Читать книгу Последний сын графа - Соро Кет - Страница 3

Верена:

Мы сидели на собачьем пляже, кидая Герцогу мячик и тот приносил его, вздымая лапами мелкий, как пыль, песок. Поводок тащился за ним, оставляя змеиный след и солнце, опускавшееся в море, окрашивало мир в теплые, сиреневые тона. За спиной струился людской поток. Мимо нас, недавно, пригнувшись, прошли Хадиб и какая-то девушка и нам пришлось притвориться, что мы не видели их. Затем, Пятидесятилетняя с сигаретой, устроилась за нашей спиной.

– У тебя есть кто-нибудь? – спросила я робко.

В конце концов, как дочка я имела право спросить.

Отец поправил бейсболку и сморщил нос.

– Иногда, – признал он. – В отпуске… Ничего особенного. У меня нет других детей, если ты об этом.

Я тоже сморщила нос.

– Я просто думала, может у тебя есть кто-то и, возможно, ты хотел бы повидаться еще и с ней. Она могла бы одеть парик и похожие шмотки, и все решили бы: это я.

– Верена, – оборвал он, яростным шепотом. – Я тебя умоляю!.. Прекрати обсуждать со мной мою интимную жизнь! Особенно теперь, когда Джесс погибла. Я не хочу не думать о других женщинах, ни тем более, о них говорить.

Загар стер с его лица лет так десять и женщины постарше засматривались на него, открыв рот. Словно мимо киногерой шагал. Принц из девичьих грез, который рос вместе с ними и стал Королем. Вот только он вспоминал другую женщину, помоложе. С утра я застала его с красными глазами. Он сидел на старым альбом и рассматривал фотографии Джесс.

А потом весь день ловила Тот Самый взгляд. Он тоже думал обо мне, как я думала! И от этого было еще противнее и еще больней. Что с нами происходит? Мы оба спятили, когда она умерла на наших глазах? Просто не понимаем этого? Я хочу быть Ею – для папы. А папа дышит воспоминаниями и против воли видит Ее во мне.

Он внимательно посмотрел на меня, потом, сделал вид, что опять не видит Хадиба, потом протянул руку и сжал мою.

– Ты стала так похожа на свою маму…

Я истерически рассмеялась: о, да! Еще как похожа. Втрескалась в папочку, совсем как она.

– Я имел в виду, внешне, – сказал он сухо.

Я отвернулась, зарыла пальцы в мягкий песок. Теперь я понимала, почему она спятила, но помочь себе ничем не могла. История повторялась: моя мать покончила с собой, а отец начинал сходить с ума, ища ее образ всюду.

– Хади, – сказал он, не поднимая головы. – Я устал делать вид, что тебя не вижу. Имей уже совесть и поди в другой конец променада. Нам нельзя, мы с собакой!

Хадиб рассмеялся и подошел. Его девушка тоже приблизилась.

– Она из Литвы, – сказал он. – Ее зовут Света. Ей нравятся мужчины постарше!

Отец рассмеялся и встав, протянул девушке руку. Что-то сказал, та удивленно ответила.

Брезгливая дамочка с дорогой укладкой, чуть не плюнула в пепельницу с досады. Она таскалась за ним как чайка за умирающим крабом.

– Совсем уже совесть потерял!

– Хоть бы собаку завела из приличия, – нарочито громко сказал отец.

– Хам! – оскорбилась женщина.

– Как насчет старой курицы, зажаренной дочерна на гриле? – спросил Хадиб, кивая в сторону ресторана.

– Хорошая мысль, Самир! Что скажете, Света?

…Света ласково улыбалась, мой отец улыбался ей. Раджа и я сидели напротив них. Каждый в собственном телефоне.

Отец представился Маркусом, я стала Вивиан. Наш Герцог стал Ланселотом…

После ужина и вина с личных виноградников у нас на террасе, Света окончательно поняла, как любит мужчины постарше. Но ее словарный запас слишком мал, она лучше ему покажет. Да-да, она актриса. Будущая…

Мы с Самиром остались на крыльце. Он явно не выглядел расстроенным. Скорее, наоборот.

В кармане тонких джинсовых шорт отчетливо выделялись сложенные купюры, и я была уверена, что их не было, когда он подошел к нам на пляже!

– Ты водишь ему баб? – уточнила я.

– Ты предпочла бы, чтобы я парней приводил? – миролюбиво спросил Хадиб, привалившись спиной к лестничному столбу и улыбнулся густо-белыми зубами. Выстрелил мне в лицо улыбкой.

– Может, приведешь мне? – пошутила я. – Я много богаче Маркуса.

– Не выйдет: мне платят сразу двое, чтобы ты никого не встретила.

– Я перебью их цену, – пошутила я. – Мне даже не надо ужина и вина. И говорить, насколько я потрясающая.

