Читать книгу Правитель Пустоты. Дети песков - Софья Сергеевна Маркелова - Страница 2
ОглавлениеГлава вторая.
Лабиринты темных залов и переходов
Первым даром Эван’Лин ее детям было время. Она научила хетай-ра отсчитывать его, ценить его и тратить. А после сделала своих детей смертными, чтобы ценность времени для них возросла многократно.
Главный жрец Гадзари. «О сущности божественных даров»
Лантее так и не удалось нормально выспаться и отдохнуть: сказывалось волнение прошедшего дня и все эти тягостные разговоры, которые девушка половину ночи прокручивала в голове. Даже вернувшись домой, она не чувствовала себя в безопасности, словно стены дворца начали давить на нее, стоило переступить порог купола. Матриарх, у которой не получилось чужими руками раздобыть сведения, приходила к дочери вечером с четкой целью – разузнать о планах Лантеи и попытаться ее переубедить, поскольку грядущая смута вряд ли была ей на руку. И, так как задумка не удалась, правительница непременно должна была прибегнуть к более радикальным способам воздействия на дочь, как и всегда.
Утром, облачившись в одно из своих старых платьев традиционно зеленого цвета, Лантея свернула на макушке волосы в тугой узел и, не забыв захватить один из потрепанных поясов с парой костяных ножей, поспешила в центральную часть дворца, где располагалась канцелярия матриарха. Пока она скользила по темным коридорам, которые в это время суток выглядели гораздо оживленнее, чем вечером, чужие взгляды удивленно скользили по лицу хетай-ра, будто по дворцу летел настоящий призрак. Прислуга перешептывалась между собой, служащие канцелярии ограничивались поднятыми бровями, и никто так и не посмел заговорить с Лантеей или же просто поприветствовать ее. Будто за два года отсутствия в Бархане ее давно уже похоронили и забыли.
Главная дворцовая канцелярия занимала около дюжины смежных помещений, и там практически никогда не останавливалась работа. Некоторые отделения состояли всего из пары хетай-ра и теснились в узких проходных залах, в то время как другие имели в своем подчинении несколько десятков служащих и с комфортом располагались в обширных палатах, где хватало места даже для устланных шкурами козеток и продолговатых столов, загроможденных увесистыми архивными журналами.
Девушка толкнула высокие массивные двери, выполненные из темного закаленного стекла, и шагнула в главный зал канцелярии. Ее мгновенно со всех сторон окружил гомон разговоров, скрип стилосов по пергаменту и стук костяных счетов. Всюду, на стенах и шкафах, висело огромное множество ярких фонарей, другие были расставлены на постаментах и столешницах, и в их свете трудились десятки сосредоточенных хетай-ра. Вдоль стен рядами тянулись письменные столы, за которыми восседали служащие: кто-то кропотливо заполнял журналы, другие советовались между собой и постоянно сверялись с толстыми книгами. В пустом пространстве посередине зала располагался стол канцлера, где не было ни единого свободного от документов и свитков места. Вокруг постоянно толпились хетай-ра, то подкладывая новый исписанный пергамент, то что-то спешно пересчитывая на счетах.
Стоило Лантее приосаниться и медленно подплыть к центру комнаты, как служащие, завидев ее, спешно начали склонять головы, приветствуя дочь матриарха, и незаметно рассасываться по своим рабочим местам. В помещении стало намного тише, и каждый присутствующий, делая вид, что крайне занят делами, украдкой следил за девушкой, возвращение которой целое утро обсуждал не только весь дворец, но и половина Бархана. Вторая половина же о нем еще просто не успела узнать, но до полудня этот вопрос должен был решиться сам собой.
Из-за своего стола поднялась канцлер, приложив кулак к солнечному сплетению, и вежливо склонила голову:
– Младшая дочь матриарха, рада вновь видеть вас дома.
Это была сухая невысокая женщина с белыми прямыми волосами до плеч и крайне суровым взглядом глаз цвета стали, спрятанных за аккуратными маленькими очками в костяной оправе. Лантея никогда не видела, чтобы эта немолодая хетай-ра, уже больше тридцати лет занимавшая свой ответственный пост, улыбалась или изменяла как-то свою внешность: она всегда срезала волосы под одинаковую длину, не красила лицо и носила совершенно невыразительное черное одеяние до пола с коротким воротником-стоечкой и наглухо застегнутое на все пуговицы с низа и до самого подбородка. На ее лице со впалыми щеками и обвисшей дряблой кожей больше всего выделялись губы – широкие и мясистые, с опущенными уголками – они всегда были упрямо сжаты.
– Благодарю, Эхенади. Я здесь по делу, – произнесла Лантея, неторопливо расправив складки своего платья, а после сложила пальцы рук в замок на уровне живота.
– Да, конечно. Чем я могу вам помочь? – с ноткой тщательно скрываемого раздражения в голосе быстро спросила канцлер, бросив взгляд на массивные песочные часы, стоявшие на краю ее стола.
– Необходимо в ближайшее время провести внеочередные общие городские слушания. Надеюсь, последние были достаточно давно?
Где-то за спиной Лантеи едва слышно начали перешептываться служащие. Но Эхенади неожиданно громко шикнула на них, и голоса мгновенно затихли. Ее авторитет в канцелярии был непререкаем, поскольку считалось, что она пользовалась неограниченным доверием матриарха.
– Одну минуту. Я проверю, – вежливо ответила женщина, по-прежнему сохраняя на лице непроницаемую маску.
Она сдвинула в сторону на своем столе стопки документов, пока не отыскала тяжелый потрепанный журнал. Потянув за тканевую закладку и открыв нужную страницу, канцлер быстро пробежала глазами по ровным строкам в книге и только после этого утвердительно кивнула:
– Ближайшее заседание назначено на следующую неделю.
– Это слишком поздно, – категорично заявила Лантея. – Заседание должно состояться раньше. И лучше, если бы оно прошло сегодня.
– Невозможно. Участники слушаний не успеют подготовить отчеты для матриарха. Завтрашний день – самое раннее, что я могу вам предложить.
– Меня это устроит.
Эхенади вооружилась стилосом, окунула его кончик в чернильницу и выжидательно взглянула на девушку.
– Необходимо сообщить о причинах переноса заседания. Что повлияло на необходимость срочного созыва?
– Можете оповестить всех участников, что Лантеялианна Анакорит вернулась в Бархан из своего дальнего двухлетнего странствия. И желает поделиться со своим народом теми ценными знаниями, что она получила в чужой стране. А также представить на суд общественности несколько идей, призванных изменить взгляд хетай-ра на политику изоляционизма Барханов, из-за которой для пустынного народа оказался закрыт мир, лежащий за песками, – торжественно и с легкой усмешкой проговорила девушка, и ее слова в тишине разнеслись по всем ближайшим комнатам главной дворцовой канцелярии.
Эхенади, как стояла со стилосом в руках, так и застыла, не в силах сдвинуться или что-то сказать. Она лишь с немым удивлением во взгляде смотрела на младшую дочь матриарха, а чернила темными кляксами падали на пергамент с конца писчей стеклянной палочки. Впрочем, остальные служащие тоже пребывали в изумленном ступоре, не веря собственным ушам.
– Это все. Благодарю за помощь, канцлер.
Развернувшись, Лантея собиралась направиться к выходу, когда ее окликнул знакомый голос:
– Признаться, ты всегда умела действовать эффектно, сестра.
Уперев руки в пояс, на другом конце зала, у прохода, ведущего в соседние помещения канцелярии, стояла Мериона, вздернув бровь и изогнув губы в язвительной усмешке. Она была в вытертых кожаных штанах с широкой шнуровкой по бокам, свободной темной рубахе и накинутой сверху темно-зеленой мантии с длинными рукавами. С костяным топориком наследница престола и вовсе никогда не расставалась, даже во дворце, и он висел на широком поясе, в любой момент готовый покорно лечь в руку своей хозяйки и испить чьей-нибудь крови.
