Читать книгу Сладкое желание - Софи Джордан - Страница 3

Дамы, облаченные в черное и чем-то похожие на ворон, ходили туда-сюда по комнате, прикладываясь к еде на своих малюсеньких тарелочках с такой же энергичностью, с какой они разглагольствовали о недавней кончине леди Вандерхолл, покоящейся теперь в обитом бархатом гробу, поставленном у дальней стены гостиной.

Помещение было полностью обтянуто черным сукном, скрывающим цветастые обои. Непроницаемая ткань покрывала и окна тоже, не давая дневному свету попадать внутрь помещения. На всех горизонтальных поверхностях стояли горящие свечи, из-за пляшущего пламени которых в этом полутемном помещении мелькали беспокойные тени. Завтра лишь близкие родственники и друзья будут сопровождать этот гроб в церковь на церемонию похорон, а пока что прийти и проститься с усопшей могли все желающие. Люди заходили и уходили, меняя при необходимости свечи. Помещение все время было освещено, и тело ни на минуту не оставалось в полном одиночестве.

– Так трагично, – сказала одна дама с похожим на клюв носом, слегка помахав своим бутербродом с ветчиной с таким категоричным видом, как будто именно она первой сделала подобное замечание по поводу этого печального события.

– Как, по-вашему, у ее дочерей останутся хоть какие-то воспоминания о ней? – спросила другая дама, окидывая взглядом комнату в поиске маленьких девочек.

– Сомневаюсь. Им ведь, насколько мне известно, лишь десять и восемь лет от роду. Они еще совсем малышки. Но это, конечно же, даже к лучшему.

Грасиэла, герцогиня Отенберри, допила остатки своего лимонада в надежде на то, что они изгонят кислый привкус у нее изо рта. Затем она посмотрела тоскливым взглядом в сторону двери, подумывая о том, что пора бы уже отсюда и уйти.

Это к лучшему, что они забудут свою мать? Тогда получится так, как будто ее никогда не было на свете, как будто она стала прахом, развеянным по ветру, и эти пустомели еще заявляют, что это будет к лучшему?! Она полагала, что они ошибаются. Что они абсолютно не правы.

Скончавшаяся недавно леди Вандерхолл была ее подругой. Подруг у Грасиэлы было очень мало, а потому она переживала эту утрату весьма болезненно.

Как только до нее донеслись слухи о неожиданной кончине Эванджелин в результате несчастного случая во время поездки верхом, Грасиэла отправилась из своего поместья – поместья Отенберри – в Лондон, чтобы почтить память умершей. При этом ей пришлось оставить в поместье свою дочь и падчерицу. Не было смысла тащить их в такую даль ради столь мрачного мероприятия, как похороны, тем более что с леди Вандерхолл они почти не были знакомы.

Как бы там ни было, ее дочь и падчерица остались в поместье. В это время года развлечений в Лондоне было очень и очень мало. Лепить в поместье снеговиков, съезжать на санках по склонам холмов и читать Байрона перед камином, прихлебывая какао, – такое времяпрепровождение было для ее девочек более привлекательным. По правде говоря, в данный момент оно казалось более привлекательным и для Грасиэлы. Находиться в этом доме становилось для нее попросту невыносимым. Она и так уже пришла в уныние из-за смерти подруги, а тут еще эти женщины, усугубляющие ее горе своими неуместными репликами.

Ей было почти невмоготу находиться здесь, на этой церемонии прощания с бедняжкой Эванджелин. А ведь завтра, на похоронах, ей будет еще тяжелее…

– Скопище всякой швали.

Возле нее остановилась Мэри-Ребекка – пожалуй, единственная оставшаяся теперь у нее верная подруга.