– Увы, – он развел руками. – Отец преподобный Ральф обещал перебить мне коленные чашечки. А молодой граф… как же он это сказал?.. А! Он обещал, что вычеркнет меня из списка людей, которые могут брать феррари. Что я могу сказать? Ты роковая женщина. Когда кто-то попадает в твои сети, то попадает в них навсегда.

Ага! Потому я и бегаю взад-вперед по пляжу, пытаясь снизить общую неудовлетворенность, – подумала я.

– Оставь этот сироп для девочек, – попросила я. – Если я тебе не нравлюсь, так и скажи. Я уже привыкла. Пока все мои подруги читали «Золушку», я «Русалочку» наизусть учила.

Он улыбнулся.

– Знаешь, в чем самая главная ошибка русалок? Пока они резвятся в волнах и скрываются от глаз посторонних, им кажется, что их хотят все. Да так и есть: все хотят, потому что Русалка – редкость. Вот только стоит ей перестать петь, как морок падает и люди хотят получить трофей. Нет у русалки счастья с обычным парнем. Либо парень утонет, пытаясь достать ее, либо она умрет на берегу…

– Русалки фригидные, – ответила я, поразмыслив и ни черта не уяснив. – А есть какие-то таблетки для понижения тонуса? Как для кошек, или собак? Джесс что-то такое подмешивали в психушке, ты должен знать.

Он пожал плечами и опять улыбнулся.

– Практически все психотропные снижают либидо, но психотропные даже хуже, чем наркота.

– Его епископство советовали холодный душ. Но предпочли литовочку… А она не би? Когда я училась в католическом интернате…

– Заткнись, – рассмеялся он, затыкая уши. – Когда ты так сладко поешь, я начинаю думать о том, как можно жить без коленных чашечек.

– Я куплю тебе новые, – сказала я, опрокидываясь на спину и теплые доски напомнили палубу «Мирабеллы» и Филиппа, сиганувшего от меня за борт. – Иногда мне кажется, Дитрих спятил. Как можно любить человека и не хотеть?

– Он хочет, просто

Наверху послышались голоса. Потом шум воды.

– О чем они говорят?

– Он говорит: «Пожалуйста, будь потише, там моя дочь!», а она: «Она все равно когда-то о нас узнает!»

– И вот у таких дур есть секс…

– Потому что они не пугают парней. А ты пугаешь… И твоя бабушка просила меня сообщить, если я решу, что у тебя поехала крыша.

– Я и сама могла бы ей сообщить, если б она спросила. Вчера я гуляла по пляжу, в надежде, что меня изнасилуют. И мне все время хочется умереть.

– Тебе хочется перестать любить тех, кто тебя не любит, – ответил он. – Просто ты не веришь, будто это возможно, пока сердце бьется… А это возможно. Просто смирись с тем, что ты не сможешь им отомстить. Или представь, как ты умерла, а они все радуются… Ну, грустят напоказ, а сами счастливы, что проблема решилась… И как они все спокойно ставят твой прах в нишу и живут себе дальше. А ты мертва.

Это проняло меня куда больше, чем гипотеза про русалок.

– Если бы ты чаще клал женщин на диван и реже под себя лично, ты был бы уже богаче меня.

Мы не договорили: хлопнула парадная дверь и отец тяжелыми шагами пошел к крыльцу.

– Все, – сказал он, стараясь не смотреть на меня. – Можете заходить.

Терапевтический эффект кончился. Я обозлилась вновь. Только за то, что мужчины могут купить секс, а я – нет! Даже с женщиной: ведь я малолетка.

– Ой, вот спасибо!..

Насколько холодный, ты говорил, нужно принять душ?

Когда мужчина говорит, что он хотел бы, но обещал друзьям, что не станет, – можно отреагировать так.

а – он хотел бы, но обещал

б – он врет

в – да пошел он в жопу!!!

Последнее время, я всегда выбираю «в».

Отец еще спал. Герцог заканчивал облизывать когти. Я поманила пса, взяла несколько био-пакетов, лопатку и повела его в лес.

С такой большой собакой, как Герцог, лопатка необходима. На входе, в него за раз вмещается полтеленка. На выходе масса примерно та же.

Немногочисленные гуляющие по лесу, жались в сторонку, уступая нам путь. Я была так расстроена, что забыла средство от комаров и теперь отбивалась от них лопаткой.

Герцог страдал не меньше и вскоре выволок меня из лесу на дикий пляж, где тут же навалил на песок.

– Думаешь, ты первый, кто мне такую кучу насрал? – спросила я одними губами, развернув его за морду к себе.

Герцог оглушительно гавкнул и преданно завилял хвостом. Мне пришлось отпустить его, достать из кармана биологически чистый пакет и задействовать, наконец, лопату.

Герцог наклонил голову.

Он никак не мог понять, почему его тупенькая хозяйка пытается замести следы. В его собачьем мировоззрении большие кучи, гордо наваленные на самых видных местах, выполняли очень важную функцию.

В собачьем мире такая куча кричала: зырьте и внемлите! Здесь. Живу. Я. Рослый, половозрелый, здоровый пес, с неограниченными физическими возможностями вам вломить. Не заходите на мою территорию! Держитесь подальше.

