Читать книгу Не щадя сердца - Сивар аль-Асад - Страница 7

Вернувшись в свое убежище в бастиде, Пол надеялся на то, что сможет избавиться от воспоминаний, нахлынувших на него во время вечеринки, но с тех пор, как он покинул «Кап-Ферра», он не переставал перебирать в памяти те взгляды, те слова, которыми они обменивались с Лорен. Было напрасно отрицать сходство лица художницы с обликом Карлы, несмотря на разницу в возрасте между обеими женщинами (хотя кто знает, как годы могли бы изменить и овал, и черты лица его тогдашней возлюбленной), и такая схожесть напомнила ему об их внезапно прервавшихся отношениях, причинив острую боль. Вот уже двадцать лет он не переставал думать о ней, не постоянно, как в первые месяцы после трагедии, но особенно в те моменты, когда ему необходим был совет или когда он встречался с чем-то, что, он знал, могло бы вызвать у нее улыбку. Со временем воспоминания принимали горько-сладкий привкус, боль стихала, по крайней мере, он так думал. Однако чувства, которые нахлынули на него прошлым вечером, убеждали его в обратном. Ничто не забылось, ничто не изменилось, просто затаилось в темных закоулках его памяти, а Лорен распахнула в них дверь, пустив туда свет и ледяной ветер, который задул с такой силой, что грозил сбить его с ног. Каждая подробность той давней драмы, разлучившей их, снова возникала в его сознании, причиняя нестерпимую боль.

После нескольких лет безоблачной идиллии Карла отправилась из Нью-Йорка сопровождать родителей в их краткой деловой поездке в Бразилию. Возможно, из-за разлуки с подругой, несмотря на письма, которыми они обменивались, здоровье Пола резко ухудшилось, и его срочно отправили в Европу, где ему должны были сделать операцию на сердце. Они написали друг другу еще несколько писем, затем Карла резко перестала отвечать. Для юноши, который только что перенес сложную операцию, подобное молчание было невыносимым. Будучи в клинике, он нуждался в поддержке и чувствовал себя одиноким и покинутым, не получая известий от подруги. Из-за волнений выздоровление шло медленно, что беспокоило и родителей, и лечащего врача. Так и не выздоровев окончательно, он возвратился в Нью-Йорк. Вестей от Карлы по-прежнему не было, и постоперационный шок, усугубившийся любовными муками и разочарованием, грозил перерасти в депрессию. С момента возвращения в Нью-Йорк Пол постоянно пытался связаться с Карлой, но на телефонные звонки в ее квартире никто не отвечал. Тогда Пол сам пошел к ней домой в надежде получить хоть какие-то сведения. От консьержа, которого хорошо знал и часто встречал, когда провожал девушку после их прогулок по Манхэттену, он узнал, что квартира Кастроневесов опечатана. Карла и ее родители погибли в Бразилии на своем моторном катере, где взорвалась канистра с мазутом. Привратник добавил, что в квартиру Кастроневесов неоднократно приходила полиция, чтобы произвести обыск, но Пол, потрясенный страшным известием, не обратил внимание на такую деталь. Последующие годы юноша прожил в оцепенении чувств и почти полном одиночестве. А вот здоровье его, напротив, стало поправляться, он стал большим любителем джоггинга, бегуном довольно высокого уровня, словно стремился убежать, где бы ни находился, от призраков прошлого. Жизнь словно давала ему шанс продолжать нормальное существование, а это, в свою очередь, породило в нем желание давать что-то другим, быть полезным. В то же время он испытывал глубокое одиночество, бездонную пустоту, которая, как в детстве, толкала его на то, чтобы замкнуться в себе, не создавать привязанностей. И никто больше не смог взволновать его сердце. Но после того как он блестяще закончил юридический факультет, его сердце взволновало гуманитарное призвание, позвавшее идти по стопам родителей, что и привело его в ООН, в отделение по правам человека, а точнее, в делегацию, занимающуюся страшной проблемой торговли людьми. С тех пор в поездках от Индии до Латинской Америки время от времени у него возникало чувство, что он и вправду делает что-то полезное. Иногда ему приходила в голову мысль, что делает он это и в память о Карле, открывшей ему глаза на мир, в котором Пол уже не мог чувствовать себя счастливым, если перед его домом чернокожий шестидесятилетний безработный (вот уж парадокс терпящей кризис американской экономики) был вынужден просить милостыню на пропитание своей семьи, или когда голодный эфиопский земледелец своим изнурительным трудом давал ему возможность попивать дешевый кофе в кафе сети «Старбакс». И не только в связи с этим он не мог забыть Карлу. Воспоминания о ней снова вернули его мысли к Лорен Александер. Его все больше волновала эта женщина, независимая и избегающая любых близких контактов с кем-либо. Ему был знаком такой тип поведения, ведь он тоже в университетские годы стремился отстраниться от любых дружеских или любовных связей. Все в Лорен говорило о том, что она всеми силами стремилась отстраниться от той среды, в которой ей приходилось вращаться, подчеркнуть, что имеет с ней мало общего, и в то же время взять ту же манеру одеваться – элегантно, но вместе с тем просто, без бахвальства и показухи, что было свойственно богатым дамам, окружавшим ее. Или та холодность, которую Пол заметил даже раньше, чем она впервые заговорила с ним таким безразличным тоном. Что стоит за всем этим, какие мучения прячет она за глухой стеной отчуждения? Он снова вызвал в памяти образ Лорен, черты ее лица вдруг преобразились, и на долю секунды возникло лицо Карлы, печальное и вопрошающее. В последнее мгновение перед тем, как кануть в глубокий, без сновидений, сон, перед Полом мелькнул образ змея, обвившегося вокруг одного из творений Лорен.

