Читать книгу Я уеду жить в Брисбен. Как небогатой студентке стать профессором в Австралии - Софья Глазунова - Страница 5

«Я тут, короче, думал по поводу ночного разговора. И понял, что ситуация мне очень не нравится. В динамике. Смысл в том, что ты принимаешь решения, реализацию которых ты не можешь обеспечить. То есть ты решаешь, а обеспечивать должен кто-то — мы с мамой. И это заходит все дальше.

Но тебе не 17 лет, а уже 22. Это твоя жизнь, и тебе надо учиться ее жить. Самостоятельно. Но вся система, в которой ты живешь, идет к тому, что ты не хочешь принимать взрослых ответственных решений. Чем дальше, тем больше. Это называется инфантилизм.

Ты хочешь учиться? Получать дополнительное образование за рубежом? Прекрасно! Прими решение и обеспечь его реализацию. Сама. А мы поможем. Помощь — это когда ты говоришь: я хочу купить машину, у меня есть 250 тыс., мне надо еще 100. Это понятно. А не когда ты говоришь: я еду в Финляндию, мне там не на что жить. Не на что — не едь!

Ты мне тут сказала: мне что, обратно домой возвращаться? Возвращайся! Если ты не вывозишь. Если не вывозишь — возвращайся! Это будет самостоятельное ответственное решение. В отличие от решения: я тут немного еще покатаюсь на саночках.

Надо жить реальной жизнью. Реальность – она вот такая. Кусок хлеба надо всегда из жизни выгрызать зубами».

Я сидела на кухне своей съемной квартиры в Питере и перечитывала папино письмо. Тогда у меня не было слез, слезы были у мамы, ей я зачем-то показала эти сообщения и тут же пожалела. Была страшная злость, обида на отца, но сильнее было желание доказать всем в мире, что он неправ.

Мама с папой развелись, когда мне исполнилось 6 лет. Все это время он помогал нам с мамой. С 15 лет я уже работала на местном ТВ корреспондентом наравне со взрослыми журналистами. В 17 лет из маленькой «Девятки» (по паспорту Железногорск Красноярского края) я одна перебралась в Питер и поступила на политологию в Вышку (Высшая школа экономики). Бакалавриат окончила чуть ли не с отличием, одна из всего выпуска защитила диссертацию на самый высший балл и сразу же начала работать пиарщиком в маленькой никому не известной фирме. Птенец вылупился из гнезда слишком рано, но, по слухам, все еще не был самостоятельным.

На работе поначалу все шло хорошо и, как казалось, даже к успеху. Мне выделили стол, новый компьютер, специально создали должность под меня, я получила пару личных премий, в голове было много новых проектов. Меньше чем через год я поняла, что все катится ко дну: от неадекватных приказов начальницы до уничтожения всех моих инициатив на корню. А самое главное – царила страшная апатия в коллективе: никто ни за что не хотел брать ответственность, и я начала бояться, что и меня засосет эта трясина.

Я перестала спать ночами, на лице сразу выскочил миллион прыщей, скакала температура. Все мое тело боролось против этой злосчастной работы. Начальница, будто чувствуя мой созревающий уход, подливала масла в огонь и инициировала еще большие конфликты.

В один июньский день, когда мне хотелось в голос послать ее на три известных буквы, я позвонила маме. Все это непростое время она была со мной на связи. «Пишу?» – спросила я, имея в виду заявление на увольнение. «Давай!» – тут же поддержала меня она.