольте судить об этом мне. Мой уровень допуска к секретной информации на несколько пунктов выше вашего. Давайте же начнем с самого начала.

– Я не вполне вас понимаю.

– Как вы оказались в Турции?

– Меня вызвали в штаб группировки НАТО. Я прибыла рано утром, но успела немного поспать: совещание назначили на шестнадцать часов. Меня представили моему напарнику уорент-офицеру Митчеллу, и мы отправились на задание. Нам предстояло ночью вылететь из Аданы на усовершенствованном вертолете «Ю-эйч-60», выполненном по технологии «стелс». Мы должны были войти в воздушное пространство Сирии на очень малой высоте и взять образцы воздуха приблизительно в двенадцати милях к югу от границы, в окрестностях Эр-Ракки.

– Вы сказали, что прежде не были знакомы со своим напарником. Однако в армии предпочитают слетавшиеся экипажи. Странно, что на столь ответственное и рискованное задание вас отправили с незнакомым человеком. Почему вторым пилотом с вами не полетел ваш обычный напарник?

– Он перевелся в другой экипаж.

– Почему?

– Спросите у него.

– Уже спросил. Будете ли вы удивлены, узнав, что ваш бывший напарник попросил перевести его куда угодно, лишь бы он летал с другим первым пилотом? Если не ошибаюсь, по отношению к вам он употребил несколько эпитетов: «упрямая», «своенравная», «раздражительная». У него богатый лексикон.

– Он обожает «скрабл»[5].

– Именно поэтому вы не поладили между собой?

– Лично я против него ничего не имела.

– По-моему, вы уклоняетесь от ответа. Редко можно встретить человека, готового поставить под угрозу свою карьеру в армии только потому, что ему не нравится чье-то общество.

– Мы расходились с ним в разных вопросах, но я никогда не допускала, чтобы наши споры сказывались на полетах. Не моя вина, что мой бывший напарник не смог поступить таким же образом.

– Значит, вы не виноваты в том, что людям трудно с вами сработаться. Просто такая вы есть.

– Наверное. Послушайте, вам нужно вытащить из меня признание в том, что в общении я не самый приятный человек? Ладно, я это подтверждаю. Но ведь мы сидим здесь не для того, чтобы обсуждать мое обаяние, верно? Вы хотите узнать, как я разбила вертолет стоимостью двадцать миллионов долларов посреди фисташковой рощи, да?

– Можно начать и с аварии. Итак, вам предстояло взять образцы воздуха – но с какой целью?

– В НАТО считают, что в Сирии на протяжении многих лет ведется ядерная программа, и хотят положить ей конец. Еще в две тысячи седьмом году Израиль разбомбил какой-то объект, предположительно ядерный реактор, но в НАТО не желают предпринимать решительные шаги, опираясь на скудные данные и догадки.

– Ваше начальство предпочло бы получить неопровержимые доказательства, прежде чем предпринять военную операцию.

– Оно хочет застать сирийцев со спущенными портками. Источник в сирийской военной разведке сообщил американцам, что в окрестностях Эр-Ракки проводятся подземные испытания, а поскольку Сирия отказывается допустить международных инспекторов в свои ядерные центры, мы должны были воспользоваться тайными способами.

– Входило ли в вашу задачу что-либо помимо взятия проб?

– Нет. Нам предстояло слетать туда и обратно. Нас снабдили весьма громоздким оборудованием, позволяющим определить по пробам воздуха наличие ядерной активности. Мы вылетели с военно-воздушной базы Инджирлик в два часа ночи, как и было запланировано. Примерно час мы двигались на восток вдоль границы, затем повернули на юг и вошли в воздушное пространство Сирии. Минут двадцать мы летели над самой землей, на высоте восемьдесят футов. Назначенной точки мы достигли приблизительно в три пятнадцать, взяли пробы и стали возвращаться обратно, следуя тем же курсом.

– Вы сильно волновались?

– Вы шутите! Я нервничаю, только если забываю вовремя оплатить счет за телефон. Нет, там совсем другое! Но если серьезно: ты летишь на бреющем со скоростью сто шестьдесят миль в час над вражеской территорией да еще используешь прибор ночного видения. Если от этого у вас не будет колотиться сердце, тогда я не знаю, что еще вам надо. В общем, отвечаю на ваш вопрос: да, мы оба были на взводе. Вокруг ничего не видно, можно смотреть только в прибор ночного видения. Возникает ощущение, что ты с невероятной скоростью несешься по узкому туннелю, залитому зеленым светом.

– Все прошло по плану?

– Как часы. Меньше чем через двадцать минут мы возвратились в воздушное пространство Турции. Я поднялась на восемьсот футов, и мы поспешили отойти подальше от границы. Мы приближались к Харрану, когда заметили прямо перед собой странный свет. Это были не городские огни. Внизу простиралась сельская местность, да и цвета были не те. И вдруг – ни с того ни с сего – двигатель заглох и в кабине воцарилась темнота.

Было слышно, как, замедляясь, вращается по инерции несущий винт, а потом наступила тишина. От земли исходило бирюзовое сияние. Бесчисленные деревца или кустарники, посаженные ровными рядами в тридцати футах друг от друга, напоминали ковер, а между ними, как прорехи, мелькала голая почва. Мы сидели в кабине и молча таращились вниз. Зрелище было сюрреалистическое… и умиротворяющее. Но вскоре вертолет камнем полетел вниз.

Когда мы грохнулись, меня оглушило, потому что в забрало шлема меня ударила подушка безопасности. Наконец я очнулась. Мой напарник куда-то исчез. Старик в белой хлопчатобумажной рубахе пытался расстегнуть ремни, удерживающие меня в кресле. Ему, думаю, было лет шестьдесят. Смуглое, сморщенное лицо. Глядя на меня, он что-то пробормотал, наверняка сознавая, что я не понимаю ни слова. Затем он широко улыбнулся. У него недоставало передних зубов, но глаза у него оказались добрые и участливые. Придя в себя, я помогла старику расстегнуть ремни.

Он осторожно вывел меня из кабины, перекинув мою руку себе на плечо. Внезапно кто-то схватил меня за другую руку – молоденькая девчушка лет шестнадцати. Я заметила, что она очень красива, хотя она не поднимала головы. Девушка почти ничего не говорила. Старик обратился к ней. Он мог быть ее отцом или дедом. Они усадили меня на землю – шагах в ста от вертолета, и старик дал мне глотнуть воды из фляжки. Девочка протянула мне тряпицу и указала на мой лоб. Поскольку я не возражала, она приложила тряпку к моему правому глазу, а через пару секунд отняла ее от моего лица и спрятала. Вероятно, надеялась на то, что я не замечу кровь.

– Где был ваш напарник?

– Сперва я не могла понять. Только спустя минуты две я увидела людей, столпившихся за вертолетом. Я поднялась на ноги. Девушка твердила мне что-то на турецком – полагаю: «Не надо вставать». Но я поплелась к свету и замерла на краю огромной воронки, изуродовавшей фисташковую рощу. А сияние… оно так и не померкло и было очень ярким.

Митчелл стоял там вместе с местными жителями. Он даже обнял меня и прижал к себе. Казалось, он искренне обрадовался, увидев меня живой.

Не могу сказать точно, на что именно мы смотрели, но это было самое впечатляющее зрелище, какое мне когда-либо приходилось видеть.

Сам предмет был похож на кита, сделанного из темного металла, а может, на корабль или на компактную подводную лодку. Гладкие плавные обводы смахивали на фюзеляж «Боинга-747», но только без различимых отверстий, крыльев и хвостового оперения. Штуковина напоминала скульптуру какого-нибудь знаменитого итальянского мастера, а не вещь, созданную для утилитарных целей. Вдобавок ее поверхность через равные промежутки покрывала сеть бирюзовых прожилок, которые образовывали рисунок вроде паутины.

– Сколько времени вы там пробыли?

– Думаю, минут десять. Из оцепенения нас вывел гул других вертолетов и вихрь, швырнувший песок в лицо. Четыре «Блэкхока» приземлились вокруг воронки, высадив столько морпехов, сколько я в жизни не видывала. Нас с Митчеллом отвели в ближайший вертолет, который моментально поднялся в воздух. А морские пехотинцы тем временем отгоняли людей от воронки. Я успела заметить, как двое из них не дают местным полицейским приблизиться к той штуковине.

– Да, это было очень… некстати… вмешательство местных властей. Было бы гораздо лучше, если бы полиция прибыла на место позже. Пожалуйста, продолжайте.

– А мне больше нечего добавить. Меня доставили в госпиталь на военной базе в Турции. Час назад меня переправили сюда. Я готовлюсь к глазной операции. Кстати, как вы узнали, что я здесь?

– Разве это столь важно?

– Ага, теперь мне ясно, что вы будете держать меня в неведении! Но вы, по крайней мере, можете мне объяснить хоть что-нибудь конкретное?

– В данный момент государственный департамент ведет переговоры с турецким правительством насчет разрешения забрать обломки секретного американского боевого самолета времен Второй мировой войны: эти фрагменты случайно обнаружили крестьяне провинции Урфа.

– Вы шутите! Куски старого самолета не могли сбить мой вертолет! Неужели вы всерьез полагаете, что я поверю в ваши россказни?

– Совершенно не важно, во что конкретно поверите вы. Имеет значение лишь то, во что поверит турецкое правительство. А оно должно не сомневаться в том, что мы забираем в Соединенные Штаты обломки американского самолета, который разбился семьдесят лет назад.

– Но вам ведь кое-что известно?

– Что вы думаете об уорент-офицере Митчелле?

– Вы опять меня игнорируете.