Как и Грасиэла, леди Толбот была молодой вдовой, не пользующейся большим благоволением со стороны светского общества. Они здесь были чужачками с самого начала. Мэри-Ребекка была ирландкой, а Грасиэла приехала в Англию из Испании. Наверняка далеко не одна леди мысленно обвиняла их в том, что они «отняли» мужа у какой-нибудь более подходящей для него английской леди. Когда Грасиэла только приехала в Англию в возрасте каких-нибудь восемнадцати лет, она слышала, как люди тихонько шушукаются у нее за спиной, но и теперь, когда ей уже исполнилось тридцать пять, она по-прежнему слышала это шушуканье. В жизни всегда есть что-то такое, что никогда не меняется.

– О боже, они, как мне кажется, наслаждаются этим, – прошептала Мэри-Ребекка. – Несчастья других людей дают им возможность почувствовать себя лучше в их ничем не примечательной жизни.

Грасиэла покосилась на подругу и поднесла чашку к губам:

– Думаю, для сегодняшнего дня мы проявили по отношению к усопшей уже достаточно уважения.

– Совершенно верно. – Мэри-Ребекка кивнула в знак согласия и отвернулась. – Ну так что, уйдем отсюда?

Они направились к выходу из дома, провожаемые несколькими откровенно недоброжелательными взглядами.

– Наш дом сейчас в моем полном распоряжении, – сообщила Грасиэла, надевая перчатки в ожидании того, когда подадут ее карету и карету подруги. Выйдя на крыльцо, она стояла на ступенях и зябко куталась в свой плащ, отороченный горностаевым мехом. С сумрачного неба падали редкие снежинки. – Может, поедешь со мной и чем-нибудь подкрепишься? Мы вдвоем помянем Эванджелин, а затем ты можешь рассказать о том, как прошел твой недавний отдых с детьми. Мне хотелось бы об этом услышать.

– Дом в твоем полном распоряжении? Даже не верится! Когда я выезжала сегодня после полудня, мои мальчики дрались друг с другом деревянными мечами, а дочка устроила истерику из-за того, что она не могла найти свою любимую китайскую шаль. – Мэри-Ребекка посмотрела вверх, на небо. – И виноватой в этом почему-то оказалась я.

Грасиэла хихикнула, прекрасно понимая, что такое частенько бывает в их жизни:

– Ну да, конечно.

– Так что я отнюдь не спешу возвращаться домой. Показывай, куда ехать, моя дорогая подружка.

Грасиэла, улыбаясь, позволила конюху помочь ей сесть в карету. Она, по правде говоря, и сама очень редко оказывалась дома в одиночестве. Ее дочь Клара и падчерица Энид всегда находились где-то рядом с ней. Впрочем, подобное положение вещей вполне устраивало Грасиэлу. Ей очень нравилось находиться в окружении своих родственников и друзей. Она с ужасом думала о том дне, когда ее дочь выйдет замуж и станет жить отдельно. Она, конечно же, хотела, чтобы Клара нашла свое счастье и вышла замуж за хорошего человека. Учитывая, что Кларе уже исполнилось четырнадцать лет, этот день наступит довольно скоро – как говорится, не успеешь и оглянуться.

Жизнь течет быстро. Грасиэла, казалось, всего лишь вчера бегала босиком по папиному винограднику, будучи обыкновенной девчонкой с растрепанными волосами, которая громко хихикала, играя в догонялки со своими родными и двоюродными сестрами и братьями. Теперь же она была почтенной герцогиней, матерью дочери-подростка.

Она боялась расставания не только с Кларой, ей не хотелось терять и Энид тоже, по которой она будет скучать. Правда, ее падчерица по всем принятым в обществе меркам уже была старой девой. Тем не менее Грасиэла полагала, что Энид когда-нибудь все-таки выйдет замуж. Она чувствовала, что у Энид есть настойчивое желание обзавестись своим собственным домом, мужем и детьми. Она замечала это желание в выражении глаз Энид, когда та узнавала, что другие девушки ее возраста выходят замуж и становятся матерями. Правда, падчерица Грасиэлы была упрямой и чрезмерно умной, с явной склонностью к тому, чтобы быть «синим чулком», и это отнюдь не было теми качествами, которые люди стремились найти в английской невесте. Однако Грасиэла даже не сомневалась, что Энид в конце концов встретит джентльмена, которого эти ее качества вполне устроят.

