Читать книгу «Откровения о…» Книга 3. Расплата - Стася Андриевская - Страница 5

На стихийном колхозном рынке, сразу за остановкой, купила две пол-литровые баночки клубники – одну для мамы, вторую себе. Шла, щурясь на ласковое утреннее солнце, мотыляя пакетиком, и, наплевав на мытьё, тягала по одной ягодке. Бабулька-божий одуванчик сказала ничем не опрысканная. Ладно, поверим.

А когда свернула с оживлённого проспекта Столетова на узкую, утопающую в зелени древних ясеней Лазоревую – невольно замедлила шаг. Только сейчас до меня окончательно дошло, что лето всё-таки началось. Уже третье июня. А кажется – вчера только весну ждала! Никогда раньше не замечала, чтобы время неслось с такой скоростью.

Надо чаще ходить пешком, блин. Последний раз я шагала по родным трущобным улочкам аж двадцать третьего апреля, на Пасху. С Лёшкой.

При мысли о нём засаднило под рёбрами. Тут же вспомнился и ливень, и то, как я, идиотка, блин, стояла под дверью его съёмной квартиры, прибитая осознанием того, что он теперь в армии. Ой, ду-у-ура… Да лучше бы он ушёл тогда! Сразу столько проблем бы отвалилось… А под рёбрами всё равно саднило. Обида.

Мамы дома не оказалось. Толик же, застелив середину комнаты старым покрывалом, мастерил из досок какую-то хренатень. На письменном столе – библия, заложенная журнальчиком «Пробудись», а сверху очки. Так мило. Только как-то… Я почему-то думала, они в это наигрались уже.

Помогла подержать массивную перекладину, пока Толя прикручивал её саморезами, передала мамке привет, оставила клубнику и сбежала.

Напряжение нарастало с каждым часом. Денис мог вернуться в любой момент, и я и хотела, и боялась этого, и чувствовала, что неумолимо приближаюсь к порогу «Да пошло оно всё», когда проще рубануть с плеча, а уж дальше – по обстоятельствам. Но я же не сделаю этого, да? Господи, пожалуйста, не приведи. Не привёл же отдаться Лёшке, вот и тут не надо… Пожалуйста!

Гружёная пакетами с продуктами, вернулась в белокаменку часам к двум. Это конечно прикольно – наготовить, а потом выкидывать. Потому что, кто есть-то будет, если Денис не появится? Если только Максу всё скормить. Тот точно с удовольствием.

Представила вдруг ситуацию: Макс сидит в кухне, уплетает мои щи, и в этот момент заявляется Денис… И аж мурашки по спине побежали. Да уж. Хотя казалось бы, а что такого? Не в постели же. Не в душе… Но чёртова вина проецировалась на всё. Казалось, любой мало-мальский косяк обязательно выведет Дениса на… Чёрт, даже думать страшно. А выносить еду в машину – унизительно как-то. Макс же не дворняжка приблудная.

Но самое смешное, что и не готовить нельзя, потому как приедет Денис, а у меня голяк в холодильнике. И что? А как же путь к сердцу через желудок, примирительный борщ и всё такое? Короче, надо.

Около половины четвёртого уже готова была встречать дорогого гостёчка… и сразу как-то пусто на душе стало. Пока была делом занята – ещё терпимо, а теперь… Прям хоть по второму кругу за уборку принимайся или сверхурочно в Олимп выходи. Или готовься к последнему зачёту, дай Бог здоровья Серовой, чтобы её больничный не затянулся до конца июня. А хотя, какая, хрен, разница, если всё равно на вышку перепоступать? Тут же обнаружила, что так и не вспомнила про хлеб.

Когда, возвращаясь из универмага, переходила дорогу, меня окликнули. Так это, слегка неуверенно, словно сомневаясь, я ли это:

– Люда?..

Я машинально обернулась, отыскивая в толпе пешеходов зовущего. Не найдя, подумала что ослышалась, и в этот момент меня жёстко подхватили под локоть и поволокли.

Со стороны это, наверное, выглядело как случайная встреча давних приятелей: они ехали мимо, она переходила дорогу: «Привет – Привет. Подвезти? – О как кстати!..» А на самом деле у меня тупо пропал голос. От ужаса.

Уже возле распахнутой двери легковушки я всё-таки слабо упёрлась ногами, но стоило амбалу пихнуть меня посильнее, и они подкосились.Я рухнула в салон, прямо в руки второго громилы. Он без лишних слов рванул меня на себя – в центр сиденья, и локтем вбил шею в спинку кресла. От удара по кадыку мгновенно выступили слёзы, и накатил приступ жуткого кашля. И я бы сложилась пополам, выхаркивая внутренности, вот только кто бы мне дал хотя бы шевельнуться!

Машина с визгом рванула с места.

Задыхаясь от рвущих горло и грудь спазмов, захлёбываясь паникой и льющими по щекам слезами, я забилась, как рыбёшка на песке и как-то совершенно трезво, словно взглянув на происходящее со стороны, поняла, что всё бесполезно. Это конец.

– Пискнешь, пожалеешь, – без единой эмоции буркнул громила, когда машина наконец остановилась, и меня вновь поволокли.