– И давно ты меня здесь поджидала? – поинтересовалась Лантея.
– Больно нужно. – Старшая сестра фыркнула и двинулась навстречу младшей. – Я торчу тут с самого утра по приказу матери. В отделении тайных дел полно работы. Кто-то же должен ей заниматься, пока другие гуляют на поверхности, позабыв о своем родном доме и его проблемах.
Возмущенно поджав губы, Лантея одарила сестру мрачным взглядом. Отношения между ними никогда не ладились, но они обе ни за что бы не стали раньше так открыто в чужом присутствии оскорблять друг друга. А теперь Мериона фактически объявляла ей войну.
– Так возвращайся к своей работе. Иначе матриарх будет тобой недовольна, – с легкой издевкой в голосе парировала Лантея и, не оборачиваясь, скорее устремилась к двери.
Распахнув тяжелые стеклянные створки, девушка выскочила в темный коридор и зашагала в сторону мужской части дворца. Ей пора было навестить профессора, который, наверняка, чувствовал себя в мрачной каменной комнате как пленник.
Но не успела хетай-ра отойти даже на десяток шагов, как позади хлопнула дверь канцелярии, и послышался громкий окрик Мерионы:
– Не убегай! Я хотела поговорить, сестра.
– Вчера в одной брошенной тобой на прощание фразе было столько презрения, что желание говорить отбивает напрочь. А сегодня ты решила прилюдно меня пристыдить, – едва сдерживая раздражение, ответила Лантея, но все же остановилась и развернулась. – И теперь ты хочешь поговорить. Опять в чем-нибудь обвинишь?..
Мериона в несколько шагов оказалась рядом с сестрой и, схватив ее за запястье, утянула в сторону, нырнув под прикрытие одного из гобеленов. Под непроницаемой тканью оказалась узкая стрельчатая арка, которая вела на маленький полукруглый балкон с резной балюстрадой, выходивший прямо на площадь перед дворцом. Места там оказалось совсем немного, даже для двоих, и потому Лантея сразу подпрыгнула и села на широкий парапет, небрежно подоткнув под себя ткань платья. Мериона же встала рядом, тяжело опершись на перила и безучастно посмотрела вниз, где на парадной лестнице двумя шеренгами напротив друг друга стояли стражи.
– К чему такая секретность? Боишься, что в коридорах кто-то может подслушать разговор? – проницательно заметила Лантея.
– Не без этого. Во дворце теперь надо контролировать каждое слово. Почему, думаешь, мать через день посылает меня в отделение тайных дел? Там просто бардак. Работы до потолка.
– В связи с чем? Что-то произошло?
– Пока тебя не было два года, тут, знаешь ли, тоже жизнь шла своим чередом. И за это время многое изменилось, – сказала Мериона и повернулась лицом к сестре. – Весь город и, в особенности, дворец наводнили шпионы. Просто какое-то немыслимое количество. Сначала мы с матерью думали, что это дело рук Васпии. Матриарх Пятого Бархана всегда славилась тем, что знает все и обо всех, и, по ее же словам, ее верные подданные есть в каждом полисе. Но…
– Но?.. – выжидательно переспросила Лантея.
Нервно потерев мочку уха, Мериона будто нехотя, понизив голос, призналась:
– Это соглядатаи Иамес.
– Матриарха Первого Бархана? Зачем ей это?
– Все не так просто, как ты думаешь. Ее шпионы всегда были в городе, мы даже знали о большинстве из них. Но в последние полгода их число утроилось. Они вынюхивают буквально обо всем, но особенно – обо мне.
Лантея нахмурила брови. В первые минуты ей еще казалось, что старшая сестра шутит или пытается подвести беседу к очередному обвинению, но теперь дело принимало другой оборот.
– Почему именно о тебе?
– Мать сказала, что когда наша бабушка находилась при смерти, то Иамес тоже буквально заполонила Бархан своими шпионами. Они практически по пятам несколько месяцев крались за матерью, наблюдая за каждым ее шагом и действием. И только после того, как она взошла на престол, то все преследователи за неделю испарились, будто их никогда и не было.
– Неужели Иамес приглядывается к будущей наследнице трона? – сделала вывод Лантея.
– Так и есть.
– Разве сейчас не рано? Не думаю, что мама покинет этот свет в ближайшие годы, – протянула девушка и сразу же поймала на себе недобрый взгляд сестры.
– Конечно, еще рано! О чем ты говоришь!.. Матриарх считает, будто Иамес приглядывается ко мне. Мол, после твоего исчезновения у Третьего Бархана осталась лишь одна возможная наследница. Чият была бездетной, а наши дальние родственники по бабушкиной сестре – это не те, кого стоит брать в расчет…
Мериона на мгновение замолчала, прислушиваясь к коридору, от которого их отсекал лишь гобелен. Мимо скрытого прохода на балкон кто-то неторопливо прошел, но шаги быстро затихли.
– И, судя по тому, что нам удалось узнать, моя кандидатура ей совсем не нравится, – закончила старшая сестра, поблескивая в полумраке своими огромными подведенными краской глазами.
На минуту опешив, Лантея не сразу нашлась, что сказать:
– Постой. А кто же, если не ты?! Мать тебя с детства готовила к престолу!
– Пока не появилась ты, выбора практически не оставалось. Иамес могла согласиться на меня. Но теперь есть варианты, –полушепотом многозначительно намекнула Мериона.
– Ты правда уверена, что Иамес захочет видеть на троне Третьего Бархана меня?! Это глупо!
– Глупо совсем другое, сестра. Ты решила вмешаться в эту сложную игру со своими правилами. Притащила чужака, созываешь общие слушания и хочешь поставить под сомнение сами основы общественного строя хетай-ра. Иамес – консерватор до глубины души, как и мы с матерью. Она много лет стоит у престола и ратует за соблюдение всех традиций, за сохранение нашей изоляции. Как ты думаешь, хорошо ли она отреагирует на твое выступление?
Нахмурившись, Лантея сползла с парапета, встав практически вплотную к старшей сестре. Она совсем не предполагала, что матриарх Первого Бархана так далеко раскинула свои сети.
– Вижу, масштаб трагедии ты понимаешь, – усмехнулась Мериона. – Для Иамес избавиться от лишнего претендента на трон ничего не стоит. Вспомни только Сигридский переворот в Четвертом Бархане, когда ее хетай-ра за одну ночь вырезали всю правящую семью, кроме одной новорожденной малышки Сигриды, которой по итогу и досталась вся власть. Тогда народу было объявлено, что во дворец ворвались ингуры, которые прорыли ходы прямо в стенах здания, и убили большую часть его обитателей. Всех свидетелей устранили – знают о произошедшем только избранные. Вот и думай теперь, как Иамес захочет поступить с тобой и твоим чужаком.
– Мериона, не в твоих принципах заботиться о моей безопасности… Ты только во всем потакаешь матери, послушно раскрывая клюв, как новорожденный птенец, и для тебя же и матриарха будет лучше, если Иамес избавится от меня и чужака. Какой смысл предупреждать меня тогда?
– Потому что плохо будет всем. Не тебе одной, – раздраженно отмахнулась старшая сестра. – Мы начали по-тихому избавляться от шпионов Иамес. Посылаем их с группами охотников в Дикие тоннели и обставляем все как несчастный случай, отправляем с караванами на поверхность, где обвиняем в гибели пары-тройки хетай-ра песчаные бури или зыбучие пески. Незаметно и осторожно сокращаем это число. Порой удается добраться до неотправленных отчетов и подкорректировать их. Потому и говорю, что работы много, а ситуация очень опасная. Чем меньше будет в Третьем Бархане подданных Иамес, тем труднее ей будет провернуть свои темные дела. Но, стоит чему-нибудь вскрыться – правде ли о череде случайных смертей или же ты откроешь рот со своим миром-за-пределами-песков – матриарх Первого Бархана может щелкнуть пальцами, и наш род оборвется.