– …

– Митчелл – замечательный парень. Он держался молодцом.

– Я имел в виду другое. Что вы думаете о нем как о человеке?

– Послушайте, я едва не погибла из-за блестящей штуковины, способной в считаные секунды на расстоянии завалить боевой «Блэкхок»! Вам и впрямь интересно мое мнение о личных качествах моего второго пилота?

– Да. Я осведомлен о том, каким образом ваш вертолет потерпел аварию. Я был бы слеп, если бы не видел, что вас терзает желание узнать, как это произошло. Если бы не поджимало время, мы могли бы спокойно с вами обо всем побеседовать. Но, к сожалению, вскоре я должен уехать.

Вероятно, вам кажется, что мои вопросы были несущественными, но вы должны понимать, что у меня есть доступ к гигантскому массиву засекреченной информации, поэтому вы вряд ли можете меня озадачить или поразить мое воображение. Итак, что вы думаете о мистере Митчелле?

– Господи! Ладно, я провела с ним полтора часа. Мы оба родом из Детройта. Он на два года старше меня, но некоторое время мы учились в одной школе. Митчелл посчитал невероятным совпадением то, что мы с ним оказались в одной «птичке». Он любит музыку кантри, которую я на дух не переношу, но мы сходимся в том, что команда «Лайонс» не выйдет в плей-офф. Вы довольны?

– Как его имя?

– Что-то я запамятовала! Впрочем, Райан, если я не ошибаюсь. А теперь вы можете просветить меня насчет того случая? Вы можете сказать, есть ли где-нибудь еще подобные штуковины?

– Благодарю вас, мисс Резник, за то, что уделили мне полчаса…

Да, чуть не забыл. Если вам интересно, ваш бывший напарник также добавил, что вы лучший пилот, с каким ему только приходилось летать.

Документ № 007

Беседа с доктором физико-математических наук Розой Франклин, старшим научным сотрудником института Энрико Ферми.

Место: Чикагский университет, Чикаго, штат Иллинойс.

– А это не могло быть связано с экспериментом Дэвиса?

– Простите, а что такое эксперимент Дэвиса?

– По-моему, я начала рассуждать вслух! Все дело в аргоне! Я должна была догадаться. Мой отец так долго проработал в шахте…

– В шахте? Я имею смутное представление об аргоне и никак не пойму, к чему вы клоните.

– В конце шестидесятых двое астрофизиков поставили эксперимент с целью поймать и сосчитать нейтрино, излучаемые солнцем. Помню, я читала об их исследовании, когда училась в школе. Ученые установили резервуар с жидкостью для химической чистки одежды на глубине почти пять тысяч футов под землей, чтобы защититься от других факторов солнечной радиации, после чего стали просто ждать, когда в него попадут нейтрино. Когда атом хлора подвергается удару со стороны нейтрино, он превращается в атом радиоактивного аргона – если быть точным, аргона-37. Время от времени ученые пропускали через жидкость газообразный гелий, чтобы собрать аргон, и им удалось сосчитать количество атомов, испытавших столкновение. Наука во всей красе: астрофизики взяли чисто теоретический факт и превратили его в нечто осязаемое. Эксперимент продолжался в течение почти двадцати пяти лет на шахте Хоумстейк, где и трудился мой отец, в паре миль от той ямы, в которою я угодила. Готова поспорить, что кисть отреагировала на близость аргона.

– Я не физик, как вы знаете, но…

– Я о вас ничего не знаю.

– Сейчас вы в курсе, что я не физик. Так или иначе я предположил, что количество радиоактивного материала, которое могло бы преодолеть такое расстояние, должно быть бесконечно мало.

– Вы правы. Однако каким бы незначительным оно ни было, случайного совпадения быть не может. Пилоты вертолета, потерпевшего крушение в Турции, собирали пробы воздуха в предполагаемом районе ядерных испытаний. Вот что искали военные – следы аргона-37. По словам пилота, в Турцию было доставлено громоздкое оборудование. Наверняка ПСОРА – передвижная система обнаружения радиоактивного аргона или нечто подобное. В любом случае для обнаружения аргона-37 необходима проверенная технология. А еще я хотела бы добавить, что при подземной ядерной реакции кальций в окружающей породе превращается именно в изотоп аргона. Это вполне надежный способ определить место ядерных испытаний. Такое не спрячешь и не замаскируешь. Кальций встречается везде – в песке, в камнях, в человеческом теле… Некоторое количество аргона, порожденного ядерным взрывом, обязательно окажется в атмосфере, как бы глубоко под землей ни проводились испытания.

– Значит, имеются и другие изотопы аргона. В реакцию вступят все они или только аргон-37?

– Только он. В атмосфере полно аргона-40, да и других изотопов. Но я согласна, действительно странно, что эти артефакты, по-видимому, реагируют на что-то весьма специфическое.

– Вы можете…

– Простите, что я вас перебиваю, но вдруг артефакты были специально разработаны под него? Если создатели гигантской руки и панелей были настолько прозорливы, это лишний раз указывает на их мудрость!

– Я заинтригован. Но кого вы подразумеваете под «они»?

– Думаю, вы сочтете меня безумным ученым, но сперва выслушайте. Предположим, что за нами издавна наблюдала цивилизация, которая настолько обогнала нас в развитии, что ее представители не считали нужным вступить с нами в диалог. Разумеется, эти существа (хорошо бы – гуманоидного типа) понимали, что они способны напугать людей, живших шесть тысяч лет назад, а потому никак себя не проявляли: ведь простые смертные могли увидеть в них богов или демонов! Однако они хотели привлечь к себе наше внимание, но терпеливо ждали, когда мы эволюционируем и достигнем определенного уровня.

– Но как можно проследить подобное развитие?

– Я вас зацепила, да? Мне и самой любопытно, когда мы достигнем такого уровня понимания вселенной, что сумеем общаться с ними если не на равных, то хотя бы с позиций «учитель – ученик». Думаю, ситуацию надо оценивать с точки зрения развития технологий. У меня есть одна идея, которая заключается в том, что практически все разумные существа, схожие с людьми, проделали одинаковый эволюционный путь. Использование огня, изобретение колеса и так далее… И не забудьте об авиации и полетах в космос! Освоение стихии – отличный критерий, верно? Ведь если ты смотришь на небо, рано или поздно ты постараешься найти способ и взлететь, ну а существа, покорившие космос, готовы принять тот факт, что во Вселенной они не одиноки. А если ты заинтересован в контакте с другой стороны, ты должен каким-то образом отслеживать эволюционные вехи. Например, если бы ты поместил артефакты на Луне, ты бы знал, что люди обнаружат их лишь тогда, когда астронавты высадятся на ее поверхности.

С моей точки зрения, умение обуздать ядерную энергию также является неплохим критерием. Может, артефакты по-особому реагируют на аргон-37… Что ж, тогда найти их можно только в том случае, если цивилизация научится укрощать энергию атома. Какой изящный ход! Естественно, я просто вы-двигаю гипотезу, но если именно так все и обстоит, то я потрясена до глубины души.

Поэтому я считаю, что нам необходимо еще раз взглянуть на панели. И прибегнуть к помощи лингвиста.

– Разве вы недавно не упоминали, что это бесполезно?

– Я так говорила еще до того, как меня осенила догадка насчет аргона. Если артефакт создали специально для того, чтобы мы его обнаружили, в камере-тайнике должно было присутствовать и нечто понятное нам! Если ты возводишь храм для своего народа, ты украсишь его письменами и знаками, имеющими смысл для тебя и для твоих соплеменников. Но если ты воздвигаешь храм для кого-то другого, ты постараешься сделать так, чтобы все орнаменты и символы имели смысл для твоих, грубо говоря, заказчиков. Зачем оставлять невнятное послание на стенах, заранее зная, что его никто никогда не прочтет?

– Многие признанные языковеды изучили панели. Успеха они не добились. Почему вы думаете, что теперь результат будет другим?

– По-моему, наш час настал! Кстати, у меня есть еще одна гипотеза, почему в прошлый раз ничего не получилось. Тогда лингвисты искали то, чего там в принципе и быть не могло.

– А вы понимаете, что мы ищем?

– Нет, если честно. Но, на мой взгляд, это и хорошо. Я считаю, что те, кто изучал панели прежде, потерпели неудачу, поскольку были – или считали – себя всезнайками.

– А вы погрузились в философские рассуждения!

– Простите. В основном люди не склонны ставить под сомнение то, что является для них истиной. И ученые ничем от них не отличаются, просто в свое время им сказали немного больше. Например, мне, как физику, никогда не приходило в голову ставить под сомнение четыре фундаментальных силы. Я принимаю их как должное, как остальное, чему меня учили, и стремлюсь строить свои умозаключения на классическом фундаменте. Мы всегда смотрим вперед и никогда не оглядываемся. Но сейчас мы увидели совсем другое. Это вызов, брошенный нам. Плевок в лицо физике, антропологии, религии. История переписывается заново. Нам предлагается поставить под сомнение все, что мы знаем о себе. А кто мы такие? Да… похоже, я опять скатываюсь в философствования.

– Совсем чуть-чуть.

– Мне бы хотелось пригласить кого-нибудь не слишком опытного, может, даже смышленого студента, которому не нужно будет выбрасывать в окно учебник, потому что он его еще не прочитал. Нам надо взглянуть на артефакты в новом ракурсе. Я свяжусь с лингвистическим факультетом и выясню, есть ли у них подходящие кандидатуры на примете.

– Весьма интересная концепция. Вы настаиваете на том, что вам стоит задействовать неподготовленного юнца, поскольку все подкованные специалисты потерпели неудачу?

