Читать книгу Gothic love II. Крионика - Скотт Адамс - Страница 7

Жизнь и смерть ходят рядом, как две параллельные прямые, с одной лишь разницей – иногда они пресекаются. Для большинства горечь утраты близкого человека затмевает все вокруг, не оставляя места для лишнего вздоха. Погруженный в отчаяние не способен к рациональному мышлению, одни и те же вопросы крутятся у него в голове: «Почему так произошло?», «Почему меня не было рядом?», «Мы не успели попрощаться…», «Как жить дальше?» – это та самая яма, которую погруженный человек начинает рыть себе после смерти близкого, родного или любимого человека. Все глубже и глубже он погружается в землю, не слыша никого, кто остался там, наверху, не желающих разделить с ним невыносимую тяжесть утраты. Но в какой-то момент, когда рыть землю больше нет сил, видит, что рядом с ним все это время был его близкий. Тогда он скажет:

– Пойдем наверх, я тебя не оставлю. Видишь, я здесь, с тобой, я чувствую тоже самое, что чувствуешь ты! Для меня боль так же невыносима, она давит на грудь, душит слезами где-там внутри. Только выслушай меня! Все это время я знал, что рядом есть ты, что ты в таком же положении, что и я. И это спасало меня; каждый день я знал, что есть кто-то рядом. Так позволь мне быть кем-то для тебя, и пошли уже наверх – там нас давно ждут, там светит солнце, вдалеке слышны веселые крики детей, заливистый лай собак…

– Как такое возможно? Все это время я думал, что я здесь совсем один, что ни одна душа не разделяет со мной той скорби, что испытываю я, – и развел руками.

– Зачастую мы слепы в своем отчаянии… Я с первых дней был здесь.

«Затем они выберутся наверх в чудесный и прекрасный мир, где светит солнце и раздастся заливистый лай собак и смех детей», – рассуждает Рейм, лежа на кровати и совсем не собираясь вставать.

Сквозь окно действительно светило солнце; парень даже вытянул руку и ощутил тепло, оказавшись в солнечном луче.

«Только в моем случае никого рядом нет…» – вздохнул Рейм и осмотрел комнату.

– Есть я, – раздался внутренний голос. – Я так же, как и тот человек из твоих фантазий, не оставлял тебя с момента произошедшего.

– Да, и меня это пугает.

– Почему?

– Почему? Ты еще спрашиваешь почему? Ты говоришь, что у меня есть верная поддержка в твоем лице, а теперь покажи мне в комнате кого-то, кроме меня?!

Голос какое-то время молчал, затем пошептал:

– Посмотри в зеркало…

– Остроумно, – выдохнул Рейм.

– Тебя ведь не устроит ни один расклад: если бы все были живы, а ты нет – плохо, если бы все умерли, а ты был бы жив – тоже плохо.

– Ты предлагаешь мне какую-то неврастеническую реальность, в надежде, что я на нее соглашусь? Почему нельзя, чтобы «все живы»?

– Это у тебя взгляды какие-то сумасшедшие: нельзя, чтобы живы все…

– Я понимаю, – и Рейм замолчал. Замолчал и его внутренний голос.

В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился доктор Сегаев, все в таком же бодром расположение духа, но с таким задумчивым взглядом, как если бы он хранил в себе какую-то тайну. Он явно переживал трагедию, связанную с уходом его жены в мир иной, и, должно быть, рядом с ним так же никого нет, кто бы мог поддержать его. Рейм отметил, что доктор не выглядит человеком, нуждающимся в сострадании, сочувствии и дружеском плече – он был весь погружен в работу и отдавался ей без остатка. Под мышкой он нес папку с документами, а в руке держал чашку с чаем.

– Доброе утро, – сказал доктор и попытался улыбнуться. – Чай, – сказал Сегаев и поставил чашку на тумбу рядом с кроватью.

– Почему меня заперли? – спросил Рейм, удобно усаживаясь на кровати.

– Как заперли, кто?

– Вы, разве нет? После вашего ухода дверь была заперта, я проверял.

– Ах, ты об этом, – сказанное Реймом развеселило доктора, и Сегаев негромко посмеялся. – Ты пытался воспользоваться ключом?

– Но Вы не оставили мне никакого ключа, – Рейм развел руками.

– А пластиковая карта? Что я выдал тебе еще на проходной?

– Пропуск? – начал понимать Рейм. – Значит пропуск – это и есть ключ?

– Вон там, видишь, красный индикатор? Маленькая лампочка на внутренней стороне короба? Это и есть замок. А почему ты хотел выйти? Были какие-то вопросы?

– Сам не знаю, зачем я проверил дверь. Но тот факт, что она была заперта, меня несколько…

– Напугал?

– Насторожил, я бы сказал. Бояться мне нечего.

– Хорошо, – сказал доктор и, поправив очки, решил подвести разговор к главному. – Вот документы, их нужно будет подписать. Можешь прочесть, чтобы для тебя ничего не стало неожиданностью.

