Читать книгу Ни любви, ни денег - Соня Дивицкая - Страница 5

По городу ходили слухи, что Репина Лариска отравилась. Лариса Репина – жена известного у нас в городе бизнесмена, речь пойдет о ней. Эта вроде бы отравившаяся дама и сама была успешной предпринимательницей, ей принадлежал самый модный в нашем городе гастроном. Она была его единственной хозяйкой, а это, к вашему сведению, семьсот квадратных метров одних только витрин, с таким приданым просто так не повесишься. То есть, не отравишься. Да и с чего бы вдруг? Лариса была очень даже счастливая женщина, мать хорошего сына, кажется, в Англии учился ее ребенок. Дом как дворец, по соседству с губернаторским. Гастроном приносил доходец, и все там у нее по струнке бегали: «Ларис Ивановна! Ларис Ивановна»… И вдруг про нее понеслись эти сплетни.

Даже мне!.. А мне вообще плевать на все на свете, тем более на светскую хронику, но даже мне звонили третьи лица и оживленно сообщали: «Ты слышала, у Репина жена отравилась? Как?! Ты не слышала? Так я ж тебе и говорю – Лариска отравилась. Смешала с вискарем снотворное, как Мэрилин Монро».

«Брехня», – я это сразу всем сказала. Женщина, у которой есть самый лучший в городе гастроном, не может покончить жизнь самоубийством. Голодная какая-нибудь может отравиться, а с гастрономом – ни за что. Вот сказали бы мне, что повесилась Марина Цветаева, я бы сразу поверила. Сказали бы мне, что застрелился Хемингуэй, и тут бы я не усомнилась. А что это еще за новость – из-за любви и временных финансовых трудностей отравилась хозяйка гастронома? Хозяйки гастрономов, насколько мне известно, далеко не самые ранимые и не самые порывистые. Да я вообще не слышала ни разу, чтобы хозяйки продуктовых магазинов кончали жизнь самоубийством. Их убивают – это слышала, а чтобы они сами? Никогда.

Если бы Лариса была просто женой крупного бизнесмена Репина, тогда, конечно, вероятность была бы. У бизнесменов часто бывают очень нервные жены, то и дело их ловят на границе при попытке вывезти после развода с этими бизнесменами своих же собственных детей, вылавливают из окровавленной ванны, вытаскивают из кюветов… И тут все ясно, мужья у них вечно заняты, девчонки остаются без присмотра, а тут уж как с подростками, нужен глаз да глаз, особенно если на горизонте появляется соперница и маячит развод. Да, да, Ларису эти вещи тоже не миновали, я в курсе. Ее брак после двадцати с лишним лет благополучно закончился, так что женой Репина ее называли уже по привычке. И все равно Лариса истеричкой не считалась и отравиться из-за развода не могла. Поэтому я всем и говорила: «Брехня! Брехня! Брехня!»

Новая любовь ее мужа, как водится, была моложе практически в два раза, и это наши глупенькие сплетницы посчитали причиной для харакири, точнее для отравления. Что интересно, ни одна из сплетниц в аналогичной ситуации ни за что бы с жизнью не рассталась, но все небрежно ухмылялись над новостями: «… из-за мужика! Вот дура! Из-за мужа отравилась! Говорят, он ей на свою свадьбу приглашение прислал, вот она и решила сделать ему подарочек». Короче, в эту сплетню про Ларискино самоубийство все ее подруги поверили. Хотели верить, мерзкие завистницы. В нашем городе, хотя он и не маленький да и находится всего в пятистах километрах от столицы, правят умами совершенно провинциальные нравы. У нас все еще по старинке люди разводятся после супружеских измен, а толерантность, свободу и прочие гуманитарные словечки переводят как англоязычное ругательство.

Так вот, все посвященные особы горячо обсуждали, что Ларискин муж отыграл свою свадьбу сразу же после самоубийства первой жены, переносить не стал, и этот мексиканский расклад принимался у нас без сомнений отчасти потому, что нашим офисным кошелкам заняться было нечем. Накладную отчпокала, кофе сварила, и давай названивать: «Ты слышала? Лариска-то… Ага!» И кто-то даже из подруг поближе искал номер бывшего супруга, чтобы уточнить информацию, но вовремя одумались, сообразили, что неудобно все-таки звонить занятому человеку и спрашивать: «Скажите, пожалуйста, ваша жена отравилась или мы ошибаемся?» Так что проверять информацию не спешили, не стали лишать себя повода для оживленных щебетаний. И только я не доверяла сплетням, только я задавала вопрос: «А что с гастрономом? Брак распался, это бывает, но гастроном-то стоит! Я заезжала в Ларискин гастроном». Меня никто не слушал, все визжали на излюбленные темы: «Скотина! Ушел к молодухе! А как маскировался, сволочь! Домой без букета не приходил! Дворец ей отгрохал, сына в Лондон отправил, бизнес ей сделал… И все равно, скотина, убежал».

