Читать книгу Отражение сказки. Книга первая. Поцелуи спящей красавицы - София Юн - Страница 2

Когда я была ребенком, то всегда удивлялась тому как эффектно выходят на передний план принцессы в сказках. Поразительно, как разные детские писатели не договариваясь друг с другом почти одинаково представляли своих главных героинь. Не удивительно, что многие девочки, вырастая на таких сказках, ощущают себя немного неполноценными. Хотя если откинуть весь этот пафос на словах, описывающих нам прекрасную юную принцессу с голосом как у соловья и кожей как лилия, то перед нами предстанет обычная девушка со своими личными комплексами и страхами. Вы ведь не думаете, что у принцесс из сказок и красивых девушек из повседневной жизни совсем другие заботы и проблемы.

Вот почему эта история о нашей принцессе начинается не в чудесном дворце, и не с рождения премиленькой девочки. А с обычной городской больницы скорой мединской помощи номер двадцать пять. Она располагается в городе герое Волгоград на улице Землячки и по сей день. В ту глухую ночь в приемном покое дежурила молодая медсестра Татьяна. Только представьте себе, пустынный коридор, ярко освященный люминесцентными лампами. Вокруг ни души больше. Внезапно открывается дверь комнаты врачебного осмотра, и оттуда согнувшись в три рубля выскочила медсестра Таня. Выпятив вперед нижнюю челюсть, она жадно глотает пропитавшийся запахом хлорки воздух. Каждый выдох сопровождался мучительным стоном. Будь она чуть хуже воспитана, то уже давно обругалась бы самыми последними словами. Слышала от коллеги, что порой это приносит облегчение в подобных ситуациях. Тошнота, так внезапно сковавшая ее тело, теперь медленно отступала, хотя желудок все еще продолжал попеременно сокращаться. Диафрагма как на ниточке противно тянулась вниз, а потом снова становилась перевернутым куполом, сужалась, сдавливала желудок. В голове звенело как от удара чугунным котелком. Казалось она не дышала, а всасывала воздух, отчего выдавливались наружу глазные яблоки. Приходилось делать над собой усилие, чтобы проглотить обильно выделявшуюся слюну, но от этого ей становилось еще дурнее. Холодный пот покрыл ее спину, а плотная ткань медицинского костюма прилипала к ее коже, создавая дополнительное неудобство. Она мысленно дала себе еще пять минут, ибо большего она себе не могла позволить. На работе все таки. Вскоре спазмы в желудке стали затихать, а выступивший на лбу пот, быстро охладил ее, приводя в чувство. Отрывисто дыша, Татьяна звонко похлопала себя по щекам, всеми силами стараясь вернуть былое хладнокровие. Прижавшись стене, она не отрывала глаз от каменного пола, начищенного до блеска, и отражавшего мутными бликами свет от ламп. Она приподняла правую руку и посмотрела на круглые часы, окальцевавшие плотным браслетом ее запястье. Время близилось к трем часам. За окном городской больницы стояла глубокая ночь. Это ее второе дежурство в приемном покое городской больницы. А ведь ее предупреждали, что тут бывает всякое. Но полная амбиций и самоуверенности, Татьяна не пожелала себе легкой работы. Не для того она проучилась в колледже три с половиной года, чтобы потом сидеть в скучном терапевтическом отделении и то и дело возиться со всякой там сестринской документацией. Ей приключения подавай. Ведь ей нужно, потом что-то рассказывать своим подружкам из колледжа и похвастаться. Таковы уж эти свежие выпускники медицинских учреждений.

Она отошла от стены, все еще смотря на свою руку. Светлые волоски на коже стояли как наэлектризованные. Бурная жалость к себе на миг заполнила ее сознание. Всего месяц она работает в приемном покое как медсестра, и еще совсем не привыкла к подобным зрелищам, открывшеся в эту ночь перед ней во всей красе. Буквально пару минут назад к дверям приемного покоя подъехала карета скорой помощи, и два здоровенных санитара небрежно выгрузили существо истекавшее кровью. Загремела каталка, послышались возгласы, брань, возмущение, чертыханье и всякое другое там посылание куда подальше. После этого из кареты выкатили чье-то тело, издававшиеся слабые вздохи и невнятное бормотание. Едва колеса каталки переехали порог больницы, как тут же кислый запах мочи вперемешку с удушающей вонью фекалий и запахом дешёвого алкоголя заполнил до отказа весь коридор. Цинично бросив заполненный лист вызова на живот прибывшей, жалобно издающей вопли несвязанных между собой слов, фельдшер бодро произнес:

– Принимайте красавицу! На мосту валялась как собака избитая. – саркастично улыбнувшись, добавил: – До утра думаю выясните как там ее величают.