И тогда она, Грасиэла, останется совсем одна. Будучи вдовой, она смирится со своим положением и будет наблюдать за сменой времен года в ожидании приезда к ней в гости кого-нибудь из родственников.

Приехав наконец-таки к своему городскому особняку, она сделала над собой усилие и отогнала унылые мысли, полагая, что они были вызваны общей мрачной атмосферой сегодняшнего дня. Без Клары и Энид дом показался ей очень тихим… и даже пустым, хотя в нем находилось два десятка слуг.

Грасиэла прошла вместе с Мэри-Ребеккой в гостиную. Там она сняла перчатки и, вызвав колокольчиком слугу, велела ему принести ее любимую мадеру – крепкое белое вино, изготовленное из винограда, собранного в тех землях, где когда-то находился виноградник ее отца. Именно когда-то, потому что теперь какой-то дальний родственник владел и этими землями, и титулом ее отца, однако всего лишь один глоток вина неизменно уносил Грасиэлу в дом ее детства, вызывая у нее связанные с ним приятные воспоминания.

Ко всему тому, что было в ее жизни до Отенберри. То есть до того, как ее жизнь стала… сплошным разочарованием.

Миссис Уэйкфилд, экономка, принесла графин вместе с пирожными и печеньем. Грасиэла и Мэри-Ребекка так много за один присест никогда не съели бы, но тем не менее они с жадностью набросились на еду.

– Благодарю вас, миссис Уэйкфилд. А то мне сегодня с утра как-то совсем не хотелось есть, – сказала Мэри-Ребекка, откусывая первый кусочек.

– Как ужасно то, что произошло с леди Вандерхолл!.. – вздохнула миссис Уэйкфилд. – Лично я никогда не стану ездить верхом на чем-либо четвероногом.

Мэри-Ребекка, пережевывая первый откушенный ею кусочек, восторженно заявила:

– Вы обязательно должны прислать рецепт этого лимонного печенья моей поварихе. Оно восхитительно!

– Я это обязательно сделаю, миледи. – Миссис Уэйкфилд, вежливо кивнув леди Толбот, направилась было к дверям, но затем вдруг остановилась и спросила, обращаясь к своей хозяйке:

– Вы сегодня вечером будете ужинать дома, ваша милость?

Ужин. Грасиэла едва не скривилась, мысленно представив себе, как она будет есть в одиночестве за огромным обеденным столом.

– Да. Но будет достаточно и того, что мне принесут ужин в мои покои. Благодарю вас, миссис Уэйкфилд.

Поужинать в одиночестве в своей комнате – да, так наверняка будет лучше.

Экономка кивнула и вышла из гостиной.

Съев еще несколько печений с лимонной глазурью, Мэри-Ребекка весьма небрежно откинулась на спинку кресла и положила руки на подлокотники.

– Какой ужасный день!

Грасиэла мрачно произнесла:

– Не могу поверить, что ее и в самом деле больше нет.

– Всего лишь месяц назад она говорила мне о том, что хочет поехать вместе со мной и детьми в Озерный край[1], пока еще не начались холода. – Мэри-Ребекка покачала головой и недовольно хмыкнула. – Никто, увы, не может знать, когда наступит его конец.

– Она была почти одного с нами возраста, – с грустью прошептала Грасиэла.

– Да, ей в ноябре исполнилось бы тридцать шесть.

У Грасиэлы появилось неприятное чувство: печенье вдруг стало ощущаться на ее языке как какая-нибудь грязь, – и она перестала жевать.

– Что случилось? – Мэри-Ребекка озабоченно посмотрела на подругу и, выпрямившись, протянула руку за еще одним печеньем.

Грасиэла пожала плечами, чувствуя в животе неприятный холодок.

– Я думала, она старше.

– Эванджелин? Нет, она просто выглядела старше своих лет. Ее чертов муж подкинул ей годков.