– Ваши темные делишки с мамой меня не особенно интересуют. Делайте, что делали, или объявите Иамес открытую войну. Мне до этого нет дела – я вернулась домой с определенной целью, и собираюсь добиться своего. Завтра состоятся общие городские слушания. Я произнесу там речь, а дальше будь что будет. Сейчас для меня важнее всего заронить саму мысль о возможности окончания изоляции в разум жителей: если они захотят рискнуть всем и увидеть другой мир, выйти из темноты и больше никогда в ней не прятаться, то ни ты, ни мать, ни даже сама Иамес не остановят их! – выдохнула Лантея прямо в лицо обескураженной сестре.
Мериона запустила пальцы в свои короткие волосы, выкрашенные в алый цвет. Судя по тому, как менялось ее лицо, молодая женщина с трудом удерживала себя в руках, чтобы прямо в тот момент не сбросить свою недалекую и своевольную младшую сестру с балкона вниз.
– Ты просто невозможно бестолковая!..
– Может и так. Но бояться я не собираюсь. Ни матриархов, ни их безропотных посыльных.
Лантея сплюнула под ноги Мерионе и вышла через арку с крохотного балкона. Сдвинув гобелен, девушка оказалась в темном пустынном коридоре, а за ее спиной раздался глухой удар и раздраженная брань старшей сестры, которая вымещала злость голыми кулаками на каменном парапете.
Скорее направившись в другую часть дворца, Лантея озабоченно нахмурилась, совершенно не обрадованная всеми услышанными новостями. За время ее отсутствия в Бархане многое в городе изменилось. Хотя абсолютно верить словам Мерионы все равно нельзя было, поскольку старшая сестра почти всегда представляла и защищала интересы матриарха и только матриарха. Она могла сделать и сказать все что угодно по приказу матери. И почему-то Лантея была убеждена, что попытки отговорить сестру выступать на общих городских слушаниях весьма смутно были связаны с угрозой вмешательства матриарха Первого Бархана Иамес в систему наследования Третьего Бархана. Скорее, мать попросила Мериону отыскать способ переубедить младшую дочь после того, как Манс, да и она сама, провалили переговоры прошлым вечером. И теперь, когда и старшая сестра потерпела поражение, Лантея опасалась, что правительница могла приняться за более действенные методы. Только вот откуда следовало ждать следующего удара?
Добравшись до комнаты своего спутника, хетай-ра тихо отодвинула занавесь и заглянула внутрь. Светлячки в фонаре практически перестали мерцать, и помещение было погружено в кромешный мрак. Мужчина еще спал, разметавшись на постели, укрытой полупрозрачным пологом. Его грудь редко и тяжело вздымалась, а из горла порой вырывались едва слышные хрипы.
Лантея захватила из коридора более яркий фонарь, в котором по стеклянным стенками ползали бодрые только пойманные насекомые, и шагнула ближе к кровати профессора. Она села на край, отодвинула полог и несколько мгновений просто в тишине наблюдала за спящим человеком, размышляя над тем, как правильнее следовало начать с ним разговор. Вечером они расстались враждебно, готовые если не убить друг друга за взаимное вранье, то уж точно оборвать все общение. А теперь можно ли было вообще говорить о какой-то прежней дружбе и привязанности?
Хетай-ра легко погладила Ашарха по небритой щеке.
– Пора вставать.
– Что? А?.. – проворчал профессор, приоткрыв один глаз, но полумрак комнаты мгновенно обступил его со всех сторон. – Сейчас ночь… Я посплю еще немного, пока солнце не встанет… Ага…
Аш кашлянул, плотнее закутался в одеяло и отвернулся к стене. Девушка хмыкнула и положила ладонь на лоб больного, чтобы проверить, был ли у него еще жар. Кожа оказалась холодной и чуть влажной на ощупь. Значит, болезнь понемногу отступала.
– Здесь всегда царит ночь. Но по времени уже наступило утро. Вставай, скоро придет лекарь.
Недовольно заворчав, преподаватель развернулся к собеседнице. На его заспанном чуть помятом лице недовольство и усталость боролись за первенство.
– Чувствую себя отвратительно…
Пальцами протерев глаза и широко зевнув, Ашарх с наслаждением почесал лоб, на котором от подушки остались красные отпечатки. Взгляд хетай-ра замер на старом белом рубце, пересекавшем лоб профессора над левой бровью.
– Давно хотела узнать, откуда у тебя этот шрам? – ненавязчиво поинтересовалась Лантея.
– Упал с лошади в детстве, – лаконично проворчал еще сонный Аш и закашлялся.
После, будто вспомнив все, что произошло между ним и спутницей вечером, он нахмурился и продолжил уже куда жестче, не давая хетай-ра даже шанса забыть о размолвке:
– Зато получил урок на всю жизнь, что у каждого разумного создания свой характер и не стоит заставлять других делать то, что нужно лишь тебе.
Профессор красноречиво посмотрел на примостившуюся на краю Лантею, после этого откинул одеяло и нехотя сел на кровати, ощущая чудовищную слабость во всем теле.
– Я тебя ни к чему не принуждала, – заметила девушка, тем не менее почувствовав легкий укол совести. – Мы заключили взаимовыгодное соглашение. Все, что от тебя требуется, – это рассказать моему народу о внешнем мире.
– В твоем дневнике было описано совсем иное.
– Я не прошу тебя лично устраивать революцию и с мечом наперевес бежать в первых рядах на штурм дворца.
– А ты сама так и намерена поступить? – сразу заинтересовался Аш.
– Нет, конечно!.. Как раз я-то и хочу решить все дипломатическим путем – через городские слушания, где позволю общественности самой рассудить, нужны ли Бархану перемены…
– Тогда признайся мне честно. После всего этого вранья хоть раз скажи правду. Если я выполню твое условие, выступлю на этих слушаниях, то отпустишь ли ты меня из Бархана беспрепятственно?
На секунду в глазах хетай-ра промелькнула тень разочарования.
– Если ты действительно этого хочешь, то мешать я не стану… – тихо проговорила Лантея, отступая к столу. Она повернулась к собеседнику спиной, чтобы скрыть тоску, которая ей овладела. Поставив на столешницу фонарь, девушка молча наблюдала за светлячками и ждала ответа профессора.
– Я тебя услышал, – спокойно сказал Ашарх. – Когда ты дашь мне выступить? И как все это будет проходить?
– Завтра в полдень состоятся общие городские слушания, на которых ты будешь присутствовать вместе со мной. Там и начнется обсуждение.
Преподаватель согласно кивнул. В комнате повисло тяжелое молчание, обременявшее как мужчину, так и девушку, но никто из них не решался больше ничего говорить, будто опасаясь выдать свои настоящие переживания.
К счастью для них обоих, в этот момент в коридоре раздалось шарканье ног лекаря. Почтенный врачеватель Галахио вежливо покашлял, уведомляя о своем прибытии, и только после этого зашел в помещение, сразу же склонив голову перед дочерью матриарха. Пока молчаливый старик деловито осматривал больного, готовил ему новое питье с более сложной рецептурой и делал жгучие припарки, Лантея, сложив руки на груди, не моргая наблюдала за светящимися насекомыми в фонаре, которые разгоняли полумрак комнаты и хаотично ползали по своей хрупкой клетке в попытках найти выход.
Через полчаса лекарь, закончив свои процедуры и сложив в сумку склянки со снадобьями, негромко обратился к девушке:
– Я сделал все необходимое.
– И что вы скажете по поводу его состояния?
