Читать книгу Тайны Кипеллена. Дело о запертых кошмарах - Смеклоф - Страница 4

Глава 4 в которой происходит первое столкновение интересов

Оглавление

Из личных записок Бальтазара Вилька, мага-припоя ночной стражи


Черные камни брусчатки на кривых улочках старого города влажно поблескивали в свете фонарей. В воздухе висела противная туманная морось, пригнанная ветром со стороны Болотного края. В те редкие моменты, когда «мерзавец» не дул с залива, всегда приносил туман, гнилостный дух и лихорадку с болот, и эта дрянь оседала у нас, не долетая каких-то пятидесяти верст до Сабрии.

Я зябко поморщился и опустил трость на мостовую. Покалеченная нога раздражающе ныла, как капризный ребенок, которому не купили сластей. Взять что ли повозку? Но проклятая погода распугала редких извозчиков. Они почему-то не выстраиваются в очереди у моего дома.

Воздух дрожал от дыхания холода. Не приведи богини, к завтрашнему утру морось на камнях замёрзнет ледяной коркой. Будет похуже ярмарочных горок на дешевых аттракционах. А уж с моей ногой поход домой и вовсе превратится в затяжную пытку.

Идти сейчас в управление совсем не хочется. Подозреваю, что капитан Брац не упустит момента вытереть об меня ноги.

До управления Ночной стражи я добрался насквозь отсыревшим и в три раза злее любой нежити. Унылая рожа застрявшего у дверей Марека радости не прибавила. Даже его рыжие вихры, вечно торчащие, как им заблагорассудится, отсырели и обвисли, превратив его в домового-утопленника.

– У нас дело отобрали, – вместо приветствия с надрывом сообщил он, передергивая худыми плечами. – Говорят, что мы не-ком-пе-тент-ны, – четко по слогам произнес он новое слово.

Меня же будто из ведра окатили. Как отобрали? Почему? А Казик? Он что, зря голову сложил? Брац хоть и тупой карьерист, но даже он понимает, что я буду копать, пока не доберусь до истины. Для меня это дело чести!

– Идем, – я подхватил Марека за шиворот и затащил в темный широкий холл. – Сейчас вернем обратно свое дело!

Внутри клокотала неудержимая ярость. Кто и что наплёл главе Ночной стражи, что он оставил нас на обочине? Родители Казимира? Убитых горем родных понять можно, что им остаётся, как не искать виноватого. Но вряд ли они сами догадались, кто-то подкинул им эту блестящую идею. Уж не Пшкевич ли постарался? Ведь с самого начала убийствами занимался он.

Длинный коридор с темными нишами, в которых скрывались изваяния именитых сыщиков Ночной стражи, грохотал от наших шагов. Я даже готов был подпрыгнуть, чтобы задрожали и посыпались колонны у входа, лишь бы капитан понял, что так просто отстранить меня не удастся… Погрудные статуи бывших глав Ночной стражи, украшавшие коридор и наделенные сторожевыми чарами, почуяли мою злость, и напряжённо проводили вспыхнувшим зеленым огнем глазами до самой приёмной. Подскочивший адъютант, бросился наперерез, но натолкнулся на открывшуюся дверь и замер в нерешительности. Брац, подобострастно расплывшись в многообещающей улыбке, провожал посетителя:

– Не извольте беспокоиться, пан Пшкевич. При вашем покровительстве, такая перспективная следовательница, как Люсинда Бряк, враз словит нам проклятую бестию…

Так вот оно что. Я застыл на месте. Пшкевич, изворотливая тварь, все-таки нашел способ вернуться в расследование. Люсинда там ни Виле свечка, ни дидьку кочерга, так ширма, чтобы было на кого всех собак повесить в случае неудачи.

– Если нам не будут мешать, – напыщенно бросил Рекар.

– Родители капрала Винека требуют судить пана Вилька, – начал капитан, но натолкнулся на мои сузившиеся глаза и позеленел. – Вы, вы, вы…

– Я!

– О! – довольно пропел Пшкевич. – Наш нерасторопный сыщик! Нога не беспокоит пан Вильк? Или вы теперь всё время будете отправлять подчиненных на смерть, чтобы сберечь собственные конечности?

Пришлось подавить всколыхнувшуюся ярость. Нашел больное место и не преминул ударить. Только мы еще посмотрим, кому сыграют гимн Кипеллена, а кого отпоют по всем правилам.

– Они мне ещё пригодятся, – коротко ответил я, – для хорошего пинка!