– Я бы не стала выражаться так категорично, но нам и впрямь нужен человек толковый, но в то же время не обремененный предвзятыми представлениями. В такой формулировке это звучит гораздо привлекательнее.

– Согласен. Считаю, что от очередной попытки мы ничего не потеряем, но извините меня за то, что я не разделяю ваш энтузиазм. Вы уже получили из Турции предплечье?

– Да, его доставили пару дней назад. Сначала мы не смогли определить, должно ли оно состыковываться с кистью, и если должно, то каким образом. У обеих частей окончания абсолютно гладкие, отсутствуют крепления и какие-либо механизмы. С одной стороны предплечье слегка вогнутое, а кисть – чуть выпуклая, но нет ничего, чтобы со-единить их вместе.

– Но в настоящий момент обе детали соединены.

– Да! Я и понятия не имею, как это получилось. Мы лишь сдвинули обе детали, чтобы проверить, насколько они подходят друг к другу, и они молниеносно притянулись подобно магнитам. Мой помощник едва не лишился пальцев! Я не могу логично объяснить, как обе части соединяются между собой. Зато я была свидетелем того, что весь процесс сопровождался очень громким и сухим… свистящим звуком.

– Вы можете их разъединить?

– Пока нет. Правда, мы еще не применяли механическую силу – я не стала рисковать, опасаясь повредить артефакты. По-моему, нам надо сосредоточиться на поисках остальных частей. Жду не дождусь увидеть, как выглядит все тело. Считаю, что пытаться разделить его на составные детали можно будет после того, как мы его полностью восстановим.

– Вы полагаете, что где-то погребены и другие части?

– О да! Умираю от желания увидеть их прямо сейчас! Наверное, я фантазирую, но меня завораживает сама мысль о том, что они где-то есть! Знаете, я еще могла бы понять, что мы обнаружили древние памятники или произведения искусства, если бы мы нашли вторую кисть, голову, даже ногу, но предплечье сбило меня с толку. Меня до сих пор мучают сомнения. Никто не стал бы создавать такой артефакт просто ради забавы – безо всяких целей. Конечно, я не специалист в области культуры, но я не могу себе представить, чтобы предплечье обладало сакральным значением в религиозных верованиях. И если я ничего не упустила, знакомясь с отчетом, никакого тайника, в котором хранился артефакт, в Турции не было: ни стен-панелей с символами, ничего! Предплечье – слишком громоздкое, чтобы его можно было поместить в камеру, где хранилась кисть, поэтому оно и лежало себе вольготно в той турецкой провинции…

– Согласен, но, возможно, была создана только одна рука, значит, нам недостает лишь одной детали.

– Вы очень убедительны, но я по-прежнему уверена в том, что где-то спрятан гигантский корпус.

– Искренне надеюсь, ближайшее будущее докажет вашу правоту.

– Послушайте, если бы я могла создать нечто настолько прекрасное, я бы не стала ограничиваться рукой!

– Вы можете, основываясь на том, что вам известно, предложить метод поиска остальных деталей, если таковые существуют?

– Если корпус спрятан где-то на Земле, я, несомненно, предложу специалистам дельный способ его найти. Но сперва мне нужно понять, как приготовить в необходимом количестве аргон-37 и эффективно его распространить. Однако, даже вооружившись теорией, мне потребуется некоторое время, чтобы реализовать ее на практике.

– О каких сроках вы говорите?

– Хороший вопрос. Пара месяцев… или лет. Если все тело, как мы ожидаем, разделено на крупные детали, их должно быть не меньше четырнадцати: по три на каждую руку и ногу, всего двенадцать, плюс голова и туловище. А вдруг корпус тоже разобран? Хочется надеяться, что предплечье в Турции является исключением и остальные части тела спрятаны вблизи того места, где лежала кисть.

Если я права и неизвестные хотели, чтобы мы нашли все артефакты, они спрятали детали на суше, там, где мы смогли бы добраться до них без труда. Очень хочется верить в их гуманизм, поскольку обследовать океанские глубины – совершенно иная авантюра!

Нужно запросить у АНБ дополнительное финансирование. Нет, я уже не представляю, сколько времени это продлится, зато могу утверждать, что на наш собственный бюджет мы явно не потянем.

– Забудьте про АНБ. Просто перечислите мне все, что вам требуется.

– Забыть про АНБ? Напомните, какое именно ведомство вы представляете? Постойте! Не отвечайте. Я пришлю вам список оборудования. Нам также потребуются средства доставки: думаю, самолет или вертолет, способный преодолевать значительные расстояния. Наверное, еще будет нужна команда профессионалов, способных аккуратно извлекать находки с места их обнаружения. И вот здесь возможны непредвиденные трудности. Части тела, которые мы уже обнаружили, являются самыми «маленькими», если так можно выразиться. Далее пойдут более крупные фрагменты.

– У нас есть прекрасные сотрудники, работающие в полевых условиях. Я лично прослежу за тем, чтобы вам выделили скоростные самолеты, а о квалификации летчиков можете не беспокоиться.

– Если мое предположение окажется верным, нам потребуется кое-что еще. Я имею в виду просторное помещение.

– Каких размеров?

– Что ж, исходя из пропорции нормального человеческого тела, наш экземпляр должен иметь в длину свыше двухсот футов. Даже если мы положим нашу радужную девушку на землю, нам понадобится гигантский ангар…

– Вы по-прежнему уверены, что это девушка?

– Более чем когда-либо.

Документ № 009

Беседа со старшим уорент-офицером третьего класса вооруженных сил США Карой Резник.

Место: военная база Форт-Кэмпбелл, штат Кентукки.

– Опять вы! Что вам от меня нужно?

– Я хочу задать вам несколько простых вопросов.

– А если я откажусь с вами разговаривать?

– Вы вольны покинуть базу, когда вам заблагорассудится, но разумнее будет остаться.

– И почему у меня возникло ощущение, будто я прохожу своеобразный тест?

– Вы очень проницательны. Я занимаюсь курированием одного проекта, в котором вы могли бы принять участие – в том или ином качестве. Почему? Что ж, позвольте мне начать с небольшой преамбулы. Во-первых, вы стали свидетелем определенных событий и продемонстрировали недюжинные навыки, что дает вам значительное преимущество по сравнению с остальными потенциальными кандидатами. Во-вторых, меня, как и ваше начальство, беспокоит ваш импульсивный характер и неспособность срабатываться с коллегами. Мне хотелось бы задать вам некоторое количество вопросов. Но только от вас зависит, дадите ли вы мне искренние ответы. Итак, каково ваше мнение?

– Отвечать ли мне на ваши вопросы? А чем я, по-вашему, сейчас занимаюсь?

– Я не ставлю под сомнение вашу способность к диалогу. Вы уже продемонстрировали мастерское умение уходить от любых расспросов личного характера. Я лишь спрашиваю у вас, верите ли вы в то, что способны отвечать искренне?

– А если не способна, какое это имеет значение?

– Весьма существенное, если вы питаете надежду быть отобранной для проекта.

– Вы назвали меня импульсивной и не способной работать в коллективе. Похоже, у вас сложилось обо мне четкое мнение.

– Позвольте сказать иначе. Предположим, мне известно, что вы не подходите для той работы, которую я замыслил, однако я решил прилететь сюда и потратить впустую несколько часов своей жизни, не имея другой цели, кроме как еще больше испортить вам жизнь. При таком сценарии для вас предпочтительнее будет побыстрее покончить с моими назойливыми расспросами, а затем вернуться к тому, чем вы занимаетесь теперь, когда вам запретили управлять вертолетом. Но, возможно, я все-таки – не полный придурок, и меня действительно интересуют ваши ответы. Помимо прочего, после каждого моего вопроса у вас будет десять секунд на раздумье. Вы готовы?

– …

– Назовите три ваших худших качества.

– Началось! Во время прошлой встречи вы назвали меня… какой же… ах да! Упрямой, своенравной и раздражительной. Пожалуй, это и есть те самые три качества. Вдобавок я мстительная и никогда ничего не забываю. Сколько вы насчитали теперь?

– Какие три качества вас восхищают в других людях?

– Преданность. Честность. Мужество.

– Хорошо. На следующие утверждения вы должны отвечать «правда» или «неправда». Первое: вы полагаетесь скорее на рассудок, чем на чувства.

– Вы хотите, чтобы я говорила «правда» или «неправда»? Что за глупости! Понимаю, вам надо, чтобы я ответила «правда», но порой нужно прислушиваться к собственному нутру.

– Следовательно, ваш ответ – «неправда».

– Но если я скажу «неправда», вы посчитаете меня эмоциональной бомбой с часовым механизмом!

– Вполне вероятно. Возможно, что я также считаю вас бессердечной. Однако вам все равно нужно дать ответ «правда» или «неправда».

– Неправда.

– Вы часто думаете о человечестве и его месте во Вселенной.

– Да.

– Значит, ваш ответ «правда»?

– Да.

– В толпе вы чувствуете себя непринужденно.

– Неправда.

– Обычно вы первой откликаетесь на непредвиденное событие, к примеру, на несчастный случай.

– Гм… Пожалуй, правда.

– Вы любите брать на себя ответственность.

– Правда.

– На вечеринке с друзьями вы стараетесь занять место в центре, а не с краю.

– Какой интересный вопрос. Не помню, когда я в последний раз была на вечеринке!

– Позвольте еще раз повторить вопрос. На вечеринке с друзьями вы стараетесь занять место в центре, а не с краю.

– Вряд ли. Нет… Неправда.

– Вам трудно выражать свои чувства.

