Читать книгу Хунну. Пепел Гилюса - Солбон Цыренжапович Шоймполов - Страница 2

Прошли тянущиеся томительные дни ожидания, утром третьего дня дозорными, прячущимися в густых листьях высоких деревьев, был замечен отряд чужеземцев, направляющихся в сторону западни. Ханьцы недвижно замерли в немом, тревожном ожидании, лишь девять человек, подражая голосам изловленных птиц, имитировали их безмятежный шебет.

Подобные ночным лунным теням на противоположный от имперцев край леса бесшумно вышли трое хуннов без шлемов, настороженно сделали ряд шагов, остановились, замедленно поворачиваясь направо-налево, принялись внимательно прислушиваться к звукам лесной поляны. Чуть откидывая назад головы, ловили ноздрями запахи. Напряжённо всматриваясь в кустарники, в деревья, держась настороже, один из них лёг на траву, прислонил ухо к земле, долго вслушивался, стараясь уловить сомнительные шумы, медленно поднялся, недоверчиво оглядываясь вокруг, прибился к остальным.

Троица постояла немного без движения, так же беззвучно исчезла, как и появилась. Теряясь в догадках, обнаружена облава или нет, Мэн Фэн знаками приказал стрелкам зарядить арбалеты, ханьцы, боясь сделать лишнее движение, потихоньку зарядились, застыли, как каменные изваяния.

Приблизительно через полчаса ожидания на луг, ведя за собой заводных лошадей, выехал малый отряд степняков, состоящий из девяносто с лишним конников, следом, отставая от передних на сто – сто десять шагов, показались дополнительные силы. Они, уверенные в полной безопасности, одетые в кожаные панцири, в кожаных шлемах, с мечами на поясах, с небольшими круглыми щитами за спинами, с луками, с колчанами, полными стрел, спокойно ехали шагом, вполголоса разговаривая между собой.

Мэн Фэн терпеливо пропустил ертаул кочевников за середину поляны, с дрожью в голосе приказал открыть стрельбу по набежникам, по их коням, разделил воинов на отряды по пятьсот – шестьсот человек, по очереди отправлял на чужаков, стараясь не давать им передышки. При первых моментах стрельбы, благодаря внезапности, ханьцам удалось убить, тяжело ранить около пятидесяти ехавших впереди воинов. Уцелевшие хунны, выхватили луки, спустились наземь, прячась за убитыми лошадьми, вмиг приготовились к атаке тенетчиков.

Копьеносцы, с окончанием стрельбы арбалетчиков, прикрывшись большими щитами, опрометью ринулись на сорок головных лучников, теряя от калёных стрел много людей добежали до хуннов, сошлись врукопашную.

Обозревая начавшуюся схватку, печёнкой чувствуя опасность, исходящую от копейщиков для его конницы, не представляя общего количества противостоящих врагов, Сюуньзан совершил сумасбродную, скоропалительную ошибку: не стал поворачивать конницу к лесу и, сажая безлошадных воинов на заводных коней, осыпая имперцев стрелами уходить в степи, а поддался гневу. Мстя за внезапно убитых соратников, велел основной группе седоков соединиться с авангардом. Приказал десятерым воинам отогнать назад лошадей, без промедления вступил с оставшимися людьми в бой, желая на мечах наказать ханьцев: тем самым втянул ратников, самого себя в засасывающую круговерть погибельной кровавой сшибки. Драгоценное время для отхода было упущено, подчиняясь желанию Сюуньзана, хуннам и сяньбийцам не оставалось ничего другого, как сразиться с вцепившимися в них мёртвой хваткой сианьцами.

Издавна, со времён шаньюя Модэ, обладая умением вести степные войны, полководцы хуннов, их воины не старались без крайней необходимости ввязываться в близкий бой, предпочитая дальний бой с применением луков.

Но по какой-либо причине вступали в ближнюю схватку, то отменно, виртуозно владея мечами, копьями, булавами, боевыми топорами, кинжалами, длинными сяньбийскими ножами, обладая необыкновенной силой и быстротой, наносили врагам невиданный урон, если требовалось, стояли в битвах насмерть, до последнего человека.

Сейчас они окончательно увязли в не останавливающейся ни на миг тяжкой рубке. Сражаясь в первых рядах воинов, Сюуньзан случайно взглянул налево, заметил зоркими глазами бегуших за деревьями арбалетчиков, которые, исполняя указание Чжен Ги, собирались выйти в тыл хуннам, оттуда открыть стрельбу по их лошадям. Он, догадался о намерениях врагов, отправил по следам стрелков восемьдесят ратников с приказом догнать, истребить всех. Воины выбежали наперерез, настигнули крадущихся по лесу арбалетчиков, в скоротечной, кровавой сече почти полностью вырезали ханьцев, заодно в щепы изрубили их самострелы. Но возвращаясь назад, были встречены тысячью меченосцев из Инчшо во главе с Чжен Ги в жаркой, запальчивой схватке безжалостно зарублены ими.