Рано утром Пол отправился в дом к родителям на завтрак. Он любил эти теплые совместные трапезы, они словно возвращали его во времена летних каникул, когда он отправлялся с отцом в увлекательные познавательные походы по окрестностям. Длинный деревянный стол, покрытый светло-оранжевой скатертью, ломился от яств, радующих глаз и заставляющих слюнки течь. Мариза принимала Пола так, как если бы с ним была целая команда рэгбистов, голодных, но понимающих толк в хорошей кухне. Вазы из выдувного стекла, голубого, как на картинах Кляйна, были наполнены винными персиками с бархатистой бордовой кожицей, от которых исходил пьянящий аромат. Бриоши, обсыпанные крупным сахарным песком, еще горячие, были доставлены прямо из деревенской пекарни, оттуда же был привезен круг дрожжевого хлеба, покоящийся теперь на льняном полотенце. В старинные розетки из толстого стекла было выложено домашнее варенье из инжира, ежевики, абрикоса, что говорило о том, чем еще занималась Мариза в своем большом провансальском владении. Она встретила Пола широкой улыбкой и нежным поцелуем в щеку. Пол воскликнул:

– Великолепно, просто как на картинах Вламинка!

Мариза кудахтала от удовольствия, целуя его.

– Присаживайся, дорогой мой. Посмотри, булочник прислал бриоши, твои любимые. Ты еще помнишь господина Вердье? Он по-прежнему работает, у него пекарня. Давай, положи себе вот это. Пэр варит тебе кофе. Не вставай, сама принесу.

Мариза по-прежнему обращалась с Полом как с ребенком, в ее глазах он не переставал быть обожаемым дитем, с которого она не сводила глаз, кого окружала заботой и любовью. Она как бы не замечала, что он уже вырос, и даже как-то удивлялась, видя перед собой красивого взрослого мужчину. Пол не сердился за это на мать. Он знал, что она счастлива от того, что хотя бы на несколько дней он с ней, и она может заботиться о нем, побаловать его на завтрак своими мармеладами и джемами, приготовленными из плодов и ягод, собранных ее собственными руками с мыслями о том, что угостит своими шедеврами сына, когда тот будет рядом. И вот теперь и сам Пол наслаждался всем этим и был благодарен матери за заботу. Его отец, опершись на стойку, готовил кофе, время от времени он посматривал на жену, боясь, что сделает что-то не так.

– Все так с кофе, Мариза? Можно снимать кофеварку?

– Да нет же, посмотри, пенка еще не поднялось. Подожди, я скажу когда. Не обожгись.

– Доброе утро, папа!

Пол не знал, о чем говорить с отцом. Он боялся, что их несвязный разговор еще больше подчеркнет то помраченное состояния рассудка, в котором пребывал отец, а это может расстроить Маризу. Поэтому он решил ограничиваться краткими банальными фразами.

– Доброе утро, Пол. Как себя чувствуешь?

С самого детства это был привычный вопрос, который отец задавал ему всякий раз, встречая по утрам. И Пол также всегда привычно отвечал ему:

– Все прекрасно, папа.

