Читать книгу Единственный ребенок - Со Миэ - Страница 7

Часть I
5

Оглавление

Когда Сонгён проезжала мимо станции метро «Садан», небо на западе начало темнеть, и вдруг черные тучи заволокли все небо целиком. Внезапно стало темно, как при солнечном затмении, и Сонгён быстро включила фары.

Прогноз погоды обещал проливные дожди по всему региону. Похоже, что скоро и впрямь хлынет ливень.

И впрямь: на капот со стуком посыпались первые капли воды, такие крупные, что больше походили на град, а когда машина поднялась на холм Намтхерён, на нее обрушились мощные потоки воды. Из-за обычных в это время пробок Сонгён и так продвигалась еле-еле, а теперь движение и вовсе почти застопорилось. Поливало так сильно, что едва можно было различить машины прямо у себя перед носом.

Включив дворники, Сонгён глянула на часы. Обычно такая поездка занимала минут двадцать. До условленного времени встречи еще полчаса. Несмотря на неожиданную задержку, она все-таки ухитрилась приехать минута в минуту.

Стук дождя, барабанящего по крыше машины, эхом отдавался у нее в голове.

Опустив стекло, Сонгён невольно поежилась.

Дождевые капли влетели в салон, словно только и ждали удобного момента, и плечо моментально промокло. Почему-то она почувствовала себя освеженной, хотя всю дорогу после выезда из дома голова казалась тяжелой.

Вопрос, поднятый несколько дней назад, пробудил еще больше вопросов, и чем ближе она подъезжала к цели своей поездки – городскому следственному изолятору, – тем все сильней путались мысли.

Директор Хан позвонил ей прямо в тот день, когда она прочитала свою завершающую курс лекцию.

– С тобой хочет пообщаться Ли Бёндо – как ты на это смотришь? – спросил он тогда.

Сонгён настолько поразилась, что Ли Бёндо остановил свой выбор именно на ней, что несколько секунд не могла вымолвить ни слова. Даже не сразу поняла, о чем вообще толкует директор Хан, поскольку ничего подобного раньше в ее жизни не случалось.

– Хочет пообщаться? Со мной? Но почему? – вот был ее первый ответ.

Она слышала, что Бёндо напрочь отказывается встречаться вообще с кем бы то ни было. А теперь вдруг ни с того ни с сего согласился выступить в качестве объекта научного исследования – но лишь при том условии, если ему разрешат побеседовать с Сонгён. Лично она не была с ним знакома – даже и в глаза его раньше не видела.

– Откуда он вообще про меня знает? – сразу возник следующий вопрос, поскольку, пусть на первый она и получила ответ, это еще больше сбило ее с толку.

Припомнился какой-то профессор психологической ассоциации, который сам просил о встрече с Ли Бёндо в изоляторе и получил твердый отказ. Хотя как это Бёндо мог что-то от него узнать, если так с ним в итоге и не встретился?

– Почему? – повторила Сонгён.

– В каком это смысле «почему»? – удивился директор.

– Почему именно я, когда он меня и знать не знает?

Директор, естественно, не сумел назвать причину. Хотя посоветовал ей, в чем бы эта причина ни заключалась, все-таки согласиться и поскорей определиться с датой, поскольку такая беседа крайне важна, даже жизненно необходима. Сонгён ответила, что согласна на встречу в любое время.

В голове была полная каша, словно по ней стукнули молотком, но стоило согласовать дату и время встречи, как все стало быстро становиться на свои места.

Семестр окончен, и у нее всего лишь два заказа на статьи. Учитывая внешние условия, время самое что ни на есть подходящее. Если в первый момент Сонгён и одолевали какие-то сомнения, то теперь они провалились куда-то в самую глубь головы.

Директор сказал, что проверит ситуацию и сразу перезвонит, после чего отключился.

Сонгён успела заглянуть в деканат, чтобы переброситься парой слов с коллегами, выйти из здания и уже подойти к автостоянке, когда директор Хан позвонил опять.

Намеченная встреча – ровно через три дня.

