Читать книгу Обрученная с Розой - Симона Вилар - Страница 5

Эдуард вошел стремительно. За ним спешили слуги, но он отослал их грубым окриком. Молча обогнув кресло, где сидела королева, он остановился перед камином, замер, глядя на огонь.

Элизабет видела, что король измотан и раздражен, и ждала, пока он успокоится. Воцарилась тишина, прерываемая лишь гудением огня да завыванием ветра в трубе.

– Все идет хуже некуда, Элизабет, – сдавленным голосом сказал наконец король и устало потер лицо ладонями.

– На все воля Божья, – тихо ответила королева.

– Воистину. Но если еще полгода назад я считал, что трон наш прочен как никогда, то сегодня судьба отвернулась от меня и мы можем потерять и власть, и королевство, и саму жизнь.

Он выглядел изможденным. Элизабет подошла и ласково коснулась отливающих медью волос мужа.

– Не преувеличиваешь ли ты, мой дражайший?

– Нет, Элизабет, нет! Клянусь обедней, я в отчаянии. Подумать только! Казна пуста, люди ропщут, в стране голод, грабежи… Мои подданные сомневаются во мне, считая, что я своей мягкостью довел королевство до подобного положения. Некоторые области, почти целые графства выходят из повиновения, и там только и разговоров, что я узурпатор, а не законный король. Кент, Уорвикшир, Пемброк, Оксфордшир!.. По сути это лены Ланкастеров, и я ничего не могу поделать с ними. Святые угодники! А ведь еще не так давно я чувствовал себя хозяином своего королевства! Кое-кто из лордов и мой брат Глостер настаивают на военных экспедициях внутрь страны, чтобы покарать ослушников, но как я могу развязать войну сейчас, когда распря Роз наконец приутихла? Как я могу пойти на это, когда опасность ежеминутно грозит извне? Пришли вести, что Уорвик при посредничестве короля Луи собрал во Франции крупные силы сторонников Ланкастеров, вербует наемников. А тут еще наш сосед, коварная Шотландия, только и ждет, когда Ланкастер и Йорк вновь схлестнутся, чтобы обрушиться на нас с севера. О Господи, помяни царя Давида и всю его кротость!

Элизабет, дошло до того, что я не могу верить даже ближним. Лорд Стэнли, например, отмалчивается и сторонится меня. Ричард сообщил, что в его замке побывал посланец Уорвика, и чем закончился их разговор – знает один Бог. А брат Уорвика маркиз Монтегю, который так клялся в верности мне, так осуждал своеволие Делателя Королей, теперь, по сути, вышел из повиновения, укрылся в Уорвикшире и правит там самолично, объявив графство на военном положении. Второй брат Уорвика, архиепископ Йоркский, хоть и стал крестным отцом нашей дочери, но его молчаливое пренебрежение дает основания сомневаться в его лояльности. Лорд Экзетер открыто дерзит, добряк де Ла Поль постоянно угрюм и в явной растерянности. А Джаспер Тюдор, этот преданный пес Маргариты, который попросту игнорирует нас и совершает военные вылазки из своей крепости Харлех! Есть и другие, все эти Монтгомери, Стаффорды, Бофоры! Пошатнись мой трон хоть на мгновение, и они мигом переметнутся к проклятому Делателю Королей! О Уорвик! Когда я был мальчишкой, он многому научил меня, я звал его отцом, а теперь денно и нощно молю Господа, чтобы он покарал этого изменника и честолюбца. Ибо в Англии не будет покоя, пока один из нас не сойдет в могилу. Так будь же он трижды проклят, проклят, проклят!..

– Государь! – резко одернула его Элизабет.

Король говорил словно в забытьи, взвинчивая себя и срываясь на крик. Ей пришлось напрячь голос. Эдуард вздрогнул и опустил голову.

– И что же вы решили в совете? – спросила Элизабет.

– Они требуют, чтобы я отправился усмирять непокорные графства. Но я не хочу. Сердце говорит мне, что сейчас не время.

– А что Глостер?

– Он с остальными.

Элизабет усмехнулась:

– Remedium miserabile[8]. И если ты согласишься, ничего хорошего из этого не выйдет. Ты прав: стоит сейчас начать войну внутри страны, наши внешние враги, не колеблясь, как волки накинутся со всех сторон.

– А что же делать? Бетти, что посоветуешь ты?

Королева вздохнула и, отойдя, вновь опустилась в кресло.

– Попробуем по порядку, – негромко начала она. – In principio[9] следует подумать о пополнении казны.