Расправившись с варварским отрядом, отомстивший за убитых стрелков, Чжен Ги стремглав направился на поляну, где неотступно рубились хунны и ханьцы. Его меченосцы уже бежали по краю усыпанной трупами прогалины, рассчитывая ударить в правый бок кочевников, как были замечены степняками. Сюуньзан, мельком взглянул на несущихся меченосцев, явственно понимая, всё кончено, он проиграл сражение, испытывая от поражения саднящую ломоту в груди, неистово закричал, призывая хуннов покинуть поле боя. Уцелевшая часть воинов, всего около семидесяти человек, прекратила сражаться, на глазах у усталых, изнурённых битвой копьеносцев, громко подзывали обученных, как охотничьи собаки, боевых коней, на бегу вскакивали на сёдла, на полном скаку намётом удалялись в чащобу.

Последним с лужайки, будто спиной прикрывая израненных всадников, уходил жичжо ван. Распластывая в стремительном галопе коня, он заворачивал в лес, уже исчезал за деревьями, уже вырывался из ловушки, как две стрелы из семи, пущенных спасшимися арбалетчиками, достали его и лошадь: одна из стрел по косой угодила в сердце скакуна, другая, попавшая в левое плечо Сюуньзана, пробила его насквозь. С торчавшей из спины стрелой, он промчался десяток шагов, рухнул на землю, при падении, вскользь ударившись лицом об дерево, лишился сознания.

Подбежавшие к Сюуньзану арбалетчики убедились, упавший хунн жив, не единожды ударили его по лицу. Крепко связали, отнесли к трём взятым степнякам, получившим такие тяжёлые раны, что они не успели умертвить себя, и их ждала мучительная смерть от рук ханьских истязателей. Тем временем ускакавшие вперёд Сюуньзана воины вернулись, выскакали из чащи на поляну, намереваясь выручить отставшего жичжо вана, но было слишком поздно. На краю поля разделённая на три шеренги, успела выстроиться стена из прикрытых щитами копьеносцев и меченосцев.

Постреливая из перелеска, хунны бесповоротно покинули место брани.

Ночью в окружении двадцати воинов к захваченным пленным подошли Чжен Ги и лазутчик Фань Чун, держа в руках горящие факелы, принялись всматриваться в раненых. Фань Чун, несмотря на опухаюшее окровененное лицо степняка, безошибочно опознал недвижного жичжо вана, указывая на него, поведал ханьцам, перед ними находится вожак разбойников.

Чжен Ги наклонился, бегло осмотрел лежавшего на правом боку Сюуньзана, о ком был много наслышан, но увидеть пришлось впервые, приказал вызвать лекаря. Оглянулся на подошедшего целителя показал рукой на кочевника, сказал ему, отныне его жизнь будет зависеть от жизни валявшегося перед ним пленника. Дрожащий от страха лекарь, используя умение и опыт, осторожно извлёк стрелу из тела хунна. Чжен Ги распорядился со всеми предосторожностями погрузить варваров в повозки, под большой охраной отправить на Великую стену, повелел поместить их в одну из башен, служившую тюрьмой.

В сопровождении двух верховых помчался в крепость на встречу с Мэн Фэном, который за время пребывания на поле сражения, был оповещён пешими гонцами о полученных уронах. Из-за понесённых ханьцами потерь Мэн Фэн в первый раз в жизни «потерял лицо». Не дожидаясь очередного донесения о числе схваченных степняков, возглавил не задействованную в битве конницу, в бешенстве безжалостно нахлёстывая коня, умчался в Сэньду.

Потери были действительно немалые, хотя при несчётных в прошлом столкновениях с хуннами случались потери и поболее. Из четырёх тысяч трёхсот ханьцев, участвовавших в сече, в живых осталось всего тысяча сто человек, а ведь это были не какие-то крестьяне или «молодые негодяи», а не раз проверенные в боях воины регулярной армии. Чжен Ги, вскачь добрался до крепости, встретился с Мэн Фэном, находившимся в резиденции Минь Куня, радостно известил обоих об исключительной удаче, выпавшей им. О том, что к ним в руки попался известный в прошлом неоднократными набегами на Хань военачальник варварской страны Сюуньзан.

