Читать книгу Двойник с лунной дамбы - Содзи Симада - Страница 7

Прошло уже два месяца, как мы стали жить вместе. Был день накануне майской зарплаты. Закончив работу, я отправился в раздевалку и стал собираться домой. Ко мне подошел начальник нашего отдела и по-приятельски стукнул меня по плечу.

– Ты как, свободен вечером? – тоном, исключающим возражения, спросил он.

Среди людей, причисляющих себя к начальству, полно таких, кто любит демонстрировать свое расположение с помощью поглаживания по спине или похлопывания по плечу. Наш начотдела по фамилии Отакэ был классическим представителем этой породы.

Вот черт! Небось потащит меня в кабак. Такие люди без выпивки ни о чем говорить не могут. А темы у них можно представить какие: женщины, азартные игры, попса какая-нибудь… Наборчик, который от меня в тысячах световых лет. Такие беседы для меня мучение.

Я угадал: начотдела показал жестом – дескать, пойдем опрокинем по стаканчику. В душе мне очень хотелось отказаться, и я сказал ему, что не могу. Но он заявил, что надо поговорить о работе. Тут уж я не мог отказаться. Шеф добавил: «Да ты не дрейфь, ничего плохого я тебе не скажу». Делать нечего – я позвонил в кондитерскую и предупредил Рёко, что задержусь, чтобы она меня не встречала и ждала дома.

Как я и ожидал, разговор, который состоялся между нами в погребке, куда он меня затащил, получился непростой, хотя и начался мирно. Отакэ поведал, что наша бригада в последнее время работает очень хорошо. Поэтому завтра, в день зарплаты, нам должны выплатить дополнительный бонус. Он за нас похлопотал и выбил премию. Так что завтра все должны не забыть печать[13]. Ну и, конечно, отблагодарить его за старание.

Зарплату нам перечисляли на счет в банке, а такие специальные бонусы выдавали на руки, поэтому и требовалась печать. Которой у меня, естественно, не было. Но на печатях выгравирована только фамилия, так что для этого случая подойдет та, что есть у Рёко. Наверняка валяется у нее где-нибудь, думал я про себя.

– И вот еще что, – подчеркнуто чванливо проговорил начотдела; алкоголь уже начал туманить ему мозги. Пьяные, они такие липучие… Привыкнуть к этому невозможно.

Я поглядывал на него время от времени. Коротко остриженная голова, вытянутое лошадиное лицо, узкий, изрезанный морщинами и покрасневший от постоянных возлияний лобик. Глаза большие; на веках, под глазами, у наружных уголков глаз сеть бесчисленных мелких морщинок. Не лицо, а сплошные морщины. Они служили начотдела средством выражения таившихся в нем эмоций и мыслей. Становились то мельче, то глубже, расстояние между ними то расширялось, то сужалось. Его мимика была красноречивее всяких слов. Этот тип напоминал мне пронырливого краснорожего моллюска. Глядя на него, я чувствовал себя все хуже. Он был мне физически противен. Чуть не до тошноты.

– Что-то ты вроде как не в себе, а? Ходишь один, как белая ворона…

«Так вот он о чем», – подумал я и, отведя глаза, уперся взглядом в декоративную фанерную перегородку, богато украшенную масляными пятнами.

– Все за тебя переживают.

«По какому поводу, интересно?» Я не испытывал к нему ничего, кроме неприязни.

– Все к тебе по-доброму… Так что ты нос особо не задирай. У нас коллектив. Мы все кореша. Всё по-душевному. Так ведь? Или я неправильно говорю?

Такие вот резоны – ни «да», ни «нет» не скажешь.

– Если у тебя что-то не так, я всегда чего-нибудь присоветую. Ну что? С бабой что не так? Или денег нет?

У таких типов других мыслей не бывает. На другое фантазии не хватает.

– Вроде всё в порядке. Просто у меня характер такой – неразговорчивый, – сказал я.

– Так не пойдет, Исикава-кун. Ты с людьми живешь, а раз так, значит, и в начальство тебе захочется, и семьи, и подчиненных…

Вот уж о чем я не думал!

– Еще все говорят, что ты в зеркало смотреть не любишь. Так?

Кто говорит? Выходит, все знают? Я непроизвольно избегал зеркал, и они, наверное, заметили.

– Может, у тебя с нервами что?

– Да ничего такого.

– Тогда слушай сюда. Начальника вашего участка переводят в Кансай[14]. Я думаю рекомендовать тебя на его место, – чванился начотдела.

– Вот как? – только и ответил я.

