Читать книгу «Ч. З. Р. Т.» - Стасс Бабицкий - Страница 2
1
ОглавлениеСтатский советник отдернул тяжелые шторы.
– Вста-а-ать, ироды! – рявкнул он. – Живо встать!
Лаптев, моргая спросонья, вытянулся по стойке смирно, нащупывая непослушными пальцами крючок, чтобы застегнуть ворот мундира. Молодой следователь петербургской полиции старался все делать по уставу, и в девятнадцати случаях из двадцати его старания вознаграждались одобрительной улыбкой Куманцова. Но не в этот раз.
В этот раз глава сыскного отделения принес с собой громы и молнии.
– Три дня псу под хвост! Три дня. Убийца бродит на свободе, а они дрыхнут!
– Но Григорий Григорьевич… Три ночи без сна… Предел человеческих возможностей.., – лепетал Лаптев. – Я только на мгновение глаза сомкнул…
– Отговорки! – продолжал яриться начальник. – Сплошные отговорки! Разве прежде вам не поручали трудных дел? И все, – подчеркиваю, абсолютно все, – раскрывались по горячим следам. Теперь же след давно простыл, а у вас ни зацепок, ни мотива, ни подозреваемых.
Он замолчал и подозрительно принюхался.
– Волгин, а ты случайно не пьяный?
– Обижаете, Ваше высокородие! – откликнулся косматый детина за дальним столом. – Отчего же – случайно? Я нарочно всю ночь заливал в себя дешевую отраву из питейного дома на Лиговке. Мне сейчас и без вашей выволочки так муторно, что голову от бумаг поднять не могу.
– Постыдился бы! Чиновник по особым поручениям и такое вытворяешь. Сегодня же вышвырну из уголовного сыска с позором!
Волгин вытер замызганным рукавом слюну и чернила со своей помятой физиономии. Нетвердо поднялся на ноги, но тут же зашатался и плюхнулся обратно в кресло.
– О-ох… Лучше уж сегодня вы меня вышвырнете за пьянку, чем завтра меня, вместе с вами турнут, – он покосился на портрет министра внутренних дел Горемыкина1, висевший в простенке между двух шкапов, – за недостаточное рвение и вопиющую непригодность к сыскному делу.
– Типун тебе на язык!
Статский советник рассвирепел настолько, что даже замахнулся на подчиненного, но в последний момент сдержался, не ударил. Сел на подоконник, привалившись затылком к рассохшемуся переплету. Прав пьянчуга. Высказал ту же самую мысль, что с утра не давала покоя Куманцову: убийцу надо изловить в течение ближайших суток. Иначе сошлют из столицы куда подальше, да там и сгноят. Тут уж без разницы – в Мурманск, в Туркестан или на Амур. Велика империя, медвежьих углов в избытке.
Остается уповать лишь на чудо.
– Письма из Москвы нет? – спросил он, помолчав немного.
– Так ведь позавчера только депешу отправили, – Лаптев все еще стоял, вытянувшись во фрунт, хотя и слегка покачиваясь. – Значит, адресату доставили вчера, ближе к ночи. Даже если он сразу сядет ответ писать и потом поспешит на почтамт, письмо раньше завтрашнего утра не привезут.
– Хорошо бы с утра… Садись ты уже, бестолочь! Чего маячишь? Да, хорошо бы с утра. Может московский сыщик подскажет, чего мы не заметили. Я тогда у министра отсрочку смогу выторговать.
– Зря надеетесь, – Волгин почесал ухо и снова опустил голову на кипу бумаг. – Вы как себе это представляете? Сядет сыщик в кресло, прочтет письмецо и тут же имя убийцы назовет? Нет, не настал еще тот черный день, когда Москва хоть в чем-то сумеет Петербургу нос утереть.
– Отставить разговорчики! Этого человека мне рекомендовал сам Порфирий Петрович… Царство ему небесное! А он за просто так людям оды не пел, – Куманцов испытал это на собственной шкуре, его г-н N похвалил лишь однажды, и то вскользь, хотя глава уголовного сыска лично арестовал троих бандитов и при этом получил пулю в живот, еле выкарабкался с того света. – Он всегда говорил: «Ежели головоломка не собирается, подбросьте ее Мармеладову. Тот мигом сообразит». Тебе, Волгин, такой рекомендации никогда не дадут.
– А мне оно надо?! – зевнул пропойца. – Рекомендации… По мне, так все это пустые слова. Никто не сумеет вычислить преступника по одному письму.
– Это зависит от того, что в письме сказано, – статский советник резко повернулся к Лаптеву. – Ты ведь ничего не забыл? Дело изложил со всеми подробностями?
Тот вновь вскочил, одергивая мундир.
– Так точно-с!
– Да что ты все выпрыгиваешь? – поморщился Куманцов. – Прекрати немедленно!