– Жар спал, – лаконично ответил Галахио, поглаживая свою жидкую козлиную бородку крючковатыми пальцами. – Кашель и хрипы в легких останутся еще надолго, необходимо дважды в день делать компрессы.
– Благодарю, – сказала Лантея и кивнула. – Но можно ли ему уже вставать?
– В постельном режиме нет особенной надобности. Больному, напротив, стоит больше двигаться и гулять, чтобы привести организм в тонус, – озвучил свои выводы лекарь и, раскланявшись, неспешно удалился из комнаты.
– Что он сказал по поводу меня? – сразу же поинтересовался Ашарх.
– Все в порядке. Последствия болезни пройдут не скоро, но твое тело справляется… Подожди минуту, я сейчас вернусь.
Девушка мягко выскользнула за занавесь и торопливо направилась в хозяйственную часть дворца, не желая обращаться к слугам, до которых иногда невозможно было докричаться, если что-то требовалось. Тем более что Лантея предупредительно опасалась шпионов как собственной матери, так и матриарха Первого Бархана Иамес, а в том, что среди прислуги дворца их было достаточно, она никогда не сомневалась.
Вернулась обратно хетай-ра только через четверть часа. Она принесла с собой комплект чистой одежды и поднос, уставленный различными блюдами. Ашарх, успевший за это время вновь задремать, лишь безразлично посмотрел на вещи, которые протянула ему спутница. Из всех его рубах после пустынь до сих пор сыпался песок, так что отказываться от чистой одежды было глупо, хоть мода в Барханах казалась непривычной для человеческого глаза. Мужчины и женщины пустынного народа предпочитали шелковые рубахи до пола, которые иногда перехватывались широким кожаным поясом. Поверх часто накидывались плащи или мантии, а на ногах хетай-ра носили кожаные сандалии, либо же тканевые сапоги, приглушавшие любые шаги.
Для профессора тонкая рубаха глубокого синего цвета с длинными рукавами в первые минуты показалась ночной сорочкой, насколько нежно она легла к телу, хоть и постоянно путалась в ногах. Мягкая же обувь для стертых ступней Ашарха стала настоящим благословением после неудобных кожаных сапог, оставивших на пятках еще во время перехода через горы жуткие кровавые мозоли. Поддев под рубаху свои штаны, мужчина остался вполне доволен удобством одежды и своим внешним видом. Если бы ему еще удалось побрить лицо, то вполне можно было с чистой совестью выступать хоть перед пустынным народом, хоть перед самим матриархом.
И пусть все эти тряпки первые мгновения казались преподавателю непривычными и даже в какой-то степени забавными, но это продолжалось лишь до тех пор, пока его внимание не переключилось на еду, любезно предложенную Лантеей на завтрак. Хетай-ра принесла миску с кусками сырого мяса и странными серовато-зелеными лепешками.
– Это приготовленное мясо? – усомнился Аш, держа в руках небольшую пиалу и внимательно разглядывая куски темно-красного цвета.
– В Барханах мясо едят сырым. Поверь, здесь никто не станет отваривать или жарить хороший сочный кусок мяса с кровью… Так не принято.
– И как же его есть? Так ведь можно отравиться.
Лантея несколько секунд что-то обдумывала и после все же отобрала блюдо у спутника, отдавая ему вместо сырого мяса одну из лепешек.
– Тебе и правда может с непривычки поплохеть. Давай-ка сейчас ты обойдешься простым хлебом, а позднее я найду для тебя более подходящее угощение, – сказала девушка и виновато улыбнулась.
Разломив небольшую плоскую лепешку пополам, профессор аккуратно откусил краешек и задумчиво пожевал, привыкая ко вкусу. Как он уже догадался, кашами и овощами в Барханах его никто кормить не собирался, и стоило свыкнуться со вкусом местной еды, чтобы элементарно не умереть с голода. Лишайниковая сдоба оказалась чуть горьковатой, но вполне съедобной, хотя больше одной лепешки съесть было трудновато – этот хлеб хорошо насыщал.
– Городские слушания начнутся только завтра, – ненароком обронила Лантея во время трапезы, бросая на сидевшего за столом Ашарха испытующий взгляд украдкой. – Я хотела бы показать тебе Бархан, пока у нас есть свободное время. Ты ведь и сам бы этого хотел, правда?
Профессор ничего не ответил, задумчиво пережевывая последний кусок сдобы, все еще пытаясь определить для себя, нравилось ли ему это диковинное блюдо или нет.
– И, к тому же, тебе не помешало бы посетить горячие источники, – намекнула девушка, демонстративно морща нос.
– У вас тут есть подземные водоемы? – спросил мужчина и вскинул бровь, заинтересованный последним предложением. – Я бы не отказался, если честно…
– Конечно есть, – усмехнулась хетай-ра. – Дожевывай и пойдем.
Преподаватель скорее поднялся на ноги и отряхнул одежду от крошек. Послушно приняв из рук своей спутницы стеклянный фонарь с встревоженными светлячками, он шагнул вслед за ней в непроницаемо черный коридор дворца.
– Ты хочешь мне сказать, что вы всегда живете в этом кромешном мраке?.. Никаких свечей, факелов, зеркальной системы освещения? – почему-то шепотом спросил у девушки Ашарх.
Они ступали по одной из каменных галерей дворца, изрезанной узкими переходами и арками, ведущими в соседние помещения. Фонари здесь были развешены по стенам на большом отдалении друг от друга, а потолки нависали так низко над головой, что при желании до них можно было дотронуться рукой.
– Мы неплохо видим в темноте, поэтому нам хватает светящихся растений. Как бы тебе объяснить… Понимаешь, мы ведь по сути своей ночные хищники с острым слухом, Аш, обитающие под песками на протяжении тысячелетий. Здесь привыкаешь верить своим ушам больше, чем глазам. Солнечные лучи почти не проникают в город, поэтому в Барханах царит другой уклад жизни.
– Когда вчера мы блуждали по коридорам, я, если честно, думал, что это из-за позднего вечера так темно, – посмеялся над своей наивностью Ашарх.
– И надеялся, что утром, видимо, солнце каким-то немыслимым образом озарит этот город? – усмехнулась Лантея. – Нет, это обитель вечного мрака. Ходи здесь без меня с фонарем, если не хочешь заблудиться… На самом деле, наш Бархан еще самый светлый из-за центрального входа в город над рыночной площадью. Стеклянный купол днем дает много света. В некоторых подземных полисах хетай-ра нет даже такого.
– Это ведь Третий Бархан, верно? Помню, еще в Залмар-Афи ты говорила, что всего их пять.
– Да, у хетай-ра пять правящих семей и пять городов по их числу. Но главенствует над всеми, конечно, Первый Бархан. На изегоне, местном языке, это звучит как Zceit. Там правит матриарх, которой волей-неволей обязаны подчиняться все остальные правительницы.
Свернув куда-то в сторону, Лантея на ходу ухватила спутника за рукав и потянула его следом. Вдвоем они нырнули в арку и оказались в просторной кладовой, заполненной грубыми каменными шкафами. В помещении не было ни одной живой души и витал приятный легкий запах чистоты. Девушка бесшумно скользила меж полками, забитыми различными вещицами, одеждой, чашами и бадьями, лишь изредка прося своего спутника посветить ей фонарем. Через несколько минут хетай-ра бросила в заплечный мешок свертки с полотенцами и предметами для купания, и развернулась к выходу.
– У меня складывается впечатление, что жизнь здесь устроена чуть ли не лучше, чем в человеческих городах на поверхности, – признался Ашарх, стоило им вернуться обратно в галерею. – Сухо, тепло, растут всякие съедобные мхи, есть источники с водой… Если бы еще не эта вечная темнота, которая превращает ваш полис в каменный гоблинский склеп, то можно было бы сказать, что это просто мечта, а не город.
