Читать книгу Команда «Наутилуса» - Софи Вёрисгофер, Софи Ворисгофер - Страница 3
Глава вторая
ОглавлениеРыбная ловля с подводным фонарем. – Обитатели моря. – Третья экскурсия. – Мангровы. – Встреча с дикарями. – Бегемот – водяной дедушка. – Больтен в опасности. – Салат из саранчи и жаркое из бегемота. – Крабы и бородавчатые свиньи. – Парочка токов. – Гуммиарабик. – К Гвинейским островам. – Препарирование птиц. – Микроскоп. – Чудеса невидимого мира.
Ничто не забывается так скоро, как счастливо перенесенные труды или опасности. Едва только собранные растения и насекомые были приведены в порядок и уложены, как мальчики начали мечтать о новых экскурсиях. Путешественники решили предпринять новую поездку в глубь Африки, но подальше от Лагоса, потому что окрестности его не представляли ничего интересного и никаких зверей там, кроме крокодилов, не водилось.
– Сегодня займемся рыбной ловлей, – сказал Гольм. – Вечером, когда совсем стемнеет, вы увидите ловлю рыбы новым способом – при помощи подводного фонаря. Он осветит дно моря и привлечет к себе со всех сторон его обитателей. А завтра, если будет хорошая погода, мы отправимся по реке в глубь страны. Мне очень хочется застрелить бегемота.
После наступления сумерек вынули привезенную из Гамбурга сеть и спустили ее на блоке в воду. Это была большая прочная рыбная сеть, укрепленная на железных обручах. Как раз посередине сети помещался большой фонарь из толстого стекла, в котором находилась сильная лампа. Наверху фонарь плотно закрывался крышкой с винтом и был снабжен длинной резиновой трубкой для притока воздуха.
Наступила тихая ясная ночь. Натуралисты и матросы собрались на палубе и с напряженным вниманием стали вглядываться в ярко освещенную теперь часть морской глубины.
Ярко освещенное пространство вокруг фонаря сделалось теперь как бы сборным пунктом для всевозможных рыб и морских животных. Все, что никогда не появлялось на поверхности воды, никогда не показывалось человеческому взгляду при дневном свете, все это приплыло теперь к фонарю, привлеченное ярким светом.
Круглые и плоские фигуры, большие и маленькие, красивые и безобразные – все собрались вокруг фонаря. Между подводными скалами, вершины которых отстояли от корабельного киля метра на три, виднелась небольшая долинка, где копошились всевозможные живые существа: раки-отшельники, кольчатые черви, красивые морские звезды, бесчисленное множество моллюсков с самыми разнообразными раковинами. Все это суетилось и двигалось, встревоженное необыкновенным светом, а вокруг фонаря сновали по всем направлениям рыбы различных пород.
– Взгляните на этого урода! – воскликнул Франц. – Он как будто хочет проглотить фонарь.
Все от души смеялись, глядя на шарообразную рыбу, почти без всяких признаков головы, то и дело налетавшую с широко раскрытым ртом на фонарь и так же быстро отскакивавшую от него, ударившись губами о стекло. Эти задорные и в то же время робкие прыжки неуклюжего «кузовка» были очень забавны. Но другие рыбы скоро отвлекли от него внимание наблюдателей. Их занимал и «морской дракон» с плавниками в виде крыльев летучей мыши длиной в метр, и «голова дракона» с безобразной мордой, и «морской скорпион» с рожками на голове, и «морской заяц» с широким ртом и большими глазами.
– Не пора ли вытаскивать сеть? – спросил Ганс.
– Нет, подождем еще, – отвечал Гольм, – пусть соберется несколько крупных рыб… Да вот и они – легки на помине! – Смотри, какой огромный скат… Пожалуй, больше двух метров длиной… А там и еще один, поменьше. Ну, теперь будет война.
К фонарю приближались два ската с плоским туловищем и едва приметной головой, на которой внизу помещались рот и жабры, а сверху – глаза и ноздри.
– Тот, что поменьше, – электрический скат, – проговорил Гольм, – смотрите какая драка начнется у них.
Действительно, едва только скаты заметили друг друга, как между ними завязалась ожесточенная борьба, продолжавшаяся до тех пор, пока электрическому скату не удалось нанести своему противнику сильный электрический удар, от которого тот, ошеломленный, упал на дно сети. Маленькие рыбки, завидев хищников, бросились в разные стороны. Некоторым удалось уйти, но часть все же осталась в сети и была вытащена матросами на палубу парохода.
– Славный улов, – заметил Гольм, – особенно полезны для нас будут скаты – у них превкусное мясо. Ну а мелочь рассмотрим хорошенько. Здесь найдется много интересного для нас, натуралистов.
Так и сделали. Скатов отослали на кухню, а остальных рыб тщательно рассмотрели. Многое выбросили обратно в море, Гольм говорил, что на них спирт жалко тратить, а кое-что интересное положили в жестянки со спиртом.
О рыбах толковали долго. Доктор сообщил, что их известно до десяти тысяч видов, из которых большая часть вполне съедобны, а ядовитых или несъедобных очень мало.
– Мы еще повторим ловлю с фонарем в Тихом океане, – сказал он в заключение, – там-то мы насмотримся всяких диковинок. Медузы, кораллы, губки, актинии – чего только ни увидишь на дне океана…
– Мы взяли с собой водолазный аппарат, – обратился Гольм к матросам. – Вероятно, кто-нибудь из вас умеет обращаться с ним?
