Читать книгу Амур. Лицом к лицу. Дорога в 1000 ли - Станислав Федотов - Страница 3

2

Оглавление

Военный губернатор Амурской области генерал-лейтенант Константин Николаевич Грибский стоял у распахнутого окна своего рабочего кабинета и смотрел на китайский берег Амура, на серые на зелёном летнем фоне мазанки Сахаляна, малого городка напротив Благовещенска.

У дверей кабинета маялся навытяжку дежурный офицер личной канцелярии губернатора. Полчаса назад он принёс генералу письмо от главного начальника Охранной стражи строящейся Китайско-Восточной железной дороги генерал-майора Гернгросса и теперь ожидал дальнейших распоряжений. В руках держал наготове кожаную папку с письменными принадлежностями.

Было тихое утро субботы, 9 июня 1900 года; жаркое солнце наполняло кабинет золотым светом; из соседнего городского парка долетали разноголосые птичьи трели; по широкой реке сновали китайские торговые джонки и русские рыбацкие лодки; неподалёку, возле пристани, гуднул пароход…

Мир и спокойствие.

Благодать.

Век бы так наслаждаться!

Но генералу было не до наслаждения. Он не мог прийти в себя от прочитанного. Конечно, он знал из кратких сообщений Российского телеграфного агентства, публикуемых в «Амурской газете», о бушующем в Китае восстании, но о том, что оно может быть направлено против русских, ему как-то и в голову не приходило. Почти пятьдесят лет после подписания Айгунского трактата, вернувшего России левобережье Амура, сорок лет после утверждения Пекинского договора, передавшего русским земли Приморья, прошли в полном спокойствии. Да, он как человек военный и в какой-то мере политик понимал, что Россия точно так же, как Англия, Франция, как Северо-Американские Соединённые Штаты, воспользовалась положением Цинской империи, поставленной на колени европейцами: взяла в аренду половину Ляодунского полуострова с двумя великолепными портами. а потом вынудила согласиться на концессию по строительству КВЖД от Забайкалья к Владивостоку с Южной веткой от Сунгари на Порт-Артур и Дальний. Всё это так, но Россия никогда не грабила своего южного соседа, как это беззастенчиво делают европейские державы и та же Япония. Не унижала население. Ну боролась в меру сил с контрабандистами, с набегами шаек хунхузов, так кто с этим не борется? А тут на тебе – ихэтуани! Отряды во имя гармонии и справедливости! Большие кулаки!

Ничего себе гармония и справедливость! Грибский заглянул в письмо, хотя и так помнил, что там написано: «…свирепствуют вокруг Пекина и продвигаются на север, громя всё на своём пути… В Бэйгуане сожжена русская православная миссия, священник, слава богу, бежал…» Далее генерал-майор сетовал, что не может обеспечить полноценную охрану строительства КВЖД, поскольку стражников не хватает. И в конце просил послать добровольцев-казаков в Сунгари, чтобы помочь охране на Южной ветке дороги, где положение становится угрожающим.

Дежурный осторожно кашлянул. Грибский оглянулся, потом скользнул взглядом по стоящим в углу большим напольным часам и неприятно удивился:

– Что же вы, дорогой мой, молчите? А дело стоит! Почти час стоит! Пригласите ко мне к двенадцати часам сотника Первого конного полка Саяпина. Он живёт на улице Северной, возле Китайского квартала. – Офицер кивнул, мол, знаю. – А на три пополудни – полицеймейстера и коменданта города. Исполняйте!


…Наказной атаман Амурского казачьего войска принял сотника по походному разряду: в тёмно-зеленом мундире с генеральскими погонами, без звёзд и медалей, но с рубиновым крестом ордена Святого Владимира, обязательным для ношения. Жестом пригласил сесть к столу для заседаний и сам занял стул напротив. Помолчал, постукивая пальцами по гладкой столешнице. Саяпин – в чекмене тёмно-зелёного сукна с серебряными погонами сотника, украшенными витиеватой буквой «А», без шашки, но с кинжалом на поясе, – ждал, прямо, без подобострастия, глядя в лицо главноначальствующего, омрачённое тягостными думами, чего не могла скрыть роскошная седая борода.

Так прошла, наверное, минута. Грибский словно очнулся, перестал стучать, огладил бороду двумя руками и кашлянул:

– У меня к вам, Фёдор Кузьмич, важное задание.

Саяпин склонил голову, внимая. Атаман со всеми офицерами войска обращался подчёркнуто вежливо: на вы и по имени-отчеству. Впрочем, может, не только с офицерами, а и со всеми, просто Фёдор об этом не знал. Но такое обращение ему нравилось.

А генерал после секундной паузы продолжил:

– О мятеже ихэтуаней вы, полагаю, знаете, хотя бы из «Амурской газеты».

– Так точно, – коротко ответил сотник.