– Что за чушь! Все зависит от чувства. У меня нет проблем с тем, чтобы выразить гнев. Полагаю, как и у большинства людей. То же самое могу сказать про радость, признательность, разочарование, изумление. А что касается любви, страха, стыда, страсти, беспомощности – это, конечно, совершенно иное дело.

– Сейчас вы дали весьма обдуманный ответ, но на другой вопрос. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос: правда или неправда.

– Но я не могу! Я ведь только что объяснила: ответ не может быть однозначным.

– Очень жаль, потому что на данный вопрос необходимо ответить «правда» или «неправда». Выберите среднее значение. Вам трудно выражать свои чувства?

– Да… то есть правда! Мой ответ – правда!

– Не нужно злиться.

– Я не злюсь.

– Ладно. У вас есть проблемы с начальством?

– А разве вы не в курсе?

– Вопрос является частью теста.

– Тогда – правда. Что? Удивлены? А сейчас вы спросите, как человек, не признающий начальство, мог выбрать военную карьеру.

– Вы ведете любопытную беседу сама с собой. Можно мне продолжить?

– Да-да. Я часто говорю вслух, когда волнуюсь.

– Вы верите в существование внеземного разума.

– Что?

– Вы услышали мой вопрос.

– Неправда. Но что это сообщит вам обо мне?

– То, что вы не верите в существование внеземного разума. Если бы вы ответили «правда», я думал бы обратное.

– Как вы любезны!

– Благодарю вас. Теперь я зачитаю вам начало рассказа, а вы должны будете завершить его парой предложений. Задание вам понятно?

– Думаю, да.

– Томми сидит на крыльце один…

– Господи! Вы хотите узнать всю глубину моей натуры и предлагаете «Томми сидит на крыльце один». Что за ерунда! Почему вы не спросите у меня прямо, что вам от меня надо?

– Если вы откажетесь проходить данную часть теста, мы потеряем много времени. Испытание совсем не сложное, у человека с вашим интеллектом не должно возникнуть трудностей.

– Не оскорбляйте меня!

– Я вас не оскорбляю. Не забывайте, я ознакомился с вашим личным делом. Квалификационный тест показывает, что коэффициент интеллекта у вас где-то между ста двадцатью пятью и ста тридцатью. Это позволяет говорить о том, что у вас умеренная одаренность. Естественно, человек с вашим интеллектом легко завершит маленький рассказ парой предложений, даже в ограниченных временных рамках. Продолжим? Томми сидит на крыльце один…

– Чудесно!.. Друзья обещали, что зайдут за ним, но их все нет. Томми сочиняет разные истории. Когда друзья наконец приходят, он вообще не хочет с ними играть. Умеренная одаренность?

– Второй рассказ. По дороге в магазин Лиза нашла на земле лотерейный билет…

– Вы сами сочиняете эти перлы или их подготовила команда психологов? Я хочу сказать, неужели кто-нибудь станет обвинять Лизу в том, что она украла билет? А что, если поблизости никого не было? Не подавать же ей объявление в газету!

– Я не думаю…

– Забудьте! Разумеется, на обратной стороне билета написаны фамилия и адрес. Лиза вернула билет старику, живущему в соседнем квартале. После смерти старца выяснилось, что он оставил Лизе все свое состояние. Как вы считаете, я сочинила трогательную историю?

– Прекрасно. Сейчас я буду называть слово, а вы будете говорить то, что пришло вам в голову. Итак, о чем вы подумали, услышав мое слово… Война?

– Смерть.

– Удача?

– Даже не знаю… Друг.

– Поражение?

– Подъем.

– Страна?

– Признательность.

– Отец?

– Утрата.

– Доверие?

– …

– Мисс Резник?

– Фонд[6]. Мы закончили?

– Пока что да. У меня есть еще несколько вопросов, но они не относятся к тесту.

– Однако вы собираетесь судить обо мне на основании моих ответов.

– Да, но только гораздо более субъективно. Вы можете сказать, кто такие «Ночные охотники»?

– Подразделение в составе сто шестидесятого авиационного полка особого назначения. Элитная группа. Его специализация – ночные полеты на малых высотах.

– Хорошие летчики?

– Лучшие из лучших.

– И вы в их числе.

– Да, теперь!..

– Почему «теперь»?

– Меня отстранили от полетов. В результате проблем со зрением меня перевели на преподавательскую работу в школу штурмовой авиации имени Сабалауски, что вам, конечно, известно.

– Значит, вы учите молодых ребят летать, но сами не можете летать вместе с ними?

– Понимаю, вы ждете, что я оценю ваше остроумие, но я в любом случае никогда бы не смогла присоединиться к «Ночным охотникам». Женщин в авиацию особого назначения берут только во вспомогательные подразделения.

– Почему?

– В армии Соединенных Штатов женщинам не разрешается служить в боевых частях и войсках особого назначения.

– Как вы относитесь к подобным запретам?

– Никак. Я была об этом осведомлена, когда поступала на военную службу. Кроме того, для женщин в армии найдется немало достойной работы. Вы, наверное, хотите спросить, огорчена ли я тем, что не могу летать? Не сомневайтесь, я чувствую себя так, будто мне ампутировали ноги!

– Вам настолько нравилось летать?

– Многие дети хотят быть пожарными, полицейскими, летчиками-истребителями, астронавтами. Вырастая, почти все перестают строить воздушные замки. А я всегда мечтала… Нет, неправда, я собиралась стать принцессой. Но позже поняла, что хочу стать пилотом вертолета. Все случилось в то самое мгновение, когда я увидела вертолет, пролетающий над нашим домом. Мне тогда было лет пять-шесть. И с тех пор я не отказывалась от своей мечты, ни разу не ставила под сомнение свой выбор пойти в военную авиацию. Такая я есть. Только это и позволяет мне почувствовать себя живой.

– Вы смогли бы управлять вертолетом, если бы вам разрешили?

– Шутите? Да, смогла бы. Со зрением у меня – полный порядок.

– Позвольте задать вам еще один вопрос. Как вы оказались в Турции?

– Если честно, я не намереваюсь умничать, но вы поставили передо мной трудную задачу. Вы должны пояснить, что именно вам нужно.

– Объясните, почему вас отправили в Турцию? По-моему, закон призывает не подпускать женщин к операциям такого рода. Более того – и вы сами еще минуту назад упомянули, что существует целый полк асов, специализирующихся как раз на таких задачах. Почему на столь важное задание отправили двадцатичетырехлетнюю женщину с характером, а не «ночного охотника»?

– Командир доверял мне. Под его началом я выполняла вспомогательные операции в Афганистане. И это – НАТО, где все обстоит несколько иначе. Так что командиру достаточно назвать операцию разведывательной, вспомогательной, и я могу лететь. В военной авиации есть отличные летчицы. Хороший командир всегда найдет способ задействовать их.

– И последний вопрос. Как бы вы отнеслись к тому, что можете вернуться в авиацию? На что бы вы пошли ради того, чтобы вновь сесть в кабину вертолета?

– На все, что угодно.

– Будьте осторожнее в выборе слов. Как бы впоследствии вам не пришлось пожалеть о сказанном.

– Просто скажите, что я должна сделать.

– Вы готовы рисковать своей жизнью?

– Очередной глупый вопрос. Каждый, кто летает на военном вертолете, понимает, что смертельно рискует.

– Готовы ли вы подвергнуть опасности жизни других людей?

– Если я буду убеждена в том, что на то есть веские причины. И, по-моему, наш разговор не имеет значения. Но, повторяю, я готова на все, лишь бы в этом был смысл.

– Вы являетесь военнослужащей армии Соединенных Штатов. Разумно предположить, что вам не всегда объясняли смысл тех или иных действий. Вам приходилось отправляться на задание, не зная о его цели?

– Такое бывает. Не настолько часто, как вы полагаете, но бывает.

– Как вы можете определить, что риск является оправданным? Вы не производите впечатление человека, готового слепо довериться первому встречному.

– Наверное, я сплоховала с вашим тестом. Вы правы, я не доверяю людям, но у меня есть вера в большие числа.

– Интересно.

– Ага. Я считаю, что каждый человек по отдельности пуглив, туп и эгоистичен, но если собрать вместе достаточное количество, то получится что-то более или менее приемлемое. Армия представляет собой громоздкую, неуклюжую машину, но я считаю, что она поступает правильно гораздо чаще, чем ошибается.

– Вы способны быть беспристрастной? Готовы бросить вызов тому, что вам известно как прописная истина?

– Полагаю, никто не считает себя закостенелым. В общем, решать вам.

– Благодарю вас, мисс Резник, что уделили мне свое время.

– Сплошные загадки! Постойте, выложите мне всю правду! Нет? Тогда задавайте новые вопросы! Не уходите… я расскажу вам кучу историй про маленького Томми, сидящего на крыльце!

Документ № 017

Беседа со старшим уорент-офицером второго класса вооруженных сил США Райаном Митчеллом.

Место: военная база Льюис-Маккорд, штат Вашингтон.

– Доброе утро, мистер Митчелл. По словам доктора Франклин, вы делаете огромные успехи.

– О да. Как она говорит, нужна только вера в свои силы и немного волшебного порошка. Мы кружим над Северной Америкой уже четыре месяца! Это чем-то напоминает ночную обработку полей пестицидами, правда, высота гораздо больше, что подразумевает потенциальные проблемы с законом. Операция «Глухой колокольчик» – так мы ее называем. Все элементарно: мы летаем туда-сюда, оставляя за собой след волшебного порошка.

– И состав работает?