– Что вы себе позволяете? – принял и на свой счёт Брац, а пышущее злорадством лицо Пшкевича заметно поугасло.

– Имел ввиду убийцу, и того, кто за ним стоит…

– Она специально Казика убила, не из-за голода, – встрял Марек.

– Свои пинки, – бросив испепеляющий взгляд на моего помощника, предупредил капитан, – оставьте при себе. Запрещаю вам заниматься делом и мешать пану… панне Люсинде выполнять свою работу.

– Вы попробовали, и у вас, как обычно, не получилось, – отстранённо заметил Пшкевич, – Теперь в игру вступают профессионалы…

– Шесть убийств не игра, – отрезал я.

– Так решили в городском совете, им не нужна лишняя шумиха, – замахал руками капитан.

– Дело ваше, панове. Не хотите помощи, не надо…

Я кивнул им обоим.

– Отстранение ради вашего же блага! – попытался состроить хорошую мину при плохой игре Брац. – Было непросто отговорить родителей Казимира от судебных исков. Мы не можем позволить, чтобы репутации Ночной стражи был нанесён такой ущерб, но вы должны не мелькать… ну и городской совет…

– В моём лице, – высокомерно перебил Пшкевич, – не позволит вашей некомпетентности ставить под угрозу безопасность горожан.

– «Зря времени не терял, – рассматривая его забрызганные до колен сапоги, подумал я, – разузнал всё про тварь, судя по всему носом рыл у конюшни Ночвицких, и решил, что дело у него в кармане. Осталось убрать конкурента! Напел безутешным родителям Казика, кто, якобы, угробил их сына, и получил карт-бланш на расследование. Думает, что Люсинда станет ему в рот глядеть?».

Я довольно улыбнулся.

– Прошу прощения, капитан, у меня много других дел. Разрешите заняться?

Брац ещё сильнее заморгал, будто собирался взлететь, и не найдя подходящих слов, кивнул.

– Вам, Рекар, огромных успехов! Буду молиться пресветлым богиням два раза вечером и еще немного утром, чтобы вы поскорее избавили нас от угрозы безопасности горожанам, – издевательски заметил я, чуть склонив голову, – Передавайте от меня привет Люсинде, она такая милашка, вы станете прекрасной командой!

Я резко развернулся, с мстительным удовольствием прочитал недоумение на лице Пшкевича, и направился к своему кабинету. Марек изумлённо козырнул капитану и, сглотнув, бросился следом.

Загнанная в глубину злость с наслаждением вырвалась на волю. От резкого рывка хлипкая дверь едва не слетела с петель. Меня так колотило, что даже не заметил, как вцепился в Марека.

– Пан Вильк, – пробормотал он, осторожно отрывая мои пальцы от своего рукава.

Тьфу, ещё и парня перепугал. Сделав несколько глубоких вдохов, я, наконец, успокоился. Железные светильники, изрезанные причудливыми трафаретами, разбрасывали по кабинету угловатые тени. Над столом, поднятые необузданной силой моей ярости, еще кружились наши вчерашние записи, а в кресле, стараясь не подавать виду, ждал взволнованный посетитель. Немолодой кряжистый пан в коричневом аксамитовом жупане застыл, как старая птица на иссохшем болоте. Костистые руки вжались в широкий набалдашник резной трости, будто только он удерживал их в этом мире, не позволяя сорваться в тартарары. Широкое лицо с зализанными назад седыми волосами, маленькие хваткие глаза и длинный горбатый нос дополняли сходство с пернатым хищником. И сколько я не прогонял из голоса скопившуюся неприязнь, спросил чрезмерно резко:

– С кем имею честь?

– Вечер добрый, пан чародей, – надтреснуто откликнулся посетитель. – Ендрих Ночвицкий.

– И вам добра и удачи! Не застал вас вчера, чем могу быть полезен? – озадачено спросил я, усаживаясь напротив него за стол.

Неужели Рекар добрался и до Ночвицкого и меня ждёт ещё один иск?

– Обретался по торговым делам неподалеку, – туманно заметил Ендрих. – Пришёл лично поблагодарить за спасение моего сына. Коли не ваше лечение чародейское совсем бы плох был, а так, того гляди на поправку пойдёт. Наследник у меня один, так что просите, что хотите.