Все быстро завертелось. Необходимые материалы было обещано немедленно доставить ей курьерской службой. Весть разлетелась быстро, и еще до появления курьера посыпались звонки от знакомых. Все были искренне поражены. Больше всего всех интересовало, где это они с Бёндо успели познакомиться. На все эти вопросы приходилось отвечать: «Почему именно я? Понятия не имею, я даже с ним никогда не встречалась».

Впрочем, никто ей не верил. Ну как это такой тип, как Бёндо, мог выбрать для беседы совершенно незнакомого человека? А потом, когда ее собеседники понимали, что она говорит правду, принимались гадать на кофейной гуще. Звучали в том числе и якобы шутливые предположения, что Ли Бёндо, где-то раздобыв список членов ассоциации, просто ткнул пальцем в первую попавшуюся фамилию, а на беседу с психологом пошел чисто от скуки – ведь содержат его в одиночке, поболтать там не с кем… Но такой список никак не мог попасть ему в руки в тюрьме; а потом, Сонгён в него пока еще даже не включили.

После возвращения домой звонки наконец прекратились. Едва она успела разобрать сумку и принять душ, как появился взмыленный курьер. Материалов набралось на три тома энциклопедии. И едва Сонгён стала их разбирать, как лицо, одно время частенько мелькающее в газетах и теленовостях, припомнилось само собой.

Ли Бёндо.

Серийный убийца, который за последние три года похитил и убил тринадцать женщин как в самом Сеуле, так и в провинции Кёнги[9], арестованный в прошлом году. Его появление опять вывернуло мир наизнанку после Ю Ёнчхоля[10] и Кан Хосуна[11], тоже серийных убийц. Однако с этими персонажами у него не было практически ничего общего.

Перед камерами телевизионщиков и объективами фоторепортеров, столпившихся перед входом в отдел полиции, задержанный держался очень уверенно. Оперативники пытались прикрыть ему лицо куртками и полотенцами, но он отбросил все это в сторону. Ничуть не скрываясь, смотрел прямо в объективы, улыбаясь с таким видом, будто и не испытывал никакой вины за содеянное.

Телезрители, смотревшие в тот день прямую трансляцию, были искренне поражены.

Все это произошло буквально через несколько часов после напряженной дискуссии на тему, имеют ли право обычные граждане знать, как выглядит тот, кто пока находится в статусе подозреваемого, или же его право на сохранение тайны личной жизни должно оставаться неприкосновенным. Однако Ли Бёндо взял решение этого вопроса в собственные руки, отчего все споры вмиг потеряли актуальность.

Но шокировала телезрителей не только бесшабашность, с которой он демонстрировал собственную персону.

В полном противоречии с ожиданиями тех, кто считал, что физиономия убийцы должна полностью соответствовать его гнусным деяниям, мягкие вьющиеся волосы, гладкая нежная кожа и правильные черты лица Ли Бёндо производили весьма благоприятное впечатление. Трогательно опущенные уголки глаз пробуждали у зрительниц материнские инстинкты. Люди, которые всегда верили, что лицо – это зеркало души, и воображали себе дьявола в человеческом обличье, искренне недоумевали. И это недоумение сразу породило целый ряд гипотез в социальных сетях.

Одни высказывали предположение, что полиция просто взяла не того человека, другие – что полученные в детстве травмы вызвали у Бёндо множественные расстройства личности, из-за которых он совершал преступления, не ведая, что творит… Подобные необдуманные теории, почерпнутые из фильмов, расползлись по всему Интернету. Люди постили невесть откуда взятые личные фото Ли Бёндо, а в одной из соцсетей даже основали фан-клуб под названием «Давид» – из-за его некоторого сходства с известной скульптурой Микеланджело. В группу немедленно вступили тысячи последователей, но клуб быстренько прикрыли, как только это известие просочилось в прессу.

Через год после ареста Ли Бёндо приговорили к смертной казни, и теперь он ждал исполнения приговора в камере сеульского следственного изолятора, известного в народе как просто городская тюрьма.

Просмотрев полученные материалы, на следующий день Сонгён запланировала пообщаться с оперативниками и следователями, которые вели его дело.

Согласно приложенному отчету, расследование проводилось как Столичной полицией Сеула, так и отделом полиции района Канбук, тесно взаимодействовавшими между собой, но именно «районщики» открыли дело и вели его до самого конца – вплоть до задержания подозреваемого и реконструкции совершенных им преступлений.