Грасиэла облизала губы.

– Мне исполнится тридцать шесть в сентябре.

Получалось, что Грасиэла была старше Эванджелин. Старше ее бедной подруги, которая недавно умерла. Умерла, правда, совершенно неожиданно. Это был дурацкий несчастный случай, но все равно было как-то странно осознавать, что она умерла в таком возрасте.

– А-а, понятно. Думаю, ты будешь следующей.

Произнося эти слова, Мэри-Ребекка с напускным видом сочувственно кивнула.

– Ах ты!.. – Грасиэла бросила в подругу недоеденный кусочек печенья. Мэри-Ребекка вообще-то была падка на такие вот плоские шуточки. – Ничего себе заявленьице!

– Что? – Мэри-Ребекка стряхнула со своих юбок рассыпавшиеся по ним крошки. – Думаешь, мне это нравится хоть сколько-нибудь больше, чем тебе? Я вообще-то на два года старше тебя. Правда заключается в том, что такое может произойти с каждой из нас. Смерть не разбирается, что за человек перед ней. Эванджелин была очень даже энергичной, болтала и смеялась, и тут вдруг…

Она замолчала, но то, что она не договорила, казалось, тяжело повисло в воздухе между ними.

Грасиэла вздохнула.

Мэри-Ребекка, выдержав небольшую паузу, добавила:

– Это заставляет задуматься. Я, например, намереваюсь наслаждаться своей жизнью… Независимо от того, сколько ее у меня еще осталось.

Грасиэла уставилась на потрескивающее в камине пламя и некоторое время смотрела на него не моргая. Да уж, такие непредвиденные события, как смерть, действительно заставляют задуматься.

Вот уже десять лет, как она стала вдовой. Она прожила последние семнадцать лет в Англии – сначала как верная жена, а затем как заботливая мать и мачеха. Ничем другим она, как личность, вроде бы не выделялась.

Милая Клара, весьма энергичная девочка, очень быстро обрежет узы, связывающие ее с родительским домом, и отправится навстречу своему будущему. А значит, она, Грасиэла, скоро останется одна и будет видеть вокруг себя одни лишь стены. Выходить во второй раз замуж ей совсем не хотелось. Ей было вполне достаточно и одного замужества.

Когда кто-то упоминал о ее покойном муже, она неизменно цепляла на себя благоговейную маску. Насколько было известно окружающим, ей очень повезло в том, что она вышла замуж за герцога Отенберри, ныне уже покойного. Она поддерживала этот миф для своей дочери. И для своих пасынка и падчерицы. Она не стала бы марать память их отца правдой о том, как все было на самом деле. Она сохранит правду только для самой себя. Прошлое лучше похоронить, тем более что оно уже не имело никакого значения.

Ей, Грасиэле, нужно заботиться о своем настоящем и будущем.

Во всяком случае, до сегодняшнего дня это казалось ей вроде бы вполне достаточным. Более чем достаточным.

Сейчас же, когда она сидела здесь, рядом с Мэри-Ребеккой, и чувствовала, что смерть их подруги как бы нависает над ними, словно мрачная грозовая туча, ей вдруг показалось, что то, что имелось у нее в жизни, уже не является достаточным.

Внезапно она почувствовала пустоту и отчаянное желание получить что-то еще. Что-то еще сейчас. И еще больше – завтра.

– Мне, пожалуй, лучше прекратить есть, иначе я не влезу в то бесстыжее платье, в котором собираюсь отправиться сегодня вечером в «Содом».

Грасиэла слегка выпрямилась при упоминании этого клуба, имевшего дурную репутацию. Хотя сама она никогда не бывала под крышей столь сомнительного заведения, от Мэри-Ребекки ей было известно о том, что там происходит: подруга очень подробно рассказывала ей обо всех развратных удовольствиях, которые можно получить в «Содоме». На все вкусы. И темное, и светлое. И мимолетное, и более долговечное. И любовники, и незнакомцы. В общем, все, что хочешь, причем в одном месте. Конечно же, рассказы Мэри-Ребекки и заинтриговывали, и ужасали Грасиэлу в равной степени.

