Читать книгу Оставь окно открытым - Софья Прокофьева - Страница 7
Глава 7
Таинственное исчезновение Веснушки
ОглавлениеИтак, Говорящий Кот! Сейчас я вам расскажу про Говорящего Кота.
Нет, нет! Только не в этой главе. Хотя мне очень хочется, чтобы вы, как любит выражаться Веснушка, «скорее-быстрее-сейчас же-немедленно» узнали всю эту невероятную, потрясающую историю. Но, однако, всё же придётся ещё немного потерпеть. Потому что лучше всё рассказать по порядку.
Итак… Катя сидела за столом и рисовала. Веснушка пристроился на её плече и давал советы. Катя нарисовала дом, а около него корову.
– Очень хороший домик, – радовался Веснушка. – Пожалуйста, я согласен в нём, как вы это называете? Прописаться. И корова славная. Пожалуйста, я согласен её доить.
Катя нарисовала зелёную треугольную ёлку. Потом взяла оранжевый карандаш и нарисовала на верхней ветке оранжевую белку.
– Белка! Белка! – запрыгал от радости на её плече Веснушка. – Какая пушистая! А тёплая! Чувствуешь, какая она вся тёпленькая?
Но вдруг Веснушка перестал прыгать. Сбежал по Катиной руке, соскочил на стол. Ткнул пальцем в жёлтый круг посреди синего неба.
– Постой, постой, – прищурившись, протянул он. – Как это я раньше не заметил. Это что такое?
Катя ничего не ответила. Она глянула в окно. Ну, так и есть. Солнце закрыла пухлая белая туча с серым животом.
Катя за это время уже успела неплохо изучить характер Веснушки. Она знала, стоило только солнцу спрятаться хоть ненадолго, – у Веснушки тотчас же портилось настроение. Он сразу же становился подозрительным, мрачным, начинал обижаться по каждому пустяку, ко всему придираться.
– Что это такое, я спрашиваю? – Веснушка сердито повысил голос. – Ну, отвечай, я жду.
– Это я Солнышко нарисовала, – пришлось признаться Кате.
– Что?! – так и вспыхнул от негодования Веснушка. – Солнышко? Да это колесо от старой телеги, блин с рогами, всё что хочешь, только не Солнышко. Ты бы лучше меня спросила: какое оно? Посоветовалась бы! Конечно, я всего-навсего обыкновенный солнечный луч, каких много. Со мной можно и не считаться…
За дверью послышалось робкое, очень деликатное потявкивание. Кто-то лапой скрёб в дверь.
– Пудель! – обрадовалась Катя. Надо признаться, что появление его было просто на редкость кстати. Катя бросилась открывать дверь. И правда, за дверью стоял Пудель. Он, как всегда, оглядел Катю строгим, придирчивым взглядом. Его унылые грустные уши дрогнули.
Он вежливо положил к её ногам обглоданную косточку, похожую на катушку без ниток.
Катя бережно подняла косточку, осмотрела со всех сторон, на миг замерла от восторга, любуясь ею, потом несколько раз облизнулась. Пудель помахал хвостом, еле слышно тявкнул и неохотно поплёлся вверх по лестнице. Катя вытащила из-под шкафа картонную коробку от маминых туфель. Коробка была полна обглоданных костей.
– Все подарки Пуделя. Каждую неделю мне носит, – вздохнула Катя. – А видишь эту большую кость? Наверно, из супа. Это мне Пудель в день рождения подарил.
– А ты любишь подарки? – пристально поглядел на неё Веснушка.
– Очень, – с улыбкой кивнула Катя. – Кто же не любит? А у тебя когда день рождения?
«Вот было бы здорово, – мелькнуло у неё в голове, – отпраздновать день рождения Веснушки. Что бы только ему подарить?»
– А что такое «день рождения»? – насупился Веснушка.