Молодой следователь достал из ящика несколько листов, сшитых за уголок суровой нитью.
– У меня черновик сохранился. Могу прочесть.
– Хм… Ты что же, все письма на черновик пишешь?
– Лишь те, за которые после не хочу краснеть.
Он тут же и покраснел. Закашлял, чтобы скрыть смущение, и стал читать нараспев, словно молитву на клиросе.
– «Здравствуйте, достопочтенный Родион Романович! Обращаюсь к вам…»
– Ты расшаркивания пропускай, – перебил Куманцов. – Переходи сразу к сути.
– Как прикажете, – Лаптев перевернул страницу. – Вот здесь уже суть: «Надворный советник Сомов, пятидесяти двух лет от роду, проживал по адресу…»
– Издеваешься?! Зачем сообщать адрес? Его же не дома убили. Дай-ка мне твою писанину, – статский советник пробежал глазами по строчкам и скривился. – Ох и почерк у тебя… Надеюсь, начисто переписал с куда большим старанием? Эту страницу тоже можно пропустить. Перегрузил ты, братец, перегрузил. Вот скажи, какая разница кем служил покойник? А ты пишешь, что он инспектор учебных заведений, да еще и стаж указываешь. Думаешь, ему отомстили за то, что велел в какой-нибудь гимназии заменить синие чернила зелеными?
– Н-не д-думаю.
– Именно! А надо прежде подумать, и только опосля за перо браться. Иначе пока продерешься через всю эту галиматью…
Следователь поднялся медленно и торжественно. Пусть начальника это раздражает. Пусть. Он нарочно вытянутся по струнке, чтобы Куманцов задохнулся от возмущения и хоть на миг перестал брюзжать – тогда появится шанс объясниться.
– Я подумал! Подумал, что лучше сообщить господину Мармеладову все, что мы знаем об убитом. Вообще все. Сыщик сам решит, какие факты пригодятся, а какие – нет. Иначе останутся вопросы, он запросит дополнительные сведения. Переписка затянется на недели… А у нас времени нет!
– Ну-у-у, может ты и прав, – статский советник вернул бумаги, потыкал пальцем в середину третьей страницы. – Отсюда читай. Мне твои каракули разбирать недосуг.
– Как прикажете, – Лаптев зевнул и суетливо перекрестил рот, чтобы бесы не проскочили. – «…шесть лет назад Сомов пережил нервное расстройство и с тех пор страдал от болезненной подозрительности. Его идефикс2 в том, что некое тайное общество задумало уничтожить Петербург, а впоследствии и всю Россию. Старик искренне верил, что заговорщики действуют нагло, у всех на виду, и обмениваются зашифрованными сообщениями через газеты. Обычно Сомов доверял свои измышления лишь узкому кругу друзей и родственников, но в последнее время его состояние ухудшилось. Все чаще накатывала волна помешательства, и тогда он ходил по улицам, дрожа, словно в лихорадке, и сообщал прохожим, что скоро всему миру конец. Доктора уверяли, что опасности для общества надворные советник не представляет, но кабы не супруга, Сомова давно поперли бы из инспекторов».
– Кабы не его супруга, мы бы это дело и не расследовали, – Куманцов посмотрел на портрет Горемыкина, которому жена Сомова приходилась единственной племянницей. – И от нас бы не требовали результатов, – тут он передразнил министра, кстати сказать, очень похоже, – сию минуту, сукины дети!
– Да-с. Но я продолжу чтение: «…Тот день, 20 июня 1897 года, ничем не отличался от остальных. Надворный советник вернулся со службы, отужинал с супругой и сел в кресло с газетой. Прочитав несколько страниц, он беспокойно вскочил, подбежал к столу и записал чернилами прямо поверх статьи: «Ч. З. Р. Т.». Пока чернила сохли, Сомов бормотал: «Теперь-то они точно попались. Уже не ускользнут! Не выкрутятся!» На вопрос жены: «Кто – они?» неопределенно махнул рукой и повторил: «Они! Понимаешь? Я сцапаю их завтра утром!»
После этого успокоился, снял домашний сюртучок и надел парадный вицмундир. Отправился в свой любимый ресторан. Госпожа Сомова не переживала, ведь это рядом с домом – всего-то свернуть за угол на Большую Морскую улицу. Муж ходил туда каждый вечер в одно и то же время, выпивал подогретого вина с пряностями и возвращался домой к девяти часам. Волноваться она начала около десяти. Сначала успокаивала себя, что супруг встретил знакомых, разговорился и не смотрит на часы. Потом оделась и в сопровождение двух слуг дошла до ресторана. Там сказали, что надворных советник заходил, как обычно, выпил вина, обмолвился парой слов с попечителем коммерческого училища, но уже с час, как ушел. Женщина разрыдалась и, предчувствуя страшное, послала одного лакея в полицию, а другого – прочесать окрестные улицы».
