Читать книгу Скандальная связь - Слава Доронина - Страница 6

6 глава

Оглавление

В сон я проваливаюсь почти сразу. Мысли вязкие, как желе, чувствую себя эмоционально опустошенной, еще и снится откровенная ерунда. Будто нахожусь посреди болота с лягушками и те громко голосят. Эти звуки безумно раздражают. Хочется бросить что-нибудь тяжелое в зеленых несмолкающих монстров. Ворочаюсь во сне и натыкаюсь на что-то твердое. Распахиваю глаза и смотрю перед собой, ничего не понимая. Требуется несколько секунд, чтобы осознать, где я и что произошло. Везунчик лежит рядом на животе и спит. Часы на тумбочке показывают пять утра. Я сажусь в кровати и морщусь от боли. Хоть подорожник прикладывай к промежности. Рядом с электронными часами замечаю обезболивающее и телефон Эрика, который стоит на зарядке. Выдергиваю кабель и подключаю к своему смартфону. Тихо проскальзываю в ванну и привожу себя в порядок. Жду ещё десять минут, чтобы сотовый чуть-чуть зарядился, и я смогла вызвать такси. Всё это время наблюдаю за спящим везунчиком, а потом совершаю наиглупейший поступок. Снимаю телефон с зарядки и делаю несколько фотографий с Эриком. Провожу рукой по его плечу, рядом с татуировкой. Он никак не реагирует. Крепко спит. Не знаю, во сколько вернулся этот ловелас и водил ли темненькую в соседний номер (а может, сразу двоих позвал, раз ему меня не хватило), но от мысли, что горластыми лягушками из сна были стонущие девицы с ресепшена, на губах расползается улыбка. Понятно тогда, почему я хотела их прибить.

В блистере с обезболивающим не хватает двух таблеток. У Эрика член заболел после ночных забав? Мне бы тоже не помешало закинуть в себя хотя бы одну, но решаю оставаться с чувством непривычного дискомфорта внизу. Чтобы не забывать о том, что натворила. Хотя маячащая на горизонте сто тридцать седьмая статья Уголовного кодекса нормально так отрезвляет.

На цыпочках я выхожу из номера и, вызвав такси через приложение, спускаюсь на первый этаж. В машине набираю сообщения брату и Жанне, что со мной всё хорошо, и снова выключаю телефон. Сейчас главное – добраться до пансионата, отработать смену и при этом не накосячить. Не представляю, как в таком состоянии я буду что-то делать, но нужно продержаться до вечера, а потом два выходных. Отосплюсь, сходим куда-нибудь с Жанной, возможно, съезжу за город и навещу могилку мамы. Давно у нее не была. Лишь бы не думать о том, что я сделала, потому что начинают накрывать отходники и нехорошее предчувствие забирается под кожу. Безумно боюсь гнева отца. Нет, он никогда не поднимал на меня руку, но и я до этого дня с такой отчаянностью не шла наперекор его воле. В жизни не совершила бы подобную глупость, если бы не его давление. Зачем он так со мной? Словно я инвестиция, а не живой человек. И мама бы никогда не допустила брака с Ибрагимовым, будь Иман хоть трижды полезен компании отца. Не понимаю, ради кого папа хочет сохранить полумертвую империю? Это амбиции? Азарт? Лучше бы завел себе женщину, родил с ней ребенка и направил силы и энергию на новую семью. Иногда закрадывается мысль, что я ему не родная. После смерти матери он ни разу не спросил, что у меня на душе, чего хочу. Как робот выполняет свои родительские функции – ни теплоты, ни нежности от него нет ни капли. Закрылся в себе, и не достучаться. Я не могу спокойно смотреть на страдания других людей, особенно близких. Разве отец не видит, что мне тоже больно? Иногда так хочется, чтобы пожалел или просто пришел, посидел рядом, как было когда-то, но он словно в бездушный камень превратился.

– Регина, ты сегодня рассеянная, – замечает Аля, когда я ее кормлю. – Что произошло?

Я уже второй месяц как в «ссылке». Работаю в небольшом частном пансионате для пожилых людей. Ухаживаю за стариками, которых дети не захотели к себе забирать. Ну или не могут осуществлять уход за больными родственниками. Разные бывают ситуации. Правда, чаще всего это отсутствие желания взваливать на свои плечи дополнительную ответственность, ну и еще безразличие. Не самое удачное место работы для моего чувствительного сердца. Отец знает, как сделать побольнее. Иногда я сильно злюсь на него, но даже в эти моменты, стоит только представить отца беспомощным и одиноким, никому не нужным, как Аля или Семён Ильич, всё сжимается внутри и хочется его крепко обнять. Папа не знает, но я часто мечтаю о том, чтобы забраться к нему на колени, как в детстве, прижаться к груди и услышать хрипловатый шепот на ухо, как он любит меня.