Отдел полиции района Канбук находился всего в пяти минутах ходьбы от станции метро «Сую».

Сонгён договорилась о встрече заранее, так что большинство работавших над делом Бёндо оперативников и следователей из отдела тяжких преступлений должны были оказаться на месте. Тех тоже немало удивило, что Сонгён собирается пообщаться с их недавним подопечным.

Когда Сонгён стала расспрашивать их о серии происшествий, последовавших за арестом, а также выдвигаемых в Интернете гипотезах, все дружно рассмеялись и заверили ее, что все это полный абсурд.

– Просто проведите с ним хотя бы денек – хотя нет, даже всего полдня, – посоветовал кто-то из оперативников.

– Это дьявол, косящий под ангела, – заявил другой.

Как шокирующе это ни выглядит, но ангельское личико Бёндо сыграло едва ли не решающую роль в его преступлениях.

Как и в случае с Тедом Банди[12], известным американским убийцей, жертвы сразу покупались на его располагающую внешность, полностью теряя бдительность. В этом смысле члены оперативной группы описали его довольно точно – ангельское личико может быть весьма полезным инструментом для дьявола.

Но привлекало жертв не только личное обаяние Ли Бёндо. Наверняка было что-то еще, что трогало сердца обычных людей. Примерно как у Теда Банди, который бинтовал себе руку или ногу и слезно молил проходящих мимо женщин о помощи, притворяясь инвалидом, Ли Бёндо, скорее всего, тоже устраивал какую-то ловушку, мимо которой сердобольные женщины просто не могли пройти.

Большинство из того, что Сонгён удалось выяснить у полицейских, уже имелось в письменных отчетах – даты совершения преступлений, имена и фамилии жертв, равно как и длинный перечень его прошлых занятий. Но Сонгён требовалось не это.

Для начала это было связано с разницей в подходах – полицейские следователи и криминальный психолог смотрели на преступления Бёндо с несколько разных углов. Для полиции было вполне достаточно технических улик и личного признания преступника. Им было совершенно неважно, какого типа жертв он предпочитал, какими способами втирался к ним в доверие, что чувствовал в момент совершения преступления, как совершенствовался по мере повторения своих криминальных деяний…

В общем, каждый смотрел на дело с собственной колокольни.

Сонгён попыталась разузнать побольше о месте преступления – или, вернее, целой серии преступлений, – но не выяснила ничего из ряда вон выходящего про тот холм, на котором стоял дом Ли Бёндо и где были обнаружены тела его жертв. Пробовала задавать вопросы и так, и сяк, но получала практически стереотипные ответы. Она пришла к арестовавшим убийцу полицейским в надежде узнать хоть что-то новое, но через некоторое время утомилась от их бессвязных разговоров и решила, что услышала достаточно.

И тут кто-то вскользь упомянул о некоем происшествии в ходе следственного эксперимента, о котором оперативники до сих пор предпочитали помалкивать.

Случившееся, должно быть, их немало шокировало, и теперь все вдруг заговорили разом. Наконец, Сонгён стала понемногу улавливать суть.

Дело было такое громкое, что возле того места, где работала группа по осмотру места преступления, скопились десятки журналистов, простых граждан и разгневанных родственников жертв. Еще немного, и ситуация вышла бы из-под контроля. По словам оперативников, собралось вдвое больше народу, чем на эксгумации останков жертв Ю Ёнчхоля.

Как только туда в полицейской машине привезли Ли Бёндо, журналисты нацелили свои камеры прямо на него, а родственники жертв рванулись к нему, несмотря на все усилия полиции их остановить. Трое или четверо полицейских, окружив Бёндо, пытались пробиться сквозь толпу, но тщетно.

– Все орали на него как сумасшедшие, а он и глазом не моргнул, – поведал один из оперативников.

Неважно, насколько жесток серийный убийца, – перед лицом разъяренной толпы он наверняка должен стушеваться. Но Ли Бёндо был слишком уж спокоен. Полицейские считали, что у него просто стальные нервы.