Отец удовлетворенно вздохнул и умолк. Даже теперь, когда он находился в глубокой депрессии, вызванной приемом лекарств, и несмотря на провалы в памяти, тем не менее он по укоренившейся в глубинах сознания привычке прежде всего справлялся о здоровье сына. Пол снова стал нахваливать то пиршество, которое устроила Мариза. И делал это от всей души, потому что ему и вправду редко где и когда удавалось вот так беззаботно наслаждаться жизнью, как теперь, в радушном и благодатном Провансе. Мариза болтала весело, как молодая девушка. Она радовалась тому, что Полу понравилось новое оформление летнего павильона, говорила о других своих планах по обустройству дома и парка. Она рассказала о том, какое неизгладимое впечатление недавно произвела на нее художественная выставка, после которой ей пришла в голову мысль в свободное время посещать уроки акварели. В ней вдруг проснулся интерес к искусству вообще, и как только подворачивался случай, она спешила в какой-нибудь музей или галерею. Пол воспользовался предлогом, чтобы спросить ее о Лорен Александер. Знает ли она этого ювелирного дизайнера, которого он встретил накануне на вечеринке? Мариза тут же оживилась. Оказалось, что она просто обожает ее необычные произведения и очень рада, что сын познакомился с художницей, которой она восхищалась. Пэр, которого утомило такое оживление, встал из-за стола и покинул залу, ступая мелкими семенящими шажками.

Мариза сдвинула на край стола тарелки с остатками утреннего пиршества, освободив середину, где разложила кипу гламурных журналов о светской жизни, и стала быстро их листать. Она искала опубликованный несколько дней назад материал, где как раз речь шла о Лорен Александер. Она нашла, наконец, глянцевые страницы, на которых был опубликован фоторепортаж, где молодая женщина была представлена на фоне своих последних произведений, а также на различных светских раутах. Всмотревшись в фотографии, Пол отметил для себя, что на каждой из них у Лорен был некий отстраненный от происходящего вокруг вид, репортеру так ни разу не удалось поймать в объектив ее прямой взгляд. Мариза, не заметившая этого раньше, вдруг тоже обратила на это внимание. Ее тонкая интуиция подсказала ей, что сдержанность и неулыбчивость молодой женщины в кругу тщеславных и недалеких людей, не устающих бахвалиться своим богатством, свидетельствовали о том, что либо она тяготится своими вынужденными светскими обязанностями, либо пытается скрыть некие драматические обстоятельства своей жизни. В более свежем журнале был опубликован анонс о презентации новой коллекции Лорен Александер, приуроченной к международной регате Giraglia Rolex Cup, гонке парусников, которая должна была состояться через несколько дней в заливе Сен-Тропе. Мариза очень сожалела, что не сможет пойти на презентацию, хотя и получила приглашение, так как Пэр был не в состоянии сопровождать ее.

– Пригласил нас наш старый друг Маркус Линдстрем. С тех пор как он продал свое дело, он много времени проводит на своей яхте в Средиземном море. Уж он-то ни за что не пропустит регату. Лет десять назад твой отец сопровождал его на торжественное открытие.

– Я бы не отказался сопровождать тебя, если вдруг захочешь пойти, – предложил Пол.

– Правда? Обожаю море и корабли. А ты уверен, что тебе самому хочется? Ты же терпеть не можешь подобные мероприятия.

– Уверяю тебя, для меня будет удовольствием сопровождать тебя туда. А кроме того буду рад снова увидеться с Маркусом Линдстремом.

На самом же деле его неодолимо влекла туда мысль о Лорен, хотя он и не признавался в этом себе. Эту удивительно притягательную женщину окутывал целый клубок тайн и загадок. Он даже не заметил, что теперь жил больше чувствами, нежели разумом. Ведь во Францию он приехал, чтобы спокойно и трезво обдумать, как положить конец его браку с Элизабет, а вот со вчерашнего вечера ни разу даже не вспомнил об этом. Парусная регата, о которой шла речь, должна была состояться через несколько дней, но он не мог терять времени, сидеть сложа руки, бесконечно слушая концерт цикад. Он позвонил Роберто, который осыпал его комплиментами, восхищаясь тем, как он благотворно повлиял на Маризоль, которая больше не ругает ООН и благотворительность. Пол отвечал ему как-то невнятно, путано.

– Нет, именно так. Ты никого не осуждаешь, и как раз это почувствовала Маризоль. Ты не смотрел на нее, как на кокосовую пальму, с которой нужно что-то стрясти, да тебе и не важно было, стрясешь или нет, и тогда для тебя она сделала это добровольно.

– Да, но и ты своими репликами поспособствовал, когда пытался вывести ее из себя.

– Ну да. Ей действительно не хотелось иметь перед тобой бледный вид, но, честно говоря, я считаю, что она проявила себя как очень корректный человек, что меня удивило. Когда ты ушел, она заверила меня, что я могу рассчитывать на нее и в других операциях по сбору средств и что ее участие сможет привлечь других жертвователей, и говорила она это искренне.

