Читать книгу В стреляющей глуши. Подготовка к вторжению - Станислав Богданов - Страница 6

Руку Виктора перехватили, прежде чем он сумел нажать на пуск ракетницы.

– Дя-я-я-я-денька… – только смог выдавить из себя Сашка.

Потрясённый, он только молчал.

– Спокойно, спокойно, товарищ капитан! – твёрдо произнес чей-то голос под ухом. – Не надо дёргаться. Свои. Как говорится, лучше поздно, чем…

Виктор, наконец, смог повернуть одеревеневшую шею. За спиной высился рослый парень с загоревшим лицом. Под зелёным шлемом весело искрились серые, повзрослевшие рано глаза. Это как раз не потрясало. Однако всё остальное… Облачён он был в маскировочный комбинезон, поверх которого, скреплённые меж собой ремешками, виднелись округлые стальные пластины. Что-то вроде кирасы, каковую носили кирасиры времён Бородинской битвы. Точно также были обмундированы трое бойцов. Они медленно, соблюдая все меры предосторожности, сползли за ним в воронку. У всех, включая командира (это ощущалось без знаков различия) были невиданными пистолет-пулемётами с рожковыми магазинами. За ними ползла, низко пригнув голову и сложив уши, немецкая овчарка тёмной масти. На спине у неё высилось странное седло с закреплённым брезентовым чехлом. Собака-подрывник? В 1941-м таких применяли без особого успеха под Москвой и на других участках фронта. Натасканная поводырем на получение еды, она заползала под днище танка или автомобиля и, жертвуя собой взрывала его.

– Так, говоришь, не психованный, парень? – старший странной команды потрепав Сашкины вихры, наконец, соизволил представиться: – Старший лейтенант Неустроев.

– С вами психами станешь, – начал, было, Виктор, которому хотелось затеять перебранку. – Столько времени ждать, а теперь – на тебе! Заявились, вашу… – вспомнив женщину с иконой и суровые лики святых, он вынужденно замолчал: – Видели, что делается? Ребят выручать надо.

В глазах Неустроева светилась такая уверенность, что говорить больше не хотелось. Тем более что, дождавшись всех своих подчинённых, он неожиданно сказал:

– Тебе тут один человек привет передал. Привет отдельно. Отдельно – не пороть горячку. Слушать и делать, что мы решим. Расстановка сил понятна?

– Понятно, – Виктор в точности, как Сашка, пролепетал одними губами.

– Всё! Значит действуй. Только так – ракетницу мне живо. А то… Знаю я вас – героев очаковских и поколенья Крыма.

Оказалось, дождался он не всех. Вслед за собакой через бровку воронки перекатился щупленький на вид малый в точно таких же латах, но со снайперской винтовкой. Он тут же, подмигнув Виктору (последнему это пришлось как нельзя кстати), вынул из винтовки затвор. Тщательно продул затворную раму, вытер её ветошью. Только после этого изрёк почище Цицерона с Сократом:

– Ну что, действуем, товарищи? Обстановку я срисовал такую…

***

…Заслышав сигнал с улицы, Васька соскочил с кровати. Пройдясь босиком до окна, он отогнул краешек занавески. На улице, сверкая лаком, стоял иссиня-чёрный «майбах» под номером WH 44—26. Невдалеке, как всегда прогуливались двое неприметных типов. Скрёб метлой новый дворник в фартуке со старинной бляхой, что, на этот раз, держался ближе к воротам. Васька отошёл за стену. Затем пошевелил занавеской, давая понять (как условились заранее), что он скоро выйдет. Затем пробежался босиком к платяному шкафу. Извлёк оттуда с металлических раскладных плечиков мундир майора вермахта с сиреневыми «катушками» интенданта. Уже облачившись в тесные хромовые, с высоким голенищем сапоги и повязав ремень с «вальтером» (без обоймы), он неприязненно вспомнил о главном. На тумбочке возле кровати с сияющими шариками над изголовьем лежала скомканная повязка из замши. Он одел её через левый глаз. Бросил не себя насмешливый взгляд в зеркало. Ни дать ни взять – «дас ист фантастишь, герр официр!». Вид был что надо – свои перепугаются. Не хватало только Железного креста, хотя бы второй степени. Или знака «За танковый бой» на левой груди. А повязка здорово изменяла внешность, почти до неузнаваемости. Лучше всякого грима и усов.

С такими радужными мыслями он нахлобучил фуражку и вышел. Дом был четырёхэтажный, с лепными потолками. До революции наверняка принадлежал какому-нибудь купчине.

– Герр майор прикажет сначала в казино? – учтиво осведомился кадыкастый молодой ефрейтор-водитель, на этот раз новый.

– Нет, сразу на объект, – сказал Цвигун, стараясь смягчить акцент. Этого можно было не делать, так как шофёра наверняка (как и прежнего) предупредили: чин из восточного батальона, плохо владеет германским.

Машина плавно тронулась с места, проехала тех двух и дворника, что стремительно отставил метлу и махнул шляпой. Неприметные типы разом отвернулись, что б ни попасть в облако пыли и газов.

Через час с небольшим он уже прогуливался с Фоммелем по лесной дорожке, посыпанной в лучших традициях фатерлянда речной галькой. В ярких лучах золотисто-оранжевого солнца, с ветки на ветку сновали пичуги, кое-где в тени сверкали на листьях и траве капли росы. Невдалеке плескалась речка – там было оборудовано пулемётное гнездо. Вообще этот лес был нашпигован постами и патрулями, что неслышно перемещались в своих длиннополых плащ-накидках с камуфляжными разводами. Вырастали как из-под земли, плотным кольцом смыкаясь вокруг людей. Цвигун (согласно документам, майор 30-го Восточного батальона Верховенский Павел Георгиевич) после долгих размышлений руководства СД, был утверждён в должности консультанта при подготовке группы.