Я вырыла песок на полметра, свалила туда его коричневую метку и стала закапывать.

Герцог тявкнул. Очень нежно и ласково. Словно хотел спросить: «Что же ты, дура, делаешь?»

– Да знаю я, – я погладила большую черную голову. – Знаю. Думаешь, я не знаю, что это действует? Еще как знаю. Мне Филипп с Ральфом точно такие же кучи в душе насрали… Это отпугивает даже отца Самира.

– Отца Самира? – переспросили сзади.

Герцог гавкнул и завилял хвостом, пытаясь дать обоим по растопыренной лапе. Ральф сел, взял лапу, похлопал Герцога по плечу. Спросить, кто тут хороший мальчик. Когда Герцог видел, что ему говорят, он словно бы слышал.

– Осторожнее, у нее лопата, – сказал сам отец Самир.

– Подержи его, я пойду помою, – сказала я.

И очень быстро пошла к воде.

Вымыла лопату, вымыла руки. Проверила направление ветра, прикинула высоту волны. Посчитала чаек…

Вернуться мне все равно пришлось.

– Кто такой Самир? – спросил Ральф небрежно. – А его отец в курсе твоей «помолвки» с нашим.

– Потерпи, узнаешь на исповеди, – сказала я.

– Так и не остыла?

– А ты не загорелся?

Он поморщился:

– Да сколько можно уже? Тебе самой не противно навязываться, как дура какая-то?

– Странно слышать это именно от тебя, – ответила я спокойно. – Ты не настолько интересен, чтоб с тобой разговаривать. Отвали уже, наконец!

Ральф не отвалил.

Отец сидел на крылечке и читал газету, попивая липовый чай. Герцог тут же прибавил шаг и уткнулся башкой ему в шею, как делают львы.

– Ты мой хороший! – сказал отец и поднял голову. – Здравствуйте, ребята!

– Здравствуйте, – сказал Ральф. – Вам пришла почта… Из Ватикана. Может быть что-то важное? Я решил привезти.

Епископ осмотрел его со скучающим выражением лица.

– Хадиб не трогал ее. Ни рукой, ни взглядом, – ответил он. – И я надеюсь, ты здесь по поводу почты, а не потому, что решил опять с ней поговорить.

Видеть Ральфа растерянным было непривычно. И еще непривычнее, видеть его с опущенной головой.

Я прыснула.

Раньше я представляла отца более ласковым аналогом Маркуса. Мне виделся деликатный и очень чуткий мужчина, который был своему ребенку матерью и отцом. Светский, добрый и безукоризненно вежливый. В реале он больше напоминал Себастьяна.

Он развернул и снова сложил газету.

На развороте крупным планом алела жопа в красных колготках. Библейские места хозяйка жопы слегка прикрыла ступней.

В какое положение не поставила бы вас Жизнь, наши колготки помогут вам сохранить лицо в любой ситуации! — кричала подпись под снимком.

Я покраснела и прикрыла лицо рукой. Когда уже этот снимок покинет полосы? Других проблем, что ли нет, кроме как продавать колготки?

– Я очень тобой горжусь, кстати, – сказал отец, сравнив еще раз фотографию и мою ступню. – А фотографии, на которых ты сохраняла лицо, есть?

– Кстати, этот фотограф снова звонил Филиппу. Кричал, что ты ему всем ему обязана и требовал благотворительных взносов, – вставил Ральф.

– Сломай ему… телефон, – посоветовала я.

– Твой любовник просит денег у твоего бывшего? – уточнил епископ, со вздохом складывая газету внутрь жопой.

– Он не мой любовник! – рявкнула я. – Он просто сделал несколько снимков!

– И кокаина ей полный нос набил! В благотворительных целях! Чтобы ее не вынесло с того количества спиртного, что она приняла.

– Понятно.

– Не твое сраное собачье дело, понятно?! – взвизгнула я. – Даже если это тебе прислали из Ватикана, я и мои ноздри тебя не касаются.

– Нет, касаются!

– Что с тобой происходит, Ральфи? – уже серьезно спросил отец.

– Я не позволю шантажировать себя койкой, ясно тебе?! – рявкнул Ральф, игнорируя весь мир, за моей спиной. – Я не твой лакей, чтоб ты прогнала меня, когда тебе взбредило!

– Ральф!

Ноль эмоций.

– Ты мне – вообще никто!

– Ошибаешься!

– Ральф! – уже громче позвал отец.

Герцог валялся у его ног, обняв ступню обеими лапами и терся лбом об икру. Потрепав сомлевшего пса по выгнутой шее, отец посмотрел на своего помощника. Потом вздохнул и поднялся.

Сзади уже маячил Михаэль, держа руку на шокере.

– Ральф, все. Довольно, – устало сказал отец. – Вы точно все уже помешались на своем эгоизме! Это в последний раз, когда я прошу тебя по-простому: