Читать книгу Личное дело опера Иванова - Стася Андриевская - Страница 5

Ночь была маятная, полная мыслей о том, как поступить. Накаляло то, что слова десятилетнего ребёнка к делу не пришьёшь, а других свидетелей просто нет. Да и работала нянька по устной договорённости, вот и получается, что всё, что он может – лично высказать ей своё возмущение. При этом ещё и придётся держать себя в руках и действовать строго в рамках закона. Вот такая оборотная сторона медали «честного мента», как презрительно называла его бывшая жена.

– А давай, может, клепанём на всю их контору анонимку, – понизив голос, предложил Харламов. – Натравим проверки по всем инстанциям, там же нарушений валом, взять хотя бы незаконную коммерцию!

– Ты не понимаешь, Олеж, так мы ударим не по Тимофеевне, а по самому диспансеру в первую очередь. Ну проверка, ну снимут заведующую, и что? Во-первых, не думаю, что она в курсе, а во-вторых, таких как Тёмка знаешь, сколько в городе? До хрена. И далеко не у всех родителей есть возможность быть с ними круглосуточно, а официально ты няньку не найдёшь. Только вот этой незаконной коммерцией и спасаемся.

– Гу-у-улять пойдём! – неожиданно отвлекся от долгого созерцания трофейного, отрезанного вчера от нянькиной сумки ремешка Тёмка. – Гу-у-улять!

– Пойдём, пойдём! – успокоил его Андрей. – Марин, может, выйдете на улицу? Только никуда не уходите. Я скоро.

Она совсем по-взрослому вздохнула и, оторвавшись от рисования, глянула на брата:

– Ну чего ты разгалделся? Гулять тебе? А то, что у других свои дела могут быть, это тебе всё равно?

– Гу-у-улять пойдём, гу-у-улять!

– Ладно уж. Погуляю с тобой разочек! – взяла его за руку, но возле двери остановилась: – Ну? А кто за тебя до свидания дяде Олегу говорить будет?

Тёмка, естественно, не отреагировал, но в этот момент дверь кабинета распахнулась и на пороге, едва не столкнувшись с детьми, появился Маруновский. Застыл, с ошарашенным испугом глядя на Тёмку.

– Здрасти, товарищ майор. Может, вы всё-таки дадите нам пройти? – спустя почти полминуты деловым тоном вывела его из ступора Маринка.

Харламов сдавленно захрюкал, а Маруновский шуганулся в сторону и наступил на стоящую у стены швабру. Она треснула его по плечу, и с висящей на её древке тряпки взвилось белое облако засохшей побелки. Маруновский выругался, снова сделал неловкое движение, задев ногой пустое ведро и тут же, дёрнувшись, пихнул стол Андрея, с которого с грохотом полетели шаткие башни папок и бумаг.

– Чёрте что развели тут! Детский сад, а не Отделение! – взревел Маруновский. – Иванов, почему личные дела в рабочее время решаешь?

Андрей молчал, крепясь, чтобы не съездить гаду по морде. Всё-таки и времени прошло прилично, и давно уже всё для себя решил, а стоило только коснуться этой темы – и всё как с нуля.

– Андрюха, спокойно… – с одного взгляда понял его состояние Харламов. – Ты при исполнении. Дыши. Лучше после работы его, шкуру позорную, залови, – и так глянул на Маруновского, что тот попятился.

– К Разумову тебя, Иванов! Срочно! – выкрикнул и поспешил сбежать, так и забыв обтряхнуть перепачканную побелкой форму.