Эдуард криво усмехнулся:

– Верно. Но из-за неурожая бароны отказались платить сеньориальную ренту. Простолюдины выжаты до предела, и мои шерифы выколачивают из них лишь малую часть налогов. Я не могу убедить парламент хотя бы уменьшить вес монеты, чтобы пополнить казну, ибо она и без того обесценена и это может привести к взрыву недовольства.

– Надо повысить пошлину на вывоз шерсти.

– Сделано дважды. В итоге мы только заморозили торговлю и вызвали раздражение у герцога Бургундского[10]. Купцы же припрятали товар и ждут не дождутся возвращения Уорвика.

– Возьми заем у ломбардцев[11].

– А-а, эти… С них и так уже три шкуры содрали в счет празднеств в честь рождения принцессы.

– Что ж, остриженную овцу дважды не стригут, – задумчиво проговорила королева известную поговорку. – Но послушай, что, если позволить евреям торговать в Англии? Со времен Эдуарда I этих христопродавцев не допускали к нашей торговле, однако сейчас можно сделать кое-какие послабления. По крайней мере, их предприятия принесли немалую выгоду государям на континенте.

– Но что скажут на это английские предприниматели? – с сомнением в голосе произнес король.

– Они ничего не посмеют сказать. Пусть помалкивают, ежели их не устраивают нынешние торговые пошлины.

Эдуард мгновение колебался, а затем взглянул на супругу с улыбкой:

– Вы отчаянная женщина, моя королева. Но, пожалуй, стоит рискнуть.

– А что вы скажете насчет продажи титулов разбогатевшим купцам и землевладельцам?

– О Боже, Бетт! Ты пугаешь меня. Как можно смешивать простолюдинов с благородным английским дворянством!

– Ну, эта река изрядно обмелела за время войны Роз. Половина старейших родов Англии истреблена в междоусобных войнах; ты сам, по примеру графа Уорвика, велел щадить лишь простой люд, но вырезать баронов. Так что, если за хорошую плату пополнить благородное сословие, тебя никто не посмеет осудить. Казна, казна!.. Помни о казне!..

Эдуард был поражен неожиданным ходом мыслей жены. Элизабет же коснулась всего: и налогов с дорог, и доходов от конфискованных владений, и рыночных цен, и займов от городов. Эдуард не верил своим ушам, ибо не среди первых лордов королевства, а здесь, в огромном пустом зале, состоялся подлинно королевский совет, и единственным его советником была королева.

– Бетт, я боготворю тебя!

Она лишь слегка улыбнулась и продолжала – не слабая женщина, томящаяся по ушедшей любви, но венценосная особа, европейская властительница, холодная и расчетливая, такая, какой она сама не знала себя, пока не оказалась на вершине власти.

Теперь речь шла о ближайших к королю вельможах.

– Ты говоришь, Монтегю бунтует, недовольный тем, что не поощрили его преданность? Что ж, он сердится на то, что ты отдал обещанный ему титул графа Нортумберленда лорду Перси. И конечно, Монтегю только и ждет момента, чтобы переметнуться на сторону своего старшего брата Уорвика, с возвращением которого рассчитывает вернуть утраченные позиции. Однако у тебя есть способ вновь расположить его к себе, да так, что он забудет о титуле лорда всего Севера.

– Что ты имеешь в виду?

Элизабет с улыбкой потерла висок.

– У Монтегю есть сын, прелестный семилетний малыш. У тебя – дочь. Обручи их.

– Святые угодники! Отдать первую невесту Англии за Невиля?..

– Зато после этого Монтегю будет предан тебе, как пес. Подумай, его сын станет претендентом на престол! А затем… О, я думаю, дальше этого дело не зайдет, потому что я нарожаю тебе кучу настоящих наследников – истинных Плантагенетов Йоркской ветви.

Эдуард вдруг просиял, а потом схватил тонкие кисти рук жены и стал осыпать их поцелуями.

Выждав, пока уляжется этот порыв, Элизабет продолжала. И чем дальше она шла в своих рассуждениях, тем легче становилось на душе у короля. Казалось, она продумала и учла все, что могло случиться.

– И почему, собственно, тебя так смущает нерешительность Ла Поля? Необходимо укрепить его веру, скорее всего, тоже через родство. Возьмем, например, твою сестру Бетти… Опять же Экзетер. Его крошке Мэри не исполнилось и трех лет. Вполне подходящая партия для моего старшего, Томаса.