– Благодарю, – смутился я. – Мы выполняли свою работу, – но тут же поправился, – буду признателен, если поможете с похоронами капрала Винека…

– Слышал про вашего хлопца, – кивнул он. – С родичами его уже беседовал. Не пойму, чего они на вас так взбеленились. Только горе людей не красит, уж не обессудьте. А помочь, конечно, помогу. За сына моего смерть принял, так что сделаем всё в лучшем виде.

Ендрих поёрзал на стуле, еще сильнее теребя трость, но сказал прямо, без обиняков:

– Хочу, чтобы тварь убили!

Лицо совсем закостенело, чем окончательно превратило его в хищную птицу.

– Так запретили мне этим делом заниматься, – мрачно заметил я.

– Знаю, – он кивнул, – а ежели частным порядком сызнова возьметесь? В частном порядке вам никто не запретит.

Я еле сдержал улыбку, и задумчиво погладил бороду.

– В деньгах не обижу, шляхетское слово! – неверно истолковав моё молчание, бросил Ендрих.

Сами пресветлые богини послали мне Ночвицкого. Теперь ни капитан, ни проклятый Пшкевич не смогут возразить против моего расследования. Клиент нанял меня по своему собственному желанию, за свои кровные расты. Исполнять частные сыски мне уже приходилось. Поиски трактата длились шесть лет и оказались головокружительно дороги, поэтому приходилось браться за несколько заказов, чтобы пополнить свои запасы. Да и довольствие в Ночной страже не слишком велико.

– По рукам, почтеннейший, мне и самому страсть как хочется, чтобы бестия получила по заслугам.

Ендрих выложил на стол туго набитый кожаный кошель.

– Сто левков на расходы, – пояснил он, – а как закончите, сами цену назовете. Все уплачу честь по чести.

– Договорились, – я придвинул кошель к себе, – пан Ночвицкий, как ваш сын сможет говорить, пришлите мне весточку.

– Несомненно, пан чародей, несомненно.

Ендрих разогнулся и, цокая тростью по полу, вышел за дверь, а я подозвал Марека и потребовал, вручая ему исписанные листки протоколов.

– Бери список жертв и читай вслух!

Раскурил трубку и задумчиво закрыл глаза. Я что-то упускаю. Если за тварью кто-то стоит, а за ней кто-то стоит, между несчастными щеголями должно быть что-то общее.

Мой помощник взял бумаги и забубнил:

– Казимир Винек, капрал Ночной стражи, двадцати двух лет от роду, не женат…

С Казиком-то всё ясно, он занял своё место случайно. Вместо него тварь могла разделаться со мной или Мареком. Она будто хотела вывести нас из игры. Чтобы не путались под ногами и не мешали планам её хозяина.

– Любомир Дражко, ювелир двадцати девяти лет от роду, не женат. Родные голосят, что трех дней до тридцати не дожил…

Моё первое знакомство с делом. Щеголь в шикарном камзоле.

– Игнаци Лунек, лекарь, на днях двадцать семь исполнилось, не женат…

Вот лекарю не поздоровилось, бывает и такое в наше время.

– Збигнев Смашко, помощник адвоката, двадцати четырёх лет от роду, не женат… До двадцати пяти двух дней не дотянул…

Все молодые, холостые, богатые. Вполне возможно, что оставили свои семьи без наследников. И что удивтельно, самую малость не дожили до очередного дня рождения. Может и не зря Казик на маньяка грешил? Хотя… Нет, не сходится, Ничек и Дарецкий совершенно в иную пору родились, а…

– …Ясь Дарецкий, мастер сновидений, шестидесяти трех лет от роду, не женат… – продолжал тем временем бубнить Марек

Не женат околдовано повторил я про себя.

– Юзеф Ничек, художник двадцать три года, не женат…

– Стой, – вскинулся я, чуть не выронив трубку, – а ну ещё раз!

– Юзеф Ничек, ху…

– Нет, перед ним.

– Ясь Дарецкий, мастер сновидений, шестидесяти трех лет от роду…

– Вот! – довольно сообщил я. – Что с ним не так?

– Остальным в деды годится, – шмыгнул носом Марек.

– То-то и оно! Наша смешливица предпочитает молодых, а Дарецкий обед просроченный. Значит, то ли ненароком подвернулся, то ли был особо ненавистен её хозяину. Где его нашли?

– Так вестимо где, – буркнул помощник, – как остальных – на улице…

– Без отсебятины! – строго прервал я. – Читай давай!

Марек уткнулся в протоколы, и снова забубнил:

– Тело Дарецкого было обнаружено в Постромкином переулке на ступенях черного хода музейного дома. Тело лежало головой на тротуаре, ногами в распахнутом дверном проёме. Служители музея клялись, что этого пана никогда не видали.