– Ничего не произошло. Всё в порядке. – Ерзаю на стуле и невольно морщусь. Внутри снова странно царапает, когда вспоминаю об Эрике. – Я просто не выспалась.

Аля недоверчиво покачивает головой.

– Опять повздорили с отцом? Из-за жениха?

– Можно и так сказать.

На днях папа вернется из командировки и нас действительно ждет крупная ссора. О масштабах грядущего пиздеца не хочу даже думать, но, зная обычаи в семье Имана, можно смело готовиться к худшему. После того что я собираюсь сделать со своей репутацией, мне не быть желанной невестой, следовательно, и брака никакого не будет.

– Может, это и неплохо, Регина? Раньше замуж только так и выходили. Родители выбирали мужа для своей дочери, желая ей всего самого лучшего. Часто женились не по любви, а потом влюблялись и были счастливы.

– Ты тоже вышла замуж не по любви?

– По любви. Мы с Андреем душа в душу жили. Я рада, что пережила его и он не видит меня такой беспомощной и старой. Смотреть, как мучается любимый человек, серьезное испытание. Ему бы пришлось ежедневно за мной ухаживать, а я ведь стала похожа на живую мумию. С подобным тяжело мириться, особенно с таким сложным характером, как у меня. Девочки мои правильно сделали, что определили меня в пансионат. Не хочу быть никому обузой.

Кати и Наташи не было несколько месяцев. Они редко приезжают, но исправно звонят. Ссылаются на занятость, что дети приболели – разные причины называют, почему не могут приехать. Аля дочкам квартиру отдала, как слегла, те ее продали, а мать в приют отправили. Но она всё равно каждой из дочерей улыбается, говорит ласковое слово, когда они ей звонят, заверяет, что всё у нее хорошо. Только после разговора смахивает морщинистой рукой слёзы и потом весь вечер печально смотрит в окно. Почему-то в эти мгновения мне всегда становится жаль не Алю, а Наташу с Катей.

– Стерпится – слюбится, – утешает Аля, хлопая меня по руке, а я грустно приподнимаю уголок губ.

У моего жениха влиятельная семья. Умершая жена Имана была его страстной любовью. У них осталась взрослая дочь. Примерно моего возраста. Иман не захочет, чтобы я подавала Эвелине дурной пример. Разве я не понимаю, зачем ему молодая здоровая невеста? Рожать наследников, которых Сара дать не смогла. Мысли о сексе снова напоминают про дискомфорт между ног. А о сексе с Иманом – так и вовсе вызывают неприятную дрожь. Не представляю, как ложиться в постель с мужчиной, который годится мне в отцы. Лучше остаться нищей голодранкой, чем вот так…

– Заканчивай обед и пойдем на прогулку. Погода сегодня шик! Семён Ильич уже, наверное, костылем всю листву у входа разгреб для твоей коляски.

Аля широко улыбается при упоминании нашего общего знакомого.

– К нему на днях сын приезжает, он в хорошем настроении, а значит, и мы два часа будем в таком же. Обожаю его шутки и рассказы, – посмеивается моя подопечная.

– Вот и замечательно.

Я поднимаюсь на ноги и забираю поднос. Зову Кирилла, чтобы помог усадить Алю в инвалидное кресло, накрываю ее ноги пледом, и мы спускаемся. Семён Ильич уже расхаживает с тростью у входа и действительно расчищает листочки. Обожаю этих стариков. От их искренних улыбок и ласковых слов, адресованных мне, сжимается сердце. Аля и Семён Ильич напоминают о дедушке и бабушке. Отец полагает, что наказывает меня ссылками в пансионат, но я с удовольствием провожу здесь время.

Медленно качу инвалидное кресло по аллее в парке. Мы редко в него ходим гулять, но сегодня тепло, а я хочу потянуть время до конца смены. Чувствую себя разбитой, ни на чём толком не могу сосредоточиться.

– Семён, что-то с нашей девочкой сегодня не то, скажи же? – спрашивает Аля.

– Скажи. Обычно эмоции льются через край, постоянно что-то бубнит. Приболела, дочка?

– Не выспалась, – удрученно вздыхаю я. – Гуляли с Жанной допоздна. В клубе.

– На столе пьяная танцевала? – серьезным голосом интересуется Семён Ильич.

Усмехаюсь, бросая на старика влюбленный взгляд.

– Или что похуже наворотила?

– Ничего плохого я не сделала.

Но собираюсь. И эти мысли не дают покоя. Изводят.

– Аленькая, ну потому и странная. Я бы тоже в ее возрасте переживал, если бы напился и ничего в итоге не учудил. Ты исправляйся, Регина, а то молодость одна. Потом жалеть будешь. – Семён Ильич трясет костылем и важно поджимает губы.