– Конечно. Нужно снять шляпу перед доктором Франклин, она – настоящий профи! БАСРАН – «богатое аргоном соединение для распыления в атмосфере ночью». По-моему, аббревиатура ей понравилась. Когда мы начинали, все, кроме доктора Франклин, считали эту затею пустой тратой времени, но в первую неделю поисков мы обнаружили в Вермонте еще одну деталь гигантской руки. Кстати, мы едва снова не разбились! Кара решила…

– Прошу прощения, какая Кара?

– Старший уорент-офицер Резник. Извините. В последнее время мы часто работаем с гражданскими. Как-то привыкли к именам без званий. Короче говоря, Резник и доктор Франклин рассудили, что безопаснее летать на высоте восемь тысяч футов, однако когда найденный нами фрагмент руки активировался, двигатель разом заглох, как и в Турции. К счастью, вертолет имел достаточную высоту для авторотации, и Резник удалось заново запустить двигатель до того, как мы рухнули на землю. Наблюдать за ней в деле – одно удовольствие! В общении эта девочка не конфетка, но летать она умеет.

– Я рад, что вы с ней сработались. Я очень надеялся, что так и будет. Похоже, я уловил в вашем голосе нотки увлеченности?

– Неужто? Мне прекрасно известно, как в армии относятся к дружеским отношениям между командиром и подчиненным, но только камень не заметит, какая Кара привлекательная. У нее тело настоящей пловчихи: длинные сильные ноги и плечи, которых не постыдится мужчина. Ну и красотка! Ребята на базе твердят, что они готовы целый день напролет глазеть на нее. А еще у нее очень светлая кожа и на удивление черные волосы. От этого ее глаза кажутся такими выразительными! Бледно-зеленые, они просто… сводят с ума. Впрочем, вы же сами ее видели. Наверняка понимаете, как нелегко оторвать от нее взгляд.

– Я – человек занятой, но вы должны отдавать себе отчет в том, что вам приходится действовать не в обычной военной среде. Попробую пояснить: армейской субординации ничто не угрожает.

– Вы не совсем правы. В военной авиации второй пилот подчиняется первому. Это означает, что старший уорент-офицер Резник является моим командиром. Следовательно, могут возникнуть кое-какие проблемы, а в армии к субординации отношение весьма серьезное. Но пока это не имеет значения. Я нахожу Кару привлекательной, вот и все. И, поверьте, я ее нисколько не интересую. Судя по ее поведению, Кара меня с трудом терпит.

– От нее я воспринимал бы такое отношение как высшую похвалу. Но давайте вернемся к операции.

– Да! Мы разделили всю страну на квадраты. Каждый участок имеет определенную площадь, которую мы можем обработать за ночь, с учетом времени, требующегося на то, чтобы добраться до пункта назначения от ближайшей авиационной базы. Например, отсюда мы можем покрыть значительную территорию, а потом двинемся дальше – на восток и на юг. Мы проверили примерно половину территории.

– Вы распыляете смесь без особого риска для себя? Мне бы не хотелось, чтобы вы были на волосок от гибели всякий раз, когда находили бы новую часть тела.

– Так точно, сэр! Как я и говорил, в первую неделю мы едва не разбились, поэтому в последующих полетах поднимались на высоту пятнадцать тысяч футов. Мы не могли сказать, достаточно ли это близко, чтобы детали активировались до того, как мы отлетим на безопасное расстояние. Потребовался месяц, прежде чем мы обнаружили очередной фрагмент – голень, а затем и ступню, на границе штатов Канзас и Миссури.

– Ступню?

– Да, причем громадную. Я рассчитывал, что у нее будут гигантские пальцы, но она напоминает причудливый ботинок на толстой подошве. Изящный ботинок, если верить доктору Франклин.

Как выяснилось, мы способны развивать головокружительную скорость на большой высоте, да и область распыления БАСРАНа при этом становится гораздо обширнее. Так что нам требуется меньше проходов, чтобы обработать определенный участок.

– Значит, вы обнаружили пять деталей?

– Шесть, сэр. Мы только что нашли бедро под дорожным полотном автострады в Теннесси. Должен вам сказать, оно огромное!

– Каких оно размеров?

– С глазомером у меня не ахти – футов шестьдесят. А еще из-за находки нам пришлось наломать дров. Автострада полностью разрушена на протяжении полумили. По словам доктора Франклин, фрагменты спрятаны под землей на глубине примерно девятьсот футов, и когда они активируются, они быстро устремляются к поверхности. Представляете? Я рад, что в тот момент мы находились в вертолете. Лично я бы не хотел оказаться поблизости, когда светящиеся штуковины вырываются из земли. Наверное, очевидцам покажется, будто наступил конец света!

– Благодарю вас, мистер Митчелл. До меня только сейчас дошло, что хотя доктор Франклин и постоянно говорила о вас, мы с вами встретились впервые. Я рад возможности наконец-то познакомиться с вами лично.

– Спасибо, сэр.

– Поведайте мне вкратце о себе.

– А мне и рассказывать нечего! Я военнослужащий вооруженных сил США.

– Вы скромничаете.

– Вряд ли, сэр. Ладно… родом я из Детройта. Мой отец служил в армии. Что еще?.. Я учился в колледже имени Генри Форда. Играл за университетскую команду.

– В бейсбол?

– Нет, сэр, в футбол. Крайним защитником. После защиты диплома сразу же пошел в армию.

– Ваш отец был пилотом вертолета, как и вы?

– Нет, сэр. Он работал механиком. Но у меня к такому никогда душа не лежала, поэтому я поступил в школу уорент-офицеров. Решил, что буду заниматься чем-то другим.

– Наверное, отец вами гордится?

– Да. Мой дед по отцовской линии тоже был военным. В каком-то смысле служба – наша семейная традиция. Сэр, я хочу поблагодарить вас за то, что вы взяли меня в команду. Понимаю, что на самом деле вы меня не выбирали, но я по-настоящему счастлив быть здесь. Я вам очень признателен. Наша миссия – гораздо интереснее всего того, что я делал раньше. О такой работе можно просто мечтать.

– Вас обоих выбрали потому, что вы прекрасно дополняете друг друга. Что же до мисс Резник… В паре с вами она проявила себя с лучшей стороны в Турции, поэтому мы и отдали ей предпочтение. Да и вы можете гордиться собой.

– Спасибо, сэр. Я – второй пилот. А Кара… она великолепна. Вы не ошиблись, выбрав ее.

– Ваш энтузиазм я воспринимаю как свидетельство того, что вы уже освоились в новой рабочей обстановке.

– О да, вы правы! Док заботится о нас. Мы провели неделю в лаборатории, прежде чем совершили первый полет. Доктор Франклин нам все растолковала и показала. Она – большой ученый! Она помогла нам почувствовать себя полноправной частью команды, а не необразованными тупицами, выполняющими черную работу. А кисть меня просто потрясла. Вы и впрямь думаете, что она появилась… вы сами понимаете… оттуда?

– Доктор Франклин определенно так считает. Я не обладаю достаточными научными познаниями, чтобы не соглашаться с ней.

– Я бы тоже не осмелился. Она – властная женщина. Даже подумать страшно, какой она бывает в гневе. Кстати, у меня нет ни малейшего желания испытать это на себе. Но доктор Франклин еще и очень приятная – и невероятно толковая. Она старается разжевать для нас, бестолковых, цель своей работы, но я до сих пор кое-чего не улавливаю.

– Доктор Франклин – гений своего дела. Как обстоят дела в лаборатории? Взаимопонимание полное?

– Да, сэр. Настроение у доктора Франклин прекрасное. Они с Карой – прошу прощения, со старшим уорент-офицером Резник ладят друг с дружкой. И я заметил, что у них много общего – надо только к ним обеим приглядеться повнимательнее. Ведут они себя совершенно по-разному, но у обеих есть побудительная сила, целеустремленность. По-моему, они даже внешне чем-то похожи, если посмотреть на них вместе. Сестры – родные или хотя бы двоюродные. У каждой густые черные волосы и пристальный взгляд. По-моему, они сразу же поняли друг друга.

– Мне сказали, прибыл мистер Кутюр.

– Лингвист? Да, я его видел! Самоуверенный франкоязычный парень из Монреаля. Его зовут Венсан.

– Значит, вы с ним общались?

– Нет, мы с ним почти не встречаемся. Панели перенесли в другое помещение, там Венсан и торчит почти все время. Его считают очень башковитым. Я думал, у него будет французский акцент, но все оказалось совсем не так, как я предполагал. Говорит он… как немец, что ли.

– Мистер Кутюр – уроженец Квебека, а не француз.

– Я знаю, откуда он родом. Но я был уверен, что в Квебеке изъясняются по-французски. А у Венсана, если честно, забавное произношение, когда он лопочет по-английски. Правда, док попросила Венсана разговаривать с ней именно по-французски. Доктор Франклин считает, что ей не хватает языковой практики. Да и Кара умудряется понять Венсана, если ненароком его услышит! Похоже, только я один никак не уразумею, о чем он болтает.

– Вероятно, он вам не слишком нравится.

– Нет, сэр, но мы – абсолютно разные люди. Он чем-то напоминает мне тех одноклассников, которых мы дразнили в школе. Мне неприятно вспоминать об этом.

– Вы стыдитесь того, как относились к своим сверстникам, будучи подростком? Вы не производите впечатление человека, получающего удовольствие от издевательства над другими.

– Сэр, я никого не бил и не мучил, но мне не хотелось отставать от приятелей. Футбольная команда… сами понимаете, как все бывает.

– Поясните, если вам несложно.

– Ребята из команды подшучивали над одноклассниками, которые «не дружили» со спортом. При любой возможности они приставали к ним на переменах. У меня хватало ума понимать, что они плохо поступают, но не хватало смелости их осадить. Я не заступался за слабых, а, наверное, мне следовало…

– Но вы же были подростком. Несправедливо судить свое незрелое юношеское поведение с позиций взрослого.