– Ну что ж, браво, благодаря твоей настойчивости тебе удается исправить самых закоренелых эгоистов.

– Знаешь, я вовсе не надеюсь на то, что она станет гуманисткой в своем бизнесе, хотя кто знает. Кстати, мы так и не успели поговорить вчера. Не могли бы мы встретиться в более спокойной обстановке? Несколько дней буду тут, а потом уж в Мехико.

– Можем увидеться в любое удобное для тебя время.

Пол немного поколебался, а потом решился:

– Ты тоже мне нужен. Я хотел бы приобрести какое-нибудь украшение Лорен в подарок матери, которая ее горячая поклонница.

– Ну уж, скорей ты ее поклонник. Ты что думаешь, я не заметил ваши маленькие маневры вчера вечером? Я бы назвал это игрой в кошки-мышки, где вы постоянно менялись ролями. Ты меня удивил, не помню, чтобы ты посматривал на других женщин кроме Элизабет, даже в командировках.

– Да это совсем не то, что ты думаешь! У меня нет никаких особых видов на эту женщину…

– Да, видов нет, но ты глаз с нее не сводил во время распродажи, – возразил Роберто.

– Да, она меня заинтриговала, но покупка никакого отношения к этому не имеет. Что касается Элизабет, то должен сказать, что мы в тупиковой ситуации.

– Ты хочешь сказать, все так, разговоры одни о вашем браке, но каждый при этом ждет, кто же, наконец, первым нанесет добивающий удар и прикончит его.

И снова Пол невольно улыбнулся тому, как трезво и откровенно, хотя и грубовато по форме, говорил с ним его друг.

– Здорово у тебя получается так быстро делать выводы, – оборонялся Пол.

– Часто со стороны виднее. Ведь видно же, что ты не цветешь и пахнешь рядом с Элизабет, да и она все время на нервах, как старуха сварливая. Не думаю, что ты плохо с ней обращаешься, просто вы друг другу не подходите. Знаешь, я никогда много не ставил на ваш брак. И то, что ты начинаешь интересоваться Лорен Александер, меня не удивляет. Я уж даже стал спрашивать себя, когда же ты, наконец, откроешь глаза и поймешь, какие возможности упускаешь.

– Я не стремлюсь воспользоваться какими-то там возможностями, ты это хорошо знаешь.

– Ладно, завтра я устрою тебе встречу в демонстрационном зале Лорен, предлог – поставить автограф на футляре, чтобы уж точно застать ее на месте. Позвоню тебе, чтобы подтвердить встречу.

Роберто заехал за Полом во второй половине дня. Он договорился о встрече с Лорен прямо через час после утреннего телефонного разговора со своим другом. По дороге, ведущей к Сен-Пол-де-Ванс, Роберто рассказывал о своих планах уйти из ООН и полностью посвятить себя организации мероприятий по сбору средств на гуманитарные проекты, чтобы лучше контролировать использование средств фондов, которые он создаст. Он видел много финансовых злоупотреблений во многих гуманитарных организациях, а были даже такие, что и вообще частично утратили свое первоначальное предназначение либо из-за административной неразберихи, либо из-за нечестности некоторых руководителей. Пол согласился с его анализом, так как сам был вынужден в своих миссиях, контактируя с различными людьми и организациями, постоянно отсеивать зерна от плевел. Не переставая обсуждать свои рабочие дела и проекты дальнейшей деятельности, Пол и Роберто вскоре прибыли в небольшое селение, улицы и здания которого почти полностью сохранились с XV века, где летом Лорен Александер выставляла свои произведения. Для этого она арендовала сводчатый подвал в каменном доме на одной из улиц, ведущих в гору, к укреплениям эпохи Ренессанса. Ювелирный салон был расположен между двух художественных галерей. В демонстрационном зале царила та же атмосфера джунглей, что и на лужайке гранд-отеля, где были расставлены прошлым вечером застекленные клетки. Прямо в центре находилась витрина, а за ее двойным стеклом можно было видеть картинки из жизни мира тропиков, тут на ветвях деревьев, увитых лианами, словно затаились в яркой зелени листвы огромные экзотические насекомые, выполненные из драгоценных камней и металлов. Дэни, молодой охранник салона, по внутреннему телефону вызвал Лорен, и та быстро прибежала в бутик. Как только она заметила рядом с Роберто Пола, вокруг нее, как накануне, будто заискрились электрические разряды, но она быстро сдержала свое крайнее негодование по поводу неожиданной встречи, взяла себя в руки, подошла к Роберто и крепко пожала ему руку.