– Ну так можно в любом месте одни положительные стороны выделить! Надо уметь за красивым фасадом здания разглядеть его затопленный подвал, потрескавшиеся стены и дырявую крышу… А тут все это разваливающееся строение только и держится, что на плечах его жителей, – неохотно пробормотала девушка. – Мы выживаем здесь, Аш. Питаемся всем, что шевелится, и что облюбовало местные камни. Постоянно рискуем оказаться под завалами, когда какой-нибудь из участков подземных тоннелей разрушится или же его прокопают ингуры. Еще и эти твари постоянно роют свои ходы, проникая в Бархан со всех сторон, как зараза… Ничего приятного в этой жизни нет.
Поджав губы, Лантея грустно кивнула профессору, который ее внимательно слушал. Все ее слова были искренними, а оттого смысл их становился еще печальнее.
Через мгновение коридор вывел спутников в тронный зал, где на широких бортах бассейна, опираясь на подушки, сидели две молодые девушки с длинными молочно-белыми волосами, заплетенными в три косы, и в свободных ярких платьях. Они о чем-то увлеченно перешептывались и мягко смеялись, пока в их поле зрения не появилась Лантея. Хетай-ра мгновенно замолчали и, вскочив на ноги, спешно склонили головы перед дочерью матриарха.
– Ниэля, Арконция, разве вы не должны быть с моей матерью? – строго спросила девушка, которой прекрасно было известно, что обе сестры-близнецы прислуживали матриарху чуть ли не с самого своего совершеннолетия и постоянно присутствовали в ее поле зрения.
– Правительница изволила удалиться на молитву! – спешно проговорила Ниэля, но взгляд ее больших светло-серых глаз был направлен только на Ашарха, молчаливой тенью замершего за спиной Лантеи. Она с явным интересом разглядывала чужака.
– Приказала предоставить мольбище в полное ее распоряжение! – тут же добавила Арконция и незаметно толкнула сестру в плечо, чтобы отвлечь ее от созерцания смуглокожего человека.
– Мериона с ней? – требовательно уточнила дочь матриарха, скрещивая руки на груди.
– Нет. Она уже ушла в центральное здание гарнизона с вашим отцом, – откликнулась Ниэля, неловко улыбаясь и отводя глаза.
– Чудесно, – протянула Лантея. – Значит, мы с ними не пересечемся сегодня. Если обо мне кто-нибудь спросит, то скажите, что вы меня не видели. Ясно?
– Да, конечно!
Арконция приложила кулак к солнечному сплетению, и ее сестра мгновенно повторила этот жест.
Кивнув обеим прислужницам и поманив за собой Ашарха, Лантея скорее двинулась на выход из тронного зала, огибая прямоугольный бассейн. Покинув здание, давившее на головы своей величественной монументальностью, спутники в считанные мгновения миновали длинную парадную лестницу со скучающими стражами по краям. Воздух здесь был гораздо свежее, чем в однотипных коридорах дворца, а из-за высокого потолка, терявшегося в темноте, по площади постоянно разносилось эхо от любых звуков, шагов и даже шепота.
Профессор послушно следовал за хетай-ра, оглядываясь по сторонам и то и дело задерживаясь у какой-нибудь из необъятных колонн, поддерживавших своды зала. Он пытался подробнее разглядеть в тусклом свете своего фонаря иероглифы и редкие изображения на песчанике, чтобы запечатлеть в памяти отрывки из древней истории пустынного народа. Некоторые рельефы казались очень старыми: высеченные в камне, они давно уже потеряли четкие очертания и большинство слоев краски, но менее любопытными от этого они не становились.
Один из сюжетов надолго привлек внимание Ашарха, и он сам не понял, как несколько минут в полной тишине провел перед колонной, водя пальцами по холодному камню. На барельефе замерла фигура хетай-ра, одетого в грубую шкуру какого-то животного. Его лицо скрывала пугающая маска с толстым рогом на лбу, а под ногами был схематично изображен крошечный город с красными улицами. Герой композиции прижимал к маске палец в знак тишины.
Сзади бесшумно подкралась Лантея, которая успела уже довольно далеко отойти, прежде чем заметила, что ее спутник пропал.
– Что рассматриваешь?
– Мне интересна история, которая здесь описана, – ответил Аш, водя пальцами по витым иероглифам. – Можешь перевести?
– В этом нет необходимости. Я знаю ее. Здесь изображен древнейший обычай хетай-ра – это Gazeratz Oht, Ночь Тишины. Дань кровавым событиям, произошедшим во Втором Бархане много веков назад. Тогда дети бога-предателя, проклятые ингуры, раскопали старые тоннели и напали на спящий город. Их было слишком много, норы раскрывались одна за другой, выпуская на улицы города десятки голодных тварей. Все, кто вышли в ту ночь им навстречу, были энергетически опустошены и убиты. Пока чудовищам смогли дать отпор, загнать их обратно в тоннели и засыпать песком, почти четверть Бархана была мертва. Уцелели те, кто заперлись в домах и не вышли. Поэтому в Ночь Тишины каждый год принято прятаться в домах, не спать и молчать. Те же, кто выйдут на улицы и повстречают ряженых, будут обречены на несчастья на весь следующий год.
– Дети бога-предателя… Ингуры… – задумчиво прошептал преподаватель. – Ты говорила, они совсем не похожи на ту тварь, что мы с тобой видели в лесу возле Италана?
– Да. Эти твари другие, но не менее опасные и жуткие. Мы ведем с ними бесконечную войну за подземные тоннели не одно тысячелетие, – ответила девушка и поманила Ашарха дальше, к выходу из залы.
– То есть они обитают тут, под пустынями, судя по всему, в огромных количествах?
– Я бы сказала в неисчислимых. – Лантея была серьезна как никогда. – Хетай-ра ведь не всегда жили под песками, Аш. Когда наша богиня Эван’Лин создала первых своих детей, то они бороздили пустыни какое-то время. Но безжизненная почва и зной многих сгубили. Когда под дюнами хетай-ра нашли разветвленную сеть пещер с подземными реками и озерами, то это было началом великой цивилизации. Однако оказалось, что эти тоннели облюбовали и жуткие вечно голодные создания, высасывающие магическую энергию.
– Но ведь вам до сих пор удается им противостоять, – заметил профессор.
Спутники вышли в широкий коридор, который являлся главной артерией подземного полиса, соединявшей основные залы и пещеры. Теперь здесь было гораздо больше хетай-ра чем вечером, и живая река из сотен пустынников, освещавших свой путь фонарями, медленно текла по тоннелю, будто вереница призраков.
– С переменным успехом. – Девушка тяжело вздохнула, лавируя между жителями Бархана и направляясь к противоположному от дворца залу. – От тварей гибли и гибнут сотни хетай-ра каждый год, рушатся города, обваливаются многовековые проходы между Барханами. Они вдруг могут уйти в спячку на десятилетия, а потом неожиданно прокопать новые тоннели и собрать кровавую жатву.
Вдоль одной из стен медленно ступал караван из низких откормленных бородавочников с длинными желтыми клыками: на их спины были нагружены мешки и горшки, а старый высохший мужчина с объемным тюрбаном на голове восседал на первом и самом крупном кабанчике и изредка оборачивался, понукая остальных животных. Некоторые хетай-ра скользили в толпе с тяжелыми грузами на плечах, другие прижимались к стенам и явно пытались из-под полы что-то продать случайным прохожим. Порой над головами спешивших по своим делам жителей Бархана мелькали наточенные глефы стражей, наблюдавших за общественным порядком.
– И как защищаться от ингур? – Ашарх с трудом успевал маневрировать в потоке белоголовых хетай-ра и постоянно опасался потерять из виду свою спутницу.
Многие прохожие то и дело с любопытством разглядывали неуклюжего смуглого чужака, идущего в обнимку с прозрачным фонарем, показывали на него пальцами и шептались, а при виде дочери матриарха лишь быстро и молча склоняли головы, отдавая дань уважения.
– У нас есть армия, магия, – фыркнула Лантея, – да и каждый житель в той или иной степени обучен постоять за себя. Город может эвакуироваться, когда все будет критически плохо. Но, мне кажется, если хетай-ра выйдут на поверхность, то это будет самым простым и надежным способом решения многовековой проблемы. Твари ведь не выносят солнечный свет. И тогда мой народ будет свободен от этой непрекращающейся борьбы. Понимаешь, почему я считаю изолированность глупостью, которая длится на протяжении тысячелетий?
Преподаватель пожал плечами. Эти доводы звучали достаточно разумно, но убедить целый народ в необходимости изменить свой привычный уклад жизни и уйти из обустроенных городов казалось не таким уж простым делом.
В это время спутники сошли по широкой стоптанной лестнице вниз и шагнули под своды пещеры, находившейся напротив дворцовой площади. Ашарх задрал голову, поражаясь очередному грандиозному творению магии хетай-ра: ступени вели из главного коридора во вместительный зал, края которого терялись в полумраке, не позволяя даже приблизительно сказать, насколько огромным было это помещение. Здесь под высоким изрезанным сталактитами потолком росло настоящее грибное царство: голубоватые и сиреневые шляпки источали мягкий свет, опускаясь вниз подобно громоздким свечным люстрам и нависая над зданиями.
– Это жилая пещера, – пояснила Лантея, обводя руками видимое пространство. – Как видишь, здесь находятся дома большинства жителей города. Некоторые хетай-ра предпочитают селиться на рыночной площади, под стеклянным куполом, но там дорогая земля, и далеко не каждая семья может себе позволить такую роскошь. Здесь же есть дома на любой вкус и кошелек в зависимости от яруса. Хотя многие все равно брезгливо зовут этот зал Муравейником.
Дома располагались широкими каскадами на естественных подъемах пещеры, все они стояли очень тесно, а многие выступали прямо из стен зала, явно вырубленные в песчанике. Создавалось впечатление, что между этими одинаковыми строениями даже не было проложено улиц, так плотно они прилегали друг к другу, хотя по отсветам фонарей становилось ясно, что верхние и нижние ярусы все же соединялись протяженными лестницами. Какие-то здания тянулись вверх, привлекая к себе внимание двумя или даже тремя надстроенными этажами, другие, напротив, жались к земле, но зато имели разноцветные витражные окна и эфемерные каменные балкончики. Где-то к домам, зажатым со всех сторон, хетай-ра умудрялись еще и отделить место под хозяйственные помещения и даже узкие загоны для скота. У многих со дворов выглядывали крупные черные птицы с голубым хохолком на голове, которые по своим размерам превосходили даже раскормленных индюков, а в некоторых загонах слышалось хрюканье бородавочников, валявшихся в пыли.
Однако Лантея даже не стала задерживаться в этой части города и показывать профессору все красоты местных переулков, гоняя его вверх и вниз по лестницам. Она сразу же прошла вдоль одной из стен и провела Ашарха в незаметный на первый взгляд боковой проход, который оказался узким и очень длинным тоннелем, ведущим напрямую к пещере с горячими источниками. Слабый специфический запах тухлых яиц появился в воздухе еще задолго до того, как преподавателю удалось разглядеть в полумраке отблески темной водной глади.
Здесь не росли грибы, но влажные стены этого зала местами были покрыты колониями фосфоресцирующего зеленого мха. Над водами безмятежного вытянутого озера клубился белый пар, сплошной пеленой заполнивший все видимое пространство. Берег был неровным, представлявшим собой выщербленную каменную породу, в отдельных местах заостренную или бугристую, а в других сплошь заросшую скользким мхом.
– Здесь две зоны для купания. Одна только для мужчин, другая – для женщин, – сказала девушка и указала на разные стороны вытянутого озера. Хотя из-за постоянного пара разглядеть что-либо или кого-либо на другом берегу не представлялось возможным. – Предупреждаю, за подглядывание мужчинам положено наказание.
– Я и не собирался! – возмутился преподаватель.
– Просто предупреждаю, – проговорила хетай-ра, разведя руками. – В Барханах к мужчинам совсем иное отношение, Аш. Здесь у вас меньше прав, а несоблюдение священных для хетай-ра устоев не простят даже неосведомленному чужаку… Так что не советую заплывать за середину озера.
Что-то неясно буркнув себе под нос, профессор кивнул, подтверждая, что он услышал рекомендацию Лантеи. Он практически не был ознакомлен с этикетом и правилами благопристойности, соблюдаемыми в Барханах, а потому ему стоило вести себя осмотрительнее.
– Встретимся на этом самом месте через полчаса. Думаю, тебе хватит времени привести себя в порядок.
Девушка улыбнулась одними уголками губ и бесшумно скользнула на женскую половину озера, исчезая в облаках молочного пара.
Ашарх по мшистым камням, которые образовывали узкую тропинку и опоясывали термальный источник, добрался до мужской зоны, освещая себе дорогу фонарем. Здесь почти не было народа, кроме нескольких отмокавших на мелководье хетай-ра, так что преподаватель был спокоен: какое-то время он мог отдохнуть от любопытных взглядов жителей Бархана. Скинув вещи, он нерешительно зашел в воду.
В первое мгновение источники показались профессору слишком горячими, а серный запах до отвращения неприятным, но через пару минут тело привыкло к температуре, и даже вонь вскоре перестала раздражать. Осторожно ступая по скользкому каменному дну, Аш двинулся вдоль берега, опасаясь заходить на глубину. Другие хетай-ра предпочитали подолгу сидеть в воде, ближе к мелководью, оставляя на поверхности только голову, накрытую полотенцем. Мужчина последовал их примеру, погрузившись под воду до самых плеч и прислонившись спиной к одному из шершавых сталагмитов, усеивавших всю береговую линию.
Им завладело блаженное чувство тепла.
Ощущая, как расслабляется тело, окруженное горячими потоками, Ашарх сидел без движения какое-то время, просто пытаясь запечатлеть в своей памяти это одно из самых сладостных мгновений в его жизни. Кто бы мог подумать, что восторжествовавший гедонизм обретет над профессором такой контроль, ведь возможность отмокнуть в теплой воде обрадовала его гораздо больше, чем даже долгожданное прибытие в сокрытый город пустынного народа и знакомство с древней культурой хетай-ра.
Наверное, все впечатление изначально испортил именно разлад с Лантеей, произошедший из-за письма Чият и вскрывшихся замыслов самой девушки, намеренной с головой удариться во внутреннюю политику Бархана. Даже стребовав со своей спутницы обещание отпустить его после выполнения условий сделки, Аш все еще был не уверен в своем решении. Он колебался из-за того, что не хотел оставлять хрупкую и недальновидную Лантею одну бороться за дело, которое она считала правым, но в тоже время его чувство самосохранения просто вопило об опасности. Девушка собиралась начать войну против устоев своего народа, собственной семьи и древних законов Барханов, а в одиночку ей ни за что было не справиться с такими противниками.
И теперь профессор сидел, методично поглаживая рукой шершавое каменное дно, и пытался со стороны взглянуть на свое положение. На одной чаше весов у него был шанс живым и здоровым убраться из подземного полиса, забрав с собой ценнейшие знания о пустынном народе, на которых он мог сколотить столь желанное им состояние, а на другой чаше оставалась гордая отважная девушка, чья судьба была небезразлична Ашарху. И что же следовало выбрать?