– Он их всех моментально заткнул, – сказал один из оперативников и ненадолго погрузился в размышления, наверняка вспоминая то, что произошло в тот день. – Посмотрел на людей, которые осыпали его ругательствами, и улыбнулся им. Это их еще больше разозлило. А он этим просто наслаждался. Был абсолютно спокоен. Но потом вдруг показал на кого-то в толпе и чиркнул себя пальцем по горлу. Люди, которые все это видели, были в полном шоке и не знали, что сказать, просто таращились на него.

Вмешался его коллега, сидящий рядом с ним.

– Ну да, помню. Видел, какая у него была физиономия, когда он это сделал? Блин, у меня по всему телу мурашки пошли! Если б мы не держали его как следует, он наверняка бросился бы на кого-нибудь и наделал бы дел.

Опытный оперативник, проработавший в отделе тяжких преступлений больше пятнадцати лет, покачал головой. Он наверняка уже имел дело с десятками дерзких и наглых преступников, но, похоже, Ли Бёндо сумел произвести неизгладимое впечатление даже на него.

– А почему он вдруг так отреагировал, хотя секунду назад был на редкость спокоен? – поинтересовалась Сонгён.

– Ну, с ходу не скажу… Кто-нибудь помнит?

Все переглянулись и помотали головами.

– Все к нему бросились, орали и крыли почем зря, так что кто его знает, почему он это сделал, в такой-то свистопляске…

Оперативника вполне можно было понять, но Сонгён пожалела, что они упустили важный ключ к тому, что могло бы помочь им докопаться до сути Ли Бёндо. Жаль, что нельзя было сейчас затащить их куда-нибудь выпить, чтобы они как следует припомнили все, что видели и слышали в тот день.

Так что же все-таки заставило Ли Бёндо, сохранявшего поначалу олимпийское спокойствие, вдруг неожиданно сорваться?

Должно быть, брошенное кем-то слово спровоцировало его. Кто-то попал ему в больное место. Если б она только могла выяснить, что это было за слово или действие, было бы гораздо проще разговаривать с ним… Но, похоже, теперь уже этого не узнать.

Правда, к счастью, этот припомнившийся кому-то эпизод, похоже, подстегнул память остальных. Пока оперативники продолжали перебрасываться словами, что-то в их разговоре вдруг заставило Сонгён навострить уши.

– Вот что меня реально зацепило на следственном эксперименте… Нет, это был даже не эксперимент. Он как будто опять полностью вернулся в то время. Словно не просто механически повторял то, что делал тогда, а будто впал в транс, будто не видел ничего остального, несмотря на полицию и граждан вокруг. Это было так реально… настолько реально, что инспектор Цой даже попытался схватить его за шею, чтобы он не испортил манекен. Выражение лица у него в тот момент… Гм, даже сейчас передергивает.

Сонгён заметила, как в глазах говорившего промелькнула искорка страха.

Что же это было, если даже оперативник из отдела тяжких преступлений скривился от отвращения? Сонгён очень хотелось знать, что за выражение было на лице Ли Бёндо в тот момент. Она никогда этого не узнает, если только не увидит собственными глазами. Видно, его даже не описать словами, хоть сотню слов перепробуй в попытках это сделать – останется лишь ощущение, будто блуждаешь в тумане. Сонгён могла только предположить, что это было за выражение, глядя на лицо инспектора.

– Да, мы его все-таки взяли, но я не уверен, что это действительно произошло. Кажется, что хотя его тело физически в тюрьме, его разум все равно продолжает убивать в каком-то его собственном мире.

Оперативник все правильно понял. Темная душа Ли Бёндо полностью сохранила свою жестокую силу, и он постоянно рисовал у себя в голове последние минуты жертв, которых убивал, вновь и вновь смакуя испытанное.

Сонгён попыталась представить ту тьму, что завладела его сердцем. Он не сознает ни своего тела, скованного кандалами, ни насмешек и оскорблений, сыплющихся на него из толпы… Ли Бёндо опять там, где существуют только он и его жертва, – наслаждается моментом, когда забирает человеческую жизнь. Он все еще весь в этом моменте, все с тем же чувством в руках, и смотрит в женские глаза, полные страха, ощущает на себе дыхание, прерывающееся от страха…

Распрощавшись с оперативниками и направляясь к выходу, Сонгён чувствовала, что стала ненамного ближе к живому, дышащему Ли Бёндо – не к тому Ли Бёндо, что заперт в папках уголовного дела.