Обожаю его сарказм.

– Хорошо, Семён Ильич. В следующий раз обязательно выкину что-нибудь из ряда вон выходящее. А когда отец начнет с меня спрашивать, скажу, что это вы надоумили, – подыгрываю я.

– Я за любой кипиш, кроме голодовки. Кстати, про еду. Может, по шаурме, девочки? – Старик показывает рукой на ларек неподалеку, и мы с Алей, переглянувшись, утвердительно киваем.

В пансионат возвращаемся через два часа. Моя смена до шести. Когда я выхожу из здания, Пётр уже ждет в машине у входа.

– Две смены подряд, не много ли? – строго говорит он вместо приветствия. – Бледная как моль. Отцу скажу, что в обморок упала от усталости. И ссылка вмиг закончится. Хочешь?

– Мне не в тягость здесь работать. Ты же знаешь, что мне нравится, – тихо отвечаю я.

– А мне казалось, что в частной клинике Ибрагимова – больше. Возможностей, чтобы реализовать свои навыки, там поболее, чем здесь старикам ложки в рот засовывать, правда?

Настроение снова катится вниз при упоминании об Имане. Я морально извела себя за день сомнениями: сливать видео и общее фото с везунчиком в сеть или нет. Всё переворачивается внутри от этой мысли. Я стольких людей подставлю. Петю, который мне доверяет и с которого отец спросит по полной. Даню – потому что может всплыть информация о возобновившихся заездах. И даже Жанну – она ведь была со мной в клубе и не отговорила от опрометчивого шага. Возможно, и Эрика заденет, хотя я даже не знаю, кто этот мужчина и что он из себя представляет. Гадкая ситуация. Ненавижу слушать совесть. Она мешает нормально жить.

– Как поживают твои старики?

– Хорошо. – Трогаю пульсирующие виски.

– Отец послезавтра возвращается. С Ибрагимовым. – Пётр внимательно смотрит на меня через зеркало заднего вида. – Готова к помолвке?

– Петь, домой поехали. Я устала.

Подготовилась я хорошо, только сомнений куча. Нужно будет почитать перед сном комментарии к сто тридцать седьмой статье Уголовного кодекса.

Дома я включаю телефон и на него тут же приходит куча сообщений. Почти все о пропущенных звонках от Жанны. Два – от брата. Даня пишет, что наши отцы возвращаются из Стокгольма через два дня. Думала, у меня будет больше времени, чтобы хорошенько всё обдумать и на что-то решиться.

– Ну наконец-то! – облегченно вздыхает Жанна, когда я ее набираю. – Зачем выключать телефон? Я же извелась! Чуть с ума не сошла!

– Я написала сообщение, что всё хорошо и я буду весь день на работе.

– Написала она, – бурчит подруга. – Мне не терпится узнать, как всё прошло. Было?

– Угу, – неохотно отзываюсь я, трогая татуировку на запястье кончиком пальца.

– Да ладно? Эрик всё же… – Жанна осекается и часто дышит. – Не обманываешь?

В который раз за день вспоминаю сцену в душе: как везунчик держит меня за подбородок и прожигает темнотой глаз. По коже бегут мурашки, а от стыда за свою безрассудность хочется провалиться сквозь землю. Обычно я не такая отчаянная. Наверное, это всё аура везунчика. Действительно, душевыниматель.

– Офигеть… Значит, правда запал! А с компроматом что? Вхолостую или…

– С компроматом. Но не уверена, что хватит для общественного резонанса. Ты не знаешь, куда Вадик пропал? Не могу до него дозвониться второй день.

– Прячется он. С бабой Бахметьева сошелся, а Игорёша, как узнал, пообещал обоих прикопать, когда найдет. Я сейчас его новый номер скину. Рин… – В трубке ненадолго повисает пауза и слышится треск. – А хочешь, приеду к тебе? – предлагает Жанна.

– Нет. Спать хочу. Весь день на ногах. Давай завтра.

– Ну хорошо. Последний вопрос, и пойдешь отдыхать: скажи, понравилось или нет? – шепотом спрашивает она.

– Нет, – невесело хмыкаю я. – Что там может понравиться?

Даже самой себе не хочу признаваться в том, что понравилось. И лучше бы, конечно, было наоборот. Обошлось бы тогда без угрызений совести. Ещё и стрелочки эти… Останутся напоминанием о пережитом шторме и гневе отца. Шумиха со временем уляжется, я окончу институт и займусь карьерой. Если по сто тридцать седьмой – отделаюсь штрафом, а не сроком. Но надеюсь, до этого не дойдет.

Скандальная связь

Подняться наверх