За высоким забором из колючей проволоки с сигнализацией, что вырос перед ними, расстилалась широкая, почти правильной формы поляна. Над ней колыхалась маскировочная сетка, что была укреплена на крышах караульных вышек четыре метра в высоту. На поляне был расположен сборный домик для прибывших инструкторов и преподавателей, а также специальный ангар. В центре поля располагались полоса препятствий со щитами и канавами, а также натянутой низко колючей проволокой, набитые соломой чучела из эрзац-кожи, на которых отрабатывались приёмы рукопашного боя, щит для метания ножей. Кроме того высился огромный щит-пулеуловитель для разрядки оружия, который в случае необходимости можно было использовать для стрельбы. С воздуха такой объект можно было рассмореть только на бреющем полёте, и то, если задержать глаз.

На объекте упражнялась группа курсантов численностью до отделения. Они вяло ползали под натянутой проволокой, а так же, как следует не размявшись, отрабатывали бросок через плечо, блоки и удары по точкам. Время от времени преподаватели (квадратный немец в пилотке, в одной майке с молниями в круге, а также русский, что был облачён в синее трико МГУ) неожиданно нападали на зазевавшихся курсантов, нанося им боксёрские удары (это делал русский), или забирая в удушающий захват. Скоро немцу это надоело. Он скомандовал всем построиться, а затем разбиться на пары. Первые номера взяли вторых за ноги. Вторые стали на скорость отжиматься. Айн, цвай, драй… Затем всё изменилось. После этого немец, по совету русского, приказал повернуться спинами друг к другу. Плотно прижавшись таким образом, курсанты сплелись руками. Стали на скорость приседать. Айн, цвай, драй… Затем немец, решив, что достаточно наслушался советов русского, приказал всем вновь построиться. Он стал выполнять комплекс упражнений на координацию. Ничего хитрого в них не было (немец, словно пританцовывая, совершал движения руками, ногами, а также корпусом), но надо было успевать повторить за ним. Тех, кто нарушал этот порядок, русский отсортировывал в отдельную группу. Вскоре в ней насчитывалось до половины курсантов.

– А серьёзный у вас спец, этот Вася, – усмехнулся Цвигун, намекая на русского. – Ганц на предмет того жучка будет.

– Что есть Жучка? – утомлённо поднял светлые брови герр Фоммель. – Что такой Васья я уже знайт.

– Да не берите в голову. Хотел сказать, что отбор поставлен грамотно. Группа должна в поле сработаться. А негодный материал надо отсеивать.

– О, вы рассуждайт как немец! Браво-браво… Интернационал разве не учит равенству и братству?

– От каждого по способностям, каждому по труду, герр хороший.

– О, понимайт-понимайт. Вы хотеть сказайт, что каждому из них можно найти применений? Не так ли?

– Ну, во-первых, «применений» можно даже барану найти, если постараться. Во-вторых, бросьте говорить, по-русски, будто вчера родились.

– О, Русс Ивановитч! Вы видете, я тоже умею хорошо шутить.

Услышав звуки клаксона, они обернулись в сторону ворот, оплетённых проволокой. Солдат в шлеме открыл их. Въехал «кюбельваген» с открытым верхом. На заднем сидении угадывалась голова в знакомой пилотке с красным кантом. Карие глаза на остром лице пробежались по всем маломальским значимым предметам.

– Мой сюрприз, кажется, сработал, – усмехнулся Фоммель. – Сейчас убедитесь, герр майор.

– Заранее благодарю, – с искренним уважением заметил Васька. – Этот тип как раз здесь не лишним будет.

Ставински, легко выпорхнув из синевато-зелёного гоффрированного корпуса, заметил сразу же Фоммеля. Отдал честь ему и Ваське, приложив к орлу на пилотке два пальца:

– Герр оберштурбанфюрер! Рад вас приветствовать. Пока курсанты разминаются, представьте мне герр майора.

Он, очевидно не признав Ваську, выжидающе ждал.

– О, с великим удовольствием. Правнук князя фон Бисмарка-Шенхаузена, наследник болгарской короны и претендент на румынский престол Корнелиус Парацельс.

– В переводе на русский – Ванька-встанька, – подъитожил Цвигун.

Ставинский обалдело посмотрел ему в единственный глаз. Затем затрясся, давя тихий смех.

– Замечательно, герр майор. Эта шутка просто блеск! Вы отлично подняли мне настроение.

– Я иначе не могу, герр Ставински.

Они стали неспеша прохаживаться вдоль упражняющихся курсантов. Дошли до группы «отсева». Вскоре квадратный немец издал трель свистком, что висел у него на груди. Курсанты моментально бросили свои упраждения и выровнялись.

– Ви будет смотреть, что есть я делайт. Альзо, верштейн? Смотреть…

Он поманил к себе пятёрку «отсеянных». Те, неловко ступая, подошли. Было очевидно, что готовится отработка новых приёмов. Вскоре по его команде они выстроились полукругом.

– Можно я, герр инструктор? – поднял руку здоровенный рыжий курсант, что стоял среди других «отсеяных».

– Семельченко, оставить! – налился краской русский инструктор. – Живо, кому говорят!

– О, ти тоже хотеть? Тогда можно встать, – на квадратной красной ряжке немца выступила улыбка.– Итак, ахтунг! Только вниманий…

Он, как бы раздумывая, стащил свисток на цепочке и, покрутив его в руке, кинул в сторону одного из стоявших перед ним. Тот решил поймать, но тут же рухнул, сбитый ударом ноги. Немец, изгибаясь и ныряя всем корпусом, бросился на остальных. Он проскальзывал между ними. Делал неловкие движения руками, хватая их за ноги и плечи. Все они валились с ног. Один рыжий Семельченко не оплошал. Схватил, видя такое бесстыдство, горсть земли и плеснул немцу в лицо. Тот, изрыгая всякие «шайзе» и «фердампт», стал выделывать руками и ногами совсем невообразимое. Словно крылья мельницы закружились. С зажмуренным, яростно оскаленным лицом, он, то стоя, то в полуприседе, закружил на одной ноге. Другую он выбрасывал вперёд. Руки при этом отталкивались от предплечий. Как будто он плыл. Но Семельченко и тут не оплошал. Рухнув на землю и подобравшись с перекатом, он поймал немца за подошву ботинка. Крутанул против оси. Заматерившись уже по русский, немец завалился на землю.

Курсанты заржали. Кое-кто зааплодировал с вышек за пулемётами.

– Рты прикрыли! – гаркнул русский инструктор, тем не менее, одобрительно скосив глаз на Семельченко. – Помогите герр Шульцу встать.