– Возможно. Послушайте, угрызения совести спать мне не мешают. Но вы спросили, почему я не… Я подумал, что надо говорить начистоту, потому что… Неважно. Уверен, мы с Венсаном поладим, когда я узнаю его получше. Разрешите задать вам один вопрос.

– Пожалуйста.

– Зачем мы этим занимаемся?

– Вы полагаете, что артефакты, оставленные на Земле инопланетной цивилизацией, не достойны нашего внимания?

– Нет, я имел в виду другое. Почему артефактами занимаемся именно мы? Я согласен с тем, что это – крайне интересно, и понимаю, почему в исследованиях принимает участие Роза, но с какой стати сюда привлекли военных?

– Во-первых, их никто не привлекал. Для командования вооруженных сил вы с мисс Резник находитесь на учебе. Но, отвечая на ваш вопрос, скажу следующее. Я считаю, что подобное открытие могло бы вызвать столь сильный резонанс, что научное сообщество было бы загнано в тупик. Вы были свидетелем того, что произошло в Турции. Нам потребовалось оцепить территорию, организовать транспортировку артефакта, кто-то должен был улаживать дела с местными властями. По моему мнению, с такими вещами лучше справятся люди, обладающие военной подготовкой.

– Вы полагаете, что штуковины, за которыми мы охотимся, могут применяться в военных целях?

– Для меня это не является первоочередной проблемой. И я уверен лишь в том, что данное открытие вооружит нас обоймой знаний. Однако только время покажет, будут ли они представлять какой-либо практический интерес для военных. Кроме того, я убежден в том, что вероятность успеха нашего проекта будет выше, если в нем примете участие вы с мисс Резник.

– Благодарю вас, сэр. Но мне бы не хотелось быть замешанным в секретные исследования.

– Неужели вы думаете, что если бы дело обстояло так, я бы незамедлительно вас про-светил?

– Скорее всего, нет.

– Тогда, мистер Митчелл, будьте спокойны: мы занимаемся артефактами исключительно с благими намерениями.

Документ № 031

Запись в личном дневнике старшего уорент-офицера третьего класса вооруженных сил США Кары Резник.

Сегодня мы убили ребенка. Маленькую девочку!

Мы должны были предвидеть трагедию. Такое обязательно должно было произойти – рано или поздно. Развороченная автострада могла стать тревожным звонком, но мы были полностью поглощены поисками нового фрагмента. Мы почему-то напрочь забыли о том, что артефакты, лежащие в земле, «спят» не только в дремучих лесах и прериях. Лишь по чистой случайности первые четыре части тела были обнаружены без особых проблем.

А сейчас погибла девочка! Они все погибли!

Сперва мы очень радовались заданиям. Работа спорилась, мы опережали намеченный график.

И это был такой прекрасный день! Я встала пораньше и утром наведалась в лабораторию. Поскольку летаем мы по ночам, у нас практически не бывает времени пообщаться с доктором Франклин и другими сотрудниками. Но ребята оказались на своих местах, и в результате мы вдоволь наговорились. Мы травили анекдоты, делились друг с дружкой мыслями о работе и шутили, в общем, мы отлично провели время.

Мы с Митчеллом покинули лабораторию около половины одиннадцатого утра. Вернувшись на базу, мы принялись готовиться к заданию. Мы вылетели на авиабазу Неллис под Лас-Вегасом. Глаз беспокоит меня не столь сильно, как я опасалась. Боль стихла, но иногда он начинает слезиться. В темное время суток это почти не мешает, но тогда нам предстоял длительный перелет (и вначале – при ярком солнечном свете), поэтому я волновалась.

Добравшись до базы Неллис, мы поспали – и, отдохнув, снова поднялись в воздух. Мы должны были «опылить» северную часть Аризоны. Настолько далеко от базы мы еще не улетали! Погода была безоблачной, и мы с нетерпением ждали сумерек, чтобы пролететь над Большим каньоном – ни я, ни Митчелл его еще никогда не видели! Если честно, в темноте с такой большой высоты мы ничего толком не разглядели, однако ощущение было бесподобное, вроде транзитной остановки в Париже. Ты даже не выходишь из аэропорта, но все равно осознаешь, что это – Париж.

Сперва полет проходил спокойно и без каких-либо происшествий. Мы уже направлялись на запад, предварительно свернув у южной оконечности Большого каньона, когда я заметила слева мерцающие огоньки. Они отличались от тех, которые мы видели раньше – при обнаружении очередного фрагмента.

Я уставилась на россыпь белых огоньков. Они сияли и прежде, но мы с Митчеллом не обратили на них внимания. Прямо посередине сверкало бирюзовое пятно, а огоньки мерцали вокруг. Я побывала в Ираке. Все было похоже на то, как если бы посреди города взорвалась бомба. Я сверилась с картой. Неподалеку лежал Флагстафф.

Быстро спикировав, я повернула на юг к бирюзовому пятну. Подлетев поближе, мы смогли с высоты птичьего полета обозреть место катастрофы. Фрагмент – по-моему, огромное плечо – уничтожил целый городской квартал. Некоторые дома, находившиеся с краю, оказались полностью разрушены. Столбы линий электропередачи валялись на земле, повсюду искрились оборванные провода. Уцелевшие здания были объяты огнем.

Я посадила вертолет на стоянке возле ресторанчика – в трех кварталах от воронки. Выскочив из кабины, мы бросились туда, где бушевало пламя. Навстречу нам бежали люди, в основном в чем мать родила. Царил полный хаос. Пожарные еще не прибыли, люди из нашей группы, которые должны были извлекать вновь найденный артефакт, тоже куда-то запропастились.

Некоторым счастливчикам удалось выбраться из своих жилищ, и теперь они в ужасе взирали на то, как их дома сгорают дотла. Кто-то в панике метался по улицам, стараясь не задеть оборванные электрические провода. Характерное бирюзовое сияние исходило из огромной воронки, где еще совсем недавно стояли два коттеджа.

Откуда-то выбежала женщина в ночной рубашке и кинулась ко мне.

– Эми! Эми! – кричала она, схватив меня за руку и потащив за собой. – Она спала в своей комнате! Моя Эми!..

Я остолбенела. Фасад коттеджа выглядел невредимым, однако вся его задняя часть просто-напросто отсутствовала. Здание превратилось в кукольный домик: я видела жилые комнаты, мебель, ванную…

Спальня Эми находилась как раз возле края воронки.

Митчелл оторвал безутешную мать от меня, стараясь ее успокоить.

– Ее там нет, – твердил он, вцепившись ей в плечо. – Ее там нет.

Воронка была завалена обломками и заполнена жидкой грязью. Вероятно, где-то прорвало водопроводную трубу. Из груды битого кирпича торчали телефонные столбы с гроздьями проводов. Из бурой жижи вперемешку с камнями выступал капот автомобиля.

Не было никакой возможности приступить к поискам оставшихся в живых.

А затем я увидела собаку. Здоровенный сенбернар, уже не щенок, но еще не совсем взрослый, стоял около воронки и облаивал груду обломков. Ему вторили другие псы, но сенбернар игнорировал их – он просто застыл на месте и продолжал настойчиво лаять, не сводя взгляда с одной точки.

Там ничего не было – только грязь, одежда и сломанная микроволновка.

Мы с Митчеллом проверили соседние дома. Ничего.

Нам сказали, что в ту ночь погибло восемь человек. Наверное, остальные сумели выбежать наружу, когда задрожала земля.

Вот и весь итог: восемь жертв…

Находясь на высоте пятнадцать тысяч футов, я убила восемь человек – ни в чем не повинных людей. Они не заслужили такой чудовищной участи. Представляю, как им было страшно!

Меня убеждают в том, что мы не могли их спасти. Я знаю, что это неправда. Мы могли бы не летать к Большому каньону – и вообще ничего не делать. У меня бы камень с души свалился, если бы я могла сказать, что выполняла приказ начальства. Но нет, я вызвалась сама. Я в ответе за случившееся.

Похоже, остальные нашли тот или иной способ похоронить произошедшее – все, кроме меня. Ребята из лаборатории выказывают мне сострадание, заботу, сочувствие. Но я не привыкла к подобному вниманию: ведь я сама всегда заботилась о других.

Митчелл заглядывает ко мне так часто, как я ему позволяю, что для него, думаю, явно недостаточно. Он очень переживает, и это видно невооруженным глазом. Но я не хочу говорить с ним о недавнем кошмаре.

Митчелл – мой напарник. Именно он нажал на кнопку. Он должен чувствовать свою ответственность. И если мы будем и впредь летать вместе, я не хочу, чтобы прошлое колом встало между нами.

После трагедии я сблизилась с доктором Франклин. Она сказала, что я должна обращаться с ней на «ты», как будто такое возможно. Учитывая обстоятельства, доктор Франклин держится хорошо. Ведь она срежиссировала это, и ей сейчас – тяжелее всего.

Каждое утро перед своей сменой доктор Франклин заглядывает ко мне, иногда задерживаясь на несколько часов. Она отлично играет роль старшей сестры. Только ей удается отвлечь меня от тяжелых мыслей. А еще она снабжает меня книгами и приносит мне сентиментальные любовные романы. Ну и чтиво, сплошной мусор! Но доктор Франклин с удовольствием читает их, и я тоже постепенно втянулась. Потом мы вместе смеемся над сюжетом и героями. К подобной дребедени мы относимся с одинаковым чувством юмора. Полагаю, в том, что касается отношений между людьми, доктору Франклин везет так же, как и мне.