По лицу короля промелькнула тень, ибо Элизабет уж слишком рьяно сочетала браком своих родственников со старой знатью, однако королева, казалось, не заметила его неудовольствия и горделиво произнесла:

– Полагаю, Экзетер не станет упорствовать в том, чтобы породниться со своей королевой.

Они возобновили разговор, вновь обсуждая, как упрочить свое положение среди знати, где и как изыскать деньги. Их совет затянулся допоздна. В стекла, схваченные свинцовыми переплетами, неистово хлестал дождь. Внезапно в тишине гулко прозвучали одинокие рукоплескания.

Оба вздрогнули, невольно оглянувшись. Припадая на одну ногу, к ним приближался горбун Глостер.

– Я в восторге, брат мой, я в неистовом восторге! Небо даровало вам лучшую супругу, какую только может пожелать смертный, а нам – добрую и мудрую королеву. Я поневоле услышал часть вашей беседы и просто не могу прийти в себя. Ваше величество, вы созданы, чтобы повелевать народами.

Ричард склонился в поклоне, ловя руку Элизабет. Эдуард с улыбкой взглянул на супругу, но королева была бледна.

– С каких это пор вы, Ричард, позволяете себе шпионить за своими государями?

– О, вы несправедливы, моя королева. Клянусь крестом, в который верю, у меня не было дурных намерений. Просто ваши величества отсутствовали за ужином, и за это время мне пришла в голову одна мысль. Вот я и отправился искать короля. Но здесь, у камина, я обнаружил вас в уединении, застал сцену семейного согласия и счастья, которого я, несчастный калека, лишен. И сердце мое затрепетало, я позволил себе несколько минут любоваться вами. Разве это грех? Однако, вняв смыслу ваших речей, о моя королева, я не удержался и зааплодировал.

Склоненный в поклоне, Ричард выглядел еще более горбатым. Тон его голоса казался самым что ни на есть простодушным, но Элизабет не верила ни единому слову и не могла скрыть гримасу презрения и гадливости. Ричард заметил это и вздохнул:

– Эдуард, любезный брат мой, твоя супруга слишком прекрасна, чтобы терпеть подле себя такого калеку, как я. А ведь я искренне ее люблю.

– В самом деле, Бетти, ты чересчур строга к Ричарду. Он наш брат, и ты должна любить его любовью сестры.

Королева молчала. Ричард воздел руки.

– Отвергнутым рыцарям всегда приходится страдать из-за холодности прекрасных дам. Особенно если у них за плечами вместо великих подвигов – горб. Однако сердцу не прикажешь. На холодность отвечают верностью и любовью. Поэтому, чтобы хоть немного расположить вас, сударыня, к несчастному горбуну, я рискну просить вас принять…

– Заранее благодарна, но я ничего не…

Слова застыли у нее на устах, когда Глостер, достав из-под камзола тисненый сафьяновый футляр, стремительным движением раскрыл его. На голубом атласе мерцало лунным отсветом ожерелье из жемчуга необычного кремового оттенка.

Элизабет замерла.

– О!..

Глостер протянул футляр.

– Я рад, что угодил моей королеве.

Элизабет взяла ожерелье. Она любовалась им, взвешивая на ладони, перебирая отборные жемчужины, и, наконец приложив к груди, взглянула на супруга.

– Вам нравится, ваше величество?

– Этот блеск гармонирует с тоном вашей кожи, дорогая. Вы прекрасны.

Он рассмеялся, тепло взглянув на брата.

– Вот видите, Бетт, как расположен к вам Дикон[12]. Даже я не смог бы так изысканно преподнести сей дар. А ведь бьюсь об заклад, что знаю этот жемчуг.

Ричард удержал на лице улыбку, лишь уголки губ слегка дрогнули. Он предпочел бы, чтобы Эдуард сохранил свое открытие при себе. Но король уже взял из рук супруги ожерелье и внимательно разглядывал.

– Клянусь Распятием, это, должно быть, тот удивительный жемчуг, который герцогиня Джоана[13] преподнесла нашей матери в день ее свадьбы. Но я слышал, что мать некогда заложила его ломбардцам. Хорошо, что ты его разыскал и выкупил, Дик. Такая роскошная вещь должна оставаться в семье.

Королева вздрогнула. Очарование ожерелья мгновенно развеялось, ибо королева разгадала коварный план Ричарда. Ее отношения со свекровью и так были на грани скандала, и нетрудно представить, как разъярится надменная Сесилия Йоркская, узнав, что ее жемчуг достался невестке не королевской крови.

Королева вздохнула, опуская жемчуг в футляр.