Но герр Шульц сам себе помог. Сбив ударом ладони одного из помощников на землю, он размашисто бросился к домику. Видимо позор был настолько велик, что не хотелось признавать.

– Гоношистый больно ваш Шульц, – бросил Васька неодобрительно.

– Да, это есть, – вынужденно согласился Фоммель. – Но это полезный профессионал. Он немного жить Азия. Учить много приёмов. Вы видеть, как он мог положить сразу пять человек.

Все обступили здоровенного Семельченко. Тот, щуря конопатую физиономию, старался выглядеть как можно скромней.

– Ну вот, а ваши его отбраковали, – усмехнулся Васька.

– Что поделайт, наш недоработка, – похоже усмехнулся Фоммель. – Хотеть с ним поработать?

– Хотеть, хотеть… Можно нас обоих переместить в этот ангар? Что б никого из посторонних и всё такое.

– Ну, конечно, герр майор. Я всё сделаю, – снова оживил свой русский Фоммель. Он подозвал роттенфюрера, что был старшим караула и отдал ему распоряжение.

– Вы уже начинаете работать с кандидатурами, – одобрительно заметил Ставински. – Это отлично. Но наш потенциал гораздо богаче. Абвер более старая организация, чем СД и СС. Тем более что часть этих людей – наши кадры. Но, если вы познакомитесь поближе с нашим стилем, уверяю вас – выбор будет богат.

– Вообще-то я на это не рассчитывал, – улыбнулся Васька. – Думал, что кандидатуры будете отбирать исключительно вы и ваше руководство. А меня чуть ли не на ручках носят и всё показывают. Интересно… Похоже на западню, вы не находите?

– Не нахожу, – возник справа Фоммель. – Вы напрасно утомляете себя подозрениями, Русс Ивановитч. Они совершенно беспочвенны. Какая западня? Мы предоставили вам возможность отобрать кандидатов в группу. Во-первых, мы можем согласиться, а можем, нет. Во-вторых, вы бы точно также поступили на нашем месте. Каков купец, таков товар. Так говорят русские?

– Так говорят русские. Но я сомневаюсь, что смысл тот же. Я не купец. Я предложил, а вы распорядились. Это не мои кадры, – Васька обвёл единственным глазом курсантов, которых вновь стали гонять по полигону.

– Идеи порой важней кадров. Вы не находите? У нас масса идей, но нет твёрдой почвы. Вы гарантируете, что ваш план пройдёт. Мы принимаем ваши гарантии. Вдобавок мы укрепляем ваш план вашим выбором – кого из кандидатов вы предложили. Тем более, – Фоммель пытливо сощурился из-под козырька, над которым хищно сверкнули орёл и адамова голова, – средь этих кандидатов есть спасённые вами…

Внутри Васьки всё собралось, готовое выплеснуться наружу. Но он расслабил тугой узел, что скрутил ему внутренности.

– Не боитесь, что они вас запомнят?

– Боюсь ли я? – Фоммель счастливо захохотал: – Страх это химера.

– Вы как Геракл не боитесь химер, – вздохнул Ставински. – Они окружают вас, а вы не боитесь.

Они в раздумьях и молчании проделали путь до ангара, у которого высились двое солдат СС в плащ-накидках, с пистолет-пулемётами. Когда вошли вовнутрь, рыжий уже был там. Он стоял поодаль от ряда камуфлированных грузовиков «опель-блиц» и «хеншель», внедорожников «кюбель», мотоциклов «цундапп» и БМВ, а также двух лакированных «опель-лейтенантов» и «даймлер-бенца». Рядом топтался русский преподаватель в трико, что, морща в неопределённой гримасе красивое русое лицо, что-то шёпотом выговаривал ему.

– Волков, вы свободны, – бросил ему Фоммель. Проводив его взглядом, сказал Семельченко: – Господин майор также из русских. Но он долгое время жил в рейхе, хотя и не забыл родной язык. Он считает, что мы ошиблись, когда отсеяли твою кандидатуру из активного состава. Я не разделяю его мнения, но прислушаюсь к нему. Он в вашем распоряжении, – палец Фоммеля совершил дугу в сторону Семельченко.

– Благодарствуйте, благодарствуйте… – Васька снял фуражку и, не найдя ничего лучше, протянул её Фоммелю. – Зовут-то как?

– Степаном, – прогудел парень.

– А родом откуда?

– А харьковские мы.

– А поточней… – Васька сделал выпад ногой, стремясь достать его левую ключицу.

Семельченко не оплошал. Он удивительно быстро присел и попытался перехватить ногу. Но Васька, совершив разворот, не дал ему такой возможности. Зато другой ногой попытался подсечь его голень. Здесь усилия оправдались. Семельченко осел на спину. Но тут же, перенеся центр тяжести на икроножные мышцы, рывком поднялся. Принял тревожную боевую стойку: кулак левой руки – перед носом, кулак правой – возле подбородка. Прижатые локти защищают от ударов нижнюю часть. Танцующие ноги готовы коленями отразить те же удары в пах, подбрюшье и почки, а также нанести ответные сокрушительные удары.

– Я же казав – с пид Харькова, – шумно задышал парень.

– А, так ты казав… Я понял. Молодец, хорошо держишь удар.

– Упасть не значит проиграть, – кивнул Ставински.

Фоммель махнул лишь фуражкой, что держал в руках. И представил себя на месте Семельченко.

– Только не надо так долго держать руки, – Васька намекал, что можно «снять блок». – Я ж не нападаю.

– А кто вас знает, – нервно усмехнулся Семельченко. – Не нападаете сейчас – так нападёте. Вы ж не предупреждаете?

– Это точно. И не подумаю. Всё происходит неожиданно. Это в красивых книжках и шпионских фильмах вызывают на поединок. Или позволяют командовать взводом своего расстрела, – не удержался и мрачно пошутил Васька. – В жизни всё иначе. Хочешь, покажу как?

– Н-н-ну, хочу, – неуверенно согласился парень, не убирая блоки.