Удивлению начотдела не было предела. Он, верно, думал, что каждый, кто услышит такие слова, должен подпрыгнуть от радости и завилять хвостом, хотя ему заранее было известно, как я могу отнестись к его предложению. Он просто хотел посмотреть на мою реакцию на предложенную вкусную приманку. Его цель – поймать жертву, систематизировать ее, наклеить ярлык и на этом успокоиться. У таких личностей начинает рушиться вся система ценностей, когда они оказываются рядом с людьми, которым нет дела до выпивки, женщин, денег и карьеры. И их тут же охватывает тревога.

– Вот, значит, какое дело… Поэтому я должен разобраться как следует, что ты за тип. Правильно? Я ж твой начальник. Ты чего не пьешь? Пей! – распорядился начотдела.

Вообще-то у начальника нет оснований заставлять подчиненного пить. Ведь человек выпивает для удовольствия, но начальник имел на это свой взгляд: должно быть по-моему, и точка.

Начотдела словно прочитал мои мысли.

– Нет, парень, так не пойдет, – гнул он свою линию. Вместо «Исикавы-кун» я стал просто «парень». – Ты вообще о чем думаешь? Не хочешь по-людски жить? Отгородиться от всех собрался? Понты будешь разводить? Уж меня-то на это не купишь.

Начотдела понес околесицу. Что значит «по-людски»? Пить каждый день, мучиться похмельем и похабные истории друг другу рассказывать?

Он закурил и выпустил дым мне в лицо.

– Это все по молодости. Зелен ты еще, парень. Вашего брата хлебом не корми, дай только поболтать, порассуждать красиво… А вот я могу тебя одним словом без зарплаты оставить. Что тогда делать будешь?

Я перестал его слушать. Молча разглядывал гитару, висевшую тут же, на расстоянии вытянутой руки, посматривал на входную дверь. И думал, как бы поскорее вернуться домой и погреться у котацу вместе с Рёко, обняв ее за плечи.

Тут вдруг дверь распахнулась, и в погребок влетел человек. Увидев его мокрые волосы, я понял, что на улице пошел дождь. И почему-то сразу почувствовал огромное облегчение. Будто кто-то неизвестный пришел мне на помощь.

– Эй! Слушай сюда! – раздался голос начотдела. Его лицо уже успешно прошло стадию покраснения и почти приобрело цвет баклажана. – Дурак ты, парень. Жизни не знаешь. А у нее свои правила. Давай-ка разберись с этим!

Он разозлился.

– Ладно! Пойду отолью… Ой! Выпивка кончилась!

Взял опустевшую бутылочку из-под саке и удивленно потряс ее у меня перед носом. Надо было это сказать официанту, а не мне…

– Вернусь из сортира, и продолжим.

Начотдела с шумом отодвинул столик, поднялся и исчез в туалете. Я заказал еще саке, снял со стены гитару, положил левую руку на гриф… и меня будто что-то толкнуло. Похоже, я что-то вспомнил!

Пальцы привычно прижали струны к грифу, я тренькнул большим пальцем по струне, извлекая звук из инструмента. Пробежал пальцами по грифу. Получается! Я умею играть на гитаре?

В голове стал подниматься туман. Что-то проникло в цепочку моих мыслей. Исчезнувшее прошлое? Хорошо, если так…

– Эй! Давай «Элегию Юномати»[15]! Спой-ка, а? – раздался вдруг у меня над головой чей-то голос. Его обладатель с трудом ворочал языком. Я поднял голову и увидел стоявшего передо мной крупного средних лет дядьку, который до этого сидел за соседним столиком. Хватило беглого взгляда, чтобы понять, что он относится к той же породе, что и мой начальник.

«Элегия Юномати»?.. Никогда не слышал. Я брал аккорды совсем другой мелодии.

Вернулся из туалета начальник. Сел передо мной и спросил:

– Ну как? Подумал?

Я вернул гитару на место.

Может, надо четче сказать, что я обо всем этом думаю? Хотя все равно это будет пустая трата времени. Я вовсе не собираюсь делать карьеру на заводе или что-то там копить. Я хочу лишь поскорее вернуться домой и увидеть Рёко.

– Ничего, пройдет малость времени – все поймешь.

Начотдела сунул мне под нос свою пустую чашечку. Я спокойно наклонил бутылочку, чтобы налить ему саке.

– Ни черта ты не соображаешь. И воспитание у тебя на нуле – старших не уважаешь… Хоть это-то ты понимаешь? Ни карьеры у тебя не будет, ни баб.

– Можно я скажу, шеф? – сказал я. – Я ведь никому не мешаю. Просто стараюсь работать как следует. Изо всех сил.

Начотдела посмотрел на меня. Похоже, он был удивлен.

– Ты это к чему, парень? Удивить меня хочешь? Ты ж зарплату получаешь, значит, должен работать как надо.

