Читать книгу Маленький горбун - София де Сегюр - Страница 7

Недолго продолжалось спокойствие и счастье бедной девочки, утром для нее начались неприятности. Но Христина молчала, она привыкла страдать, не жалуясь, и теперь старалась подбодрить и утешить себя мыслью об обеде, который ее мать давала на следующий день. Девочка ждала, что к ней приедут ее двоюродный брат, сестра и друг Франсуа, и это уменьшало ее печаль.

В день обеда Каролина Дезорм сильно волновалась, ей нужно было приготовить нарядный и изящный туалет, сделать новую замысловатую прическу, позаботиться об украшении обеденного стола. Новый повар, который до сих пор еще никогда не готовил парадных обедов, внушал ей большие опасения. Она боялась, что кушанье будет приготовлено недостаточно хорошо. Раз двенадцать спускалась Каролина в кухню в подвальном этаже, часто забегала в буфетную, но по легкомыслию только путала все. Неразумная женщина бранила слуг без малейшего повода, давала им то одни, то другие приказания, наконец сама принялась шпиговать бараний окорок, который должен был казаться задней ногой дикой козы. Не докончив и этого дела, побежала в столовую и принялась строить в корзинах пирамиды из плодов, но яблоки, груши и сливы вываливались на стол раньше, чем она успевала поставить на вершину последнее украшение – сочный ананас.

Дезорм просил жену не волноваться так сильно, не делать того, чего она не умеет, предоставив это слугам.

– Ты только мешаешь им, – сказал он. – При тебе они работают медленнее, а не скорее. Ты заражаешь их своим волнением. Они принимаются бегать с места на место, болтают между собой, начинают одно и, не докончив дела, бросают его и принимаются за другое.

– Ах, оставь, пожалуйста, – ответила Каролина. – Ты ничего не понимаешь в хозяйстве, никогда не хочешь ни в чем помочь мне, а только желаешь, чтобы все делалось по-твоему. Решительно все наши слуги страшно глупы и нестерпимо упрямы, они ровно ничего не понимают. Если я не присмотрю за ними, стол будет накрыт дурно и самым смешным образом.

– Но к чему такие приготовления для простого семейного обеда?

– Семейный обед? – в сердцах воскликнула его жена. – Ты называешь «семейством» де Нансе и его сына, мужа и жену де Сибран с их сыновьями, синьора Паоло Перонни и наших соседей Гибер с дочерьми?

– Как! Ты пригласила их?

– Ну, конечно! Я не хочу, чтобы де Нансе скучал с нами, с твоей сестрой и ее мужем.

– Мне кажется, – заметил Дезорм, – что ему это было бы приятнее, чем очутиться с людьми, которых он никогда не видел. Ведь он не любит большого общества.

– Ах, оставь! – отмахнулась легкомысленная молодая женщина. – Ты не знаешь людей! Он только говорит, что не любит общества. Кому же не приятно заводить новые знакомства? Пожалуйста, не мешай мне… Боже ты мой! Уже три часа! Через час они приедут, а я еще не причесана и не одета как следует!

Она повернулась и быстро убежала. Дезорм улыбнулся, пожал плечами и прошел в свою комнату, тут он взял скрипку и заиграл какую-то простую мелодию. Он играл плохо, но все же музыка помогала ему забывать выходки неблагоразумной Каролины, легкомысленной и ветреной, как ребенок, но вместе с тем своевольной и заставлявшей его подчиняться себе.

Бонна не особенно заботилась о нарядах Христины, поэтому маленькая Дезорм очень скоро была готова. Через несколько минут после того, как она вышла в гостиную, к крыльцу старого дома подъехали ее дядя и тетя Семиан с Бернаром и Габриелью, потом де Нансе с Франсуа и Паоло Перонни и, наконец, семья Сибран и семья Гибер.

Каролина все еще не показывалась, и потому Дезорм чувствовал себя неловко. Он извинялся за жену.

Наконец в гостиной появилась Каролина Дезорм в роскошном, но безвкусном туалете, который удивил всех. Ее осыпали неискренними комплиментами. Жена Дезорма была некрасива. Хотя ее руки хвалили, они казались слишком короткими для ее роста, грубая кожа имела неприятный синеватый оттенок. Фигуру Каролины пришлось подправить, то есть на одно плечо и на один бок положить ваты, жидкие волосы она высоко взбила.

Графу и графине Семиан было грустно, что их родственница делает себя смешной, тогда как, одевайся она скромно, без жеманства и претензий, ее могли бы находить милой и привлекательной. Остальные подсмеивались над ней и притворно восхищались ее «красотой», которой никто не заметил бы, если бы она не старалась обратить на нее всеобщего внимания.

Дети – их было восьмеро – сидели в маленькой гостиной рядом.

Морис и Адольф де Сибран насмешливо и с любопытством рассматривали Франсуа, которого видели в первый раз, Елена и Сесиль Гибер шептались с ними и презрительно, недобро поглядывали на бедного мальчика.

– Кто этот смешной маленький горбун? – спросил Морис Бернара.

– Наш большой друг, – ответил Бернар, – вот уже почти два года мы часто видимся с ним, это отличный, добрый мальчик.

– Отличный? Сомневаюсь, – заметил Морис. – Горбуны всегда злы и раздражительны. Поэтому их следует раздавить раньше, чем они успеют начать царапаться, мы с Адольфом всегда поступаем так.

– О, Франсуа не царапается и не кусается, – с улыбкой заметил Бернар, – повторяю, это замечательно добрый, славный мальчик.

– Ну, ну, перестань, пожалуйста, – упрямо повторил Морис. – Познакомь же нас с ним.

– Охотно, если вы будете ласковы с нашим приятелем, – сказал Бернар.