Немцы тихо рассмеялись. А Васька танцующей походкой, точно по Крещатику или Дерибасовской, двинулся чуть правей него. Семельченко это сбило с толку. Он не знал, что делать, тем более взгляд «герр майора» шёл как бы сквозь него. Он лишь стал, танцуя ещё напряжённей, разворачиваться к нему корпусом. Но Васька в вполуприседе мгновенно срезал его ногой. Семельченко на ушибленных икрах точно сложило пополам.

– А зачем было так дёргаться? – врадчиво поинтересовался Васька. – Зачем было поворачиваться? Ты не почувствовал, что я всего этого хочу?

– Не поч-ч-чувствовал, – отрешённо произнёс парень с земли. Ещё мгновение, и он неловко встал, готовый к бою.

– Опять молодец. Опять хвалю. За выносливость. А ругаю… Понял за что?

– За то, что… Короче, сделал так, как вы внушали.

– О! – Васька, пронзённый сверху невидимой силой, остановился. Оглянулся на своих спутников: – Слышали, господа? Его отсеяли… А он всё понимает. Материал не разработанный, только и всего. Никуда не годный отбор. Если так отбирают…

– Я подумаю, что можно сделать, – Фоммель снова тряхнул фуражкой с сиреневым кантом.

Он рассчитывал, что отобранный «материал» в массе своей быстро провалится, явится в НКВД или СМЕРШ. Ему было так выгодно: в случае поражения, о котором он задумывался всё чаще, ему будет, в чём выгораживаться перед русскими.

– Блоки зря держишь, – удовлетворённо махнул головой Васька в сторону Семельченко. – Да расслабься ты, я приказываю, – он легонько ткнул его плечо, от чего парень мгновенно обмяк. – Вот так. Молодец, будет из тебя толк. Если научишься расслабляться, конечно.

Какого чёрта ему нужен этот кретин, подумал Фоммель. Неужели он рассчитывает использовать его в акции? Надо будет затребовать личное дело. И когда он, наконец, возьмёт эту поганую фуражку? Ну, придёт время…

А Ставински думал иначе. Он просматривал в Васькиных действиях высокий уровень отбора. Конечно, русский диверсант из Разведуправления, выдающий себя за майора СМЕРШ, не достаточно разбирался в «материале». Потому что подготовлен не так давно, да и профиль у него иной. Но подобный стиль подготовки Ставински видел в Цоссене начала 20-х, где стажировались русские военные разведчики. Кроме этого, он на неделю прибыл в 1927-м в общевойсковую Академию им. Фрунзе, где также прорабатывались тактика разведки и диверсий. В число предметов входил и рукопашный бой, который русские называли «самбо Хромова». Приёмы были заимствованы из бокса, дзюдо, джиу-джицу и других видов единоборств. В сумме насчитывали до 50. Но маленький, с виду щуплый преподаватель с бородкой убеждал их: для начала стоит в совершенстве овладеть «музыкой тела». Научиться чувствовать каждое его движение. Затем выучить в совершенство хотя бы десять приёмов и на основе импровизации создать десять своих. Только после продвигаться дальше.

– Я забираю товарища майора, – решительно, с любезной улыбкой, заявил Ставински, когда они отошли на значительное расстояние.

– Вы уверены, что я его вам позволю забрать? – Фоммель любезно оскалился, хотя не скрывал своих истинных чувств. – Всё же вы гость, герр капитан.

– На правах гостя я забираю его у вас. Через час, – Ставински показал ему большой циферблат на запястье, – он вернётся обратно.

– Дорогой ему могут помешать партизаны.

– Накануне операции «Цитадель» была проведена акция устрашения в Орле, – поморщился Ставински. – Кого-то повесили на главной улице. Трупы качаются до сил пор. Кроме того вермахт и наши доблестные СС устроили прочёсывание лесов. Партизаны не должны проявлять себя так нагло. Если это, конечно, не обычные партизаны.

– Вы на что-то намекаете? – грозно нахмурился Фоммель.

С минуту они постояли молча. Оберштурбанфюрер учащённо дышал. Ему, как всегда, хотелось свернуть кому-то шею.

– Что за шум, а драки… – пошутил Васька на подходе. – Весь сыр-бор из-за меня?

– Вы догадливы как никогда, – проскрипел Фоммель. – Именно из-за вас. В интересах операции я не могу вас предоставить герр капитану. Даже на минуту.

– Эка вы хватили! На минуту… Прям! Ничего с нами не станется. Проедусь и вернусь. В конце-концов, можете выделить ваш эскорт. Партизан бояться – в лес не ходить.

– Я не могу, – уже раздражённо огрызнулся Фоммель. Поймав Ваську за руку, он отступил с ним: – Сегодня приезжает мой шеф из Берлина. Он генерал СД. Хочет с вами говорить о предстоящей операции. Хочет вам кое-что рассказать. Если с вами кое-что произойдёт… – он страшно понизил голос: – Вы понимаете… это может стоить мне…

– Головы что ли? Понял… Не боись, где наша, как говориться… – Васька тихо рассмеялся. – А мне, вы думаете, ничего не может стоить? Скажем, моё участие в расстреле? – сузил он единственный глаз. – А? Или у вас не проходят такие штучки с фотографом и фотолабораторией, где монтируют снимки? А свидетельские показания выживших из числа переметнувшихся диверсантов? Тоже не проходят? А высказывания против товарища Сталина? Что у вас там в карманчике? Диктафончик, говорите?

– Вы что – с ума сошли? Какой… – чуть не задохнулся от такой наглости оберштурбаннфюрер. – Впрочем, оставим это на потом. Вы правы, кое-что в этом есть. А как же – мы хотим подстраховать себя. Вдруг вы ведёте двойную игру? Или тройную? Или ваше руководство.

– Ладно, проехали, – Васька взял его, играюче, за лацканы френча с кубиками в петлицах. Нежно их потеребил, будто оправляя: – Так вот, любезный, я сейчас проедусь с герр Ставински куда надо. Всего на час-два. С конвоем или без конвоя, вам решать. После чего встречусь с вашим генералом. Это два. А вы, – он окинул взглядом одиноко стоящую здоровенную фигуру Семельченко в потной майке, – дайте ему отоспаться. Покормите его как следует. И по первому же звонку – в мои апартаменты. Я буду с ним усиленно работать. Всё ясно, герр хороший?

– Вполне, – сглотнул слюну эсэсманн. Ну, подожди у меня, русская свинья, тут же подумал он. Это тебе так не пройдёт.