– Это самый лучший день в году, – с горячностью воскликнула Катя. Вот, понимаешь, я родилась четырнадцатого мая. И каждый год в этот день все меня поздравляют, дарят подарки и, даже если я получу двойку, всё равно ничуточки не ругают. А ты какого числа родился?
– Не знаю. Мне кажется, я всегда был, – угрюмо пробормотал Веснушка.
– И мне так кажется, – рассмеялась Катя. – Как это так, меня не было? Не могу себе представить. Но всё равно у всех на свете должен быть день рождения. Обязательно.
Веснушка мрачно посмотрел на неё исподлобья.
– Что ж, если у кого нет этого вашего дурацкого дня рождения, так над ним и смеяться можно? – медленно, дрожащим от обиды голосом проговорил Веснушка. Он вспыхнул, распалился, волосы на голове стали похожи на раскалённую докрасна проволоку.
– Что ты, я не смеялась! – воскликнула Катя. – Я и без дня рождения тебя больше всех…
Туча с сизым животом начала расползаться, таять, тёплые лучи хлынули в прореху. Они осветили стол, Катины руки, рисунок на столе.
– Не понимаю, из-за чего тогда весь этот крик? – Веснушка как-то сразу успокоился, пожал плечами. – Заладила: ты такой-сякой, самый плохой, никудышный, без дня рождения…
Веснушка пристально посмотрел на Катю.
– Значит, ты любишь подарки?
– Да так… – неохотно сказала Катя.
– Всё-таки любишь… – печально кивнул головой Веснушка. – А вот если кому-нибудь очень хочется сделать подарок, а подарить нечего?
Веснушка задумался. Кате послышалось, что он даже негромко пробормотал: «Эх, спросить бы у Солнышка… Посоветоваться…»
Веснушка тряхнул головой.
– Ладно, пока что надо делом заниматься. Солнышко у тебя не получилось, что уж тут греха таить. Тогда хотя бы Темнотищу мне нарисуй. Только для неё надо много-много чёрной краски, самой чёрной, какая только бывает.
Катя принесла из маминой комнаты пузырёк с тушью. Обмакнула кисточку, приготовилась рисовать.
– А какая она, эта Темнотища? – спросила Катя.
– Как «какая»? Обыкновенная, – удивился Веснушка. – Каждый день видишь и не знаешь. Чёрная она, и во все стороны руки торчат, жадные, загребущие.
Катя нарисовала чёрное чудовище с торчащими во все стороны руками.
– И ничуть не похожа! – рассердился Веснушка. – Ну, ни капельки. Ты нарисуй, чтобы она была жестокая, коварная, хитрая… Поняла? Ну что же ты? Рисуй!
– А я не знаю, как это рисовать хитрость, жестокость, – нерешительно сказала Катя.
– Просто не хочешь. – Веснушка обиженно насупился. – Ведь смогла для белки нарисовать и доброту и ловкость… Даже нарисовала, что она тёплая.
Катя в замешательстве пожала плечами. Нечаянно задела локтем пузырёк с тушью. Жирная густая струя плеснула на рисунок и начала медленно растекаться во все стороны, поглощая и дом, и ёлку с рыжей белкой, подползая к солнышку. Веснушка подпрыгнул вверх и повис над рисунком, быстро перебирая ножками, будто бежал в воздухе.
– Всё… – глухо сказала Катя.
– Она! Темнотища! – ликуя, завопил Веснушка. Он опустился Кате на плечо.
– Вот теперь она похожа! Я её сразу узнал! Она самая! Видишь, как она подбирается к Солнышку. Так бы его и проглотила. Знаешь, – Веснушка быстро зашептал Кате на ухо, – один раз Темнотища всё-таки проглотила Солнышко. Я уже думал, навсегда. Хочешь, расскажу?
– Ещё спрашиваешь! Конечно хочу! – воскликнула Катя.
– Только это будет такой холодный рассказ, что лучше сразу надеть шубу и валенки, – предупредил Веснушка и озабоченно нахмурился. – У тебя просто зубы застучат от холода, продрогнешь до костей. Всё равно рассказать?