Мужчина сидел под водой до тех пор, пока у него от жара не закружилась голова. Только тогда он вооружился выданным Лантеей мылом, весьма странным на цвет и запах, и грубой мочалкой, явно сплетенной из каких-то сухих водорослей или растений. Черный брусок мылился плохо, оставляя после себя сероватые разводы из мелких крошек, но Аш не придал этому значения, и, скорее закончив с водными процедурами, оделся и поспешил к выходу из зала с источниками.
Лантея уже ждала его там. Опершись спиной на каменистый вырост, покрытый мхом, она стояла без движения, прикрыв глаза. Однако стоило шагам профессора эхом отразиться от ближайших стен, как хетай-ра распахнула веки.
– Смотрю, у тебя совсем не получается пока что определять здесь время, – усмехнулась порозовевшая от горячей воды девушка. – Прошел почти час. Но я рада, что ты отдохнул. Горячие источники быстро излечат остатки твоего кашля… У тебя на лице остались мыльные разводы.
– Мне показалось, что я сидел там от силы четверть часа. – Ашарх спешно обтер лицо влажным краем своего полотенца. – Как вы вообще ориентируетесь во времени в этой вечной темноте?
Дождавшись, пока ее спутник закончит, хетай-ра забрала у него купальные принадлежности, бросив их в свой заплечный мешок, и скорее ступила в узкий тоннель, ведущий к жилой пещере.
– Если пожить здесь столько, сколько жила я, то научишься даже минуты отсчитывать с точностью часов. Это вопрос восприятия пространства и времени в абсолютной темноте. Можно опираться на многие вспомогательные вещи, которыми само тело отмеряет интервалы, вроде сердцебиения, чувства голода или жажды…
– Значит, чтобы научиться здесь определять время, мне понадобится всего лет двадцать? – хмыкнул профессор, подсвечивая себе дорогу фонарем и не отставая от дочери матриарха.
– Нет, к счастью для тебя, во всех основных залах Бархана есть стражи времени.
– Кто? – не поверил своим ушам Аш.
– Стражи, которые отмеряют время по массивным и точнейшим песочным часам. Четыре раза в день они бьют в барабаны, уведомляя о наступлении новой фазы дня. Первый удар – город просыпается, второй – закрывается мольбище Младенца, третий – конец рабочего дня, четвертый – закрывается мольбище Старухи, пора спать.
– Странно, что я здесь ни разу еще их не слышал… А что за мольбища?
– Скорее всего, ты просто не обращал внимания.
Спутники покинули коридор, ведущий к термальным источникам, пересекли Муравейник с нагромождениями крошечных домов, и Лантея указала рукой в самый угол пещеры. У стены Аш действительно первый раз обратил внимание на широкий постамент, на котором располагалась сложная конструкция песочный часов: огромное каменное колесо, опиравшееся на ряд ограненных валиков, в середине имело две стеклянные камеры треугольной формы. Через узкий перешеек тонкой струйкой песок просачивался из верхней части в нижнюю. Перед колесом почетный караул нес сосредоточенный страж, опиравшийся на свою глефу. Он ни на мгновение не отрывал глаз от песочных часов, наблюдая за потоком песчинок, а рядом с ним были установлены пузатые тамтамы, обтянутые толстой кожей. По обе стороны массивного колеса стояло еще четверо хетай-ра, которые, как предположил Ашарх, четырежды в день поворачивали каменные часы за толстые тросы, прикрепленные к краям.
– Следить за временем – это самый почетный пост, которого может удостоиться страж в Барханах. Потому что время подарила нашему народу сама богиня Эван’Лин, и этот ее дар хетай-ра во всех городах ценят безмерно, – добавила Лантея, начиная подъем по широкой лестнице, уводившей из жилого зала. – А мимо мольбищ богини мы сейчас будем проходить… Хочу показать тебе еще пару мест. Так что не отставай.
Девушка увлекла профессора в поток городских жителей, спешивших попасть в главный коридор. Преодолев стертые ступени и оказавшись в просторном тоннеле, спутники слились с живым течением, и хетай-ра сами понесли их в выбранном направлении. Темная и прямая, как стрела, улица подземного полиса тянулась на сотни метров вперед, и эхо шагов многочисленной толпы отражалось от потолка, сплетаясь с голосами пустынников и хрюканьем груженых бородавочников, караваны которых плелись с краю. Лишь иногда украшенные иероглифами и росписями стены прерывались чернеющими арками проходов, уводивших в неизвестность. Спустя некоторое время широкая улица неожиданно свернула налево, изогнувшись сытой змеей, а когда Аш и Лантея проходили мимо одного из ответвлений главного коридора, то девушка, не останавливаясь, указала рукой на едва различимый в полумраке вход в тоннель:
– Здесь находится мольбище Старухи. Это что-то вроде нашего храма, где хетай-ра молятся, общаются со служителями богини. Здесь же проводятся многие наши обряды…
– Мы пойдем туда?
Ашарх заглянул в коридор, но там царила тьма и почему-то не было видно ни одной живой души. А его спутница уже ушла вперед, проигнорировав эту арку.
– Оно открывается только в полдень, – бросила Лантея. – А вот мольбище Младенца в это время как раз закрывается. Но и туда мы не станем заходить.
– Почему же?
Девушка явственно скривилась, вспоминая, что ее венценосная мать как раз должна была молиться в гордом одиночестве в этом мольбище.
– Сейчас там много народа. Я лучше покажу тебе другие места.
– То есть у вас половину дня работает один храм, а половину – другой? И что за необычные названия для мольбищ – Младенец и Старуха?..
– По преданиям, богиня Эван’Лин – многоликая, меняющая свой облик на протяжении всего дня. На рассвете она выглядит как дитя, а в полночь – как старуха. Поэтому утром ей молятся о любви и честности, так как только невинный младенец способен одарить искренностью и добротой, а после обеда уже в мольбище Старухи хетай-ра просят о разумности, опыте и решении проблем, ведь лишь умудренная жизнью женщина может подсказать ответы на многие вопросы. Надо уметь различать эти сущности Эван’Лин.
– Ага… А ночью что, нельзя молиться? – заинтересовался профессор, едва успевая уворачиваться от идущих навстречу жителей города и при этом не терять нить разговора.
– Считается, что ночью у богини идет самая болезненная стадия смены облика. Ее не стоит тревожить молитвами, иначе Эван’Лин разозлится, – ответила хетай-ра, откидывая за спину свои еще влажные седые волосы.
– Судя по твоим рассказам, ваша богиня достаточно суровая… Постой! А это что за место? Куда ведут эти двери?
Внимание Ашарха привлекли огромные круглые каменные врата, казалось, намертво вплавленные в стену тоннеля. Несколько колец, выложенных цветными пластинами стекла, узором стягивались к центру дверей, где створки должны были раскрываться. Хотя профессору с трудом верилось, что существовала такая сила, которая могла распахнуть эти массивные врата. Прямо перед оформленным резьбой и явно очень древним порталом, выстроившись в ровную шеренгу, стояла дюжина стражей, броня которых была гораздо внушительнее и толще чем у всех ранее видимых Ашархом воинов хетай-ра. Эти суровые привратники, полностью облаченные в костяные доспехи, укрепленные слоем закаленного стекла и с вплавленными в наплечники шипами то ли из звериных клыков, то ли из изогнутых осколков, без движения сторожили таинственный проход, сжимая в руках маленькие треугольные тарчи и не убирая ладоней с рукоятей мечей, покоившихся в кожаных ножнах.
– Это Дикие тоннели. Лабиринт старинных ходов, кишащих ингурами и другими хищниками. Ходить туда без охраны отваживаются только охотники. Здесь же начинается подземный путь к Первому Бархану, используемый торговыми караванами и дипломатическими делегациями. Эти стражи у входа патрулируют врата и всегда готовы поднять тревогу, если ингуры прокопают стены, – произнесла Лантея и внимательно посмотрела на своего спутника. – А по поводу богини ты прав. Не зря мы ее зовем Многоликой Матерью, она может быть как милосердной, так и жестокой по отношении к своим детям.