Он залпом осушил чашечку с саке и снова протянул ее мне. Я не стал ему подливать. Раз он так, надо, наверное, ответить.

– А я так и работаю. Может, я не слишком разговорчивый, может, не люблю в зеркало смотреть, но разве я кому-то этим мешаю? А то, что пью мало…

Закончить я не успел, потому что кто-то вдруг постучал мне по голове. Часто-часто, как стучатся в дверь. Это оказался тот самый дядька лет пятидесяти, что просил сыграть ему «Элегию Юномати». Он опять встал из-за стола и стоял рядом со мной.

– Что за человек без выпивки? А без корешей? Вам, соплякам, лишь бы поспорить! – орал он, явно намереваясь еще раз стукнуть меня по голове.

Вставая с места, я выбросил вперед правую руку и закатил кулаком прямо в красную рожу верзилы. Тот чуть не повалился на спину своего приятеля, сидевшего, сгорбившись, на стуле, и растянулся на столе. Тарелочки и бутылочки из-под саке со звоном полетели на пол.

Сидевшие вокруг люди повскакивали с мест. Похоже, все они – одна компания. Один из них схватил гитару и движением дровосека, работающего топором, обрушил ее на мою голову. Я поднял руки, чтобы защититься, и тут же получил удар в живот. Гитара развалилась на куски, струны лопнули. Обломки гитары приземлились на каменный пол с дурацким звуком, напомнившим бой стенных часов.

– Ах ты гад! – вырвался у меня крик, и я не узнал своего голоса. Мелькнула мысль: «Раздвоение личности!» Где-то в глубине меня, видимо, живет еще один человек, который резко просыпается и начинает действовать, когда ему заблагорассудится. Он и бросился, как таран, на поверженного, коротко остриженного верзилу. Врезал ему раз, другой, третий…

Кто-то сзади просунул руки мне под мышки и соединил их в замок на шее. В борьбе этот прием называется двойной нельсон. В ответ я (или он, другой человек?) с остервенением саданул соперника локтем и тут же почувствовал удар по голове слева. Это уже был перебор. Кто-то добавил мне еще стулом, и я потерял сознание.

Очнулся на мокром черном асфальте. Голова, плечи, волосы – все было мокрое. Шел дождь. Собрав все силы, я приподнялся, встал на четвереньки. Меня что, вышвырнули из этого кабака? Я подумал тут же вернуться туда, но понял, что явно не в форме для такой операции.

– Ну и мудель же ты! – послышался презрительный голос начотдела. Он стоял под козырьком у сухой стены здания.

Я перевел взгляд с него на мокрую мостовую и почувствовал специфический солоноватый вкус крови в разбитом рту. Вместе с ним вернулось то самое ощущение. Ощущение мрачной злобы и жестокости, будившее предчувствия и бередившее память. И в то же время полное безнадежности и отчаяния.

Помню! Я помню эти ощущения, этот вкус крови. Выходит, я жил в таком мире. Как же это! Честный, порядочный… это не про меня! От этой мысли у меня сразу скрутило живот. Желудочный сок потек в обратную сторону и подступил к самому горлу, будто кто-то наступил мне на желудок башмаком. А потом этот сок хлынул изо рта, закапал с кончика носа.

Я повалился на мостовую; вид у меня был самый жалкий. Нос забила слизь, изо рта длинными нитями тянулась липкая кислая слюна.

Капель из носа прекратилась, но свисавшие с губ до асфальта тонкие нити не обрывались. Они навек привязали меня к земле.

Дождь лил не переставая, размывая исторгнутую мною рвоту. «Странно, а почему вода красная?» – подумал я и понял: это кровь. Глядя на покрасневшую воду, сел, поджав под себя ноги. Голова раскалывалась. Заболело все тело. Это был настоящий парад боли, поразившей голову, живот, каждую клетку тела, не пощадившей и душу.

– Ну что поделаешь… – Начотдела небрежно поводил рукой по моей спине туда-сюда. Судя по голосу, он порядком перетрусил.

– Ничего, – сказал я. – Нормально. Один справлюсь.

Он убрал руку – и исчез. Я остался сидеть в той же позе.

Вспомнил, как впервые увидел Рёко в Коэндзи. Тогда она так же сидела на асфальте. Был ли у нее такой же жалкий вид? Но она хотя бы не выпивала с начальником. У меня есть Рёко. Чего мне еще желать?

Завтра должны заплатить бонус. Обязательно куплю Рёко что-нибудь. А сейчас надо поскорее домой. Я медленно поднялся, бросив взгляд на оставшееся после меня грязное пятно. Дождь уже размыл его, оставив на асфальте лишь какие-то мелкие частички, как свидетельство мучившей меня боли.