Через час Васька трясся по плохим дорогам на «кюбеле». За рулём сидел Ставински. Конвоя Фоммель так и не выделил. Было видно, что ему этого хотелось, хотя он понимал: будет выглядеть глупо. Абверу незачем было организовывать мнимое похищение, мнимое или реальное убийство «гостя». Нападение партизан также исключалось ввиду большого количества войск, которыми были усилены охранные дивизии.

– Ловко вы обращаетесь с СС, товарищ большевик, – крикнул Ставински в шуме мотора. Он вырулил, чтобы не попасть на ухабину, и продолжил: – С этими господами можно именно так. Выбран правильный курс.

– Ну да! Мы мирные люди, но наш бронепоезд… Вы это хотели сказать?

Так как шофёр промолчал, они медленно въехали на территорию, огороженную тремя рядами колючей проволоки. По углам высились четыре караульные вышки с MG34. Но, как и по периметру, так и на воротах охрану несли солдаты и офицеры вермахта. На специальных щитах, покрытых светоотражающей оранжевой краской, чёрным было означено: «Внимание! Огнеопасно! Горючие материалы. Курить и пользоваться огнём строжайше запрещено». Вся местность за рядами колючей изгороди представляла голый ландшафт с многочисленными пнями и опилками. Наверняка эти площади были заминированы.

– Прошу вас! – Ставински легко выпорхнул из внедорожника, захватив плащ. Адамс! – сказал он подбежавшему обер-лейтенанту со знаками отличия артиллериста. – Мне будет нужна ваша помощь. Приведите в блок «В»…

Тут он прошептал этому ладному обер-лейтенанту что-то своё, не предназначенное для Васькиных ушей. Тот лишь поправил повязку через глаз. И уставился на группу курсантов, что, высоко поднимая ноги, совершала пробежку по периметру. На всех было вполне сносное обмундирование РККА. Причём, гимнастёрки были именно «косоворотки», как до революции носили, образца 1943 года – со стоящим воротником (на гимнастёрках образца 1941-го он был отложенный). Мало того, добрая треть гимнастёрок были украшены зелёными пластмассовыми пуговицами, что поступали в СССР по ленд-лиз.

– Ну-с, пройдёмте, дорогой товарищ, – с наигранной суровостью (наверняка подражая кому-то из русских) предложил Ставински. – Нам есть что обсудить и о чём потолковать. Так тоже говорят по-русски.

– Я надеюсь – не только ваши познания в русском?

– О, нет, что вы! Они так скромны… У меня есть свои кандидаты. Вы хотели бы на них взглянуть?

– Что ж, не откажусь. Тем более, если предлагают… Показывайте.

– Нет, сначала вы посмотрите на их личные дела, выслушаете преподавателей. Они нам расскажут много интересного.

– Ну, вы-то наверняка уже наслушались их доносов. Мне, конечно, будет очень интересно.

– Ну… Не надо так, герр майор. Мы, как и вы, заинтересованы собирать на человека очень подробное агентурное досье. Как его собрать, если не будет немного… стук-стук, как говорят по-русски?

– А, вы и это знаете! Ну, тогда я спокоен за исход операции.

Ставински изобразил на лице улыбку. Они ровным, строевым шагом последовали мимо часовых в шлемах, что сделали винтовками с плоскими штыками «на караул». Взошли на крыльцо, под которым трепетал красный нацистский стяг со свастикой в белом круге, а также чёрно-красный флаг кайзера. Прошлись по коридору мимо вытянувшегося дежурного, что был также в стальном шлеме. За обтянутыми дерматином дверями с номерами, а II, a III стрекотали машинки. Внезапно заорало нечеловеческим голосом радио: это вещал с трибуну «Спортпалласа» министр пропаганды Геббельс. «…Господи, даруй народу Германии победу! Я призываю Тебя…» В конце коридора высился в фуражке, туго затянутый ремнём по корсету, уже знакомый обер-лейтенант. Он напряжённо водил глазами по закрытым дверям. Наверняка об этом его попросил Ставински. Над его головой угадывалась картина фюрера, писаная маслом. Тонкий нос со щепоткой усиков оказался надёжно прикрыт широкими полями и выгнутой тульёй. Зато неистово-смеющиеся глаза метали молнии, которые проходили аккурат по обе стороны тульи цвета «морская волна». Серебряный одноглавый орёл со свастикой, казалось, готов был выклевать оба этих глаза, но никак не мог определиться, с какого из них начать.

Когда они вошли в кабинет, Ставински по внутреннему телефону предложил кому-то выключить радио. Говорил он спокойно, но этот кто-то (судя по голосу, фрау) сделал это моментально. Затем по другому телефону с коммутатором Ставински затеял довольно продолжительный разговор на немецком. Причём, на пониженных тонах. Васька и не старался прислушиваться. Он окинул комнату глазом. Кроме фотократочки старца с белой сединой во флотской форме над столом ничего не висело. На подоконнике стояли горшки с розами. Ставински был либо сентиментален, либо пытался нравиться «материалу», с которым работал. (Надо полагать, что «материал» сразу же обалдевал, видя цветы на окнах, оклеенных полосками бумаги. И охотно шёл на вербовку.)

– Ничего обстановочка, – поощрил его Васька.

– Мы стараемся, чтобы гостям было как дома и ещё лучше, – неумело пошутил Ставински.

* * *

…Боец сделал два выстрела из винтовки с оптическим прицелом. Пули разорвали проволоку, которой прикрутили к гусеничным тракам «Барефзес» и Сергиенко. Их тела обмякшими мешками рухнули перед днищем СУ-122. Затем Сергиенко, будто ничего не соображая, принялся осторожно сталкивать Армена в ближайшую воронку и вскоре скатился туда сам. Судя по запавшим от боли глазам (это видел Неустроев в бинокль) это ему удалось нелегко, так как руки, охваченные проволочными тисками, занемели и плохо слушались. Тут же их заметили. Со всех сторон мигнули вспышки запоздалых выстрелов. Потянулись трассы MG-43 с одного из «ганомагов». Светящиеся пунктиры вздыбили землю подле воронки. Крутясь и визжа, они сыпали вокруг мелкими искрами. С левого фланга ударила StugIII. Снаряды, однако, проносились над головой. Германский наводчик никак не мог выбрать нужный угол прицеливания.