– Есть серьёзная угроза строителям нашей железной дороги. К великому сожалению, руководство КВЖД относится к опасности весьма легкомысленно. Лишь глава Охранной стражи дороги обеспокоен малочисленностью охраны и обратился, в частности ко мне, за помощью. Без приказа генерал-губернатора и военного министра войска выделить я не могу, а вот послать отряд добровольцев-казаков – в моей власти. Правда, тоже неофициально, можно сказать, секретно. Так что, Фёдор Кузьмич, поручаю вам набрать полсотни добровольцев и отправиться в Сунгари, в Главный штаб Охранной стражи. Форма строго походная. Вопросы есть?

– Есть, ваше превосходительство.

– Давайте без чинов, мы не на параде.

– Слушаюсь. Вопрос один: почему такая секретность?

– По договору с Китаем Россия не имеет права держать на КВЖД регулярные войска. Поэтому в охране, – генерал усмехнулся, дескать, вы понимаете, – только добровольцы, то есть отставники, запасники, отпускники. Ваш отряд, подчёркиваю – добровольцев, временно войдёт в состав охраны, а попутно произведёт разведку вдоль дороги от Цицикара до Сунгари на предмет угрозы боксёров. Ну и на всякий случай хунхузов.

Сотник кивнул: о хунхузах в Приамурье знали все. Ещё те разбойники! В Маньчжурии их развелось великое множество. И через границу шастают, прииски грабят, скот угоняют. Хитрые, боёванные, беспощадные, одно слово – варнаки! И командиры у них – не гаврики баламошные[2]. Бедноту, что голым-гола, не трогают, бывает, от чинодралов китайских защищают, за то укрытие от неё получают. Хунхуз – он ведь как: ружьё зарыл, коня расседлал – вот те и землепашец мирный…

– Фёдор Кузьмич, – постучал пальцами по столу генерал, – не отвлекайтесь. За сколько дней можете собрать отряд при условии, повторяю, секретности? Особенно от китайцев. Чтобы у них не было повода обвинить Россию в незаконном вводе войск на суверенную территорию.

– Три-четыре дня, ваше… то есть Константин Николаевич.

– Хорошо. Сегодня девятое. Тринадцатого к вечеру доложите о составе отряда, три дня на сборы, семнадцатого июня с рассветом выступаете. Вопросы есть?

– Есть. Ежели ехать без задержки, но с отдыхом и разведкой, надобно четыре-пять дней. Как быть с питанием? На домашнем…

– Только на домашнем, – прервал генерал. – Китайцев не беспокоить. Прогонные будут выданы. Извините, что остановил. Вижу, что не закончили. Слушаю.

– Восемнадцатого июня Апостольский пост зачнётся. А в дороге без мясного – худо.

– С настоятелем договоримся считать вас путешественниками. Им всё можно. Что-то ещё?

– Лишь одно: почему выбрали меня? Я ж в запасе.

– Я знаю, что в запасе вы второй год, но до того многажды проявляли себя по службе, особенно в поиске и уничтожении банд хунхузов. Вы неплохо понимаете китайский язык, и скажу по секрету, – генерал широко улыбнулся, отчего его седая борода разъехалась на две стороны, – именно вас просил назначить командиром весьма уважаемый мною человек.

– Небось генерал Гернгросс? – не удержался от нескромного вопроса Фёдор.

– Именно он, Александр Алексеевич.

– Звал он меня в Охранную стражу, но я не мог: служба.

– Зато теперь послужите у него. Ну или там, куда направит.

– Почту за честь, ваше превосходительство.

На чинопочитание Грибский поморщился, но ничего не сказал, махнул рукой:

– Идите!


После обеда губернатор принял благовещенского полицеймейстера Батаревича и коменданта города подполковника Орфёнова.

– Господа, я хочу знать о настроениях населения, – сказал он, усадив приглашённых, а сам опять отошёл к окну. Заметил, что лодок на реке прибавилось, и все что-то везут на ту сторону, а возвращаются пустые.

– Ваше превосходительство, – начал комендант, глядя в спину генерала, прикрытую тёмно-зелёным сукном полевого мундира; погоны генерал-лейтенанта плотно, не топорщась, лежали на широких плечах. – В городе, в целом, спокойно. Конечно, известия о событиях в Китае, публикуемые в «Амурской газете» господином Кирхнером, будоражат общественное мнение, но к ним за месяц привыкли, пресловутые боксёры от нас далеко, а посему город живёт обычной жизнью.

– Питейные и увеселительные заведения открыты, в парке гуляния… – добавил полицеймейстер, но добавление получилось какое-то нерешительное, как бы через силу, и губернатор мгновенно обратил на это внимание.

– Что-то неладно? – повернулся он к Батаревичу.

– Китайцы уходят из города, ваше превосходительство. Семьями, с пожитками. Одни на лодках и джонках, с кем договорятся, на свой берег. Другие – в Маньчжурский клин. Туда большей частью молодые, бессемейные.

