Читать книгу Запах кофе и жвачка на асфальте - Снежана Резникова - Страница 4
3 июня
ОглавлениеФанатик – это тот, кто страстно верит и, отталкиваясь от того, во что он верит, совершает отчаянные поступки.
Г. Миллер
Как ни странно, но наутро (вернее, около часа дня), я не обнаружила ни следов похмелья, ни головной боли, ни желудочных томлений, в общем, никаких обычных последствий после весело проведенной ночи. Я отнесла это обстоятельство к климатическим, но себе дала слово впредь вести себя немного сдержанней (ненавижу слово «благоразумие», хотя в данном случае оно уместнее всего).
Линей показала кухонную утварь, старательно проговаривая все слова, вероятно надеясь, что я все запомню с первого раза. Я улыбалась, тронутая ее стараниями. Экскурсия на маленькой кухне затянулась на полчаса благодаря моей бестолковости и полному незнанию языка. Я устала так, как будто вспахала в одиночку гектар целины. Теперь стало понятно, почему Ира говорит, что теряет калории, когда разговаривает по-испански.
Что ж, пора делать покупки. Вчера Ирина предупредила, что в первое воскресенье месяца все продуктовые магазины открыты. Пришло время пополнять запасы и начинать вести хозяйство: как бы ни были добры ко мне ребята, а питаться за их счет не могу, да и не хочу.
Супермаркет, расположенный всего в нескольких шагах от моего дома, оказался уютным и прохладным, наполненным немыслимыми продуктами. От ценников, даже когда я пересчитывала песеты на доллары, кружилась голова. «Как ей в голову могла прийти идея о недорогом магазине», – с яростью подумала я о советчице. Но делать было нечего, и выбирать не приходилось: я нашла соль, сахар, чай, бублики, а также рис, макароны растительное и сливочное масло. Нарочно отказала себе в аппетитных на вид бисквитах. Заслуживающей, на мой взгляд, внимания была колбаса с зелеными кусочками внутри – оливками, а также немного овощей и фруктов.
У кассы я протянула билет в пять тысяч песет с изображением великого Колумба – половина моего состояния. Мне выдали сдачу, состоящую из нескольких продырявленных в середине, очевидно, испорченных, монет. Выразительно взглянув на монетки в моей ладони, затем переведя укоризненный взгляд на кассира, я ожидала хотя бы краски смущения за открытое хамство, а еще лучше – немедленного исправления нелепой ошибки. Но дождалась лишь того, что смуглая девушка, вновь пересчитав деньги в моей ладошке, сказала: «Эста бьен» и занялась следующим покупателем. Почувствовав себя полной дурой, я поплелась домой: необходимость изучения языка становилась все более очевидной.
Мой обед состоял из отварных макарон с розовато-зеленой оливковой колбасой и чая с бубликами. Еда показалась пресной, а колбаса и вовсе отвратительной. «Так и похудеть недолго!» – подумала я. Сначала мысль эта меня удручила, а затем воодушевила. Вперед, на штурм великого и могучего!
Прошел целый час после начала атаки. В воспаленных мозгах каша, перед глазами – черные расплывающиеся круги, сердце ухает и стучит, как от тяжело проделанной работы, потому что я знаю четко: мне никогда не выучить испанский… Рука потянулась за фотографией дочери на ночном столике. Расцеловав ее, я залилась беззвучными слезами.
Поздней ночью, после очередного визита, меня провожал домой Саша.
– Что-то ты кислая, – искоса взглянув на меня, констатировал он. – Зайдем в бар, хлебнем чего-нибудь прохладительного.
– Ладно, – вяло согласилась я.
– Что, мысли тяжелые одолевают?
– Они самые. Я по дочке сильно скучаю… В голову ничего не лезет, все мысли о ней.
– Правильно, что мысли о ней. Потому ты и здесь, верно? Из-за нее?
– Нет, не только… Из-за себя тоже.
– Вот и славно. Знаешь, чем тоску отгонять?
– Только не говори мне о водке – не поверю.
– Нет, я о другом: надо переключиться на что-то, чтобы реализовать себя. Не знаю, правильно ли я выразился, а ты прислушайся.
– Тоскливо мне, Саш, не хочу ни думать, ни анализировать. Плакать хочется.
– А как насчет спряжения испанских глаголов?
– А? – не поняла я мгновенного переключения.
– Б, – ответил Саша. – Начинаем урок спряжения глаголов. Что вы мне об этом поведаете, дама?
– Практически ничего, – все еще ошарашенная, промямлила я.
– Очень плохо, – заявил мой мучитель, – ну хотя бы в общих чертах.
– Ну, они в чем-то похожи на русские, то есть тоже изменяются по лицам и по числам и еще у них куча времен – наши столько не придумали…
– Неплохо для начала, – поощрили меня. Дальше последовал урок, которого мне не забыть никогда: по своей насыщенности, эмоциональности, крепким нецензурным выражениям и продолжительности – три часа! Из бара нас давно выгнали по случаю его закрытия, поэтому вот уже час, как мы сидим, словно куры на насесте, на спинке скамейки и обсуждаем правильное построение утвердительных фраз.
– Понятно? – интересуется учитель.
Я согласно киваю: а как же, с нашим-то умищем!
– Тогда повтори еще раз последнюю фразу.
– Саш, – взмолилась горе-ученица, – я уже полчаса как ничего не соображаю.
– Дура, – констатировал педагог. Потом, смягчившись, добавил: – Могла бы и раньше сказать. Я ж не зверь.
– Ты был так увлечен…
– Нечего подлизываться.
– Я?
– Тогда, если не подлизываешься, не издевайся.
– Простите, не хотела затронуть Ваших чувств, Маэстро.
– Смотри, разошлась. Пойдем, до дому тебя провожу.
– Ах! – испугалась я. – А до этого что ты делал?
Сашка расхохотался во все горло и больше не вступал со мной ни в какие разговоры.