– Да, конечно, – отвечало несколько голосов сразу, а старый штурман добавил, что многие из них не раз спускались на дно моря.
– А как же акулы? – спросил Ганс.
– О, водолазы их мало боятся! – возразил штурман. – Мне приходилось видеть, как некоторые островитяне без всякого аппарата спускаются на дно залива и палками, а не то и прямо руками дразнят дремлющих в тине акул, чтобы заставить их показаться на поверхности воды. А там, наверху, их дожидаются охотники с гарпунами.
– Да разве акул можно есть? – спросил Ганс.
– С голоду все покажется вкусным! Мне самому приходилось есть кое-что и похуже акулы. Когда при дальнем плавании запас мяса начнет портиться, а вода протухнет, так уж не станешь разбираться, что можно есть, а что – нельзя. Было время, когда мы не имели ни аппарата для опреснения морской воды, ни консервов. Только не так давно ученые-естествоиспытатели придумали то и другое и тем облегчили положение моряков.
– Я – тоже естествоиспытатель, – с гордостью заявил Ганс.
Рано утром на другой день трое натуралистов и Больтен были уже на ногах. Захватив с собой несколько матросов, они отправились на шлюпке к маленькому буксирному пароходу «Ганза». В обычное время этот пароходик проводил суда через лежащий у входа в залив перекат, а сегодня, по случаю воскресенья, был любезно предоставлен его владельцем в распоряжение экспедиции.
Через несколько минут «Ганза» на всех парах понеслась вверх по течению широкой реки, впадавшей в залив. Колоссальные деревья росли по берегам, а густые заросли «мангровы» вдавались иногда так далеко в воду, что затрудняли плавание.
– Обратите внимание на эти вечно зеленые мангровы, – сказал Гольм. – Они встречаются только в тропическом климате и чрезвычайно затрудняют высадку на африканский берег. Каждый кус их образует маленький лесок.
– Что это у них на сучьях… как будто длинные волосы? – вскричал Франц.
– Это корневые почки мангровы, – отвечал Гольм. – Как скоро такой корешок коснется воды или тины, он пускает стебель и образует новое растение, которое, в свою очередь, вскоре покрывается висячими корнями. Под такими зарослями всегда образуются болота.
Река становилась все у́же и наконец исчезла в довольно большом озере, из которого она выбегала уже несколькими протоками. Капитан парохода указал на один из протоков, где чаще всего встречались бегемоты. Спустили шлюпку и уселись в нее. Напутствуемые пожеланиями удачной охоты натуралисты поплыли по узкому протоку, окаймленному роскошной зеленью. Местами гребцам приходилось прямо-таки пробиваться сквозь нависшие над водой растения. Иногда шлюпка скользила как бы в зеленой галерее. Гольм то и дело обращал внимание своих спутников на многое интересное, встречавшееся по пути. Иногда даже шлюпку останавливали, чтобы получше рассмотреть то гнезда ткачей, то птиц – токов.
Бегемоты все еще не показывались. Вдруг под одним из кустов послышался какой-то шум, что-то зашевелилось. На воде показались круги, листья зашелестели, с куста взлетело несколько птичек. Путешественники переглянулись.
– Что это такое?
– Осторожно, – проговорил Больтен. – Здесь должно водиться множество всякого зверья.
– Погодите, вот мы сейчас узнаем, кто тут водится.
С этими словами Франц ткнул веслом в чащу кустарника, а Гольм выстрелил вверх из револьвера. Результат этого выстрела оказался совсем неожиданным. Из-под нависших кустов послышались сначала отчаянные крики, а потом показалась и лодка с несколькими неграми. Они, побросавши весла, в немом изумлении смотрели на белых людей.
– Не может ли кто-либо из вас объясниться с ними? – обратился Гольм к матросам.
– Несколько слов я понимаю, – отвечал один из них, – попробую как-нибудь. Только сначала нужно их сделать доверчивее.
При этих словах он вынул бутылку с ромом, поднес ее ко рту и затем с выразительным жестом протянул ближайшему негру.
– А ну! Попробуй!
Негр осклабился во весь рот. Видно было, что он хорошо знаком с этим напитком. Бутылка переходила из рук в руки и вернулась на лодку уже пустой.
После этого негры стали смелее. Двое из них перебрались в лодку к натуралистам и с любопытством начали осматривать и ощупывать каждую вещь. Кое-как они объяснили, что тоже охотятся за бегемотами, и согласились плыть дальше вместе с белыми.
Весла перешли в руки негров, и обе лодки быстро понеслись по гладкой поверхности постепенно расширявшегося протока. Вдоль берегов показались большие пространства, заросшие тростником, и в нем стали появляться черные спины самок бегемотов с детенышами. Полузакрытые камышом неуклюжие животные тупо смотрели на обе лодки, пережевывая жвачку и не двигаясь с места. Негры тоже не обращали на них никакого внимания.
Через некоторое время лодка дикарей, находившаяся немного впереди, закачалась. Вода заплескалась, и из-под нее показалась широкая голова огромного бегемота, плывшего к берегу. В камышах он остановился и, сопя, отряхаясь, выбрасывая из ноздрей воду, угрожающе смотрел на приближавшиеся лодки, издавая временами оглушительный рев. Несмотря на свои громадные размеры – около трех метров в длину и более метра в вышину – он совсем не казался страшным. Его неуклюжее туловище, покрытое буроватой голой кожей, с отвислым до самой земли брюхом на черных толстых ногах, вызывало скорее отвращение, чем ужас.