Любимец многих хуннских, сяньбийских воинов, человек необыкновенной силы и отваги, обладавший свойственным многим степным воинам удальством, бесшабашной лихостью, искусно владеющий мечом и луком, неплохо знающий ханьский язык, Сюуньзан относился к той части знати, считавшей: хунны, сидя на лошадях, должны управлять народами. Он являлся побратимом шаньюя всех сяньбийцев – Таншихая, побратимом жичжо вана знатного рода Циолин – Западного чжуки Ашины, был одним из двадцати четырёх родовых, наследственных жичжо ванов Северной Хуннской державы. Являясь прямым выходцем военной аристократии, он люто ненавидел Ханьскую империю, к ханьцам иначе как со словами «червяк», «шакал» или «гиена» не обращался. Вместе с тем не проявлял к взятым в плен имперцам жестокости, тем более, никого не пытал, не опускаясь до уровня палача. Обладая широкой, как сама степь душой, Сюуньзан ничего не жалел для воинов, мог отдать, поделиться последним, что имел, никогда не кичился высоким происхождением, как никто другой из жичжо ванов ценил, уважал простых ратников.

Три месяца назад по велению шаньюя Юлю, решившего понемногу начать тревожить границы Хань, Сюуньзан собрал вокруг себя около шестисот сяньбийских, хуннских воинов, начал готовиться к набегу. В течение последующих недель снабдил людей необходимым снаряжением, откормил лошадей, заранее выбрал направление в сторону крепости Сэньду, торопясь, двинулся к вражеской территории. Домчавшись до лесов и кустарников, растущих поодаль от сторожевых башен, Сюуньзан намеревался изготовить здесь лестницы. Применить их для преодоления Стены, ворваться внутрь вражьего государства, уничтожить как можно больше чужих воинов, разграбить, разорить окрестности Сэньду, уйти в степи.

Радуясь поимке знатного степняка, Минь Кунь взволнованно спросил у Чжен Ги, где находится Сюуньзан. Расслышал, его под большой охраной везут к Стене, немедля распорядился послать навстречу триста человек конницы.

Слушая и наблюдая за Чжен Ги и Минь Кунем, Мэн Фэн всецело осознал, почуял настоящую удачу, эта удача, не покидая его, чудодейственным образом будет сопутствовать в дальнейшей жизни вплоть до того времени, когда, голый и окровавленный, будет стоять посередине покрытой войлоком холодной, стылой юрты кочевников, накрепко привязанный к коновязи.

Уведомлённый вездесущими слугами, Сюуньзан доставлен в одну из башен Стены, Минь Кунь приказал Мэн Фэну насколько возможно быстрее перевезти хунна в крепость, тот с сотней воинов, с парой повозок, второпях покинул Сэньду.

Мэн Фэн, лихо прискакал к башне, где находился пойманный жичжо ван, одетый в богатые доспехи, в шлеме, скрывающем нос, подбородок, в сопровождении трёх воинов вошёл в сумрачную, с одним окошком, темницу. Направился к тому месту, где на полу, на охапке грязной рисовой соломы в окружении знахаря, девятерых воинов охраны, освещаемый одним факелом, лежал раненый Сюуньзан. Он, посмотрел на распухшее, покрытое синяками, кровяной коростой лицо чужеземца, приказал лекарю сменить повязку, лекарь, осторожно отвязывая тряпку с плеча жичжо вана, намазал на рану целебную мазь. Лежащий без сознания Сюуньзан неожиданно очнулся, обвёл затуманенным взором сгрудившихся вокруг него ханьцев. Испытывая некоторый стыд от того, что враги видят его в лежачем, беспомощном положении, с трудом, превозмогая боль, сел на пол, прислонился спиной к шероховатым, плотно подогнанным камням узилища.

Чувствуя, как уходят последние силы, угадал в Мэн Фэне важного сановника, поглядел на него узкими шелками опухших глаз, на ханьском языке с презрением в голосе произнёс:

– Ну что, ханьская гиена, рад, что поймал меня, хуннского воина? Теперь твой плешивый император – порождение червя, щедро осыплет тебя милостями, может быть, отдаст в жёны одну из развратных дочерей, рождённых от бесчисленных блудниц.

Услышавшему слова кочевника, Мэн Фэну потребовалось сверхъестественное усилие воли, выхватив меч, не разделать хунна на ломти. Он, отвечая на слова пленника, еле-еле сдерживаясь от крика, желчно вымолвил:

– Это ты гиена, а не я, раз сидишь передо мной, привязанный цепью к стене подобно дикому отвратному зверю. Тебя, гиену, осмелившуюся оскорбить императора Великой Ханьской империи, ожидают такие пытки, о которых ты никогда не слышал.

По завершении полного ненависти разговора, произошедшего между хунном и ханьцем, присуствующие рядом воины недоуменно переглядывались, шепотом переговаривались о чем-то.

Заметивший их поведение, Мэн Фэн спросил у них, что случилось, о чем шепчутся? В ответ уловил, они очень удивлены схожестью его голоса с голосом варвара. Не придавая большого значения словам воинов, ощущая, кроме враждебности к Сюуньзану, какое-то особенное непонятное чувство, Мэн Фэн велел вынести наружу вновь потерявшего сознание жичжо вана, погрузить его в повозку, следовать в Сэньду. Трое хуннов, вывезенные с Сюуньзаном с места засады, умерли от ран по дороге.