– Возьмите его, Ричард. Я благодарна за вашу любезность, однако прошу передать это ожерелье моей дражайшей свекрови.

– О государыня, – склонился Ричард, – наша мать – женщина в летах, она живет вне двора и не имеет причин украшать свой вдовий наряд подобным великолепием. Тогда как вы, женщина молодая и прекрасная…

– Вы меня избалуете, милорд. Ваша щедрость не знает границ. Сначала прекрасный иноходец, который, как оказалось, перекуплен вами у торговца, уже обещавшего его лорду Перси. Затем, перед самым праздником Троицы, – дивный персидский ковер, который незадолго до этого исчез из покоев епископа Линкольнского. Помнится, тогда вышел досадный инцидент, когда его преосвященство увидел ковер у меня. Поэтому, дорогой Ричард, я больше не рискую пользоваться вашим великодушием.

Но Глостер, хотя и понял, что его интрига раскрыта, продолжал настаивать, пока не вмешался король:

– Пустое, Бетт. Этот жемчуг словно создан для тебя. Доставь радость обоим Йоркам.

Элизабет со вздохом закрыла футляр. Королю она не могла перечить.

– Как скажете, ваше величество.

Про себя же решила, что ни при каких обстоятельствах не наденет это ожерелье.

Ричард был удовлетворен. Отпустив несколько любезностей, он повернулся к брату и стал серьезен.

– Мне необходимо поговорить с вами, государь.

Элизабет поднялась. Когда верный Глостер желал беседовать с братом, ей полагалось удалиться.

Какое-то время Ричард прислушивался к ее шагам, затем пересек зал и плотно прикрыл за королевой дверь, что разгневало Эдуарда.

– Это излишне, Дик. К тому же у меня от Элизабет нет тайн.

Ричард, зябко потирая руки, направился к камину. Пламя отражалось в золотом шитье его камзола, украшавшие платье драгоценности позвякивали при каждом движении. Король, облаченный в стеганый камзол из темного сукна, выглядел одетым гораздо проще, чем его брат.

– Видишь ли, Нэд, – начал Ричард, – я бесконечно ценю королеву. Я слышал, что она говорила, и отдаю должное ее уму. Однако принять подобные решения куда легче, чем выполнить их.

– Я добивался трона не для того, чтобы бояться трудностей!

– Однако до последнего времени ты их довольно ловко избегал. Вернее, не замечал. Но ты не мог не знать, что двор тревожат, а страну возмущают твои бесчисленные любовные связи и расточительные кутежи. Да и сама власть казалась тебе легкой забавой, пряной приправой к твоим утехам. Я не говорю уже о твоей скоропалительной женитьбе и том, что она повлекла за собой… Погоди гневаться! Мы братья, и я порой могу сказать тебе горькую правду. Кровь, пролитая мною ради утверждения Йоркской династии, и те усилия, которые я совершаю, чтобы облегчить твое правление, позволяют мне так поступать. Корона Йорков для меня священна, и я денно и нощно стремлюсь укрепить ее.

Эдуард задумчиво крутил перстень на безымянном пальце.

– Сегодня ты, Ричард, советовал мне начать военные действия против моих же вассалов. Но королева открыла мне глаза на гибельность этого предложения. Что ты скажешь об этом?

– Я объясню это тем, что в сложившейся ситуации такой выход представляется мне не лучшим, но приемлемым. Бездействовать нельзя. Явись сейчас из-за моря Уорвик с Маргаритой, нам не удержать корону.

Эдуард холодно глядел на брата.

– Что же ты посоветуешь мне, Ричард?

– Рrimo[14], в самом деле последовать советам Элизабет. А secundo[15]… Постараться осуществить один план. Рискованный, но в случае удачи нас ждет блестящий успех.

Ричард не спешил раскрыть карты. Стоя у камина, он как бы поглаживал ладонью высокие языки пламени.

– Так что же? – не выдержал король.

Не отрывая глаз от огня, Ричард заговорил:

– Я ушел с Королевского совета неудовлетворенным. Необходимо было найти выход, и я беспрестанно ломал себе голову над этим даже за ужином. Но когда подали рагу из угрей – любимое блюдо дражайшего изменника Ричарда Невиля, – мои мысли приняли иной оборот. Я начал размышлять об Уорвике, о его уязвимых местах. И тут меня осенило: Анна Невиль, его младшая дочь и любимица! – Король встрепенулся, но Ричард даже не поднял взгляд. – Я вспомнил, – продолжал он, – что Уорвик всегда мечтал о сыне, но небо отказывало ему в этом. Его супруга родила двух дочерей – Изабеллу и Анну. Старшая, красавица Изабелла, все время жила с матерью и почти не видела находившегося в постоянных разъездах отца, а затем вышла замуж. Дурнушка же Анна всегда была с отцом, он терпел все ее выходки, говорят, они ему даже импонировали… Короче, что и говорить о его чувствах, когда он так желал видеть ее королевой и твоей женой!