– Вася, бери бронетранспортёр… – отдал распоряжение Неустроев. Он выложил перед собой из сумки четыре РПГ-40. – Готовность номер один! Товарищ капитан, – он обратился к Виктору, кинув прежде ободряющий взгляд: – Возьмите автомат. Над воронкой особо не демонстрировать свои фрагменты личности, – и, совсем пониженным голосом: – Привет вам от сорок восьмого. Догадались?

Почувствовав невероятное облегчение и пробормотав «Не маленький, поди», Виктор даже не помнил, как ощутил прохладный затвор ППШ. Щипнув Сашку за нос с крохотными конопушками, он тут же поймал себя на мысли: беспокоться не о чем. Эти «пятнистые» с рыцарскими или богатырскими панцырями надёжно ограждали его и малыша от всякой напасти. Отобъют они и его подчинённых. Прежде всего, конечно, они друзья, но… Виктор ощутил лёгкую досаду, что не смог это сделать сам, как всякий командир думает, что отвечает прежде он, а не вышестоящее начальство, пусть и виновное.

Как бы в подтверждение тому, услышав шум мотора СУ-122, сопровождаемый сопеньем выхлопных труб и лязгом траков, Неустроев извлёк из вещмешка палочку с зеркальцем. Вставив в канал своего пистолет-пулемёта, он приподнял её над бровкой воронки.

– Оп-п-паньки! – сказал он, будто ни о чём не беспокоясь. – К нам самоходочка чешет. Фрицам «винт» хочется сделать. Сивцов, теперь «зелёную» – живо!

Тут же взвилась зелёная ракета. Огонёк сигнального патрона, казалось, навечно завис в небесах. Затем, стремительно сорвавшись, скатился на землю. Указав цели артиллеристам и лётчикам, он, подобно прожитой человеческой жизни, угас навеки. Хотя, угасает ли жизнь так? Мало вероятно…

В следующий момент над воронкой взвизгнуло. Зеркальце дёрнулось в канале ствола. Из него вылетел крохотный осколок, разбрасывающий солнечные зайчики.

– Всем команда – не высовываться! Работает снайпер! – рявкнул на этот раз лейтенант. Как само собой разумеющееся, он окинул взглядом тело Иванова: – Рассредоточиться! По кругу.

На левом фланге гулко вздрогнула земля. Раздался запоздалый клёкот – эхом дошло, что приземлились гаубичные снаряды. А боец с рацией, пощёлкав тумблерами, заговорил в наушники:

– «Ласточка», «Ласточка», говорит «Молния». Метров сто от цели налево – три «коробочки», две «суки» и пяток «тарахтунов». «Гробов», вообщем. Требуется ваш визит. Вылетайте – небо чистое…. Есть, приём… Слушай меня, «Вулкан». Как слышишь меня, приём? Хорошо значит. Накрывайте цель большими «огурцами».

Бойцы сгруппировались, изготовив оружие. Кто-то распустил тесёмки капюшона, кто-то вытирал горячий лоб, по которому струился пот.

Громадина СУ-122 подползла к воронке. Гитлеровцы впрямь стремились заехать на неё. Затем покрутиться «винтом», чтобы раздавить всех. Неустроев, извернувшись, ловко швырнул ей под гусеницу РПГ-40. Воздух гулко потряс взрыв. Комья дымящейся земли разлетелись во все стороны. А «сука» обиженно завертелась на голых катках, пока лейтенант второй гранатой не «разул» ей вторую гусеницу.

Обломок сияющего добела трака вонзился рядом с вихрастой головой Сашки.

– Во здорово-о-о! Все мальчишки обзавидуются… – испуганно-зачарованно протянул он и смущённо добавил: – И девчонки тоже.

Виктор тут же отвесил ему лёгкий шлепок по макушке:

– Лёг и затих! Что б я тебя не видел и не слышал!

– Ага! Мне страшно рядом с этим дяденькой… – Сашка, шмыгнув носом, показал на убитого Иванова.

– Ляг, кому говорят! – прикрикнул боец с пышными русыми усами, которому, если присмотреться, стукнуло едва за двадцать.

Он с первой же минуты, как только оказался в воронке, придвинулся к Виктору. Не сводил с него глаза и ловил его каждое движение. Как будто они были заочно знакомы, хотя Виктор видел его первый раз. Чувствовалось, что это было кому-то нужно. Этот кто-то явно имел отношение к «сорок восьмому». Не фотокарточку ли мою показали ему в СМЕРШЕ, подумалось Виктору.

Земля вздрогнула, будто и впрямь проснулся вулкан. Теперь уже справа. Неустроев, издав при этом горлом непонятный, но пронзительный звук, скомандовал:

– Капустин! Завесу ставь, быстро!

– Есть! – белобрысый молодой боец вынул из бокового кармана зелёный цилиндрик. Запалив короткий бикфордов шнур, швырнул через гребень. В следующий момент там зафырчало. Густо повалили клубы чёрно-серого, едкого (если залетал в глаза) дыма.

– Под «суку», живо! – скомандовал Неустроев, согласовав свой приказ взглядом со всем личным составом.

Он пополз, переваливаясь на локтях, первый. За ним все остальные, включая радиста и собаку, что ползла, поджав хвост и расставив уши. Замыкающим полз усатый, перед которым полз, чихая и фыркая, Виктор. Собачья шерсть от хвоста, что волочился по земле перед ним, залетала ему в нос. «Тише кашляй, капитан!» – неожиданно предупредил его «тельник», повернув своё скуластое лицо с раскосыми азиатскими глазами. Виктор едва не поперхнулся от такого нахальства, но промолчал. Саша был тут же, под рукой. Виктор сгрёб его за шкирку и волок за собой.