Слова выдавились вместе с усмешкой, и на его жестком лице растянулись глубокие борозды, что как ни странно, делало его чуть более симпатичным. Чего-то напевая себе под нос фельдшер в сопровождении двух санитаров пересек просторное фойе и скрылся за железной дверью. Хлопнули двери кареты, запыхтел мотор, и машина умчалась в ночь на следующий вызов.

Прибывшая лежала, не шевелясь. Ее лицо было раздутыми, сплошь покрытое синяками и кровоподтеками. Правый глаз был оттекшим настолько, что казалась будто под темно-бордовую кожу силой впихнули половинку лимона. Нижняя губа была разорвана, и на ней уже успела запечься кровь. Светло-каштановые волосы спутанными прядями слиплись от рвотных масс, и теперь напоминали толстые жгуты. Одета она была в вязанный дырявый пуховик, явно снятый с чужого плеча. Мокрая, грязная, избитая до полусмерти женщина напоминала живой труп. Да и вонь, исходившая от нее была больше характерна для разлагающего тела. Хотя нет, даже трупы так не смердят. Зрелище было не из приятных. Она не вызывала ни жалости, ни сострадания; ничего кроме отвращения. В таком виде ее бы даже родная мама не узнала.

Татьяне же предстояла нелегкая задача: она должны была войти в вену, и подключить капельницу прямо на кушетке премного покоя. Женщина была очень слаба, но все же умудрялась ерзать и постоянно выдергивать руку, через раз выкрикивая матерные слова. Татьяне пришлось приложить все усилия, и показать максимум своего мастерства, чтобы войти в тонкую, как синяя нить под исцарапанной кожей, вену. После долгих мучений ей все же ей это удалось. Самый тонкий катетер с синим наконечником был плотно закреплен несколькими слоями лейкопластыря.

– Что будем капать, доктор? – едва открывая рот спросила Татьяна.

– Обойдётся. Поставь ей литровый флакон физраствора. Так, переломов нет… – он с отвращением ощупал ее ребра. – Серьезных повреждений тоже нет. – Убрав волосы с лица, он осмотрел ее ссадины, синяки, шишку над глазом и рваную рану на губе. – Сейчас ее пока в общую реанимацию определим там пусть решают. А тут нечего на всяких наркоманов и алкашей лекарства тратить. Да твою ж мать, как от нее несет!

Худощавая фигура врача, напоминавшая иссохшее поваленное дерево, поспешно отдались от кушетки. Сняв с себя латексные перчатки, он небрежно бросил их в желтое ведро, обработал руки, примостился на коричневый стул, достал ручку и принялся заполнять документацию. Положив ногу на ногу, он размашисто царапал какие-то докторские каракули на титульном листе. Еще пару раз фыркнув от отвращения, он натянул на лицо маску.

– Ты ей давление померила? – сердито буркнул он.

Молчание. Татьяна растерянно уставилась на бурые пятна крови на мотне дырявых штанов.

– Эй! Лионова! Татьяна Батьковна, подъем! – вскрикнул врач. Татьяна вздрогнула.

– Да? – поспешно отвила она. – Я тут. Что вы сказали?

– Не заставляй меня повторять дважды, я этого терпеть не могу. Девушка машинально потянулась за тонометром, хотя она была не совсем уверена, что именно этого сейчас от нее потребовал этот сухощавый врач. Обмотав манжетку вокруг тонкого плеча пациентки, Татьяна стиснула в руках грушу. Женщина на мгновение притихла, и все вокруг погрузилось в безмолвие. Только биение сердца пациентки пробивалось сквозь дужки фонендоскопа, сливаясь в унисон с частым дыханием медсестры. Со стороны доктора доносился скрип стержня по бумаге, и периодическая брань в душу.

– Сто тридцать на восемьдесят. – сказала Таня, с хрустом отстегивая липучки на манжете.

– Посмотри есть ли у нее какие-либо документы?

Медсестра немного замешкалась. Она еще ни разу не рылась по чужим карманам, и внутри нее все еще стоял не сломанный барьер, который не позволял ей так легко шарить по чужим вещам.

– Ну! – приказал доктор.

Пришлось приступить к поискам. Сначала она осмотрела все карманы старой пропитанной грязью и потом куртки. В левом кармане лежали три измятые десятирублевые купюры. В правом загремела связка из двух ржавых ключей, которыми видимо давно никто не пользовался. И наконец во внутреннем кармане Таня наткнулась на что-то твёрдое, прямоугольное. Это был паспорт, сложенный вдоль.