Еще пару минут профессор в восхищении и страхе стоял перед проходом в Дикие тоннели и разглядывал створки. Лишь толстая каменная стена отделяла его от подземного царства, где властвовала смерть. Как хетай-ра могли столько веков существовать рядом с постоянной опасностью? Жить, зная, что только слой песка отделяет тебя от лабиринта, кишащего безжалостным хищниками, которые в любой момент могут разрушить тонкую преграду, – это верный способ стать невротиком, вздрагивающим от любого шороха. Но пустынный народ, будто, даже не думал об ингурах, окруживших город со всех сторон.
Лантея потянула Ашарха за рукав, вынуждая его двинуться дальше. Коридор все не заканчивался и больше никуда не сворачивал, а профессор стал даже как-то привыкать к постоянной темноте. Жителей вокруг стало намного меньше, но, как и прежде, некоторые из них считали своим долгом выказать дочери матриарха почтение и поднести к солнечному сплетению сжатый кулак. Как девушка объяснила своему спутнику, этот жест вежливости был очень древним, даже по меркам самого пустынного народа, и означал «центр мироздания». Жители приветствовали так члена правящей семьи, признавая его власть.
Когда Аш неожиданно разразился сухим лающим кашлем, который пропал на какое-то время после горячих источников, а теперь вновь принялся терзать ослабленное из-за болезни тело, то Лантея сразу же подтолкнула профессора в относительно небольшой зал, находившийся на стыке двух коридоров и скрытый от чужих глаз. Помещение оказалось темным и совершенно пустым: лишь под потолком виднелось широкое отверстие, уходившее куда-то вверх, в недра камня.
В маленькой пещере легко дышалось и гулял довольно сильный ветер, с гулом проникавший в подземный полис через круглую скважину.
– Это вентиляционные шахты или сардобы, – пояснила хетай-ра, прогуливаясь по центру зала. –Помнишь, вчера ты видел одну из них на поверхности? Те знаки, по которым можно найти любой из Барханов.
– То самое полуразрушенное здание, возле которого мы вчера спешились с сольпуги? – припомнил профессор. Из-за слабости, которая внезапно на него накатила после приступа кашля, Ашарх присел на одну из каменных лавок, выступавших прямо из стен и располагавшихся полукругом по периметру небольшой пещеры. Он с наслаждением вдыхал свежий воздух.
– Это был крытый колодец. Самые древнейшие сооружения моего народа. Им по три тысячи лет. Хетай-ра создавали их еще когда жили на поверхности. Но некоторые подземные озера и реки постепенно обмелели, и теперь сардобы используют как шахты для воздуха и пути на поверхность для почтовых птиц.
– Чем больше я изучаю ваш город, тем больше поражаюсь силе магии, которую вы используете, – признался преподаватель, поглаживая гладкие стены пещеры. – Из песка вы создаете вещи, здания, огромные залы и настоящие дворцы. Это действительно звучит как сказка. Если бы я не видел все это своими глазами, то никогда бы не поверил.
– Значит, те легенды о пустынных жителях, что ты рассказывал мне еще в Залмар-Афи, не такие уж и легенды. – Девушка улыбнулась и присела на лавку рядом с Ашем. – Любой из моего народа может сотворить дом из песка, но при необходимости может и обрушить целую пещеру из песчаника, такую как эта, за пару минут.
– Ваша магия столь разнообразна!
– Все гораздо проще, чем ты думаешь, Аш. Наша сила заключается лишь в том, что мы повелеваем структурой песчинок. Можем заставить их нагреться до немыслимых температур или мгновенно остыть. И песок легко принимает форму того, что мы пожелаем, будто глина. А если его очистить и закалить, то получится прозрачное стекло, – сказала Лантея и указала на фонарь с светлячками, который профессор держал в руках. – В ином же случае, если примеси оставить, то оно будет зеленым или темным.
– Знаешь, довольно полезный талант эта ваша власть над песчинками, – заметил преподаватель. – А особенно примечательно, как широко вы его научились использовать.
– Не поспоришь. Чтобы выжить в этих пустынных пещерах хетай-ра выжали максимум из своей магии и окружающей среды. А теперь представь, как я была удивлена, когда попала в Залмар-Афи, – с неожиданной грустью в голосе призналась Лантея.
– Чем удивлена?
– Я будто оказалась в ином мире… Где люди спокойно проживают каждый день, не опасаясь, что им на головы обрушится лавина песка или через стену их жилища выроет проход стая голодных тварей. Где кругом трава, леса и реки, в которых водится масса вкусной рыбы, сладкие ягоды растут у порога дома, а на небе сияет теплое солнце. Не такое, как в пустынях, от которого кожа покрывается волдырями и слезает через пару дней, а мягкое и нежное… Ласковое…
– И ты хочешь показать своему народу именно это, не так ли? – догадался Аш.
– Да! Они просто боятся, пойми. Все, что они видели за свою жизнь, – это темные коридоры Бархана и бескрайние пески пустынь. Хетай-ра не верят, что там, за горизонтом вообще может существовать что-то лучше. И их все устраивает здесь… Я же лишь хочу открыть им глаза.
– Тебя нельзя винить за это желание. Но они прожили так три тысячи лет, им каждый тоннель под песком известен, а ты провела на поверхности всего два года, побывав лишь в паре городов одной страны. Ты практически ничего не видела в мире и совершенно не понимаешь, насколько опасные края, твари и расы есть на этом материке.
– Пока ты не начал путь, любой шаг кажется рискованным и тяжелым. Когда уже сошел с места, то сама дорога ложится под ноги. Тут главное начать, Аш.
– Я все понимаю. Вот только твои предки веками строили Барханы, десятки поколений сменились, а ты совсем одна против устоявшейся системы. И неверие твоего народа выглядит вполне оправданным.
– Именно поэтому я и нуждаюсь в твоей помощи. Пусть они не верят мне, хоть я и не последняя хетай-ра в этом Бархане, но ты чужеземец. Ты отличаешься буквально всем. Живое доказательство моих слов о том, что внешний мир уникален, и хетай-ра следует изучить его.
Глаза девушки вспыхнули внутренним огнем.
– Намерена выставить меня перед толпой, как убогого в клетке, чтобы каждый мог вволю наглядеться и подивиться? – фыркнул Ашарх, выгнув бровь дугой.
– Нет! Как ты только мог такое подумать?.. Ты – образованный человек, повидавший мир побольше моего, и знающий о нем достаточно. Я хочу видеть тебя оратором, рассказчиком, учителем – называй, как хочешь! В моих силах предоставить тебе слушателей, от тебя же зависит, захотят ли они еще что-то узнать о внешнем мире, захотят ли увидеть его хоть одним глазком.
– Тея, я сделаю все возможное, – искренне пообещал профессор, сердце которого сжималось от тягостного ощущения грядущей беды. – Но ничего не обещаю…
Еще какое-то время они просидели в темном зале. Лантея молча, прикрыв глаза, раздумывала над чем-то, отстукивая ногтями по скамье легкую однообразную мелодию, а Ашарх смотрел на профиль своей собеседницы и пытался понять, откуда же в этой хрупкой девушке было столько отваги. Хотя, быть может, это была обыкновенная глупость, но преподавателю хотелось верить, что дочь матриарха знала, что она делала, и заботилась о последствиях. Вряд ли он мог так серьезно ошибаться в своей спутнице.
Вскоре Лантея легко и бесшумно поднялась на ноги и поманила за собой профессора, покидая зал с сардобой. Стены опустевшего помещения, где царил шепот незримых воздушных потоков, сплетавшихся с оброненными здесь нелегкими мыслями, проводили спутников величественным молчанием.