Едва она вышла на улицу, как ее остановил начальник отдела тяжких преступлений.

– Вот пытаюсь решить, сказать вам или нет… Но, если вас не затруднит, хотелось бы попросить о помощи.

– Да, конечно, чем смогу. Какой именно помощи?

– Честно говоря… Есть еще несколько эпизодов, которые до сих пор не раскрыты. В его доме оставались кое-какие улики, указывающие на неопознанных жертв, но мы так и не смогли к кому-либо их привязать.

– Выходит… вы хотите сказать, что были еще жертвы? Но в полицейском отчете говорится…

– Он молчит, как рыба, и мы ничего не можем от него добиться.

Получается, что миру известны лишь те эпизоды, которые подтверждены его собственным признанием.

– Не знаю, станет ли он говорить, но, может, у вас получится набрести на какие-то зацепки, когда будете с ним общаться. Буду очень благодарен, если поделитесь услышанным.

Сонгён поняла, к чему он ведет. «Висяки» никогда не хоронят наглухо. Как знать – вдруг кто-нибудь из тех, кто погиб от рук Ли Бёндо, до сих пор лежит брошенным где-то на том холме? Это вполне может быть один из тех людей, чьи лица сейчас смотрят на них с доски «Пропал человек» у входа в отдел, перед которым они сейчас стоят.

– Хорошо. Я позвоню, если получится что-то выяснить, – пообещала она.

– Спасибо.

* * *

Когда Сонгён съезжала с развязки возле станции метро «Индонвон», ливень вдруг прекратился, как отрезало. А может, туча зависла только лишь где-то между районами Садан и Индонвон. Нигде не было и следа сильного дождя, словно Сонгён оказалась в совершенно ином мире. С неба вновь ослепительно сияло солнце.

Ведущая к следственному изолятору дорога была такой сухой, что повсюду висела пыль.

Подъехав к главному входу тюрьмы, обсаженному покачивающимися на ветру деревьями гинкго, Сонгён припомнила недавний разговор с директором Ханом в офисе ассоциации. Тот попросил ее обязательно заскочить к нему перед встречей с Ли Бёндо.

– Ну как, помогли материалы? – поинтересовался он.

– Да, спасибо. Наверное, было непросто собрать всё так с ходу…

– Аналитический комитет провел кое-какую предварительную работу перед беседой с ним, когда его направили в изолятор после суда. Так что все было готово.

Сонгён уже приходилось слышать про аналитический комитет, в состав которого входили психологи, криминологи и специалисты по психоанализу из различных университетов, сформированный научным отделом Национального полицейского управления десять лет назад. Входили в него и ряд членов психологической ассоциации, в том числе и директор Хан. Обычно этот комитет организовывал беседы с осужденными преступниками для глубоких исследований в области особо тяжких преступлений, включая серийные убийства.

– Учитывая то, что происходило во время ареста и позже, по-моему, у него есть много чего рассказать про свои преступления, – заметил директор.

Но, в полную противоположность его ожиданиям, Ли Бёндо тогда так и не дал согласия не только на серьезное исследование, но и даже на простую беседу. А вот теперь почему-то выделил Сонгён и сам вызвался пообщаться с ней.

– Касательно всего этого в аналитическом комитете был целый диспут, – сказал Хан.

– Да ну?

– Мне хотелось бы еще раз у вас спросить: вы точно никаким боком не пересекались с Ли Бёндо?

– Как я уже говорила по телефону, все, что мне о нем известно, – исключительно из прессы. Я никогда не встречалась с ним лично.

Директор Хан секунду смотрел на Сонгён, потом кивнул.

– Я тоже так думал. Это как раз то, чего опасаются в комитете.

В ответ Сонгён бесстрастно посмотрела на него, не совсем понимая, что он имеет в виду.

– Вы с ним незнакомы, но он-то отлично знает, кто вы такая. И тот факт, что он выбрал именно вас, означает, что в голове у него не одна только беседа на психологические темы, – объяснил Хан.

Подозрение и тревога, которые после его звонка она сознательно затолкала поглубже, опять вылезли наружу.