– Нашла, доктор. – поспешно сказала Таня и открыла его.

И тут же была лишена дара речи. На главной странице была прикреплена фото женщины. Это лицо не имело ничего общего с тем существом, что лежало сейчас перед ними. Большеглазая, тонколицая, с волнами густых каштановых волос, спадавшие на плачи, оттенявшие белую кожу и томные цвета морской лазури зрачки. Таня смотрела на женщину и слезы проступили из ее глаз.

– Как ее зовут?

– Камелина Астрид. – тихо ответила Таня, незаметно утерев слезы рукавом.

– Сколько лет?

– Через две недели будет сорок два.

– Так. Дата рождения?

Таня закрыла паспорт и сухо произнесла:

– Четвертого октября 1973 года.

– Хорошо. – протянул доктор, не сводя глаз с титульного листа, постукивая колпачком ручки по зубам. – Чего стоишь? Делай что должна. Времени нет. – обругал ее вдруг доктор.

Девушка растерянно стояла рядом с пациенткой. Лицо, имя фамилия пациентки отдавалось эхом в ее голове. Ноги подкашивались, то ли от усталости, то ли от растерянности, то ли от накатившей боли, то ли от зловония. То ли рыдание, то ли рвота, подкатились к ее горлу. Невольно раздувая щеки, как рыба на берегу, она выскочила в коридор. Пять минут у нее точно есть. Подождет этот деловой доктор, который не любит повторять дважды. Таня три минуты простояла в коридоре, и в этот раз доктор отнесся к ней с пониманием. Собравшись с духом, она вернулась на рабочее место. Сейчас наступило то самое время, когда она может проверить свое умение обладать собой, и свою пригодность в этой профессии. Поверхностно дыша, Таня откинула от себя накатившие эмоции, чувства и принялась за работу. Если женщину переведут в реанимацию значит Тане предстоит еще одна самая неприятная для нее задача. Она должна была полностью раздеть больную, обтереть ее чистой ветошью, и укрыть свежей простынею. Кислый запах мочи, исходивший от недавно прибывшей, уже густо заполнил все помещение. Татьяна, сдерживая позывы вновь накатившей рвоты, подошла к ней с ножницами. Она как обычно начала с верхней одежды. Если в данном случае это можно было назвать одеждой. Вязаный свитер плотно прилегал к ее костлявому мокрому телу. Она принялась разрезать рукава. Местами ей даже не нужно было прилагать к этому усилий. Лезвия ножниц легко проскальзывали рваные зияющие дыры то большие, то маленькие, часто раскинутые по вязанному рисунку. Ранее этот свитер возможно был даже очень нарядным. На груди был изображен бардовый олень, рога и задние копыта которого скрылись под застарелыми пятнами. А острые узоры на рукавах слились в одно общее грязно-бардовое пятно с застывшими потеками крови. Сквозь латексные перчатки она почувствовала ее холодную, как у мертвеца, кожу. Все тело больной было покрыто обширными гематомами и синяками. Не было сомнений что бедную женщину безжалостно избивали. Никогда Таня не видела чтобы так жестоко обошлись с человеком. Слезы сами покатились по ее лицу одна за другой. Пальцы тряслись, земля уходила из-под ног. Когда тяжелые мокрые лохмотья с глухим звуком погрузились в ведро для отходов, Татьяна принялась снимать штаны. Резкий запах, напоминающий тухлую рыбу, ударил ей прямо в нос. Черные плотные штанины были напрочь пропитанные мочой, кровью, потом и другими человеческими выделениями. Зловонный запах начал быстро расползаться от кушетки по всему помещению, выходя за пределы открытых дверей, заполняя собой длинный больничный коридор. Таня торопилась снять штаны, стягивая их вместе с обувью. Женщина начала сильно вскрикивать от боли, и медсестра только сейчас заметила, как ткань плотных штанин местами слиплась с ее открытыми ссадинами и ранами на коленках и бедре. Нет, это уже не возможно терпеть. Она со всей силы сдернула с нее всю одежду вместе с кроссовками, которые отошли разом с ее лопнувшими мозолями, затвердевшими язвами и загрубевшей кожей. Кровь хлынула сквозь открытые раны, покрывавшие ее стопы. Женщина вскочила, подняла левую руку, которая не была привязана к кушетке и как бы желая ударить напуганную Таню, неистово закричала:

– Сдохни сволочь!