– Спохватись эта макитра пораньше, глядишь, спасли бы Сомова, – проворчал Куманцов. – Может, она нарочно время тянула? Наняла лихих людей, чтоб муженька укокошили. С безумцем житье не сахар, а иначе отвязаться от него жена не имела возможности…
– Как раз-таки имела, – Лаптев отложил письмо и раскрыл папку с бумагами. – Мною установлено… То есть следствием… Кхе-х! Следствием установлено, что пять или шесть раз за истекшие годы госпожа Сомова давала расписку в том, что берет мужа на поруки и обязуется обеспечить за ним строгий надзор. Особенно на периоды, когда тот впадает в буйство. Если бы она хотела избавить себя от супруга и связанных с ним хлопот, то могла оставить Сомова в желтом доме на законных основаниях. Но нет, всякий раз после припадков забирала болезного из Обуховки3. Видать, любила шибко.
– А все же надо бы проверить, не было ли у гражданочки меркантильного интереса, – статский советник упрямо поджал губы. – Сомов наследство оставил?
– Сплошные долги. Он жил за счет супруги, а ту мелочь, что зарабатывал в должности инспектора, спускал на вино и газетные подписки. Старик читал все столичные издания в поисках тайных знаков и шифров, а после сжигал в печке, вместе с собственными пометками на полях. Этот лист просто не успел бросить в огонь, потому нам улика и досталась.
– А все же надо бы проверить.
Волгин хихикнул.
– Это что же получается, Ваше высокородие? Робеете идти завтра к министру… Хватаетесь за соломинку… Да только не поверит Горемыкин, что его ненаглядная племянница… Глафира? Так кажется? Способна на такое изуверство, – он заворочался на своем столе, сбрасывая документы на давно не мытый пол. – Если вам так нужна спасительная версия, то кивайте на меня. Соврите, что я создал тайное общество заговорщиков и когда Сомов разгадал мой шифр в газете, заставил бедолагу умолкнуть навсегда.
– Бред!
– Совершенно верно, – согласился пьяница. – Но и ваша попытка приплести к этому делу жену с наемными убийцами не выдерживает критики. Бред… Однако и Сомов, надо заметить, безумец невероятный. Он в ту ночь такое вытворял… Давай, Лапоть, читай дальше! Освежим память господину статскому советнику.
Следователь кивнул и продолжил все тем же распевчивым голосом:
– «…Полиция восстановила дальнейшую картину по обрывочным свидетельствам очевидцев. Сомов свистнул извозчика на площади у Исаакиевского собора и велел стрелой лететь в Стрельну. Он беспрестанно бормотал что-то, но кучер не расслышал ни слова. На пол-дороге надворной советник закричал: «Сворачивай к обочине! Скорее, пока они нас не догнали!» Остановились в тени большого дома, пропуская несколько экипажей: почтовую карету, пожарную колымагу, три или четыре прогулочных коляски и черный арестантский возок. Похоже, именно вид последнего вызвал приступ отчаянной паники.
Как только мрачная громадина скрылась за поворотом, Сомов прокрался на крыльцо и ломился в дверь до тех пор, пока не вышел лакей с дубинкой. «Чего озорничаешь?» – грозно спросил он. «Нынче ночью со мной случится страшное!» – прошептал сумасшедший, закатывая глаза. По описаниям слуги, это было настолько жутко, что он немедля захлопнул дверь. Впоследствии на допросах владелец дома и его челядь в один голос божились, что Сомова никогда прежде не встречали. Скорее всего, к особняку тот велел свернуть по чистой случайности…»
– А вдруг это вранье? – насторожился Куманцов. – Мы же, вроде, не проверяли досконально владельца дома? Не исключено, что Сомова именно там убили, а теперь скрывают!
Чиновник по особым поручениям, держась за стену, добрался до окошка, распахнул его и трижды смачно плюнул вниз, не обращая внимания на возмущенные крики прохожих. Вдохнул полной грудью, надеясь поскорее протрезветь, но вышло наоборот – язык его стал заплетаться еще сильнее, словно Волгин пьянел от свежего воздуха.
– А… Ат… А-атнюдь! Мы проверяли. Хозяин того особняка – Синельников… Убейте, но не вспомню, как по имени-отчеству. Архинадежный человек. Зять председателя комитета министров. В ту ночь они с супругой гостили в Петербурге, в своем доме не появлялись, и пять достойных доверия дворян подтвердили это под присягой. Опять мимо, Ваше высокородие.
Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу
1
Иван Логгинович Горемыкин – министр внутренних дел Российской империи (1895—1899).
2
Навязчивая идея.
3
Обуховская больница в Петербурге. Один из ее корпусов – Дом призрения для умалишенных – был выкрашен в желтый цвет. Отсюда и пошло в народ выражение «желтый дом».