– Достаточно, – я вздохнул. – Так откуда же к нам пожаловал мастер сновидений?

– Не кипелленский он, пан Вильк.

– Откуда же его принесло?


Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»


Я спала и видела сон. Передо мной стояла только что законченная гравюра. Круглая зала с семью дверями, из которых видно только четыре. Только откуда мне знать, что тяжелых дубовых дверей, окованных узорными решетками, семь?

Посреди залы неподвижным истуканом застыл мужчина в балахоне и, воздев руки над головой, запечатывал заклятьем один из семи проходов.

Я наклонилась над рисунком, и вдруг, будто свесившись через подоконник на улицу, провалилась внутрь.

Человек в гравюре резко обернулся, и мы сцепились долгими взглядами.

– Не ходи в сад! – наконец хрипло выкрикнул он. – Не ходи! – резкий взмах нарисованной руки вышвырнул меня вон.

Книга, прошелестев страницами, захлопнулась, и я проснулась, пребольно приложившись затылком о дощатый пол.

Первые несколько секунд ваша покорная слуга бездумно созерцала свои задранные ноги в толстых красных носках, лишь потом, сообразив, что во сне рухнула на пол вместе со стулом, резко отшатнувшись назад. А уснула на книжном развороте, который делала. В голове гудело, нещадно саднила бровь, разбитая накануне. Пошатываясь, я поднялась и тупо уставилась на гравюру, уверенная, что человек был изображен со спины. Сейчас же он стоял вполоборота ко мне, вскинув левую руку, будто кого-то толкая. Хотя, почему кого-то? Я потерла ушибленный затылок, неожиданно замерев от ужаса.

– Богини милосердные и дети их, и внуки! Я тебя знаю! – простонала ваша покорная слуга, впиваясь в волосы и безнадежно застревая злополучным кольцом в спутанных кудряшках.

Со страницы на меня сердито смотрел мастер сновидений Ясь Дарецкий.

…всем людям снятся кошмары или навязчивые сны. И если, после пары испорченных сновидением ночей, оно не проходит, несчастные идут к сноходцам – мастерам сновидений. Когда это случилось, мне было восемь. Родители мои, витражных дел мастера, тогда осели в Борице – небольшом городишке на границе земель Растии и Фарниции. Там-то меня и настиг кошмар: какое-то лохматое, рогатое и зубастое чудовище гонялось за мной во сне, норовя съесть, а забавный коротконогий пушистик, вереща, крутился под ногами, пытаясь помешать. Ему не повезло. Чудовище сожрало пушистика прямо у меня на глазах. И я с воплем проснулась.

Узнав, что меня всполошило, мама посоветовала: «А ты нарисуй чудовище и сразу перестанешь бояться». Недолго думая, я со всем тщанием изобразила свой кошмар. Но на следующую ночь сон повторился, и на следующую…

Когда родители догадались отвести меня к сноходцу, я уже боялась спать.

Мастеру сновидений, пану Ясю Дарецкому, достало одного взгляда на мои почеркушки, чтобы понять в чем дело. Сама того не ведая, я привязала чудовище из сна к нашему миру, и теперь оно отчаянно стремилось вырваться на волю, подпитываясь моим страхом. Ещё одна ночь, и ему бы это удалось, а мне бы уже не суждено было проснуться. Уничтожать рисунок было нельзя, тогда тварь стала бы бесконтрольной, и одни богини знают, чем бы все обернулось.

Я так и не узнала, что сделал пан Ясь, чтобы меня спасти. Сноходец лишь потрепал несмышленую малявку по голове и успокаивающе сказал: «Не бойся, малышка, я выгнал его из сада». А моим родителям посоветовал отправить меня в Школу Высших Искусств в Кипеллене. Кошмары мне больше не докучали.

Два года спустя, родители получили большой заказ в Кипеллене, а я поступила на факультет гравюры и пентаграммики. Как ни странно, но с паном Дарецким столкнулась совершенно случайно спустя много лет, здесь, в Кипеллене. Изрядно постаревший мастер сновидений узнал меня, забредя в лавку Врочека за каким-то свитком. Спросил, не мучают ли кошмары, тепло заверил, что если вдруг что-то подобное случится, всегда могу рассчитывать на его помощь. Сказал, что уже лет пять живет и практикует в Зодчеке. Даже карточку с адресом оставил.