– И что же еще, по-вашему, у него может быть на уме? – поинтересовалась Сонгён.

– Ну… То, чего мы не узнаем, пока вы с ним не встретитесь, так ведь? Я позвонил вам, несмотря ни на что, поскольку это может быть единственным шансом услышать про его преступления непосредственно от него, и… – Директор задумчиво почесал лоб, после чего продолжил: – Если мы выясним, почему он выбрал и даже потребовал именно вас, то, может, лучше его поймем.

Сонгён поняла, что он пытается сказать.

Да, сама она не знает Ли Бёндо, но он откуда-то знает ее.

Было неясно, что в ней привлекло его внимание, но он настолько хотел встретиться с ней, что решил наконец открыться. Уже только одного этого было достаточно, чтобы понять: на Сонгён у него явно есть какие-то планы.

– Мы не знаем, что может произойти при данных обстоятельствах, но я уверен, что вы со всем отлично справитесь. Неважно, какие у него намерения, – просто постарайтесь, чтобы он не добился своего.

Директор Хан посмотрел на Сонгён, как на маленькую девочку, стоящую на берегу реки. Совершенно непонятно, что там, в этой реке. Насколько она глубока, какая опасность таится под ее гладкой поверхностью… Он мог лишь надеяться, что Сонгён в полной безопасности доплывет до намеченной точки и благополучно вернется назад.

Сонгён вдруг испугалась, что не справится с этой задачей. Но она едва ли не лучше всех остальных понимала, что обратного хода нет. Возможность побеседовать с таким типом, как Ли Бёндо, – редкостная удача. Да, определенный риск есть, но если она будет вести себя осмотрительно, то не угодит ни в какую ловушку. «Все у меня получится», – повторяла Сонгён про себя.

Однако, вернувшись после встречи с директором домой, она долго не могла уснуть – мозг продолжал лихорадочно работать, размышлять и прикидывать.

Так и проворочалась до рассвета, когда мужа разбудил телефонный звонок и тот с утра пораньше умчался к себе в клинику. После этого Сонгён тоже выбралась из постели, прошла в кабинет и уселась за письменный стол.

Материалы по делу Ли Бёндо были разложены там же, где она оставила их вчера. Чтение еще не закончено, но не хотелось листать все эти бумаги в такую рань.

Сонгён принялась раскладывать их по папкам, когда вдруг на пол упала какая-то фотография. Подобрав ее, она увидела, что это снимок Ли Бёндо, вырезанный из газеты. На нем его заталкивали в полицейскую машину – очевидно, после того самого следственного эксперимента.

Он смотрел назад через плечо прямо в объектив, и на лице у него не было написано никаких эмоций. Глаза его словно нацелились куда-то далеко в пространство.

На что это он мог так смотреть?

* * *

Стоило Сонгён мысленно представить себе лицо, увиденное на фотографии, как перед ее собственным взглядом предстали ворота тюрьмы.

Сонгён остановила машину, резко выдохнула и опустила стекло.

Охранник на контрольно-пропускном пункте отдал ей честь и подошел к машине. Протянув свое удостоверение, Сонгён объяснила ему цель визита.

Пока она дожидалась, когда охранник вернет ей документы, салон машины успел наполниться зноем.

9

Кёнги – провинция, на территории которой расположен Сеул. У нас сказали бы «Сеульская область».

10

Ю Ёнчхоль (р. 1970) – южнокорейский серийный убийца, совершивший не менее 20 убийств в Сеуле в 2003–2004 гг. Большинство его жертв были проститутками и богатыми пожилыми людьми. По собственному признанию, ел части тел своих жертв.

11

Кан Хосун (р. 1969) – южнокорейский серийный убийца, совершивший не менее 10 убийств в пров. Кёнгидо в 2006–2008 гг., в т. ч. убийство своей жены и тещи.

12

Теодор (Тед) Банди (1946–1989) – американский серийный убийца, насильник, похититель людей и некрофил, действовавший в 1970-е гг. Его жертвами становились молодые девушки и девочки. Точное число его жертв неизвестно. Незадолго до своей казни он признался в 36 убийствах, однако настоящее количество его жертв может быть гораздо больше.

Единственный ребенок

Подняться наверх