Маньчжурским клином назывался большой район за устьем Зеи, населённый маньчжурами ещё с того времени, когда генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьёв и князь И Шань подписали Айгунский договор. По этому трактату жители левого берега напротив Айгуна, тогдашнего центра провинции Хэйлунцзян, не пожелавшие покинуть обжитые места, оставались подданными Цинской империи, а российские власти обязались не чинить им никакого ущемления в правах. Тогда маньчжур было около двух тысяч, и добавление к ним переселенцев с берега правого запрещалось, однако время шло, за исполнением трактата никто не следил, и численность бесконтрольно росла.

– Сколько же там сегодня не подчинённых нам маньчжур и китайцев?

– Боюсь ошибиться, ваше превосходительство, но, на мой взгляд, тысяч двадцать наберётся.

– Это что же выходит? Завезут туда из Айгуна оружие, и мы получим под боком целую враждебную армию?

– Получим, ваше превосходительство, – горестно качнул головой подполковник.

– И настроения в этой армии будут злобные, – продолжил полицеймейстер. – За последние дни случилось несколько стычек с китайцами. Вчера вечером, например, три молодых казака избили двух китайцев.

– За что?

– Китайцы заявили, что скоро будет война, что всем русским мужчинам они отрежут головы, а женщин заберут себе. После пытались пояснить, что это – шутка, но получили по первое число.

Кустистые брови генерала вскинулись вверх, а роскошная седая борода встопорщилась. Константин Николаевич пригладил её:

– Я, конечно, против притеснения китайцев и завтра же издам об этом распоряжение, но казаки поступили правильно: нельзя такое спускать, особенно в отношении женщин. Кто они такие?

– Рядовые первой сотни Первого полка Иван Саяпин и Илья Паршин, а также Павел Черных, грузчик с пристани, но казачьего сословия, Поярковой станицы.

– Казак и – грузчик? Почему не служит?

– Забракован по причине природной хромоты.

– А где они все сейчас?

– Где ж им быть? В «холодной». Как и китайцы. Нарушили общественный порядок и должны отсидеть пять суток.

– М-да, закон есть закон. Хотя будь я на вашем месте, я бы ограничился для казаков двумя-тремя сутками. Разумеется, в соответствии с тяжестью содеянного.

Генерал отошёл от окна к своему креслу. Батаревич и Орфёнов вскочили.

– Благодарю вас, господа, и более не задерживаю.

Офицеры ушли.

Константин Николаевич сел за стол, придвинул стопку бумаг и начал, в который уже раз, перебирать и просматривать телеграммы Российского телеграфного агентства, связанные с событиями в Китае.

Странные дела творятся в мире твоём, Господи. Наверно, впервые в истории правительство помогает мятежникам. Вот, к примеру, телеграмма от 15 мая о разрушении станции на Пекино-Ханькоуской железной дороге, а вот – о сожжении резиденции бельгийских инженеров. Беднягам даже перекрыли пути к спасению, и неизвестно, сколько их там погибло. И там и там на стороне боксёров – регулярные войска империи. Да и про Бэйгуань Гернгросс писал.

Ох, аукнется Цинской империи такая поли тика!

А что в других сообщениях? Он разложил их веером на столе.

Боксёры разрушили железную дорогу между Пекином и Тяньцзином, разослали повсюду агитаторов, возбуждая население в свою поддержку. Народ озлоблен нищетой и безработицей и легко поддаётся внушению, верит даже самым нелепым выдумкам, вроде того, что русские с помощью КВЖД хотят захватить Маньчжурию.

6 июня атакованы несколько станций и разъездов строящейся Порт-Артурской линии; Охранная стража под командованием полковника Мищенко сумела отбить нападение.

7 июня боксёры начали артиллерийский обстрел Посольского квартала в Пекине, где укрылись все дипломаты с семьями и китайские христиане; погиб германский посол фон Кеттелер…

И всюду зверства, ужасающие даже видавших виды англичан, которые сами на чудовищные выдумки горазды. Как будто злые духи вырвались из подземелий и вселились в ещё недавно мирных людей. Боксёры режут женщин и детей, отрубают головы, выставляя их напоказ. И фотографируют свои злодеяния, будто хвастаются ими. А может, и верно – хвастаются?!

Константин Николаевич грустно усмехнулся: и при таких событиях правительство в Петербурге и руководство КВЖД в Сунгари делают вид, что всё нормально. Слепцы! Ах, какие же наверху у нас слепцы! И ходят слухи, что Куропаткин мечтает завоевать Китай! Кто его только ни завоёвывал – те же монголы, маньчжуры – Китай всех перемалывал и подминал под себя. Китаю незачем торопиться: у кого впереди – вечность, того не пугает сломанное в дороге колесо.

2

Баламошка – сумасброд (амур.).

Амур. Лицом к лицу. Дорога в 1000 ли

Подняться наверх