Я резво подскочила и лихорадочно зашарила в верхних ящиках комода. Раз уж эта распроклятая книга связана со снами, значит сноходцу с ней и разбираться! И победно взмахнув зажатой в руке карточкой, плюхнулась на кровать. За окном занимался холодный осенний рассвет.


Из личных записок Бальтазара Вилька, мага-припоя ночной стражи


Прокуренный до горечи кабинет обнимал меня серыми крыльями одиночества, такого же холодного и мерзкого, как осенний рассвет, высветливший небо над заливом. Еще до полуночи, по приказу капитана мы лишились всех бумаг по делу, и Марека пришлось отправить на разведку. У него, в отличие от меня, был шанс выцарапать адрес Дарецкого у Люсинды. Но он не возвращался слишком долго, и мне начало казаться, что помощника сцапал Брац или того хуже Рекар Пшкевич.

Решив дать ему ещё несколько минут, я уставился на карту Киппелена. Из имения Ночвицких бестия бежала на юго-восток. Должна была выскочить на набережную Чистинки, а оттуда у неё было две дороги. Либо на многолюдную, полную стражей улицу Четырех цепей, либо в Постромкин переулок. Меня передёрнуло. У музейного дома нашли вторую жертву. Как ни крути, а без пана Дарецкого нам не обойтись. Что-то старик знал. Что-то по-настоящему важное. Уж слишком он выбивался из числа прочих жертв.

Дверь распахнулась и грохнула о стену. В кабинет ввалился всклокоченный, но довольный Марек.

– Нашел! – закричал он, и я немедленно замахал руками.

– Громче поори! Чтоб не только этаж, а все управление услышало – капрал Бродски и магистр Вильк продолжают вести дело!

– Нашел! – в тон моему шипению пробормотал Марек, бесшумно закрыл дверь и на цыпочках пошел ко мне. – В вещах покойного карточка была, с адресом.

– Да не пищи ты, как холодный чайник на углях, – фыркнул я, – нормально говори. Что пообещал за сведения?

Карточка перекочевала ко мне, а помощник стушевался и опустил голову.

– Люсинду на свидание пригласил…

Я поперхнулся смехом, а из глаз брызнули слезы. Люсинда Бряк молодая очаровательная следовательница без семейных обязательств, души не чаявшая в сиреневых рюшах и рыжих парнях. С этим прицелом к ней и был отправлен Марек. Думал, построит немного глазки, улыбнётся, но на серьёзные жертвы, клянусь пресветлыми богинями, не рассчитывал. Люсинда – полутролль! Семь футов ростом и центнер весом. Хорошо хоть не зелёная. Хвоста тоже не видел, но ведь она его может и прятать. В каждой девушке ведь должна быть загадка.

– Недооценил твою смелость!

– Для дела же, – обиделся Марек. – Мне вообще-то маленькие нравятся.

– Да будет тебе, – еле выдавил я. – Своя ноша не тянет…

– Вот и несите её сами, – огрызнулся помощник.

– Припою такое не под силу, – делано вздохнул я, и добавил, чтобы отвлечь его от тягостных дум. – С некоторых пор, для меня любовь под запретом.

Насупившийся Марек взглянул на меня с жалостью. Тогда я хлопнул ладонью по столу и сказал:

– Похохотали и будет. Что у нас там с адресом… – кусок тисненного пергамента пестрил витиеватыми каллиграфическими завитушками: «Пан Ясь Дарецкий, мастер сновидений. Устранение кошмаров и навязчивых снов разной степени сложности. Зодчек, Книжный квартал, улица Песочная». Вот так хоровод!

– Когда уходит ближайший баркас в Зодчек?

– Так эта… – помощник почесал голову, ещё больше взлохмачивая рыжие вихры. – В девять, кажись.

– Успеем! Возьми-ка нам два билета, – я кинул ему монету из кошеля Ендриха Ночвицкого, – и жди у причала.


Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»


Странная вещь полуночное бдение. Никогда не знаешь каким сюрпризом обернется. Лишь после того, как я бодро плюхнулась с зажатой в руке карточкой на кровать, вдруг осознала, что не хочу спать. Ну, вот нисколечко. Между прочим, уникальное состояние для такой засони. В голове назойливо вертелась мысль, что мне надо в Зодчек, срочно! Главное придумать объяснение для Врочека. Не говорить же старику, что мне требуется консультация мастера сновидений из-за книги, которую нельзя было выносить из лавки. Съесть меня пан Франц, конечно, не съест, но пожует изрядно.