«Он сделал ей бизнес» – традиционное и очень ходовое в наших диких степях выражение. Никто не верит, что женщина может что-то сделать в этой жизни сама, при этом не отказываясь и от мужа-бизнесмена. У нас, опять же по старинке, бытует мнение, что жены предпринимателей становятся успешными хозяйками только благодаря деньгам и связям мужа. И спорить с этим я бы не рискнула, чтобы не навлечь на себя гнев обширной женской публики, которой бесполезно объяснять другую точку зрения. Пару раз я пыталась, говорила: «Девушки, вы повнимательнее посмотрите… У каждого бизнесмена есть жена, но не каждая рулит, не каждая имеет свое дело». На меня обычно шикали, плевались даже, говорили: «Молчи, ты в жизни ничего не понимаешь! Принцесса на горошине!» Тут я и затыкалась, хотя мне было очевидно, что ни одна из сплетниц не смогла бы удержать в своих загребущих лапках такой огромный гастроном, как у Ларисы.

Лет семь назад он подарил ей этот магазинище на день рожденья. И вот теперь, вдобавок к сплетням про самоубийство, пролетела инфа, что гастроном Ларискин продается на торгах, что бизнес обанкротился, и вроде бы вся ее торговля импортными деликатесами накрылась после введения западных санкций и наших ответных эмбарго. Эту мульку подтверждала распродажа в гастрономе, вроде бы в связи с закрытием, сыры, вино, осетрина и прочие радости продавались в полцены, и наши обжоры ломанулись. Я не поехала, ненавижу очереди, никогда в них не стою. Спасибо! В детстве настоялась, два килограмма сахара в одни руки, помню. Стиральный порошок по талонам, очередь занимать с шести утра – хватит, настирались. И потом я вообще не люблю распродажи в связи с ликвидацией, в таких умирающих магазинах у меня ощущения такие же примерно, как в квартире покойника. Хотя, краем глаза, пока тащилась в пробке по проспекту, я все же заметила огромную надпись «продается» на Ларискином фасаде, этот баннер повесили прямо на фирменную Ларискину вывеску «Самый лучший гастроном». Распродажа была объявлена, а вот в самоубийство я все равно не верила, и в новостях об этом не передавали, поэтому я и ничуть не удивилась, когда спустя пару месяцев после всей шумихи вдруг неожиданно встретила Ларису. Я уже совсем забыла все эти глупые сплетни, у меня была куча своих важных дел, и вдруг смотрю – Лариса.

Где мы с ней встретились? Вы хотите, чтобы Соньчик сразу вам сообщила, где встретила свою будто бы покойную знакомую, чуть было не от-ра-вив-шу-ю-ся? Я не скажу, где встретила Ларису. А то все так привыкли, что я своим читательницам сразу все выкладываю, как Красная шапочка, что я не в силах никого терзать сюжетными интригами. Да, я не в силах. Но в этот раз немножко помолчу, назло тем сплетницам, которые считают, что без мужа Лариса не смогла бы закрутить свой бизнес. Ха-ха-ха!

Она прекрасно выглядела, Лариса. Как была до отравления холеная бабища, так и осталась – здоровая, высокая, сильная. Добрые глаза и крупные черты делали ее похожей на красивую корову, было бы странно, если бы такой спокойной домашней женщине пришли в голову суицидальные мысли. Сорок пять, конкретная ягодка, ухоженная, вся натуральная, не испорченная этими дешевыми макияжными прибамбасами, которыми любят увлекаться наши бабенки вслед за своими взрослеющими дочками. Синий шарфик из натурального китайского шелка был ей к лицу, как, впрочем, в свое время ей был к лицу и пионерский галстук. С тех советских времен в лице ее осталось что-то прямое и положительное, врать Лариска как настоящий пионер не любила, и сразу мне сказала, что доля правды во всех этих слухах все-таки есть.