Харламов вернул упавшую швабру с тряпкой на место, забубнил, заполняя повисшую неловкую паузу:

– Говорили две недели, но уже скоро месяц, а у них конь не валялся… Грязищу по всему отделению растянули и успокоились… – Поднял рухнувшие со стола папки. – Кстати, ты слыхал, поговаривают, что ремонт могут заморозить. Денег, вроде, не хватило. Чем они там считали? – И вдруг присел на край стола, задумчиво усмехнувшись, мотнул головой: – Н-да-а-а… Нет, ты видал? Ну это? – поводил рукой перед лицом и кивнул на дверь, вслед сбежавшему Маруновскому. – И чем дальше, тем сильнее. А лет, эдак, через пяток и вовсе…

– Олеж, заткнись, ладно? – прорычал Андрей.

– Ладно, ладно, – вскинул он ладони к груди. – Ты же знаешь, я могила. Но, блин, так хочется морду ему набить… Не представляю, как ты держишься.

– А мне не положено, – строго поджав губы, одёрнул Андрей китель. – У меня один выговор с занесением по этому поводу уже есть, хватит. Слушай, у меня к тебе просьба на миллион. Помнишь ко мне на днях девчонка приходила в няньки свататься? Краснова. Пробей мне её, пожалуйста, по своему доступу.

– Опа! – хитро сощурился Харламов. – А тебе по партийной линии или по личному, так сказать?

– Кончай острить! Мне нянька срочно нужна, а эта… – задумчиво помолчал, – нутром чую, что что-то с ней не то.

– В смысле?

– Не знаю пока.

– Ну здрасти. А я тогда куда рыть-то должен?

– Пока просто, в общем.

– А тебе не кажется, что у тебя опять паранойя обостряется? Может, тебе вместо оперативной справки просто в кино её пригласить? Ну там, последний сеанс, последний ряд, потом Хванчкара на скамеечке в парке, ну и до дома проводить, конечно… А я ради такого дела даже с охламонами твоими на ночь останусь.

– Нет уж, спасибо. Хватит с меня молодых да ранних. Тем более таких.

– Каких – таких?

– Олег, на хлопок6! – заглянув в кабинет, перебил их запыхавшийся Генка Шевцов. – Крайнов санкции выбил!

– Ну наконец-то! – Харламов пружинисто подхватился с места. Пара секунд – и он уже готов к бою. – Ладно, Андрюх, я понял. Чем смогу помогу, а ты давай это, бабу себе ищи на постоянку! Самая лучшая нянька – это жена, уж проверь!

Когда он умчался, Андрей пошёл к Львовичу. Тот покряхтел, пересказывая кляузу Маруновского о том, что Иванов притащил в отделение детей, но особо не злобствовал, лишь потребовал прекратить балаган и либо решить уже свои личные проблемы, либо искать новую работу. Но тут же, словно и не намекал только что на отставку, оживился:

– Я тебе на днях про ответственное задание говорил, помнишь? Вот. На юбилейный слёт ветеранов милиции в этот раз приедет полковник милиции в отставке Попко́вский.

– Не знаю такого.

– А ты и не должен. Он с Севера. Ветеран Отечественной Войны, герой, вся грудь в орденах. Но главное, что он родственник, – Львович загадочно ткнул пальцем в потолок, – понимаешь, да? Очень важный гость, надо принять по полной программе. Прилетает через две недели, встретишь его в аэропорту, организуешь заселение в гостиницу и досуг до вечера. И смотри, Иванов, не подведи честь Отделения!

– Будет сделано! И… Разрешите личную просьбу, товарищ полковник?

– Опять? Ты у меня со своим личным вот где! – черканул ребром ладони по горлу.

– Решаю вопрос, товарищ полковник! Но сегодня край, как нужно отлучиться. Петров на месте, в курсе всех дел, готов к работе!

– Эээх! – потряс кулаком Львович. – Чтобы последний раз, ясно?!

Схватив детей и как был в форме, Андрей рванул прямиком в диспансер. Нину Тимофеевну нашёл как под заказ – в кабинете у заведующей.

– Марин, пригляди-ка за Тёмкой, – оставил он их на скамеечке в коридоре, и вошёл в кабинет.