Она не спрашивала меня о случившемся, однако ей, конечно, известно, что я уже обсудила все с ребятами. Народ из лаборатории может говорить только о Флагстаффе. Но мне не нужно повторять эту историю тысячу раз, чтобы запечатлеть ее в своей памяти. Я была там. Я до конца дней своих не забуду зияющую воронку и обвалившиеся дома. Я помню даже мельчайшие детали: лица полуодетых людей, фотографии в рамках на стенах раскуроченных коттеджей…

Доктор Франклин понимает меня без слов. И я ей очень признательна. Не знаю, как бы смогла я пережить эту трагедию без ее участия.

И она по-прежнему убеждена в том, что артефакты принесут какие-то плоды. Я чувствую ее энтузиазм. Сперва мне казалось, что ею движет исключительно любопытство ученого, но теперь знаю: она уверена, что дело того стоит. Доктор Франклин считает, что мы сможем приобрести особые знания, которые помогут человечеству. Подобная убежденность восхищает меня.

Да, жизнь преподносит нам сюрпризы… Кстати, о сюрпризах: вчера ко мне нагрянул Венсан. Я оторопела, поскольку мы с ним едва знакомы. Венсан не задержался надолго и церемонно вручил мне «полезный подарок» (как он сам выразился). Сертификат на двадцать пять долларов в магазин строительных материалов. Я хохотала до слез. Наверное, именно на такую реакцию с моей стороны парень и рассчитывал. После чего он попрощался и ушел. Что ж, он меня растрогал!

Я ничего не знаю о Венсане. Он постоянно сидит в помещении, где хранятся панели, и у нас до сих пор не было возможности пообщаться.

Между прочим, доктор Франклин сказала, что уже собрана целая нога, но она оказалась «со сложностями». Вроде бы колено сгибается в обратную сторону. Вдобавок там имеется лишний сустав, поэтому нам по-прежнему недостает одного фрагмента повыше бедра. Доктор Франклин утверждает, что громадная ножища напоминает ей заднюю ногу лошади.

Жду не дождусь, когда лично увижу артефакт, но пока я еще не готова к «возвращению».

Но меня понимают. По словам Райана, наш безымянный друг осведомился, как Райан относится к тому, чтобы продолжить работу. Райана эта мысль в восторг не привела, но он ответил, что согласится, если я тоже не буду возражать. Еще Райан добавил, что если я захочу выйти из игры, мне найдут работенку на земле и никто не будет в обиде.

Как мило! Райан – еще мальчишка и не понимает, что его используют на полную катушку. У меня сложилось впечатление, что мы батрачим на человека, который не любит, когда ему отвечают отказом. Не сомневаюсь, что в решающий момент наш «дружок» приставит пистолет к моему черепу и, уж конечно, не отпустит меня в «вольное плаванье»…

Да и как бы я стала жить дальше? Вернулась бы к прежней рутине, как будто ничего не случилось? Наверное, это покажется немыслимым эгоизмом, но я сдохну со скуки, если только не начнется третья мировая война или нечто подобное. А смогу ли я покорно транспортировать контейнеры с одной базы на другую после такого? Нет. И я должна услышать правду. То есть я хочу сказать, разве можно заварить такую кашу и не узнать, чем все закончилось? Да я свихнусь, если буду оставаться в неведении!

А меня только что осенило! Между прочим, все наши личные дневники хранятся на сервере лаборатории. Я бы очень удивилась, если бы «дружок» нас не подслушивал. Эй! Козел! Мне нужно сказать тебе кое-что. Во-первых, перестань шпионить. Во-вторых, полагаю, что ты выбрал меня неспроста. Ты мог бы найти кого-нибудь получше: зачем тебе девчонка с подбитым глазом и скверным характером? Я еще никогда в жизни не опускала руки. Но ты ничего не добился с помощью твоего глупого теста – и не думай, что я послушно проглочу все это и буду помалкивать.

Мне нужно дополнительное время, чтобы разобраться в ситуации, но сейчас нам нельзя останавливаться. Мы должны идти до конца.

Та погибшая девочка и остальные люди из Флагстаффа… Да, нам надо обязательно докопаться до сути.

Документ № 033

Заметка в газете «Аризона рипаблик».

Автор: Кэтрин Маккормак, журналистка.

Трагедия во Флагстаффе: восемь погибших при взрыве бомбы

Вчера ночью во Флагстаффе было уничтожено полквартала. По заявлению правоохранительных органов, террористы готовили атаку, но в итоге что-то у них пошло не так.

Предположительно неудавшимся террористом был Оуэн Леман, местный житель. Леман погиб вчера около часа ночи вместе со своим пятнадцатилетним сыном и еще шестью людьми в результате непроизвольного срабатывания самодельного взрывного устройства.

Леман, которому в 2012 году отказали в назначении пенсии по инвалидности, заваливал федеральные власти гневными письмами. «Содержание некоторых его посланий можно считать угрозами. Мы отнеслись к этому серьезно», – заявил агент Роберт Армстронг из отделения ФБР в Фениксе. «Обнаруженные на месте микроскопические частицы и обломки позволяют предположить, что мистер Леман попытался изготовить мощное взрывное устройство, которое сработало прежде-временно», – добавил Армстронг.

Сотрудники ФБР на протяжении нескольких месяцев наблюдали за мистером Леманом, но не обнаружили никаких явных улик, достаточных для его задержания. «Мы очень сожалеем о том, что не сумели предотвратить взрыв, – сказал агент Армстронг, – и мы не сомневаемся в том, что предполагаемой мишенью должно было стать здание Центра социального обеспечения на бульваре Вудлендс-Вилледж».

На вопрос об отсутствии возгорания Армстронг сообщил следующие детали: «Взрыв перебил водопроводные трубы, расположенные непосредственно под домом мистера Лемана. Это вызвало своеобразный оползень, который поглотил обломки и быстро потушил пламя. Нам повезло. Все могло быть гораздо хуже».

Жившая рядом Кларисса Парлоу утверждает, что соседи хорошо относились к Леману. «Он был тихим и скромным. Никогда не знаешь, чего можно ждать от людей».

Расследование продолжается. Губернатор Юделл собирается обратиться к средствам массовой информации сегодня во второй половине дня, после того как побывает на месте трагедии.

Документ № 034

Беседа с Робертом Вудхаллом, советником президента по вопросам национальной безопасности.

Место: Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия.

– Не пойму, кем вы себя считаете и с кем, по-вашему, разговариваете, но это – администрация президента, а не подкомитет Конгресса, которому вы можете врать, выбивая финансирование. Черт побери, как АНБ допустило такое?

– Этим занимались не в АНБ.

– Ясненько… Могу я полюбопытствовать, как вы убедили Агентство согласиться на такое?

– АНБ ни на что не соглашалось и ни против чего не возражало. Кроме того, я посчитал, что продолжение участия АНБ в проекте ничего нам не даст. Начнем с того, что я вообще не в курсе того, как АНБ оказалось в деле. Специализацией агентства является криптография. Они изучают телефонные переговоры. Гигантские артефакты, оставленные инопланетными цивилизациями, тут как-то не к месту. И если мне понадобится обсудить проект по телефону, я обязательно обращусь в АНБ.

– Приятно, что вы проявляете пиетет по отношению к нашим правительственным ведомствам! Позвольте задать вам один вопрос: кто вы такой, чтобы говорить про АНБ столь резкие вещи? Можете не отвечать. Просто скажите, кто вы такой?

– Я отношусь к Агентству национальной безопасности с глубочайшим уважением. Я также очень ценю своего стоматолога и всегда прислушиваюсь к советам моего финансового консультанта. Однако я не просил ни того ни другого возглавить поисковую команду.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Что вам сказали, когда вам предложили эту должность?

– Ничего! Но мне намекнули, что в интересах национальной безопасности я должен оказывать вам всяческое содействие и прилагать для этого максимум усилий. Полагаю, что в настоящий момент я достиг верхней планки.

– В интересах национальной безопасности вам лучше не спешить с выводами. Как говорится, «утро вечера мудренее».

– Сукин сын, ты убил восемь человек! Восемь американских граждан! Маленького ребенка, во имя всего святого! Шестилетнюю девочку с рыжими кудрями и ярко-голубыми глазами!

– Вам было бы легче, если бы глаза у нее были другого цвета?

– Лицо погибшей девочки транслируется всеми новостными каналами! И не забудьте про интернет-вещание! Бедняжку запомнил каждый гражданин нашей страны.

– Произошел несчастный случай. Мне бы хотелось вас заверить, что такое нельзя предвидеть, но тогда я бы слукавил. Вероятность обнаружения одного из фрагментов в густонаселенной местности была определена как допустимо низкая. У нас имелся план действий на случай чрезвычайной ситуации, и мы его полностью выполнили. Мы сделали все возможное, чтобы справиться с последствиями трагедии.

– О да, вы проделали замечательную работу! Группа солдат запихивает безутешную мать в военный джип. Канал Си-эн-эн постарался, как и всегда!

– У нас имелась заранее заготовленная легенда.

– Да-да! Уже читал! Самодельная бомба случайно взорвалась в коттедже доморощенного террориста. Потрясающая изобретательность! Вы взбудоражили нашу Америку ради того, чтобы спрятать свою драгоценную статую! А как насчет тех, на кого вы свалили вину? Не сомневаюсь, родственники прыгали от восторга, узнав, что их дядя Оуэн был террористом. Поймите, это вам не игрушки!