– Ты собираешься поехать в «Содом»? Сегодня вечером?

Мэри-Ребекка за последние годы уже бесчисленное количество раз приглашала Грасиэлу посетить вместе с ней этот клуб удовольствий. Грасиэла всегда отказывалась. Ведь ей уже довелось побывать в постели с мужчиной, своим супругом, и у нее не было потребности делить постель еще с одним.

– После такого дня, как сегодняшний, посещение «Содома» является еще более необходимым, чем когда-либо раньше. Оно напомнит мне о том, что я жива. – Мэри-Ребекка приподняла свою изящную бровь. – Ты, пожалуй, тоже нуждаешься в таком напоминании. Может, поедешь со мной?

Довольно быстро после того, как умер ее муж, Мэри-Ребекка завела себе первого любовника. Вообще-то ее брак с лордом Толбот был по любви. Мэри-Ребекка когда-то была обычной деревенской девушкой, с которой лорд Толбот познакомился, покупая чистокровных лошадей на ферме ее отца в Ирландии. Теперь она говорила, что, познав удовольствия супружеского ложа, уже больше не может жить без любовных ласк.

Грасиэла же такого о себе сказать не могла.

Ей, честно говоря, ее муж поначалу нравился. Он в ней тогда души не чаял. Он был симпатичным мужчиной, хотя и значительно старше ее. Тем не менее супружеское ложе не доставляло ей удовольствия. Оно принесло ей разочарование. И в этом отношении она сама стала разочарованием для своего супруга. Ничуть не стесняясь, он сказал ей об этом уже в их первую брачную ночь. «Исходя из того, что ты обладаешь горячим темпераментом, Грасиэла, я раньше полагал, что ты будешь в постели поинтереснее, чем ты оказалась на самом деле», – пробурчал он, поднявшись с постели. Надев халат, герцог подпоясал его резким движением и смерил ее таким взглядом, от которого Грасиэле стало не по себе. В ту ночь он оставил ее одну. В их брачную ночь. Одну. Ее, переставшую быть девушкой, в холодной постели, жаждущую утешения. Это была первая из многих ночей, когда она подавляла в себе разочарование и довольствовалась удовлетворением капризов своего мужа, относящегося к ней, как к своей собственности.

Открытое разочарование в ней со стороны Отенберри сделало ее скованной и несколько замкнутой. А еще отбило у нее желание совершенствоваться в искусстве любви. Она знала, что ее муж довольствуется не одним лишь их брачным ложем. В последние годы их брака он проводил больше времени в постелях других женщин, чем в ее постели. Однако это уязвляло ее не очень сильно. В большей степени это было для нее даже облегчением. А еще Грасиэла осознавала, что это являлось явным свидетельством плачевного состояния ее брака.

Возможно, пришло время наконец-таки сделать шаг вперед и выяснить, каково это – переспать с другим мужчиной. Думая, что это действо не может доставлять какого-либо удовольствия, она задавалась вопросом, почему же так много женщин проявляют к нему столь большой интерес?

Внезапно почувствовав сухость во рту, она сглотнула.

– Мэри-Ребекка… Расскажи мне еще про «Содом». Как этот клуб выглядит внутри? – Грасиэла никогда не пыталась узнать об этом месте что-нибудь сверх того, что рассказывала ей о нем по своей инициативе Мэри-Ребекка (а рассказывала она вообще-то довольно много), но теперь ей вдруг стало интересно, ей захотелось узнать побольше… – Если туда зайти, это ведь еще не означает, что тебе придется…

– О-о нет! – Мэри-Ребекка поспешно замахала руками. – Твое присутствие само по себе отнюдь не обязывает тебя делать что-то зазорное. – Она захихикала. – Поверь мне, там полно тех, кто пришел просто поглазеть. А еще там полно тех, кто только пьет и играет в карты. Они не принимают участия ни в чем из того, что происходит на втором этаже. – Мэри-Ребекка подмигнула. – А жаль. Именно там и происходит все самое интересное.