Но что он мог доказать? Приняв при его появлении обиженную позу, нянька, однако, быстро осеклась под хлёсткими, как на дознании вопросами и тут же скандально перешла на личности. В итоге, спровадив её из кабинета, заведующая ужом вилась, убеждая Андрея, что это всё просто недоразумение. И с каким-то маниакальным упорством сватала ему Краснову, расписывая её молодость, увлечённость детьми и профильное образование дефектолога.

– Я вам клянусь, что лучшей кандидатуры вы не найдёте! Или думаете, она без вас не найдёт работу? Пха! Да её-то с руками оторвут, помяните моё слово, а вот вам без неё вообще никак! И я вам предлагаю её исключительно по нашему давнему знакомству…

Словом – заслушаешься! Даже как-то ненормально вот так сходу отказываться от такого сокровища.

– Вы всё-таки поищите ещё варианты, – хмурился, чувствуя неладное Андрей. – А насчёт Красновой, думаю, не получится. Она сама от нас вчера отказалась.

– Она… Что?! – застыла с отвисшей челюстью заведующая. – Да быть такого не может! Вы что-то путаете!

– Ну почему же. Я-то как раз всё прекрасно понял. Так и сказала – вы мне не подходите. Так что вы поищите, а насчёт Нины Тимофеевны – что вы можете сделать для того, чтобы она больше не работала с детьми?

– Я… А я… Ну а что я… – замямлила заведующая и вдруг кинулась к телефону: – А давайте я прямо сейчас позвоню Красновой?

Тема была переведена топорно, и Андрей не повёлся.

– Не надо звонков. Просто я хочу быть уверенным, что…

Но она уже звонила. Нервничала. Грызла губу и, каждый раз набирая номер заново, заискивающе улыбалась:

– Сейчас, сейчас! Просто не слышит, наверное.

Наконец положила трубку.

– Увы, она, кажется, вышла. Из дома. Она же у нас не числится в штате, на вольных, так сказать, хлебах. С тех пор как с научным трудом у неё что-то пошло не так, она ещё не определилась толком куда теперь – тои в Краснодар, то ли… А может, вам чаю, Андрей Иванович? А я пока ещё попробую дозвониться?

От чая Андрей отказался. Да и до Красновой мог дозвониться и сам – её позабытые в его кабинете бумаги лежали теперь у него дома. Но звонить не пришлось – уже через пару минут они столкнулись в фойе первого этажа. И… И Краснова снова была нормальная. В смысле – приятная розовенькая кофточка, юбка до колен, опрятно лежащие на плечах волосы и лицо – такое светлое и чистое. Только вот озабоченное. И взгляд в пол.

– Оксана! – окликнул её Андрей, и только спустя долгие пару мгновений понял, что не договорил. Спохватился: – …Васильевна. – Глупо, как-то по-пацанячьи смутился, но тут же взял себя в руки. – Здравствуйте!

После вчерашнего не ожидал, если честно, перемирия, но Краснова, хотя и заметно нервничала во время разговора, однако упрямиться не стала.

– Да, я могу! – окинула взглядом его форму, и её щёки тут же смущённо порозовели. – Даже прямо сейчас, если вам надо на службу.

– Да, – обречённо признал Андрей, – очень надо. – Звякнул ключами на колечке: – Вы сами доберётесь?

Она уверила, что без проблем. Однако первые две остановки на автобусе они всё равно ехали вместе – Андрей на участок, а Оксана с детьми домой. Места́ им достались спереди: два двойных, лицом друг к другу. Случайно сталкиваясь взглядами, Андрей с Красновой скованно дёргали углами губ, обозначая дежурную улыбку, и, тут же отведя глаза, делали вид, что заняты своими мыслями. Но уже через пару мгновений снова встречались взглядами. И снова разбегались.