Она бросила на медсестру свой воспаленный взгляд. Белки ее нетронутого глаза, тут же налились кровью и слезами. Несколько секунд на ее лице изобразилось невыразимое отчаяние и тоска, после чего она в полном бессилии рухнула обратно на кушетку и закрыла свой здоровый глаз рукой.

Тут же подскочил со своего угла доктор.

– А ну, без глупостей! – пригрозил он.

– Пошел вон, придурок! – огрызнулась она. – Ты вообще кто такой? Не трогай меня! Убери от меня свои мерзкие лапы! Да чтобы ты сдох, тварь! – перекинулась она с проклятия на доктора.

– Тань, введи ей релаксант. Что-то уж слишком разбушевалась. Голова и без того раскалывается. – спокойно сказал врач, игнорируя оскорбления.

Татьяна полезла в шкаф и достала оттуда крошечную прозрачную ампулу со светло желтой жидкостью. Набрав двухкубовый шприц, она ловко вонзила иглу в бедро неизвестной пациентке.

– Ай! – вскрикнула та, и тут же начала вытягиваться по простыне, расползаясь во все стороны как слизнь.

Когда она окончательно успокоилась, послышался тихое причитание. Прикрывая ее простынёю, Таня услышала тихое причитание;

– Что я наделала? Что же я наделала?…

Слезы покатились одна за другой, оставляя на ее грязном лице тонкую дорожку. Соленые капли омывали ее виски, обнажая ее белую кожу, а затем впитываясь в ее спутанные пряди.

Едва Таня успела прикрыть ее простынею, как у дверей послышался озорной голос молодых санитарок:

– Фу… ее что в канализации нашли? Вонь стоит на все отделение!

– Без дерьма ни одна смена не проходит. Давайте ее сюда…

Две резвые девушки подхватили края простыни и ловко перетянули ее на свою кушетку.

– Ужас! – завопила одна из них – Это ведь уже готовый труп. Посмотри на нее… скелет и тот объемней будет. Полный деградат!

– Да уж… – с отвращением поддержала напарница – Я уже ничему не удивляюсь в нашей работе.

– Заткнитесь, две дуры. – едва слышно произнесла женщина на кушетке.

При этом голос ее звучал так же презренно, словно она выдавливала их сквозь сдерживающийся поток ненависти.

– Ха! Ань, слышала? Это мы с тобой две дуры! – засмеялась молодая санитарка.

– Сама ты дура. – тихо возразила ей вторая девушка, расправляя простынь под ней. – Кто это, доктор?

– Да так… Местная бомжиха – последовал сухой ответ – Ошивалась она в основном в Дзержинском райне. По крайней мере я ее часто видел.

– А где она живет.

– Да хрен ее знает… Может она вообще живет на улице. Все мусорные баки перерыла. Острожней там с ней. Гепатитом она уж точно больна.

– Фу. – поморщив нос, фыркнула медсестра Аня. – Поехали Кать… Смотри, руки ее придерживай, а то начнет она нам тут косяки локтями считать… Чего доброго обломает еще свои макаронины, потом еще отвечать за нее.

Скрипнули колеса, заглушая голоса медсестер и брань вонючей пациентки.

Врач приемного покоя бросил свой призренный взгляд вслед удаляющейся каталке, и приказал;

– Скажи санитаркам, чтобы вымыли тут все как следует. Она вся заразная. Фу!

Он зевнул, почесал поясницу, и заковылял по коридору в ординаторскую. Оставшись одна Таня в бессилии опустилась стул и зарыдала. Плач был беззвучный: все всхлипы и вопли были обращены внутрь нее. Никто не должен видеть как она плачет, иначе ее немедлено уволят, решив, что она слишком чувствительная для такой работы.