Оказавшись под днищем пышущего жаром и соляркой (внутри гремели и шумели громко крича и ругаясь, будто бы на русском), можно было рассмотреть происходящее окрест. Кое-где источала клубы поверженная техника с крестом на бортах. Взлетали султаны дыма и пламени. Оставляя за собой багровые протуберанцы, устремлялись к земле продолговатые тела «эрэсов». Они сжигали всё живое в радиусе сотни метров. Вокруг подожженного «ганномага» ещё катались дымящиеся тела. Сквозь отдушины в катках было видно, как короткими перебежками и ползком отходили группы вражеских пехотинцев в камуфляжных куртках и касках. Офицеры издавали трели в свистки, заслышав над головой клёкот или завидев несущиеся огненные хвосты реактивных снарядов.

– Хо-о-орошая со-о-бачка, – Сашка нерешительно протянул руку к мокрому носу овчарки что лежала рядом, вызывающе демонстрируя розовый язык: – Дяденька боец, как зовут собачку?

– Собачку зовут Джульбарс, – усмехнулся тот. – А для непослушных мальков – «откушу руку». Понял, почему?

Джульбарс, уловив что он него нужно, издал пастью неприятный звук. Сашкина рука мигом отстранилась. На мальчишеских глазах и на конопатый нос навернулись скупые слёзы.

– После боя погладишь, – смилостивился боец-вожатый. – Да, Джульбарс? Подай голос!

– Ав-ав! – не заставил себя долго ждать пёс.

Снайпер тем временем приноровился стрелять вражеских офицеров и пулемётчиков, вторых и третьих номеров, что тащили на спинах круглые оцинкованные коробки с лентами. Тем временем, небо наполнилось пением авиационных моторов. Звенья «илов» и «пешек», появившись из-за перистых облаков пикировали на боевые порядки врага.

В воронку, которую они только что покинули, угодило несколько мин от ротного 50-мм миномёта. Видимо немцы пристреливались, но из-за дыма и гула крупных калибров это не было заметно.

– Товарищ лейтенант, сорок восьмой, – радист протянул Неустроеву наушники.

– «Молния» слушает приём! – крикнул тот в мембраны и тут же понизил голос, чувствуя, что его слышно внутри самоходки. – Что? Плохо слышно… приём… Да, всё в порядке. Имеется труп. Тот самый, о котором шла речь. Мы вытащим. Слушаюсь… Будет сделано… Мы под сукой» 122. Только что кидали в воронку «огурцы» 50-мм. Думаю, стараются пеленговать. Пока на месте. Обзор хороший. Место хорошо расчистили, так что можно бить здесь смело. Есть…

Последнее не заставило себя долго ждать. Многоголосый рёв «ура-а-а» возник с востока. Он врезался сквозь грохот канонады. Помимо всего доносился лязг гусениц, в который вплетался методичный гул «тридцатьчетвёрок», мелодичное позвякивание «тэ-семидесятых» и прочие шумы, принадлежащие, очевидно, большим и малым «сукам», а также британским «Матильдам» с «Черчиллями». Оставляя за собой шлейфы мучнисто-золотой пыли, выбрасывая из хоботов пушек язычки пламени, боевые машины устремились в атаку с трёх направлений, чтобы взять врага в клещи. Вскоре ударная десятка, состоящая из семи Т-34 и трёх Т-70, достигла уничтоженной давеча противотанковой батареи. В этот момент СУ-122 попыталась накрыть их огнём. Пусть и обездвиженные, но запертые в ней враги намеревались взять реванш за позор и поражение. Одну «тридцатьчетвёрку» тут же разорвало пополам. Другие танки, проскочив сектор обстрела, оказались в «мёртвой зоне». Их башни стали тут же разворачиваться в сторону замершей «суки». Это сулило большие неприятности.

– Эй, быстро все скатываемся обратно в воронку! – живо скомандовал Неустроев.

Он первый кубарем скатился в воронку. За ним – весь личный состав. Усатый неожиданно обхватил Виктора, словно хотел задавить в объятиях. Они слились воедино и скатились в воронку как два связанных полена. Точно также, прикрыв своим телом Сашку, последовал за ними «тельник». Собака стремительно, размахивая хвостом, сползла вниз, При этом, изменяя выучке, она дважды гавкнула.

– Цыц у меня, Джульбарс! – прикрикнул поводырь. – А то всё мясо съем.

Грянули первые выстрелы. Сначала хлопнули «сорокапятки» из Т-70. К ним подключились 76-мм. Снаряды рикошетили от покатой брони СУ-122. Один из них, врезавшись в бензобак, заставил его задымиться. Вскоре над трансмиссией всколыхнулись первые сгустки оранжевого пламени. Соляра разгоралась медленно, но грозила вскинуться до небес.

– Машину… ить… жалко… – простонал Виктор.

Он тут же с ужасом ощутил, что «Барефзес» и Сергиенко где-то рядом. Измученные, они ждут помощи. Кроме всего, ему всё равно, что станется с этой самоходкой, хоть и затрачен на неё труд сотен людей и вложены немалые народные средства, которые язык не поворачивается назвать государственными. Люди были дороже железа.

Он уже готов был перемахнуть через бровку воронки, как лязгнул верхний люк СУ-122. Над рубкой возникла рука с белым платом. В порывах ветра он неожиданно затрепетал, как огромный стяг.