– К чему ты клонишь, Дик? – не выдержал король.

– Анна Невиль, – спокойно проговорил Ричард, – любимица Делателя Королей. И она по-прежнему уединенно живет в аббатстве Киркхейм. Как ты полагаешь, Уорвик сильно тоскует по ней?

– Что?

– Я говорю о единственной возможности влиять на Уорвика. Это должно быть понятно.

Эдуард выпрямился. Глаза его сверкнули.

– Я не желаю слушать тебя, Ричард! Ты предлагаешь противные Богу средства, бесчестящие мое рыцарское достоинство и корону. И это я слышу от родного брата!

– Успокойтесь, ваше величество. Я еще ничего не сказал.

Король беспокойно заерзал в кресле.

– Ну так говори!

Ричард неспешно подтолкнул узким носком башмака выпавшее из камина полено.

– Анна Невиль в наших руках, вернее – в ваших, государь, и она несовершеннолетняя, а в отсутствие отца вы являетесь ее опекуном, как сюзерен. Я не ошибаюсь? – Король едва заметно кивнул. – Уорвик любит дочь и в свое время надеялся выдать ее за первого из Йорков, – продолжал Ричард. – Но Господь судил иначе. Чем же его можно привлечь?

Эдуард задумчиво крутил перстень.

– Наш Уорвик жаден и честолюбив. Что, если мы пообещаем ему золото – много золота – и поманим титулом герцога?

– Неплохо. Но я сомневаюсь в успехе. Ричард Невиль сейчас невероятно силен. Он уверен в своей победе, и любой титул сможет преподнести себе сам, когда займет главенствующее место в парламенте.

От этих слов король поморщился, словно у него заныл зуб.

– А ведь прежде он любил меня. Это он научил меня метать копье и ездить верхом.

– До того, как ты оскорбил его, отвергнув его дочь. Эдуард, ты ранил его честь! В его непомерной гордыне пробита брешь, и эту брешь необходимо заделать. Одним словом, я предлагаю просватать дочь Уорвика если не за первого из Йорков, то за второго, то есть за меня.

Несколько мгновений Ричард наслаждался ошеломленным выражением лица брата.

– Ты шутишь? – наконец выдавил тот.

– Нисколько.

– Но ведь вы враги с Уорвиком, он ненавидит тебя больше, чем меня!

– Когда его дочь обретет титул герцогини Глостер и разделит со мной ложе, ненависть сменится если не любовью, то по крайней мере терпимостью.

– Нет, Ричард, нет! Ты отлично знаешь его. Он воспротивится такому союзу.

– Что ж, тогда мы предъявим оборотную сторону медали. Ежели леди Анна не станет герцогиней, то с ней вполне может случиться какая-нибудь беда.

Король рывком поднялся.

– Анна Невиль была моей невестой, она находится на моем попечении, а ты предлагаешь поступить с ней таким образом?

– Послушай, Эдуард! – вдруг порывисто шагнул к брату Глостер. Глаза его зловеще сузились. – Я предлагаю тебе единственный разумный выход. Уорвик слишком любит дочь. Он смирится, а ты останешься королем. В противном случае его войска преодолеют Ла-Манш, поднимут страну и восстановят на престоле Генриха Ланкастера – ведь недаром графа зовут Делателем Королей. Наш чуткий брат Кларенс вовремя успел перебежать на его сторону. А что станет с нами? В лучшем случае мы превратимся в изгоев, в худшем – нас ожидают Тауэр и плаха. Королеву и твою дочь упрячут в подземелье одной из крепостей, а tom carum caput[16] короля дадут подержать за волосы палачу. Видимо, тебе это больше по душе, нежели почести, власть, толпы людей, бегущих за твоим конем с криками: «Слава, слава королю Эдуарду!», склоненные головы первых лордов королевства и сияющие глаза прекраснейших дам Англии. Пришла пора выбирать.

Эдуард стоял опустив голову.

– Дик, – умоляюще проговорил он, – но я не могу…

Ричард крепко сжал плечо короля.

– Я твой союзник, я на твоей стороне. Случись что, меня не пощадят так же, как и тебя. И если я предлагаю это, то отнюдь не потому, что жажду заполучить в жены Анну Невиль. Просто in praesenti[17] иного выхода нет. Мы должны заставить проклятого Уорвика смириться.

Король устало опустился в кресло. Лицо его посерело.

– Ну же, решайся! – не выдержал Глостер.

Эдуард поднял тяжелые веки.

– Хорошо. Чего ты хочешь?

Ричард торопливо направился к двери зала и, распахнув ее, крикнул:

– Эй, кто там! Письменные принадлежности королю!

Когда перед Эдуардом появились складной столик, перья и бумага, а слуги удалились, Ричард принялся диктовать:

– «Высокочтимый граф наш Уорвик! Мы, Божьей милостью король Англии, Уэльса и Ирландии Эдуард IV… – Пока текли обычные слова благосклонного приветствия, Ричард, ковыляя, расхаживал взад-вперед, и его согбенная фигура то приближалась к камину, озаряясь пламенем, то сливалась с полумраком зала. – …Дочь ваша Анна пребывает в добром здравии. Однако мы неусыпно помышляем о ее судьбе, ибо она, достигнув того возраста, когда девице пора подыскивать супруга, продолжает оставаться в монастыре бенедиктинок аббатства Киркхейм. Зная, что в ваши планы не входило оставить леди Анну невестой Христовой, мы приняли решение и надеемся, что вы одобрите сей выбор. Брат наш, Ричард Глостер, воспылал к леди Анне столь сильной любовью, что пожелал сочетаться с ней узами брака, чему мы не намерены чинить препятствий. Сожалея о наших с вами разногласиях, которые вынуждают вас оставаться при дворе короля Людовика, мы ставим вас в известность, что если с вашей стороны не последует согласия на сей брак, то дочь ваша лишится королевской опеки и защиты. Дабы избежать этого, мы советуем вам до наступления лета оставить все начатые вами во Франции дела и прибыть к нашему двору, с тем чтобы присутствовать на церемонии бракосочетания брата нашего Ричарда Глостера с девицей Анной Невиль. Зная ваш нрав, мы предупреждаем, чтобы вы не противились нашей воле, а письмо это держали в тайне, ибо, клянусь Господом нашим Иисусом Христом и Пречистой Девой, если содержание его станет известно, судьба леди Анны может склониться к худшему. Если же вы, невзирая на наши увещевания, не поторопитесь вернуться ко двору, то с малюткой Анной могут произойти всякие беды…» Пиши, пиши!

Эдуард вскочил. Лицо его пылало.

– Ты дьявол во плоти, Дик! Я не стану этого писать!

Он отшвырнул перо.

Ричард, неуклюже горбясь, поднял его и подал брату.

– Дело почти сделано, ваше величество. Последняя часть письма окажется куда более приятной. Уорвик будет поставлен в известность о том, какие награды и привилегии ждут его по возвращении в Англию.

– Да он не станет этого читать! Или ты забыл, как он нетерпелив и вспыльчив? Он ославит меня на всю Европу как человека, растоптавшего рыцарскую честь. Наша знать отвернется от меня, а в его войска вольются толпы желающих расправиться с королем-негодяем.

Он уже хотел было разорвать бумагу, но Ричард с удивительной ловкостью успел выхватить ее.

– Скажи, Эдуард, ты успел полюбить свою дочь-принцессу?

– Recto quidem…[18] И получи я такое письмо…

– Ты пребывал бы какое-то время в ярости, но захотел бы ты подвергать опасности ее жизнь?

Король промолчал. Тогда Ричард вновь положил перед ним перо и бумагу.

– Я не стану писать, – упрямо произнес Эдуард. – Я слишком рискую, отправляя послание через всю Англию.

Глостер возвел глаза к небу, а затем, склонившись к брату, негромко сказал:

– Понимаешь, Нэд, важнейшее условие удачи в этом деле —чтобы послание попало к Ричарду Невилю тайно и доставил бы его не королевский гонец, а tanquam privatus[19]. А уж Уорвик не так глуп, поверь мне, чтобы предать письмо огласке. Разве что сорвет зло на посланце.

– Значит, гонец обречен?

Глостер кивнул. Однако король все еще нервничал.

– Но подумай, Дик, пересечь всю Англию с таким письмом!.. Господи помилуй, что, если гонец исчезнет, а послание попадет в чужие руки?

Глостер снова подошел к камину. Его горбатая тень на стене, казалось, выросла до самых сводов. Эдуард, всегда снисходительно относившийся к брату из-за его увечья, теперь глядел на него с ужасом.

– Человек, который доставит письмо, – негромко проговорил горбун, – должен быть надежен как скала. Iustus et propositi[20]. Вручая ему послание, ты должен быть уверен, что он скорее умрет, чем расстанется с ним, пробьется через любые препятствия и в срок предстанет перед Уорвиком. И таким человеком тебе придется рискнуть, ибо вся ярость Делателя Королей полной мерой обрушится на него.

Эдуард смотрел в пол.

– Мне трудно решить. Но я вижу, Ричард, что у тебя кто-то есть на примете.

Глостер, не оборачиваясь, кивнул. Кивнула и его огромная тень.

– Да. Это Филип Майсгрейв.

– Майсгрейв?!

Теперь герцог повернулся.

– Я давно заметил, что тебе, Эдуард, не по вкусу этот homo novus[21], этот Бурый Орел, и что ты едва выносишь его подле себя. К тому же, заранее прости, я нахожу, что и для королевы будет лучше, если он окажется подальше. Но так как ты не можешь услать первого рыцаря, не оскорбляя… Разве выполнить особую миссию не повод спровадить его?

Эдуард задумчиво повторил, растягивая слова:

– Гонец к Уорвику заранее обречен…

– Это так. Но не твоя вина, если медведь Невиль, взбесившись, разделается с ним. Избавиться от Майсгрейва во всех отношениях полезно. С другой стороны, для роли гонца нет лучшего человека. Он предан дому Йорков и доказал это, сражаясь с самого начала за Белую Розу. Он чтит короля и свято верен вассальной присяге. Он связан клятвой, а главное, мало кто может тягаться с ним в воинском искусстве. Говорят, что и люди его под стать ему. В его отряде самые отъявленные головорезы, причем каждого он проверил лично. Более того, его мать родом из-за моря и он неплохо изъясняется по-французски.

– Довольно. Я согласен.

Глостер чуть подтолкнул руку брата.

– Да, но сначала – письмо.

Лицо короля омрачилось, однако он послушно вернулся к бумаге.

Наконец послание было готово. Король в последний раз обмакнул перо, но тут его рука замерла.

– Я хочу посоветоваться с королевой.

Ричард едва сдержался.

– Брат, – мягко сказал он, – чем меньше людей будут знать об этом письме, тем лучше. Королева умна, однако она женщина и не поймет всех выгод нашего плана. Потом Майсгрейв… Лучше ей не знать.

Ричард красноречиво развел руками. И этот аргумент перевесил. Король поставил подпись и поднес письмо к огню, подсушивая чернила, а затем скрепил его печатью. Если бы в этот миг он взглянул на брата, то увидел бы на его лице выражение брезгливого презрения.

Когда все было готово, Ричард принял послание из рук Эдуарда.

– Finis coronat opus[22]… И будет надежнее, если письмо пока останется у меня. До того, как вручить его рыцарю Майсгрейву.

Король не возражал. Ричард склонился в низком поклоне.

– Мне пора. Время позднее, я утомил вас, ваше величество. Да и королева, наверное, заждалась…

Выйдя от короля, Ричард едва не пустился в пляс. И ему было отчего торжествовать. Ибо теперь все нити интриги были у него в руках.

Эдуард глупец, законченный глупец! Он собственными руками создал великолепную возможность погубить себя. Такое письмо само по себе способно уничтожить его, лишить чести, короны и, наконец, самой жизни. Король, который не гнушается шантажом, который сыплет низкими угрозами в адрес одной из первых леди Англии, не сможет усидеть на троне, особенно когда власть его так непрочна. Ричард же, не навлекая на себя подозрений, предпримет все, чтобы содержание этого письма достигло ушей английской знати. Остается сделать еще один ход. Жениться на Анне Невиль – и тогда судьба трона вскоре окажется в его руках. Для этого все готово, и у него немало сторонников.

Подданные Эдуарда отвернутся от короля. Кларенс, изменчивый и подлый, не пользуется популярностью, и окажется, что путь к власти свободен. Ну а поскольку женой Ричарда станет Анна Невиль, сам Делатель Королей, несмотря на их обоюдную неприязнь, встанет на его сторону, желая сохранить корону для своей любимицы. Да, разумеется, по закону трон должен наследовать второй Йорк, то есть Кларенс. Но есть Уорвик и есть Анна, а значит, корона уготована Ричарду.

Стать королем, безраздельно править этой страной… Ричард остановился и на миг прикрыл глаза… Да, именно в этом заключалась его тайная жгучая мечта, с которой он ложился спать и вставал, с которой не расставался ни на минуту. На что он рассчитывал, этот калека, пытаясь обойти своих крепких, здоровых, полных жизни братьев? На удачу, на фантастический случай, на дьявольскую хитрость? Наиболее одаренный умом из братьев Йорков, он от рождения был ущербен, и из всего, к чему он стремился в жизни, самым желанным была корона. Он был младшим, но сознавал, что создан, чтобы стать первым. Он презирал нерешительного и развратного Эдуарда, ненавидел лицемерного, бросающегося из одной крайности в другую Джорджа Кларенса. Он был последним в семье, и поэтому свой путь к власти прокладывал в тишине и тайне. И теперь старший Йорк попался. Ловушка захлопнулась. Ричард сделает все, чтобы отвести от себя подозрения: письмо уйдет по назначению, но следом поскачут его, Ричарда, люди, с тем чтобы тайно перехватить послание.

Эдуарду конец. Англия не потерпит королем человека, которого презирают. Достаточно вспомнить судьбу последнего Плантагенета Ричарда или горький удел Эдуарда II[23]. Когда же неугодного монарха обесславят и лишат трона, сам Уорвик приложит все усилия, чтобы корона досталась его дочери Анне. А с ней и Ричарду. Приручить же этого медведя следовало. Конечно, какое-то время он будет рвать и метать, но потом поневоле смирится.

Теперь – дурнушка Анна… Жаль, конечно, что она не так хороша, как ее сестра Изабелла, однако то, что она носит имя Невилей и сердце графа Уорвика принадлежит ей, возместит недостающее.

Ричард отправился в свои покои. Здесь все было устроено на широкую ногу, как он и любил: стены затянуты расшитым золотыми цветами бархатом, пол устлан пушистыми коврами, а великолепная мебель черного дерева с тонкой резьбой украшена инкрустациями из перламутра и слоновой кости.

В первый миг казалось, что покои пусты, но вот одна из ковровых портьер приподнялась и низкий, хриплый голос осведомился:

– Что-нибудь угодно, милорд?

Перед Глостером стоял крепко сбитый мужчина лет тридцати пяти с обветренным грубым лицом и подрезанной аккуратным квадратом бородой. Это был Джон Дайтон, поверенный и правая рука Ричарда Глостера. Он повсюду сопровождал своего господина, однако редко где показывался, и о нем почти ничего не знали. Тем не менее этот плебейского вида человек за какие-то особые заслуги был в особой милости у брата короля, и тот даже добился для своего верного слуги рыцарского пояса, а также выгодно женил на наследнице Тонвилей.

Сейчас Дайтон стоял перед герцогом, заложив большие пальцы рук за пояс. В его повадке не было и тени угодливости, однако Ричард знал, что никто не предан ему так безоглядно, как этот возвысившийся до рыцаря простолюдин.

– Пока ничего не нужно, Джон, – сказал Ричард. – Однако уже совсем скоро мне не обойтись без тебя.

Господин и слуга обменялись понимающими улыбками. Глостер, не таясь, спрятал письмо в потайное хранилище, а затем распорядился:

– А сейчас принеси бумаги.

У Ричарда вошло в привычку не ложиться спать, пока дела не приведены в порядок. И ему еще предстояло просмотреть последнюю корреспонденцию, которую ему поставляли осведомители, разбросанные по всей Англии.

Едва ли не половину кабинета герцога занимал стол красного дерева, на который Дайтон вывалил целую кипу бумаг, пергаментных свитков и табличек. В нем еще жил крестьянин, и бумаги, заключавшие в себе судьбы целого королевства, вызывали у сэра Джона священный трепет, он с почтением наблюдал, как легко управлялся с ними его молодой господин.

Сейчас, склонившись над очередным пергаментом, Глостер был действительно хорош. Лицо его дышало умом и азартом. Он вчитывался в бумаги, сравнивал, сопоставлял, что-то отмечая на полях, либо, склонившись над столом, стремительно писал. В тишине слышались лишь скрип пера да потрескивание дров в камине. Джон Дайтон бесшумно двигался по комнате, то подкладывая поленья в камин, то снимая нагар со свечей. Глостер ничего не замечал. Он работал с донесениями. Изучив одни, откладывал их в сторону, другие, пробежав глазами, небрежно отправлял в огонь.

Из тьмы раздался одинокий удар колокола. Ричард поднял глаза от бумаг и вздохнул.

– Завтра разбудишь меня рано, – буркнул он, не глядя на Дайтона.

Затем поднялся и, приволакивая ногу, направился в опочивальню.