– Нам с вами хорошо известно: я не сделал ничего такого, что в нашей стране уже не проделывалось бы десятки, а то и сотни раз. И даже если чувство собственного достоинства не позволяет вам признать данный факт, имейте в виду, что ваш рейтинг может взлететь на двадцать процентов. И, пожалуйста, не смотрите на меня так. Вы – обладатель многих талантов в самых разных областях, но актерское мастерство в их число не входит. До выборов остается меньше года. Сколько действующих президентов выбыли из гонки во время общенационального кризиса? Не-ужели вы осмелитесь утверждать, что не задумывались об этом ни на минуту?

Признайтесь, что вы непричастны к недавней трагедии и гибель девочки и остальных жителей городка – действительно не ваша вина. Я не вижу причин, почему вы должны стыдиться того, что эксцесс в Флагстаффе может принести вам неплохие дивиденды.

И еще. Это никакая не статуя, а, вероятно, некое транспортное средство.

– В отчете не было такой информации…

– Думаю, ваш отчет уже устарел. Предположив, что не все фрагменты тела находятся на территории США, я собрал вторую команду, которая запускает беспилотные летательные аппараты на большой высоте за пределами Соединенных Штатов.

– Немыслимая прыть! Когда вы начали работать над проектом?

– Приблизительно полгода назад.

– Полгода! А поиски начались только шесть с лишним месяцев тому назад!

– Зачем откладывать неизбежное? Сперва мы обшарили Арктику, поскольку она является очень малозаселенным регионом. Нам удалось кое-что обнаружить под толщей льда на острове Элсмир – нечто такое, что вам покажется весьма любопытным.

– А по-моему, вы сперва должны были переговорить с кем-нибудь, например со мной, прежде чем устраивать подобные авантюры!

– Дорогой Роберт! Я получаю огромное удовольствие от беседы с вами. Можете не сомневаться, я бы безо всяких колебаний обратился к вам, если бы у меня хотя бы мелькнула мысль о том, что это необходимо.

– Хватит!.. А что говорят в Канаде по поводу вторжения в ее воздушное пространство?

– Канадцы даже не знали о нашем присутствии. Их так беспокоит вторжение датских судов в территориальные воды, что они, наверное, будут только рады тому, что мы станем патрулировать эти районы.

Итак, мы нашли огромное туловище. По структуре оно схоже с другими фрагментами, но мы обнаружили на спине люк. А сам корпус – полый. Внутри есть просторное помещение и, по-видимому, панель управления.

– То есть изваяние способно перемещаться? Как робот-трансформер?

– В настоящий момент мы сходимся на этой гипотезе. Полная уверенность появится только тогда, когда мы отыщем остальные артефакты.

– Хорошо. Такого я не ожидал, но у нас уже накопилась целая куча аппаратов, которые способны двигаться по суше, плыть по воде, летать в воздухе и даже быть в космосе! А обладает ли ваша штуковина военным потенциалом?

– Мы все выясним, когда соберем гиганта воедино. Поэтому сейчас нам крайне необходимо расширить зону поисков и выйти за границы Соединенных Штатов.

– Сколько еще стран у вас в планах?

– Что вы имеете в виду?

– Я задал вам несложный вопрос: сколько государств вы собираетесь проверить на наличие фрагментов?

– Разумеется, все.

– Давайте-ка разберемся. Вы хотите, чтобы президент дал согласие на нарушение воздушного пространства всех стран на планете Земля, верно? И тогда вы быстренько распылите над ними свой радиоактивный материал в надежде найти фрагменты огромного инопланетного робота. Я прав?

– Не совсем. Президент должен быть готов не только к нарушению воздушного пространства других государств. Мы находимся еще в самом начале пути. Я должен особо подчеркнуть, насколько важно, чтобы президент отдавал себе в этом полный отчет.

Уверяю вас, кружить без приглашения над другими странами – относительно просто. Если делать все правильно, никто даже ни о чем не догадается. Но если наша работа увенчается успехом – а рано или поздно такое обязательно случится, – артефакты поднимутся на поверхность. Одни выпрыгнут из толщи земли и будут спокойно лежать в какой-нибудь глухомани, а вот другие объявятся там, где их никто не ждет. Они поднимутся резко, быстро, разрушая все вокруг. Вы думаете, что во Флагстаффе произошла страшная трагедия. Но представьте себе, что подобный фрагмент сотворит с центральной частью Лондона или Парижа! А как насчет Красной площади в Москве или Рима? Скоропостижно умрет не восемь человек, а гораздо больше. И они будут такими же невинными жертвами, как и те, кто только что погиб во Флагстаффе. Новые девочки с вьющимися рыжими волосами уже на подходе…

А самое главное, что мои люди не всегда будут находиться поблизости и не смогут забрать очередную деталь в считаные минуты. Поэтому это сделают местные. Сначала они даже не поймут, что перед ними… но пройдет немного времени, и они сообразят, что находка заслуживает их пристального внимания. И, разумеется, никто не обрадуется тому, что другие маленькие девочки оказались раздавлены и погибли.

Значит, мы должны будем действовать быстро, чтобы отобрать артефакты у «незаконных хозяев». Сперва мы станем их вежливо просить. Кто-то нас послушает, а кто-то – нет.

И тогда конфликтов не избежать… По-думайте, что к тому моменту ваши руки точно будут в крови. Неужели вас устраивает подобный расклад? Вы должны спросить себя: «Готов ли я рискнуть?» Если вы с президентом не собираетесь идти до финишной прямой, в игре найдутся и другие – очень самоуверенные и решительные – участники… или конкуренты.

– Вы меня не испугаете! Довольно! Пусть у вас есть влияние, чтобы заставить меня выслушать вас, но если вы вздумаете мне угрожать, остаток своей жизни вы проведете в какой-нибудь стране третьего мира, подвергаясь допросам с пристрастием по десять раз на дню! У меня тоже есть связи. Ясно вам или нет?

– Мой дорогой Роберт, вы, как всегда, демонстрируете образцовое рвение чиновника. А если отбросить пустую болтовню и комплименты в стороны, то вам надо запомнить лишь то, что мои заявления по-прежнему остаются в силе. С самого начала было понятно, что для реализации проекта мы будем вынуждены вести работы не только на территории США. Не следует забывать – а вы должны быть в курсе, если ознакомились с моим первым отчетом, – что фрагменты были спрятаны под землей три тысячи лет назад. Границы, нарушение которых вас так беспокоит, являются обычными разноцветными линиями на карте! Три тысячи лет назад никаких линий и в помине не было.

– Как жаль, что детали трансформера не выкопали пару тысячелетий назад! Но почему-то даже сама мысль о том, что нам предстоит нарушить государственные границы наших союзников и врагов, кажется мне чистым безумием. Вы же не намереваетесь прочитать всем главам государств краткую лекцию о карте и госграницах, которой я только что внимал? Не сомневаюсь, когда они узнают про разноцветные линии на глобусе, они с радостью пустят нас к себе!

– Продолжайте язвить, Роберт… однако в итоге вы поймете, что мы прибегли к крайней необходимости. Возможно, вам не понравится, – мне это определенно не нравится, – но нам надо действовать именно так.

– Доктор Франклин уже знает?

– Еще нет. Я рассудил, что вас нужно просветить в первую очередь.

– Просветить о чем? О том, что туловище оказалось полым, или о том, что вы привлекли к поискам вторую команду?

– Вы должны быть информированы обо всем, Роберт.

– Вы меня сразили наповал! Вы не сказали доктору Франклин о том, что собрали еще одну команду? Очень скоро она тоже придет в восторг!

– Это не ваша забота.

– Вы правы. Я хочу, чтобы вы рассказали доктору Франклин о вашей новой находке. Конечно же, рано или поздно вы поведаете ей и о второй команде, и она будет в ярости. Ничего, разбирайтесь сами. Главное – трансформер или как его там назвать… Попросите, чтобы доктор Франклин определила, как устроена гигантская штуковина и что она может в принципе. Если понадобится, пусть ваши люди работают круглосуточно. В общем, передайте доктору Франклин, что это должно быть сделано. И мне надо лично переговорить с ней. Уверен, с вами она будет помалкивать. И еще кое-что важное. Если она скажет, что сможет заставить изваяние функционировать, я вам окажу всяческую поддержку. Надеюсь, вы слышали меня. Если доктор Франклин сдастся раньше срока, тогда попытайтесь объяснить ей, что ради всеобщего блага ей нужно решить данную задачку.

– Вы хотите, чтобы я ей угрожал?

– Доктор Франклин и все остальные – в том числе и вы – должны понимать, что чем больше фишек мы выложим на стол, тем труднее нам будет выйти из игры.

– Значит, вам выгодно, чтобы я оказывал на нее давление.

– Вы говорите так, будто я готов убить доктора Франклин.

– А вы готовы?

– Нет! С какой стати? Я просто имею в виду, что если она выдохнется, надо будет подумать о замене.

– Разве доктор Франклин вас уже разочаровала?

– Нет. Но если доктор Франклин не может осилить дорогу до конца, мы найдем кого-нибудь другого. Иногда ей следует об этом напоминать. Я вовсе не говорю, что мы должны заменить ее прямо сейчас, но пусть она знает, что такая возможность существует. Кстати, то же относится и к вам.

– Вы ошибаетесь, однако я, похоже, со-образил, откуда у вас такие мысли.

– Что-что?

– Если бы у вас был сотрудник, который должен был бы через полгода от вас уйти, вы бы ему доверяли?

– К чему вы клоните?

– Вы работаете на человека, который, вероятно, потеряет свою должность через четыре года или через восемь лет должен будет обязательно покинуть свой высокий пост. Я лишь указываю вам на то, что у нашей страны есть гораздо более долгосрочные интересы.

– Я передам президенту ваши слова.