***

Обергруппефюрер СС Герхард Лоренс прибыл из Варшавы с личными указаниями рейхсфюрера СС Гиммлера. Он должен был прозондировать почву для контактов с русским перебежчиком и его начальством. «Либо объект „тёмная лошадка“ и они нас держат за дураков, – заметил в беседе с ним Гиммлер, протирая овальные стекла пенсне, – либо русские заговорщики и впрямь намерены заключить с нами союз. А там, возможно, при благоприятном исходе… Скорее всего они готовы пойти на сепаратные соглашения. Сталин должен исчезнуть, это, несомненно. Поэтому, Лоренс, на вас вся надежда. Выясните истинные намерения этого троцкиста и его хозяев. Меня интересует помимо всего прочего, почему они ввели нас в заблуждение в самом начале восточной компании. Якобы с первых же выстрелов на границе в России начнётся троцкистская революция, и режим Сталина рухнет сам собой. Это же утверждал в начале кампании „бабельбергский бычок“, – сладострастно подчеркнул он прозвище он Геббельса. – Как видим, он ошибался… Они намерены и дальше так преувеличивать?» «Будет исполнено, рейхсфюрер. Хайль!» – поторопился Лоренс, вскинув левую руку. Но тут, же был наказан за свою торопливость стоящим подле Вальтером Шелленбергом. «Погодите, – поморщился молодой бригаденфюрер, что был шефом Лоренса по СД. – Вас никто не прогоняет раньше времени. Не надо никаких непродуманных выводов! Прошу вас вникнуть в суть задания. Дают ли нам русские гарантии? Я имею в виду радикальное решение вопроса в отношении одного… ну, ну… известного нам всем лица. Если дают, то это нас устраивает, – он провёл ладонью по бриллиантиновой приглаженной голове. – Убедите перебежчика в таком раскладе событий. Только в этом случае пусть рассчитывает на взаимодействие». «В целом картина ясна. Но есть частности, которые мы исправим…» – не к месту вставил Гиммлер. «Лоренс! Знайте, что на месте вас будут опережать ищейки из Абвера, – поправил шефа Шелленберг. – Они будут убеждать русского своими возможностями. Якобы их фирма старее, а поэтому надёжнее. Агентурные источники более разветвлённые, а наша агентура – досталась нам от кадров, забракованных ещё Николаи и Бредовым, – сквозь холодную ярость он тут же продолжил: – Они будут убеждать русского делать ставку на вермахт. Ни на СС. Тем более – на СД. Укажите русскому – именно на Центральном участке Курского выступа достигнут успех! Именно танковые дивизии СС достигли… как есть… о, Прохоровка! В то время как на участке Воронежского фронта „Великая Германия“ в составе 9-й армии Моделя топчется на месте, не расширяя прорыв. Думаю, что на хозяев вашего русского это быстро подействует. Действуйте!»

– Где сейчас русский? – Лоренс поинтересовался сразу же, как только спустился с трапа «Do-17».

– Русский проводит занятия со своими кандидатами.

– Вот как! – кустистые брови обергруппенфюрера всколыхнулись. – Он уже отобрал кандидатов?

– Да, обергруппенфюрер. Мы показали ему школу «Валли». Он на занятиях отобрал себе единственного курсанта. Причём из числа отсеянных.

– Ошибка при отборе? – Лоренс удивился снова, задержав колено и придержав фуражку (он приготовился устроиться в «мерседесе»). – Такое возможно?

– Ошибки случаются, обергруппенфюрер. Но в данном случае она исключена. Русский… этот проходимец, – не сдержал себя Фоммель, – сошёлся со Ставински, эмиссаром Канариса. Вдвоём они прижимают меня с боков. А тут ещё ваши инструкции и директивы штабов «Валли» о боевом братстве Абвера и СД.

– Я понимаю вас, – решительно заявил Лоренс уже в машине. – Однако будьте спокойны, мой мальчик, – он потрепал Фоммеля за коленку. – Мне даны чёткие указания непосредственно от Гиммлера и Шелленберга, – он опустил стекло, разделяющее их с водителем и адъютантом: – Предписано делать ставку на части 2-го танкового корпуса СС. Это наш козырной туз в предстоящей игре. Можешь забыть о субординации, – усмехнулся он по-отечески, давая понять, что на время поездки становится для него «партайгеноссе». – Кстати, что ты думаешь о нашем ударе в направлении этой… Прохоровки? Последние сводки звучат очень оптимистично. Если бы их не озвучивал этот брехливый мерзавец… – он явно намекал на Геббельса.

– Говоря по правде, партайгеноссе, я не столь оптимистичен в прогнозах. 4-й армии и 2-му танковому корпусу удалось пробить внушительную брешь в обороне противника. Но русский фронт от этого прогнулся, только и всего. Никакого охватывающего удара не вышло. Хауссер, заботясь о безопасности своих флангов, попусту рассеивает свои силы. Темп продвижения войск снизился. Русским это только на руку, – они, я знаю, подтянули свои танковые части под Прохоровку. Если они думают, как вначале кампании, ограничиться встречным, лобовым контрударом, то это радует. Если…

– Кругом одна измена, мой мальчик, – едко усмехнулся Лоренс. Его бритое, с редкими морщинами лицо под сенью огромной фуражки оставалось невозмутимым. – Эти прусские свиньи в штабах готовы за грош продать рейх поганым англосаксам и большевикам. Первые наметили уже в этом году высадку в Сицилии, – он заметно снизил голос, хотя этого можно было не делать. – Это свежие данные – шведский Красный Крест… Этому источнику можно полностью доверять. Не ясно по срокам, но вряд ли это произойдёт осенью или зимой. Тогда… – он скорчил болезненную гримасу, – что нам противопоставить этому вторжению? Разложившиеся итальянские войска? Берсальеров с их петушиными перьями на касках? Или фанатично храбрую фашистскую милицию? Демагога дуче?.. Карта Муссолини бита. Над ним смеются даже дети.

Он выдержал паузу. В шуме двигателя она показалась бесконечной.

– Партайгеноссе, следует ли понимать так, что уже в этом году мы один на один будем противостоять русским, имея за спиной… – с полуоткрытым ртом пробормотал оберштурбаннфюрер.

– Но вернёмся к теме, – словно стряхнув пыль, продолжил Лоренс. – Почему ты отозвался об этом русском так уничижительно? А, я забыл! Абвер тому причина. Этот Ставински… Что ж, дай мне последнее материалы по этому эмиссару. Твои люди висят на его хвосте?

– Нет, партайгеноссе. Ставински хороший профессионал. Мы используем для этих целей агентуру в «Цеппелине». Кроме того объект «Птица» не позволяет нам работать в полную силу.

– Вы ищете объект «Птица»? – живо поинтересовался Лоренс. – Правда, это не тема моего визита, но…

На месте он, не снимая перчаток, просмотрел снимки, где Краснопольский запечатлен на улицах Орла, на объектах СС и Абвера. С любопытством обергруппенфюрер изучил, как русский демонстрировал приёмы рукопашного боя со здоровенным парнем-курсантом по фамилии Семельченко, которого и выбрал в качестве кандидата. Немного задержался на фотографиях, где Краснопольский ходил по «толчку», заходил в те или иные дворы, пропадал и появлялся в подъездах домов. Он записал в блокнот, что носил во внутреннем кармане френча, номера этих домов. Затем выстроил на полированном столе группу снимков, где русский заходил в те или иные дома в порядке очерёдности.