– Если Вы не собираетесь меня замораживать по частям, я согласен на все, – сыронизировал парень.

– Думаю, ты понимаешь всю серьезность данных бумаг, – он достал платок и портер лоб от выступивших на нем капелек пота. Он взглянул на потолок, прищурив глаза. – Жарко сегодня, нужно бы включить кондиционер.

– Хорошо, – сказал Рейм. – А потом?

– Потом анализы, но там быстро – и криоконсервация.

– Простите, на сколько лет Вы сказали меня крионизируют?

– Читай документы, Рейм, там есть все ответы на твои вопросы, – и, улыбнувшись, доктор встал с постели Рейма. – Если и после договора у тебя останутся вопросы, скажешь мне – я попробую на них ответить.

– Боюсь, у меня в голове лишь такие вопросы, на которые сам черт не сможет дать мне ответы.

– Ну, тогда до скорого, – и доктор направился к выходу. Дойдя до двери, он вдруг обернулся. – Рейм, – окликнул он парня, что погрузился в чтение. Тот поднял голову. Сегаев взял свой магнитный пропуск, висевший на тонком шнурке, на шее, и поднес к датчику. Дверь пискнула, индикатор стал зеленым, и доктор открыл дверь. Рейм улыбнулся ему и кивнул.

Договор очень быстро надоел Рейму, так как в нем было много профессиональных терминов, в которых он не разбирался. Для себя же парень отметил главное: процесс криоконсервации по своей сути – это заморозка тела при температуре от -80 до -190°, а система витрификации позволяет превратить жидкость в живых клетках в подобие сверхвязкой стеклянной массы вместо твердого тела. Содержаться криокамере он будет сто лет, затем происходит процесс разморозки, а для этого используют частицы железа с покрытием из диоксида кремния, которые при попадание в магнитное поле начинают нагреваться и равномерно распределяться по всему телу. Но что бы этот процесс прошел успешно, перед заморозкой, нужно ввести…

– Сто лет, – сказал Рейм вслух, присвистнул и, спустив ноги на пол, придвинулся к тумбе и начал подписывать документы размашисто и быстро. Когда с ними было покончено, Рейм оделся и спустился на первый этаж, где возле регистратуры и нашел доктора Сегаева. Тот отвел его на сдачу крови, затем Рейма переодели в больничный халат, и прикрепленная к нему медсестра провела его по ряду кабинетов, где ему давали таблетки, светили в глаза, брали анализы, задавали целую кучу вопросов и давали целую кучу препаратов, таблеток, делали уколы. Рейму казалось, что из этого калейдоскопа кабинетов он не выйдет уже никогда. Парень чувствовал сильную усталость, в глазах все образы были нечеткими, а линии размытыми, как если бы кинули стакан с водой на свежие написанные акварели.

Затем Рейма положили на стол, подключили к капельнице и куда-то повезли.

– Еще минут пять – и приступим, – раздался мужской голос, и Рейм узнал в нем голос доктора Сегаева. От ощущения, что доктор будет проводит всю процедуру, Рейм даже упокоился.

«Мне не пришлось ни с кем прощаться, чувствовать себя виноватым за то, что, оставляя их, добровольно отправляюсь на смерть, чтобы ожить потом, – думал Рейм. – Они бы все равно не поняли, почему я решился на это, так что все, что ни делается – все к лучшему», – и Рейм почувствовал, что в груди все сжало, стало почти невозможно дышать, и затем на него надели кислородную маску. Он мысленно поблагодарил того человека, кто облегчит его страдания, и веки начали закрываться все чаще, открываться все реже.

«Все», – подумал Рейм, и его унесло в глубокий сон.

***

Открой мне двери

Любимая Шерри

Открой мне двери

О, коварная Шерри

Коварная Шерри2

Наблюдатель сидел в засаде уже второй час. Он был хорошо замаскирован – так, что его было сложно увидеть как с воздуха, так и с земли. Это место давно пользовалось дурной славой, и посланный вести наблюдение в эту точку, подвергался, как считалось, неминуемой опасностью. Началось все со стаи собак, которая поселилась в заброшенном здании НИИ, которое раньше считалось местом уникальным, и даже отчасти мистическим, уж чего там не творили ученые! Разговоры о живых мертвецах и прочая фантастика являлись неизменным атрибутом, когда речь заходила о здании бывшего НИИ. Стая черных больших псов из пяти взрослых и трех щенков стала наводить ужас на всех, кто выходил в дозор в эту точку – они действительно были огромны, мускулисты, шерсть их блестела на солнце, когда те выходили на охоту.

Когда один из наблюдателей перестал отвечать по рации, а после назначенного на возвращение времени не вернулся, для разъяснения ситуации отправился сам Командир Коллаборации – он обнаружил лишь рацию и очки систему ночного слежения. Это все, что осталось от наблюдателя. С тех пор поиски его не увенчались успехом, а еще через месяц, когда в дозор посылались уже по двое наблюдателей, пропало еще две группы. Слухи об исчезновении облетели всю Коллаборацию, и выходить в дозор в район НИИ отказались все. Многие попали под горячую руку Командира и были сняты со службы, кто-то ушел по собственному желанию. В итоге остался один человек, которого так и прозвали – Наблюдатель. Он выходил в дозор в одиночку, и именно он связал исчезновение пяти наблюдателей с собаками. За это предположение ухватился Командир и заявил об этом во всеуслышание как об официальной версии.