Бизнес, и правда, переживал временные трудности. Как все владельцы частных магазинов, у которых клиентуру оттянули гипермаркеты, Лариса почувствовала падение оборота, но марку держала. Ни одна торговая сеть не смогла бы его задавить, потому что Лариса давала своим клиентам главное – понты, возможность как на деревенском рынке показать себя и посмотреть других. Ведь у нее был не обычный гастроном, не мелкота, не павильончик возле остановки, не маркет под домом… В том и дело, что у Ларисы был солидный магазин с большой винной картой и дорогими деликатесами, он выглядел не хуже, чем приличный банк. Подъезд обшит зеленым гранитом и вывеска золотыми буквами – «Самый лучший гастроном». Перед входом фонтан, не фонтанчик, а фонтан со скульптурой, наш местный художник сделал ей на заказ большую черепаху, немного коровястую, но для провинции сойдет. И тут же у нее была чистая детская площадка, с приличными скамейками массивного литья, и обязательно цветы по клумбам, летом, а зимой перед входом ставили елку, не какую-то там елочку, а высокую богатую ель. Само собой, парковка охраняемая, а на парковке – все самые блатные тачки нашего района. И кто же мог подумать, что такой шикарный магазин обанкротится?

– Купи мне магазин

Честно говоря, у меня было свое мелкое предубеждение против торговли, именно против торговли продуктами, против этого всего новоявленного купечества, которое работает не по уму, а по блату, против бизнеса, который существует на дотации богатенького мужа, против модных хозяек, у которых весь персонал на ушах… Я не считала таких как Лариса вообще бизнесменшами и поначалу слушала ее историю без интереса, до той минуты, пока не заметила второе дно. В любой истории всегда есть то, что мы на первый взгляд не замечаем, даже если речь идет про гастроном.

– Я столько сил туда вложила… – рассказывала мне Лариса совсем без досады, абсолютно спокойным голосом. – Буквально пять лет не вылезала оттуда. И в каждый угол, в каждую коробку лично носом лазила. Можешь представить, в первое время, когда я только отбирала поставщиков, мне приходилось дегустировать все, что я хотела продавать. Хамон испанский приезжает – я каждый окорок обнюхаю, строгаю, с девочками пробуем у нас на кухне… Семга норвежская… Ее же столько раз подделывали! Привозят мне бразильскую, по накладным она у них норвежская, а я уже на глаз, на цвет спокойно отличаю. Сыр!.. О, мама родная, я килограммов пять, наверно, набрала одними этими сырами, они же калорийные ужасно… А что мне делать? Делать нечего, надо все проверять. Я же не могу предлагать белорусский пармезан вместо итальянского.

– Да… Тяжело тебе пришлось, Лариска… – вздыхала я не без ехидства. – Работка адская у тебя была… Не позавидуешь! Столько жрать-то… Нешуточное дело!

– А ты что думала? – смеялась Лорик. – Еще ведь вина, коньяки, а ты же знаешь, как зверски у нас алкоголь подделывают. Сколько раз уже было… И никаких гарантий нет, пока бутылку не откроешь, не понюхаешь. Поставщик вроде бы приличный, документы все в норме, а намешали черте что! Спирт с карамелькой развели – и без зазрения совести наклеивают этикетку… Ром!

– Ты что, и это пробовала?

Меня аж передернуло. Я как-то раз понюхала паленый ром, в красивой дорогой бутылке был налит, вонял косметикой, до тошноты.

– Пришлось попробовать однажды… – усмехнулась Лорик. – Потом очнулась и думаю: а на хрена мне это все? На что я трачу свое время? Ведь я же в театре с этим гастрономом уже три года не была!

Лариса была очень ответственной с детства. Отличница со всеми вытекающими. И в школе она была отличницей, и в универе, она же наш журфак закончила, мы с ней учились на параллельных. И замуж вовремя, не второпях, как некоторые, а на последнем курсе вышла, ребенка через пару лет родила, не сразу, сдури, а когда уже пожили вместе и притерлись. В семье у нее тоже было все на «пять». Муж был, как говорят в нашем городе, положительный во всех отношениях. Не пил, не курил, не гулял…

– Я теперь уже и не знаю, – она не была на сто процентов уверена. – Гулял он раньше у меня, до этой… или не гулял? Жила все годы и не сомневалась никогда, что он со мной. И мысли даже не было! Другие про своих чего-то там рассказывают, жалуются, а я молчу, мой не гуляет, мне и думать об этом не приходилось. Мне казалось, что у нас все вообще хорошо. Да, честно говоря, и некогда было про такие глупости думать. Я сыном занималась, я в своего мальчика много вложила. Английский, музыкальная, фехтование, коньки… Поездки постоянные: то Золотое кольцо, то Питер, то Карелия – это все на мне, я хотела ему побольше всего показать, особенно когда решили, что он за границей учиться будет. И вечером читаем, и стихи с ним учим… Сейчас же дети какие пошли? Памяти нет, как старички все, а мой все стихи, все наши программные наизусть выучил. Когда мне было мужа подозревать? Муж работал, нет его дома – значит на работе, он всегда работал очень много.

Муж у Ларисы был воротилой, что поделать, вовсю занимался строительством, даже слишком увлекся. У нас тут, в городе, своими новыми высотками он перекрыл проезды, разворотил наш старый парк, за что его пикетчики, хотя и без толку, но потерзали. Он отхватил свое и понастроил всякой дряни. Я как-то раз была в одной такой квартирке, в доме, который он построил. Мне стало страшно! Мне реально стало страшно. Стоишь там, на балконе, и глядишь в колодец. Три сосенки и детские качели – вот и весь двор, и по всему периметру такие же ужасные безликие дома. Но что поделать? Эти городули покупали бедные наши люди, молодые семьи, которым нужно было съехать поскорей с квартиры или от родителей. Я с перепугу даже как-то раз подумала, а не купить ли мне такую квартиренку, не для жилья, а под сдачу. Лариске позвонила, расспросить, и вдруг она мне говорит:

– Не вздумай даже, не нужна она тебе такая квартирка. Там нет парковки, там будет жопа лет через пять.

Спасибо, Лорик, как я вовремя одумалась. К чему все это накопительство? К чему стяжательство мирских утех? Проходит жизнь, и все вокруг меняется быстрее, чем мы делаем ремонт. Сегодня наши запросы уже не те, что вчера, когда мы были голодными юными дураками, мечтали накупить квартирок, сдавать их и валяться, положить ногу на ногу. Сейчас мы другие. Так поглядишь, подумаешь… Как хорошо сегодня утром было прогуляться в парке! Осеннем, влажном, пахнущем листвой, совершенно пустом в рабочий день. Как приятно мне было шагать по дорожке, и тот случайный прохожий с белой собакой мне улыбнулся такими интересными глазами… Ему, конечно, тоже было хорошо гулять, мечтать, как сейчас домой вернется, лапы сполоснет собаке и выпьет кофейку… И голову не хочется себе с утра пораньше забивать всякой ерундой, сидеть и гуглить цены на недвижимость нет желания вообще, страховка, договор с агентством… Кто-то должен будет потом следить за этой хатой, сдавать ее, платить налоги, коммуналку… Нет, спасибо, вот так вот прогуляешься с утра пораньше, проветришь голову, и получается, что никакая лишняя квартирка в каменном колодце тебе сто лет и не нужна.

Муж, кстати, у Ларисы, несмотря на то что строил мерзкие дома, был вполне приятный мужчина, по нашим диким меркам, конечно. Он выглядел свежо, не то что там какой-нибудь зажравшийся чиновник. И все-таки в каждом его жесте, в каждом слове была ужасная предсказуемость. Я даже удивляюсь, как все эти новые бизнесмены, которых иногда показывают по телевизору, друг на друга похожи. Все одинаковые, как медсестры в регистратуре. Все модные, блестящие, с каким-нибудь выдрипистым шарфом или в каких-нибудь носках с драконами. А эти их штаны! Итальянские джинсы в обтяг… Да на наши русские задницы! И у Ларисы был такой же, облизанный, черненький, немножко совсем на висках заблестело, но пиджачок сидит как влитой, и никакого пуза, по вечерам спортзал. Не знаю я, откуда они только успели появиться в нашем городе, эти блестящие мужчины, между сорокетом и полтосом. Вроде бы рожденные в СССР, они успели нахвататься модных штучек по своим заграничным командировкам. Короче, глазки ему строили все бабы, с которыми он работал. Но бизнесмен Репин в левых связях замечен не был. В отличие от многих других.

Наоборот!.. Он был внимателен к жене, чуть что – заказывал цветы, подарочек, в главный офис строительной фирмы регулярно приезжали курьеры, кто с букетом, кто с пакетом, с разными коробочками, то с большой, то с маленькой, и всем сотрудницам было жутко интересно, что же там такое внутри, в этих бесконечных коробочках. Пытались вынюхать через секретаршу, и та, расписываясь в получении, лениво, утомленно, сморщив нос, отвечала коллегам: «Опять духи», «Опять золото», «Опять книги»… Коробочки она, естественно, не вскрывала, и до обеда весь офис гадал, что же там за духи и что же там за камушки и когда уже все это закончится. Но не кончалось, как по расписанию, уезжая в свои многочисленные командировки, бизнесмен Репин оставлял поручение своей секретарше: «Организуй букетик для Ларисы». И только в последние годы он как-то вдруг переменился и стал говорить торопливо, припоминая на ходу: «Да… и букет Ларисе Ивановне». Эту мелочь ни он сам, никто другой сначала не заметил, и сама Лариса тоже не заметила, как из Ларисочки она вдруг стала Ларисой Ивановной. Сначала это было просто в шутку, муж ей звонил из дальних поездок и шутил, как в кино: «Ларису Ивановну хочу». А потом… А потом началось, как у всех. Из «Лапочки» она превратилась в «мать». И расстраиваться из-за того, что невозможно изменить, Лариса никогда не собиралась. Жуткая умница!

Терпеть ее, конечно, в наших женских кругах не могли. Сдержанность принимали за надменность, ее финансовое благополучие всех раздражало, казалось приторным и скучным, как сладкий жирный торт. И наши клюшки, поглядывая на ее мужа, как водится, ехидничали: «Ах, как вовремя у него появился этот бизнес!.. Ты смотри! Не успел лопнуть наш строительный трест, а у него уже и своя фирма, и все участки в городе получше к рукам прибрал».

Да! Муж Ларискин тусил с нашими продажными шишками. Из-за этого и у нее круг общения сужался, а девочка она меж тем была хорошая. Мы тоже как-то с ней поспешно разошлись, как и со многими, после окончания факультета. И вдруг я встретила ее у нас в театре. В наш камерный она похаживала часто, именно там, в буфете, мы с ней столкнулись. Я было по привычке возбухнула на бармена, он второпях налил мне еле теплый чай, а время поджимало, спектакль вот-вот начнется, я думала, согреюсь чабрецом после холодной улицы.

– Да что ж такое! – я что-то в этом духе начала. – Куда катится этот мир? В любимом театре кипятка не допросишься!

И вдруг Лариса меня узнала и пригласила за свой столик, у нее стоял горячий чайник.

– Давай скорее к нам! Садись, погрейся, успеваем.

Я плеснула немножко коньячку в тот чабрец, и мы душевно разговорились. Она пришла с ребенком в театр, я тоже привела своего старшего сына, который у меня родился еще на факультете, когда Лариса добросовестно готовилась к экзаменам, а я сдирала у нее конспекты тех лекций, которые из-за ребенка мне приходилось пропустить. Нам было о чем поболтать. В антракте мы снова встретились и с удовольствием обсуждали современную трактовку Островского.

– Ничего не изменилось! – я что-то в этом духе говорила. – Ты посмотри, текст как сегодня написали!

– А что ты удивляешься? – улыбнулась Лариса. – У нас никогда ничего не изменится. Потому что всех все устраивает.

Ничего нового мы с ней друг другу не сказали, но впечатление оставили приятное. У нас обеих было приподнятое взволнованное настроение, наверное, из-за детей. Нам обеим было важно показать своим сыновьям эти спектакли именно в нашем камерном, который в городе, по сути дела, был единственным нормальным современным театром. Мы, вся моя семья, собирались осенью уехать из России, и Лариса тоже отправляла своего учиться в Англию. Тогда она мне и сказала, что ужасно переживает и не представляет, как будет жить одна.

После отъезда единственного ребенка Лариса приуныла, растерялась, не знала, чем заполнить свой день. По вечерам она висела в Скайпе с сыном, моталась к нему в Лондон каждые три месяца, а это утомительно. Да, да, представьте, для кого-то Лондон мечта, а для кого-то утомительно. И вдруг однажды, когда Лариса собралась уже купить билет, ребенок ей сказал: «Мам… Оставайся лучше дома, у меня экзамены, мне некогда будет тобой заниматься». «Вот и все, – подумала Лариса. – Он там привык, теперь моя миссия выполнена».

– Я понимала, что дети растут, – она говорила без надрыва, спокойно. – Я знала, что наступит такой день, когда я стану сыну не нужна. И это хорошо, отлично! Мальчик стал самостоятельным, так и должно быть. Просто я немножко оказалась к этому не готова. Я не подумала заранее, куда себя девать. Все говорят: «Поживи для себя, поживи для себя»… Я не знаю, как это выглядит, не очень представляю… Теперь придется, наверное, попробовать.

Вот так и появился у нее тот гастроном. Зимой, когда вовсю запахло Новым годом, муж подарил ей этот магазин на день рожденья. Внимательный муж у Ларисы был, что про него ни говорите. Он заметил, что жена затосковала без ребенка, и сразу предложил ей как-нибудь отвлечься.

– Лорик, что ты хочешь? Мальдивы? Канары? Машинку новую? А может, что-то необычное?

А Лорик ему и отвечает:

– Купи мне магазин. Хочу свой магазинчик, продуктовый.

Муж рассмеялся. Он думал, что Лариса пошутила. Где Лорик, а где магазин! Театры, Лондон, живопись, стихи… И вдруг какой-то продуктовый магазин. Он пробовал жену отговорить от странной затеи.

– Лара, ты просто давно не была в гастрономах. Ты представляешь себя там вообще? Ты, такая красивая, заходишь в магазин – а на нем висит вывеска «Продукты»! Не «Эрмитаж», Лариса, не «Мавзолей»! Я бы понял еще, если бы ты захотела ресторан или паб, в лондонском стиле, или хотя бы… ну… не знаю, галерейку, может, тебе какую-нибудь открыть? Антикварные штучки, картинки… Но не продукты же! Ты что у меня, проголодалась? Поедем, может, поужинаем где-нибудь?

Тут выяснилось, что идею с рестораном Лариса тоже просчитывала и решила оставить ее на потом. Как человек, ничего не понимающий в бизнесе, она предпочла начать с магазина. Это проще, думала Лариса. Она объяснила мужу, мягким своим ровным голосочком, что ее вовсе не интересует обычный магазин «Продукты», он ей, как сами понимаете, не нужен. Лариса захотела сделать самый лучший гастроном. Оказывается, когда-то двести лет назад в своем детстве она попала с мамой в «Елисеевский», тот самый легендарный московский гастроном, и маленькая девочка там просто ахнула.

– Мне понравилось, что все блестит, что все похоже на дворец… Я понимала, что там много вкусного, но в этих деликатесах я тогда не разбиралась, я их просто не видела никогда у нас… А главное – там все красиво и совсем не похоже на наш гастроном, где стояли железные фляги с молоком, и синих кур заворачивали в серую бумагу. А тут вроде бы лето было на улице, мы на каникулах поехали в Москву, но мне показалось, что в этом магазине Новый год. Я больше всего любила Новый год, у меня день рожденья там рядом, для меня это был самый лучший праздник. Мы его всегда очень весело отмечали, много гостей, все с детьми… Буквально до последних лет, пока сын не уехал. Он стал оставаться на тридцать первое в Лондоне, с друзьями. И без него все сразу прекратилось. Мы с мужем, уставшие, приползали к столу, и уже ничего не хочется, все приелось, надоело, и родители начали стареть, засыпают еще до курантов. Но я же помню это детство!.. Наверное, мне просто было жалко потерять это чувство праздника… Поэтому я вспомнила тот «Елисеевский». Мне захотелось, чтобы у меня был вечный Новый год.

«Что ж…» – подумал муж Ларисы, когда она ему примерно то же самое сказала. «Что ж» или «н-да»… Пожалуй, это была слишком восторженная речь рекламного характера, не очень похожая на бизнес-план, однако, фишка удалась. И вскоре длинный первый этаж новой высотки облицевали дорогим зеленым гранитом и отдали Лариске на игрушки.

Витрины были оформлены золотыми деревьями, и там под деревом стояли какие-то ослики, птички, медвежата, елочные игрушки, и никакого намека на свиную шею. Лариса нагулялась по заграничным магазинам, насмотрелась интересных милых штучек. Она увидела в Италии как оформляются витрины с флорентийскими стейками и сделала себе такой же мясной отдел, чтобы гриль, на котором готовится мясо, выходил прямо на улицу и весь процесс можно было увидеть сквозь витрину. Я к ней приходила за живым шоколадом, это, действительно, был натуральный шоколад из Голландии и Швейцарии, не тот, что продается в супермаркетах, а именно живой, от маленьких фабрик, с которыми договаривалась Лариса. У нас это стоило бешеных денег, но все же дешевле, чем слетать в Амстердам.