Через железную дверь в какой-то внутренний двор, заваленный картонными коробками и мусорными баками. Оттуда – в здание, по обшарпанной лестнице вниз, потом вилючим подвальным коридором, и снова наверх, к двустворчатым дверям. За ними – суета, запахи еды и отголоски музыки.

– Семён, горячее давай в круглый зал! – крикнули сбоку.

Я впилась взглядом в лицо этой женщины – ну неужели не увидит моего отчаяния? Но она отмечала что-то в записной книжке, даже не повернув к нам голову, а через мгновенье, меня уже снова волокли по какому-то коридору.

Очередная невзрачная дверь… и вдруг – много света и воздуха. Много кремово-белого и контрастом к нему – тёмного дерева. Негромкая музыка, какая-то классика. Столики под скатертями в одной зоне и легкие, похожие на решётчатые ширмы дверки – целый ряд, как купе в поезде – в другой. Драпировки, живопись в массивных рамах… Роскошная люстра-канделябр в центре залы. Здесь бы балы закатывать…

Амбал, больно сжимавший мой локоть, неожиданно аккуратно стукнул в одну из дверок.

– Да… – ответил спокойный такой, скучающий голос.

Меня впихнули внутрь, и я застыла на входе. Маленький кабинет, обои под старину. Практически во всю стену – окно-арка, за которым играет на ветру ветвями старая берёза. Шикарные портьеры, подхваченные изысканными кистями. Какие-то милые безделушки-статуэтки и бронзовый бюст Пушкина на широком мраморном подоконнике. У окна столик. На нём цветы, шампанское в ведёрке со льдом, еда в красивых, белоснежных с золотыми каёмочками тарелках. Вернее – еда только с одной стороны стола, с другой – кофейное блюдце, вазочка с рафинадом и изящный молочник. Панин аккуратно поставил на блюдце полупустую чашечку, слегка тряхнул, складывая, газету. Не спеша снял очки, потёр переносицу. Указал на пустующее место напротив себя.

– Садись.

Я подчинилась. Он бросил взгляд на часы.

– Осталось пятнадцать минут, – и наконец, поднял на меня недовольный взгляд. – Ты убила почти полтора часа моего времени. Объясни.

А у меня язык к нёбу прилип.

– Я так и думал, – скривился он. – Нет никакого объяснения, просто глупые капризы. – Липко ухмыльнулся: – Или малышка цену себе набивает?

Я испуганно опустила голову.

– Я не понимаю о чём вы…

– В самом деле? А мне казалось, что вчера мы наконец-то нашли общий язык? Даже обрадовался – умные девушки сейчас большая редкость.

– Я… – взгляд упал на лежащую на краю стола небольшую кожаную папку, с витиеватой, похожей на росчерк золотого пера надписью «Онегин». Тут же дошло. – Подождите, Эдуард Валентинович, но мы же вчера ни о чём не договорились! Я же не ответила вам!

– Вот именно. Ты не сказала нет, а это, по законам жанра, значит – да.

– По каким ещё законам?

– Незнание которых, не освобождает от ответственности! – неожиданно рассмеялся он. Сменил гнев на милость. Ага. – Ну ладно, малыш, успокойся. Сделаем вид, что ничего не случилось. Кстати, у меня осталось всего двенадцать минут. Твоё горячее, увы, давно остыло, но, может, шампанского? – и, не дожидаясь ответа, налил полный фужер. – Дом Периньон, ты не против?

А у меня руки дрожали от пережитого шока, от обиды и негодования. Я зажимала ладони между колен и не понимала, как себя вести. Пожалуй – не злить лишний раз.

– Пей! – приказал он и, внимательно проследив, как я суетливо осушила бокал, тут же налил второй. – Пей!

После третьего я робко сказала, что больше не могу. Но всё равно пришлось допить всю бутылку. Практически залпом. Отставив её, он кивнул на цветы в вазе: – Забирай! – и, проследив, как я уже слабеющими от стремительно наплывающего опьянения руками, наконец-то выудила букет и замерла, не зная, куда девать стекающую со стеблей воду, усмехнулся: – Вот видишь, малыш, как некрасиво бывает, когда не по плану. Но ты сама виновата. И ты не только убила моё время, но и разочаровала меня. Я, знаешь ли, не люблю глупых женщин. – Недовольно скривился, покачал головой. – Жаль. Наше общение могло бы быть интересным.

– Извините… Я не хотела вас обидеть.

Какая-то часть сознания тут же возмутилась. Слабачка, блин! Какие, нахрен, извинения, после такого?! Но другая уже расслабилась и согласилась, что да – сама виновата. И вообще – очевидно же, что человек просто посидеть хотел, поболтать. Цветы, элитное шампанское, дневное время, людное место – очень красиво всё, между прочим… Денис, наверное, не умеет так ухаживать. Во всяком случае, за полгода не сподобился даже одного цветочка подарить. Ни разу. А если бы и сподобился – на хрена мне цветы, купленные Боярской, да?

Панин встал, подал локоть:

– Пойдёмте, Люда. – Отстранённо так, официально. – Я подвезу вас до дома. И поверьте, мне жаль, что пришлось действовать силой. Надеюсь, это послужит вам уроком.