– Конечно!
– Ну, тогда слушай. Точно тебе не скажу, но это случилось вчера или, вполне возможно, даже сегодня…
Катя не стала его перебивать. Она уже давно поняла, что слова «вчера», «сегодня», «завтра» Веснушка понимает совсем по-другому, по-своему, не так, как все.
– Я куда-то полетел. Уж и не помню, по делу или просто так пролететься, ну, как вы любите говорить, – прогуляться. Я летел себе и думал, ну почему, почему нельзя, чтобы Солнышко светило всегда, чтобы не было всякого там небесного сброда: туч, облаков. А главное, не было бы этой ненавистной Темнотищи. Вот тут-то со мной всё и приключилось. Ведь вся беда в том, что мне никак нельзя задумываться, когда я куда-нибудь лечу. Нельзя, потому что… Но об этом потом, потом, в другой раз…
В общем, я летел, глубоко задумавшись, и вдруг меня по носу задела острым углом тяжёлая колючая снежинка. Я оглянулся. Вокруг меня во мраке белели, кружились ледяные звёзды. Я выбрался из снежной тучи и понял, что я угодил прямо в логово самой Темнотищи. Где-то внизу слабо сияло озеро огней. Это был город. Я решил переждать там до утра. Ведь там, где люди, – всегда тепло и светло. Я забрался в круглые часы на городской площади. Их циферблат уютно светился в темноте, а твёрдое и надёжное «тик-так» словно говорило мне: «Время идёт, время идёт, и Солнышко скоро встанет». Я терпеливо ждал, от нечего делать тихонько бормотал про себя: «Тик-так, тик-так».
Но вот улицы города оживились, захлопали двери, люди, выходя из домов, говорили: «Морозец, однако» – и тёрли щёки. Ботом из домов высыпали дети. Я ждал Солнышка, но его всё не было, и фонари не гасли на улицах.
Я не выдержал и начал тихонько посмеиваться в кулак: «Ну и Солнышко, ну и растяпа, обо всём забыло. Задумалось, наверно, замечталось. Вот уж не думал, что оно такое рассеянное».
Смотрю, дети с весёлым визгом, размахивая портфелями, уже бегут из школы по домам.
А Солнышка всё нет и нет. И часы равнодушно твердят своё глупое «тик-так».
Я уже начал не на шутку тревожиться. «Что такое, – думаю, – стряслось?» Но вот в домах одно за другим начали гаснуть разноцветные окна, и только вдоль улиц горели пустые жёлтые фонари.
И тут я понял: всё погибло! Или с моим Солнышком что-то случилось, или я, бедный, одинокий луч, всё на свете перепутал, спятил с ума и нечаянно залетел в злую сказку, где никогда не светит Солнышко…
Веснушка поднял голову и посмотрел на Катю.
– Понимаешь, мне до этого как-то ни разу не приходилось забираться так далеко на север, и я…
– Догадалась, догадалась! – радостно воскликнула Катя. – Это была полярная ночь. Мы в школе проходили. А ты этого не знал!
Веснушка весь вспыхнул. Соскочил с Катиного плеча на стол. Топнул ногой – прожёг уголок рисунка. Брезгливо отмахнулся рукой от струйки дыма.
– Ах так! Я ничего не знаю, а ты, конечно, всё наперёд знаешь, – гневно воскликнул он. – И что я подружился с лётчиком Володей. И что наш самолёт чуть не разбился. Это ты всё тоже знаешь, и это всё вы тоже проходили в школе!..
– Что ты, что ты, этого мы не проходили, – досадуя на себя, сказала Катя. Облокотилась о стол, не глядя на Веснушку, задумчиво посмотрела в окно, сказала, будто сама себе:
– До чего же погода замечательная… На небе ни облачка…
Веснушка вслед за Катей тоже посмотрел в окно. Некоторое время он ещё хмурился, потом не выдержал, улыбнулся.
– А то заладила: ничего не знаешь, в школе не учился, самый плохой, самый глупый… – на всякий случай проворчал он. – Ну, да ладно. Слушай, что дальше было. Такая тоска на меня напала, не могу тебе сказать. Солнышка нет, как будто оно сквозь небо провалилось. Я метался по городу, теряя силы, чувствуя, что вот-вот погасну. И всюду меня подстерегала Темнота. Она издевалась надо мной, дразнила меня. Она говорила, что завернула Солнышко в тысячу и одно чёрное покрывало и я уже больше никогда его не увижу. Вскоре я так ослабел от тоски и страха, что больше уже не мог летать. Чуть поднимусь в воздух и сразу без сил падаю на землю.
И вот тогда я и подружился с моим самолётом. Он был небольшой и летал не очень высоко. Поднимется выше снежной тучи и рад-радёшенек.
Но мне понравился его лётчик. Он всегда насвистывал что-то весёлое. И главное – он не боялся Темноты. Ну совсем не боялся. Он все только насвистывал да посмеивался.
Я прятался за приборной стрелкой, и мне как-то легче на душе становилось, когда мы поднимались в воздух. Кого я только не возил… Ну, вернее, не я возил, а мой друг самолёт. Ну, конечно, нам ещё помогал лётчик Володя и молоденький Сашка-штурман. Ну, в общем, мы всё делали вместе, дружно, хотя они даже не знали, что я им помогаю. Мы возили серьёзных бородатых геологов. Они умели смотреть сквозь землю и отгадывать, что там спрятано, золото или нефть. Оленеводов, которые понимали язык оленей. Иногда с нами летал старенький доктор. Под полушубком у него был белый халат, и он возил с собой чемоданчик с лекарствами.
И вот однажды… Да, да, помню, как сейчас. Нам надо было отвезти какие-то важные приборы в посёлок метеорологов. Ты знаешь, кто такие метеорологи?
Катя отлично это знала, но на всякий случай вздохнула и покачала головой.
– Так знай! – Веснушка с важностью поднял палец. – Метеорологи – это люди, которые умеют предсказывать погоду. Если бы я не был солнечным человечком, а просто человеком, я непременно стал бы метеорологом. Я это уже точно решил. И я предсказывал бы всегда только хорошую погоду. – Веснушка мечтательно зажмурился. – Только Солнышко, тёплую ясную погоду без осадков и ничего больше. По правде тебе скажу, не понимаю я этих метеорологов.
Ну, скажи на милость, зачем они предсказывают то бурю, то дождь? Ну кто их просит?
Катя хотела сказать, кому они нужны такие метеорологи, которые будут предсказывать только хорошую погоду, но из осторожности промолчала. Всё равно Веснушку ни в чём не убедишь.
– Ну вот, летим мы себе и летим, – продолжал свой рассказ Веснушка. – Я стараюсь, как могу, изо всех сил приборам помогаю, освещаю стрелки. Только вдруг слышу, мой лётчик Володя как-то протяжно свистнул, совсем не так, как обычно.
– Сашка, кажется, бак течёт! Будем садиться! – крикнул он Сашке-штурману.
– Есть, Владимир Семёнович, – ответил Сашка. Тоже молодец, не струсил. Но я и раньше знал, что он рыжий, по-настоящему рыжий.
Самолёт наш резко пошёл вниз, потом нас здорово тряхнуло, но ничего, сели.
Лётчик Володя и Сашка-штурман вылезли на крыло. Я, конечно, за ними. Кругом была Темнота и Вьюга, Вьюга и Темнота. Больше ничего. Они, ясное дело, сговорились, эта славная парочка, обрадовались, что мы, наконец, попались им в когти.
Что тут началось! Темнотища навалилась на нас со всех сторон. Вьюга с воем и шипением принялась вить вокруг нас ледяные кольца.
Возле самолёта начали вырастать сугробы, и холодом тянуло от остывающего металла.
– Н-да, история, – сказал лётчик Володя и рассмеялся.
И тут я понял, что смех в тяжёлую минуту – это тоже кусочек Солнца. Потому что он греет и даже светится в темноте. Честное рыжее!
– И рация сломалась… Что делать будем? – растерянно спросил Сашка-штурман.
– На месте стоять нельзя. Так и замёрзнуть недолго. – Лётчик Володя поднял воротник, похлопал Сашку по спине. – Будем оленеводов искать, где-то они в этих местах кочуют. Ну, шарф замотай потуже и пошли…
И вдруг я услышал чьи-то мягкие бархатные шаги. Даже не шаги, а осторожное «скрип-скрип» снега под чьими-то меховыми лапами.
«Кто бы это мог быть? – подумал я, – Скорее всего, какой-нибудь белый бродяга-медведь». Я не ошибся. Это был большой, старый медведь. Его трудно было разглядеть сквозь вьюгу на снегу, и только чёрный нос был как чёрная пуговица, пришитая к белому меху.
Скорее-быстрее-сейчас же-немедленно я подлетел к нему.
– Славный, добрый Мишка, – прошептал я ему на ухо. – Какой же ты, право, умница и симпатяга. Ты пришёл как раз вовремя. Ведь ты такой сильный и без труда довезёшь их обоих на спине.
– Тише, тише, – проворчал старый Медведь. – Кто бы ты ни был, не спугни добычу. Не спугни добычу.
– Какую добычу? – удивился я. Глупый наивный луч, я ещё ничего не понимал. А ведь мог догадаться по его вкрадчивым, осторожным шагам, что он замышляет недоброе. – Здесь нет никакой добычи. Здесь только двое хороших людей, которые попали в беду и того гляди замёрзнут.
– Они не успеют замёрзнуть, – хрипло рассмеялся старый Медведь. – Я подойду поближе да ещё прикрою лапой свой чёрный нос, чтобы он не был заметен. Потому что я всегда подкрадываюсь и нападаю потихоньку. Понимаешь меня, тонкий голосок из пустоты? Нет, они не успеют замёрзнуть…
Вот оно что! Только теперь я всё понял. Я так разозлился, распалился, клянусь Солнышком, в эту минуту я мог бы растопить целый сугроб.
– Слушай меня, старый обманщик, – прошептал я. – Если ты не будешь повиноваться мне, как малый медвежонок, я разрисую тебя с ног до головы чёрными полосами, словно зебру. Да ещё подпалю сразу с хвоста и ушей.
– Ах ты, говорящая муха, – в ярости проскрипел старый Медведь. – Ты ещё смеешь мне приказывать, мне, повелителю белой пустыни?!
Ну, знаете ли! Пусть я всего-навсего солнечный луч, каких много… Но обозвать меня какой-то говорящей мухой? Не скрою, никто никогда за всю мою, можно сказать, довольно-таки долгую жизнь так меня не оскорблял.
Я зарылся поглубже в белый мех. Прижался плечами, коленками, локтями к жёсткой шерсти. Пых!.. Потянуло палёным. Пошёл дымок.
Старый обманщик так и присел на задние лапы.
– Ой-ой-ой! Смилуйся надо мной, дух огня! – в ужасе простонал он. – Приказывай, я всё выполню, только пощади мою бедную шкуру.
– Так-то лучше, – строго сказал я. – Знаешь, где стойбище оленеводов?
– Старый добрый Мишка всё знает, всё знает, – жалобно захныкал хитрец. – Это где двуногие с ружьями стерегут таких вкусных четырёхногих с рогами.
– Вот и веди меня туда, – обрадовался я и забрался на спину старого обманщика. – И смотри у меня, если вздумаешь схитрить. Одно ухо у тебя уже почернело, а то и всего спалю. Был Мишка – и нету.
А мои друзья, лётчик Володя и Сашка-штурман, видно, не на шутку уже промёрзли. Сашка-штурман всё останавливается, норовит привалиться к сугробу и глаза закрывает.
– Я только одну минуточку посплю… – так жалобно, еле слышно просит он.