Озадачено обведя взглядом нехитрое убранство своей комнаты, терявшееся под серым пологом вступавшего в свои права раннего утра, я остановилась на рабочем столе, где тускло поблескивал флакон чернил. Открытый! Ай-яй-яй, непорядок какой!

Если в меня что и вколотили за время обучения, так это то, что кисти нельзя оставлять в воде, а тушь и чернила – открытыми. Из первых вылезет ворс, а вторые можно запросто опрокинуть на работу.

Хм-м… по лицу расползлась довольная улыбка. Теперь точно знаю, что скажу Врочеку, выпрашивая неурочный выходной. А после, главное успеть на утренний баркас и, здравствуйте, пан Дарецкий! Довольная собой, я вприпрыжку поскакала в ванную.

– Гоните Сняву прочь,

Великих дел довольно спозаранку

И чтоб не смежил веки

Нахала сонный поцелуй

Носки мы вывернем три раза наизнанку…

Бодро напевала я себе под нос песенку из представления уличного театра. Про носки они, конечно, сморозили полную чушь, но песенка была так забавна и так соответствовала моему утреннему настроению, что эта мелочь показалась несущественной.

В лавку я ввалилась, пребывая в приподнятом настроении, но озадачено застыла в проеме, не совсем понимая, какого лешего всегда спокойный и причесанный пан Франц скачет в одном исподнем со съехавшим набекрень спальным колпаком и сачком наперевес. Ася, полупрозрачным мороком висящая у стола, покатывалась со смеху. Лишь расслышав писк и отчаянное верещание, я заметила троицу из волшебного народца, упрямо тащившую к выходу кулек с леденцами. А поскольку каждый из них считал, что главный именно он, выходило у них, как в сказке про сильфа, гнома и водяного. Где сильф пёр в небеса, гном – под землю, а водяной – в озеро.

Тут пан Франц решил, что хватит с него дурной беготни и пошел в решающую атаку. Фейри заверещали ещё громче и рванули в разные стороны. Кулек лопнул и вокруг рассыпались разноцветные сладости. Наглые малявки, подхватив, кто сколько успел, пища, кинулись к выходу и, ловко пропетляв между ветвями проснувшихся древесов, вылетели вон. А Врочек, грозно потрясая сачком, оступился, поскользнувшись на рассыпанных леденцах, и с грохотом растянулся на полу.

Я наконец-то захлопнула двери и поспешила к нему, стараясь не наступать на коварные конфеты.

– Что-то ты рано сегодня… – подозрительно прокряхтел Врочек, с моей помощью поднимаясь на ноги и потирая тощую поясницу.

– Согласна приходить так всегда, если вы продолжите свое выступление в портках против нечисти, – хихикнула я.

– Не язви, – беззлобно огрызнулся пан Франц, – зато мне удалось выяснить, кто крадет сладости в моем кабинете!

– И атаковать их сачком – лучшее, что пришло в твою седую голову, Францишек? – хмыкнула Ася. – Пожалел бы меня, старую, чуть нутро от смеха не надорвала!

– Было бы что надрывать, – чуть смущенно буркнул старый книгопродавец, – и вообще, кыш отсюда, покойница!

– Ха, да больно надо! – Ася с гордо задранной головой ускользнула вглубь лавки.

– Так чего так рано-то? – продолжил допытываться Врочек, кутаясь в принесенный из комнаты халат.

– Отгул бы… Мне в Зодчек нужно.

– Сегодня, что ль? С чего это тебе приспичило? – подозрительно сощурился он.

– Сегодня, – постаралась изобразить кристально честные глаза я, – чернила закончились, а работы, вы сами знаете, сейчас выше крыши.

– И в Кипеллене ты их, конечно, купить не можешь. Продавцы рылом не вышли? – Врочек уже откровенно издевался.

– Ну, хорошо, – пожала я плечами, – куплю в Кипеллене, пусть потом у пана Вилька иллюстрации при первой же сырости поведет…

Упоминание Вилька заставило старика пойти на попятную.

– Это тебе что, киноварно-дубовые нужны? Ну ладно… – он тяжко вздохнул, будто я просила у него не выходной, а душу на заклание. – Езжай, но чтоб завтра на работе была, как штык! И бардак этот – он указал на пол, – прибери сейчас. Ближайший баркас в девять отходит, успеешь, – и, шлепая домашними туфлями без задников, грозный начальник поковылял наверх, болезненно держась за поясницу.

Тайны Кипеллена. Дело о запертых кошмарах

Подняться наверх