– Хм, – только и произнесла Грасиэла, все еще не решаясь согласиться.

– Ты можешь зайти туда просто поиграть, наслаждаясь тем, как тебя пожирают взглядами… Никто не говорит, что ты должна с кем-то переспать. Нет ничего более волнующего и лестного, чем привлечение к себе мужского внимания. Даже если это всего лишь легкий флирт, он тешит самолюбие женщины и дает ей возможность почувствовать себя… живой.

Грасиэла, вздрогнув, осознала, что она уже много лет не чувствовала себя «живой». А может, и никогда не чувствовала. Ведь между ней и ее мужем никогда не проскакивало даже искры настоящего чувства. Почти сразу же после того, как они поженились, она воздвигла вокруг себя оборонительные стены. Внешне она казалась счастливой, послушной женой. Однако внутри она ощущала пустоту, заставляя себя подавлять все свои желания, мечты о любви и страсти и жить реалиями.

Грасиэла посмотрела на подругу долгим задумчивым взглядом.

– Да уж… – прошептала она. – Было бы очень интересно почувствовать себя живой. Снова.

Она добавила последнее слово ради того, чтобы ее подруга вдруг не догадалась, насколько обделенной была в этом смысле она, Грасиэла. Мэри-Ребекка стала бы ее жалеть, если бы она узнала, что ее, Грасиэлы, сердце и тело были лишены всякого удовольствия не только в те годы, которые прошли после смерти ее мужа, но и в течение тех лет, когда она была замужем. А Грасиэле не хотелось, чтобы Мэри-Ребекка ее жалела.

– Мы можем надеть маски, – предложила Мэри-Ребекка и добавила: – Многие так делают.

Грасиэла насмешливо фыркнула:

– Это с моим-то акцентом? И моим цветом кожи? Они там сразу же поймут, что это я.

Она уже не раз слышала краем уха, как та или иная светская дама шептала другой светской даме, что она, Грасиэла, смуглая, как какая-нибудь крестьянка, работающая в поле. На этот счет у нее не имелось никаких иллюзий. Узнать ее было очень даже легко.

Мэри-Ребекка пожала плечами:

– Освещение там довольно тусклое. И кто сказал, что ты должна что-то говорить? – Она поиграла своими изящными бровями. – Ты сможешь сделать своим ртом нечто совсем другое. Если захочешь.

– Вы порочная женщина, леди Толбот. – Грасиэла укоризненно покачала головой и засмеялась. – Так что ты там говорила про легкий флирт?

– Если хочешь легкого флирта, то тебе придется что-то говорить. Придется общаться с гостями. – Она пожала плечами. – Вообще-то, переживать совсем не стоит. Ни чуточки. Если кто-то и догадается, кто ты такая, то что из этого? Я хожу в клуб «Содом» уже годами, и все знают, что под вот этой маской – я. И никаких негативных последствий для меня не было. Мои дети никак не пострадали. Светские дамы смотрят на меня такими же взглядами, какими… какими они на меня всегда смотрели. Не имеет значения то, что я делаю в свое свободное время. Отношение ко мне никогда не изменится. Я всегда буду ирландской выскочкой, которая подцепила себе графа Толбота. Мы – вдовы, Эла. И поэтому нам дозволяется вести себя гораздо более раскованно. – Она наклонилась к подруге и схватила Грасиэлу за руку. – Прошло уже целых десять лет. Тебе давно пора найти для себя в жизни какие-то удовольствия. Время для этого пришло. – Мэри-Ребекка слегка сжала руку Грасиэлы, как будто хотела придать ей побольше уверенности в себе. – Поживи немножко.

Поживи немножко.

Грасиэла опустила взгляд на свое черное траурное платье, и оно напомнило ей об Эванджелин – холодной и мертвой в ее гробу.

Она приподняла подбородок:

– В какое время мы отправимся туда?