– Собак испугались, «наблюдатели», – и, сплюнув в сторону, смотрел на своих подчиненных, которые теперь делали вылазки лишь в город, а об отдаленных участках даже не заикались. Они понуро опускали головы, глаза, но возобновлять походы в «точку» НИИ никто так и не отважился.

– Радиация… Собаки… НИИ… Опасность… – звучало из их разговоров.

Вспоминая это, Наблюдатель каждый раз проверял уровень радиации и, удостоверившись, что все в приделах нормы, ухмылялся. Затем возвращался за наблюдение и осматривал в бинокль заросшую площадку перед НИИ, навечно поднятый шлагбаум и будку охраны, от которой остались жалкие руины. Затем – само заброшенное здание, в котором не осталось ни одного стекла, лишь зияли черные впадины оконных проемов. На разбитое, местами обрушенное крыльцо в четыре ступени вышел один из псов. Наблюдатель прозвал его «Вожаком» за то, что всегда выходил первым из укрытия и вел всю стаю на охоту.

Наблюдатель воспользовался зумом и стабилизатором, чтобы сделать максимально качественные снимки.

– А вот и еще двое, – прошептал он, видя, как две другие собаки встали чуть позади, по обе стороны от Вожака. Тут силиконовый браслет на запястье у Наблюдателя завибрировал мелкой дрожью. «Черт», – выругался тот про себя, и, вытянув руку вдоль тела, снял с пояса небольшой черный баллон, а затем поменял его в своем респираторе, на секунду-другую задержав дыхание. Браслет перестал вибрировать, и Наблюдатель сделал глубокий вздох. «Собаки», – вдруг вспомнил он и сфокусировался на крыльце, но там уже никого не было. «Чертовы псы», – подумал Наблюдатель, как что-то привлекло его внимание. Под сгущающимися сумерками из-за угла здания, прорываясь сквозь заросли бурьяна, сухих веток и просто высоченной травы с человеческий рост, показалась фигура.

– Что за… – только и всего произнес Наблюдатель, рассматривая высокую фигуру существа, которое неестественно шаркающей походкой двигалось к крыльцу. На нем была изорванная одежда, обувь отсутствовала, черные волосы ниспадали на лицо. В оцепенении, в котором пребывали его руки – плечевые кости, прижатые к телу, а локтевые, впрочем, как и кисти рук – болтались во все стороны, словно у него были конвульсии или какое-то заболевание. Голова существа так же болталась – то падала на грудь, то была запрокинута назад, затем падала на правый и левый бок. Выйдя из бурьяна, существо несколько раз покружилось, поднимая плечи, наклоняясь то вперед, то разгибаясь назад. Наблюдатель перестал делать снимки и включил режим записи видео. Существо остановилось и, кое-как совладав с руками, начало щупать свои кисти, пальцы на руках, подносить их к лицу, явно изучая их. А затем направилось к шлагбауму, еле-еле волоча свои ноги по плитам. «Оно больнó? – подумал наблюдатель. – Если это так, то оно явно при смерти», – также пронеслось в голове. Фигура человекоподобного существа скрылась за высокими зарослями, где когда-то была подъездная дорога. «Да что же это такое? Нужно и проследить, и пост не оставишь», – подумал Наблюдатель, но затем решил, что псы все равно были упущены, а здесь есть много вопросов касательно увиденного. Закрепив пустой баллон на поясе и убрав бинокль в карбоновый подсумок, что висел справа на ремне, Наблюдатель по-пластунски покинул свое укрытие и, в нескольких метрах от существа, направился наперерез ему, что появилось так внезапно. «Быть может, оно несет в себе угрозу. Быть может, даже заразно», – Наблюдатель, отряхнул свой черный костюм, поправил респиратор и, вооружившись пистолетом с транквилизаторами, рассчитал, на каком расстоянии будет удобнее всего вести слежку.

Держась на почтительном расстоянии от дороги, по которой должно было идти существо, Наблюдатель продвигался вперед.

«Ничего не понимаю, он должен быть уже здесь», – думал Наблюдатель, но ни через пять минут, ни через десять его не было видно на горизонте. Тогда, пренебрегая всеми правилами, Наблюдатель вышел на дорогу и осторожно пошел по направлению к НИИ. Дойдя до КПП НИИ и никого не встретив на пути, Наблюдатель прижался спиной к бетонным плитам и осмотрел возвышенность, где находился не так давно, но и там никого не было. Силиконовый браслет издал новый вибрирующий сигнал – время возвращаться. Все наблюдатели должны вернуться в расположение в течение получаса. И в отчаянии ударив по бетонной плите кулаком и не обращая внимания на кровь, Наблюдатель поспешил в расположение.