– Не беспокойся, мы обойдемся с ним вежливо и любезно.

– Франсуа, – сказал Бернар, – Морис и Адольф де Сибран хотят познакомиться с тобой.

Франсуа подошел к Бернару и протянул руку обоим мальчикам Сибран.

– Здравствуй, здравствуй, малютка, – почти в один голос сказали они. – Ты очень миленький и кажешься умницей, вероятно, ты уже умеешь говорить и даже можешь, что называется, разговаривать.

Франсуа поднял на них изумленные глаза и ничего не ответил.

– Я не знаю твоего имени, – продолжал Морис, – но без труда догадываюсь, кто ты: ты, конечно, родственник, вернее, отдаленный потомок очаровательного человека по имени Эзоп, который прославился… наростом на спине.

– И на груди тоже, – с ясной улыбкой ответил Франсуа. – Но раз вы уже так много знаете, вам, конечно, известно, что его ум не менее знаменит, чем его горб. В этом смысле я очень благодарен вам за ваше лестное для меня сравнение.

Остальные дети громко засмеялись, Морис и его брат покраснели, попробовали что-то ответить, но Христина помешала им, громко сказав:

– Молодец Франсуа! Отлично, отлично! Они хотели посмеяться над тобой, а вот теперь им самим неловко и приходится краснеть.

– Я краснею? Я чувствую себя неловко? – спросил Морис. – Да разве молодого человека моих лет (ему минуло двенадцать лет) может смутить маленький пяти-шестилетний крошка?

– Вот как? Ты думаешь, что Франсуа лет пять или шесть? – насмешливо спросила Христина. – Тогда ты должен считать, что для своих лет он очень умен и развит, ведь он ответил лучше тебя и знает об Эзопе больше, чем ты и твой брат.

– У маленьких детей иногда являются мысли и слова не по летам, – проговорил сильно раздосадованный Морис.

– Правда, правда, – насмешливо продолжала Христина. – Точно так же некоторые взрослые молодые люди иногда говорят и поступают по-ребячески… Но я должна вас предупредить, что Франсуа уже двенадцать лет и что для своего возраста он очень умен и много знает.

– Как! Ему двенадцать лет? Я ни за что не поверил бы этому. Мне тоже двенадцать лет.

– Двенадцать лет? Я бы не поверила, – сказала Христина.

– Сколько же лет даешь мне ты? – спросил Морис. – Четырнадцать? Пятнадцать?

– Нет-нет, пять или, самое большее, шесть, – сказала Христина.

– Ты хорошо защищаешь своих друзей, Христина, – шепнула Габриель, обнимая и целуя свою двоюродную сестру.

– И друзья очень благодарны тебе, – прибавил Франсуа, целуя ее в свою очередь.

– И мы еще больше любим тебя за это, – проговорил Бернар, пожимая ей руки.

– Я тоже должен поцеловать синьорину, – воскликнул Паоло и схватив ее за руки, расцеловал в обе щеки.

– Ах, вы меня испугали, синьор Паоло! – со смехом заметила Христина. – Дорогие мои, я не заслуживаю всех этих похвал, я просто рассердилась на Мориса и Адольфа за то, что они обидели нашего милого Франсуа, и отвечала им не думая.

– Ну, когда Христина вырастет, придется быть осторожной с ней, – со смехом сказала Елена Гибер.

– Между тем она очень добра и никогда не говорит неприятностей, – с чувством проговорил Франсуа.

– Да, ты находишь? – иронически спросил Адольф. – Вот что значит иметь много ума.

– Доброты и сердца, – прибавила Габриель.

– Когда же мы перестанем ссориться и вести словесные битвы? – воскликнул Бернар. – Не пойти ли нам в сад перед обедом? У нас есть свободный час.

– Пойдем, пойдем! – в один голос отозвались остальные дети.

Они направились к балкону. Морис и Адольф были не в духе, они мешали остальным веселиться и, не решаясь больше вслух насмехаться над Франсуа, пересмеивались между собой, поглядывая на него. С Еленой и Сесиль они тоже говорили о «противном горбуне», Христину же потихоньку называли глупой.

Долго не соглашались они играть в какие-нибудь игры, наконец выбрали прятки. Дети разделились на две части: одни должны были прятаться, другие искать. Морис и Адольф позвали с собой Елену и Сесиль, Франсуа и Бернар – Габриель и Христину. Бросили жребий, и судьба решила, что первая компания будет прятаться, а вторая отыскивать.

Прозвучал сигнал, четверо детей бросились в чащу искать спрятавшихся, но напрасно бегали они, заглядывая повсюду. Они не нашли ни души. После бесполезных поисков дети наконец сошлись вместе и стали рассуждать, что делать.

– Нам остается только вернуться домой, – сказал Бернар.

– Лучше все вместе обойдем маленькую рощицу и все время будем кричать: «Сдаемся! Выходите!» – предложила Габриель.

– Лучше всего объявить им, что они неправильно играют, – вмешалась Христина.

– Нет, лучше сделаем, как советует Бернар, потом вернемся домой через зимний сад и через цветник, – спокойно заметил Франсуа. Остальные согласились.

Они отлично прогулялись по роще и со спокойной совестью вернулись домой. И хорошо сделали: наступило время обеда.

Первой компании все еще не было дома. Бернар и Франсуа начали беспокоиться о них. Маленький де Нансе подошел к отцу, а Бернар – к графу де Семиан, и оба рассказали им о том, что случилось. Те в свою очередь передали Сибрану и Гиберу весть об исчезновении детей, и все вчетвером отправились разыскивать их.

Они долго ходили по окрестностям, но вернулись ни с чем. Детей нигде не было, и никто не мог сказать, куда они подевались.