– Сожалею, что не успела вчера проститься с вами, но у меня началась сильная мигрень, и мне пришлось уйти в самый разгар торгов. Надеюсь, вы не приняли это за невежливость.

– Не беспокойтесь, мне удалось заполнить ваше отсутствие волной благодарности к жертвователям, а нехватку вас избытком их поздравлений друг другу.

Такая шуточная тирада вызвала на напряженном лице Лорен лишь слабую улыбку. Роберто продолжил:

– Мой друг Пол, которого вы видели вчера, желал бы приобрести украшение, чтобы сделать подарок. Ему хотелось бы, чтобы вы оставили на футляре свой автограф.

Лорен и Пол застыли друг перед другом в полном молчании, показавшемся Роберто вечностью. И когда тишина стала угрожающей, он кашлянул, чтобы прервать неловкую ситуацию.

– Так вот, Пол, тебе надо сделать круг и присмотреться. Думаю, тебе не нужна помощь.

Пол вышел из странного оцепенения, которым был охвачен сразу же после прибытия в бутик. Становилось ясным, что каждый раз эта женщина приводила его в смятение.

– Спасибо, как-нибудь сам управлюсь.

Пока Роберто обсуждал с Лорен вчерашние торги, Пол, по-прежнему взволнованный, направился к выставочным витринам. Его внимание сразу же привлекла брошь в виде птичьего пера, что отозвалось эхом воспоминаний об одной сцене, когда они с Карлой гуляли по набережной Манхэттена. Подобрав перо морской птицы, девушка тут же, на ходу, сочинила хокку, японское трехстишие по случаю. Не отводя глаз от драгоценностей, Пол вслух прочитал слова стиха, составленного Карлой:

– Птицу можно нарисовать без кисти. Выпало перо. Капля падает к моим ногам.

Услышав эти слова, Лорен напряглась. Она резко прервала разговор с Роберто.

– Пойду займусь вашим другом.

Пол вздрогнул, когда Лорен возникла перед ним и резко сказала:

– Украшение – это личный предмет, даже интимный. Подарок предназначен кому-то из ваших близких?

Пол никогда не чувствовал себя таким растерянным в чувствах, мысли его путались. Перед ним только что видением прошла Карла, а лицо женщины, стоявшей здесь теперь, так напоминало ее облик, что он онемел, но быстро пришел в себя, потому что она говорила резко, и ее слова били по нему, словно удары градин.

– Да, очень близкого…

– Тогда вам нужно кольцо, вы знаете размер ее пальца?

– Нет, но в конце концов… я хочу сказать, вот эта брошь, я считаю ее очень красивой… я покупаю ее.

– Как хотите, но вы рискуете не угодить вашей даме, женщины обычно предпочитают кольца.

Пол понял, что возникло недоразумение по поводу дамы, которой он собирался сделать подарок. Он попытался что-то объяснить, но запнулся. Однако Лорен и не слушала, она искала шкатулку-футляр, чтобы оставить автограф.

– Нет, это не то, что вы подумали. Женщина – это моя…

Лорен сухо оборвала его и передала футляр с украшением охраннику бутика, который все это время пытался развлечь изнывающего от нетерпения Роберто, показывая ему каталоги и проспекты.

– Дэни продолжит заниматься с вами. Мне пора, – и, обращаясь к Роберто, добавила, – сожалею, но мне снова придется уйти по-английски, я очень тороплюсь.

– Ничего страшного, любезно уже то, что вы приняли нас. Уверен, что Пол получил то, что хотел, – добавил он с каплей иронии.

Пол и Роберто молча вернулись к машине. Пол помрачнел в тот самый момент, когда Лорен покинула салон, а теперь выглядел изнуренным и опустошенным. Но Роберто был не из тех, кто видит вещи в трагических тонах.

– Ну что, грандиозный провал, бедняжка Пол. Не думаю, что ты мог сделать что-то большее: как только она вошла и увидела тебя, она тут же выпустила коготки. Наверно, ты ей кого-то напоминаешь. Другого объяснения не вижу, так как ты не в ее вкусе, да и я тоже.

Пол по-прежнему хмурился, но Роберто не отставал от него:

– Давай, улыбнись, Пол. Твое счастье, что она не засунула скорпиона в футляр украшения. Кстати, проверь, прежде чем дарить матери, уж она-то знает, чего можно ожидать от такого типа женщин.

Пол вздохнул, решив не портить вечер досадой от неудачной вылазки, и пригласил Роберто поужинать в простенькую провансальскую харчевню.