Камелину Астрид тем временем перевезли общую реанимацию, переложили на твердую кровать, прикрыли простынёю и занялись своими делами. Избитая, истекающая кровью, зловонная, униженная она лежала неподвижно в кровати, глотая слезы, не смея ничего произнести вслух. Она слышала как мельтешат вокруг врачи и медсестры. Погружённая в свое отчаяние, Астрид едва различала лица перед собой. Попеременно к ней подходили какие-то люди в синих и серых хирургических костюмах. В глазах каждого читались либо отвращение, либо жалость… Если бы Астрид могла выбирать, то она бы предпочла быть презренной и отвергнутой, ибо жалость была ей просто невыносима. Она закрыла свой глаз, и тут же новый поток слёз окатил ее виски. Тело все еще не слушалось, от действия релаксанта. Она попыталась подвигать рукой, но тут же почувствовала как ее что-то сдерживает. Ее крепко прификсировали к кровати как умалишенную. В бессилии она выпустила из рук сковавший ее ремешок и рука безжизненно свесилась, болтаясь как старая сухая веревка. Больше всего ей сейчас хотелось умереть, но даже это казалось ей несбыточной мечтой. Астрид пыталась пошевелить губами и тут же резкая боль пронзила все ее лицо. В эту минуту к ней подошла какая-то невысокая девушка. В отличие от своих коллег, она была одета в белоснежный костюм. Лицо ее было спрятано под марлевой маской, и такой же белой шапочкой, натянутой до самых бровей. Она принялась обрабатывать раны, касаясь ее лица обильно смоченной ветошью. Астрид почувствовала как одновременно защипали все ее зияющие раны, послышалось некое шипенье, будто лопались миллионы пузырьков на ее лице. Перекись водорода легко пронизывала все ее язвы, покрывая их обильно белой пеной. Через несколько минут лицо пациентки стало немного похоже на человеческое. Казалось живого места на нем не было, настолько сильно она была избита. Каждое прикосновение к лицу приносило ей такую боль, что из ее глаз против воли брезгали слезы.

– Потерпите. – сказала ей тихо невысокая девушка в белом облачении. – Еще немного осталось.

Астрид закрыла глаза и сделала глубокий выдох, но выдох этот был далеко не облегчающим. Дышала она тяжело, с прихрипыванием, через рот, так как нос ее был полностью забит.

– Где я? – преодолевая страдания, спросила Астрид.

– Вы в реанимации. Все хорошо. Не переживайте.

– А ты кто?

– Я младшая медсестра по уходу. Меня зовут Камила. Если что-то нужно, то просто позовите… Сильно же вам досталось. Кто же так мог с вами так поступить? Но самое главное, что кости целые. Все остальное заживет очень быстро.

Астрид закрыла глаза, показывая, что не желает больше продолжать эту тему.

– Что со мной будет? – слабым голосом спросила Астрид.

– Пока будете здесь. А там врачи решат.

– Фу! – раздался мужской голос из соседней койки. – Почему так воняет? Кого там привезли?

Камила подошла к пациенту, и раскрыла его простынь.

– Да ты ж обосрался, мой дорогой. – прыснула Камила.

– Кто я?

– Ну не я же.

– Я что-то даже не заметил. – смущённо пролепетал мужчина. – А я думал от этой алкашки так несет.

– Ее зовут Астрид. Не надо тут никого обзывать. – строго сделала выговор Камила.

– Ой, ну простите. Но мне кажется такая, как она не заслужила даже то, чтобы ее называли по имени.

Камила вооружённая до зубов ветошью и тазом с тёплой водой, нетерпимо обратилась к дерзкому пациенту;

– Вот сейчас я возьму и брошу вас гнить в своем же дерьме, и плевать, что вы парализованы ниже пояса. Мне может кажется, что обосранный до ушей взрослый мужчина тоже не вызывает никого уважения. Как вам это понравится? Нет? Тогда относитесь ко всем с почтением. Никто вас не просит кого-то тут любить и жаловать, но относиться с уважением вы обязаны. Любой человек достоин, чтобы к нему относились по человечески, только потому что он просто человек. Все понятно?

Мужчина прикрыл глаза, и чуть заметно кивнул.

– Значит вопрос закрыт. Я к вам вернусь через пять минут. Вы ведь потерпите немного?

Камила положила на его тумбочку таз с водой, салфетки, и снова принялась обтирать тело Астрид.

– Зачем ты так? – слабо усмехнулась женщина. – Ты ведь не знаешь… Такую как я даже человеком уже нельзя назвать.

Камила склонилась над ее головой, ласково пригладила ее сухие безжизненные волосы, и ответила;

– Вы человек, потому что вас создали человеком. И никакие поступки, даже самые низкие, не могут этого изменить.

Астрид больше ничего не ответила.

– Что ты возишься? Быстрее давай! Еще пятого нужно с операции забрать! – прикрикнул чей-то визгливый незнакомый женский голос.

Затем чьи-то холодные грубые руки начали грубо водить марлевой салфеткой, щедро смоченный в каком-то желтом растворе, по растерзанной коже пострадавшей. Режущая боль пронзила все тело Астрид. Как будто кто-то начал сдирать с нее живьем шкуру. Соприкасаясь с дезинфицирующей жидкостью, язвы на ногах начинали кровоточить по новой. Астрид сглотнула воздух и от невыносимых страданий начала задыхаться и терять сознание. Перед тем как напрочь лишиться чувств Астрид услышала как тот же противный женский голос проговорил над головой:

– Особо не старайся. Все равно сдохнет. У нее ВИЧ.