А вот Марина жалась к отцу и смотрела на Краснову не отрываясь. Исподлобья. И это его настораживало. До зуда на кончике языка хотелось прочитать ей нотацию о хорошем поведении. Ну или хотя бы просто попросить обойтись без баловства ближайшую неделю-полторы…

По дороге на опорный пункт всё не мог избавиться от непонятного ощущения лёгкости. Гонял его и так, и эдак, и наконец, пришёл к выводу, что это от того, что Краснова, хотя и отчитала его вчера, как мальчика, и даже убежала в слезах, но не обиделась.

Тут же напрягся. Нашёл, тоже, повод для лёгкости!

Во-первых, все её нотации и обвинения в его адрес были полным бредом, и если и обижаться – то ему на неё, а не наоборот. А во-вторых, снова всё нелогично. То, что сегодня, не ожидая встречи с ним, она снова выглядела по-человечески, прямо указывало на то, что вчера именно специально для него вырядилась так подчёркнуто вызывающе. Юбка эта короткая, маечка под которой… Кхм… Маечка, короче. Тоненькая, которая почти ничего не… Чёрт!

Почувствовал, вдруг, как припекает солнце. Приподнял фуражку, промакнул испарину на лбу.

Ну и что это? Попытка совращения? А цель? Да и потом – какой смысл было тогда так глупо завалиться на конфликте на почве детей, вместо того чтобы дожимать объект по прямому умыслу? Похоже на непредвиденный конфликт интересов.

Так что же ей всё-таки надо-то?

Пожалуй, это главный вопрос.

Но, положа руку на сердце, уж лучше бы она снова вырядилась, вот честно! Несмотря на естественную кобелиную реакцию тела, недельку-другую он бы перетерпел. Главное, что сама Краснова в таком виде не вызывала у него ничего, кроме раздражения. В отличие от сегодня, например, когда так и тянуло её рассматривать – каштановые волосы на плечах, румянец, опущенные длинные ресницы… А уж про то зелёное платье, слегка приоткрывающее коленки, лучше вообще не вспоминать. Тем более теперь, когда выяснилось, кто такая эта Краснова в прошлом. Девочка из подшефной школы. Но, как ни странно, именно их давнее условное знакомство и подогревало сейчас нездоровый интерес.

Ну вот и что это за наваждение – снова любимые грабли?

Он ведь однажды уже повёлся на такую, вот, молодую да раннюю. Познакомились с ней случайно через сестру подруги одного знакомого. И началось! Ирка проходу не давала, липла, как кошачья шерсть на шинель. Гордилась им, перед подружками хвалилась: вот какого ухажёра себе урвала – Милиционер! Уголовный розыск! А ему, дураку, лестно было, чего уж там. Ну и совратился на неё, восемнадцатилетку аппетитную.

Любовь ли это была, или нет, но она была ненормальная какая-то, как зависимость. И всё, что Андрей помнил о ней теперь, двенадцать лет спустя – свою патологическую тягу доказать, что он мужик «не хуже остальных» Как-то маловато для воспоминаний о любви, да?

Да и закончилось всё банально – залётом. Ну и штампом в паспорте. Всё по-честному, хотя и вопреки воле её родителей, непростых товарищей из верхов районной администрации. Они настаивали на аборте и дочуркино замужество восприняли как личное оскорбление, а поэтому, в воспитательных целях дали ей пинка под зад во взрослую жизнь. Из уютного родительского гнёздышка – да в съёмную комнатёнку «два на четыре» к новоиспечённому мужу.

Первые полгода ещё ничего, а потом началось: необустроенный быт, орущий ребёнок. Иркины упрёки, истерики, депрессии. Андреевы дежурства сутками напролёт, как спасение из дурдома и движение к самой важной для него на тот момент цели – получению служебной трёшки, чтобы было, куда семью перевезти.

…И обманутые совсем ещё по-детски глупые ожидания жены по поводу того, что эта квартира оказалась не новостройкой где-нибудь в центре, а простой «хрущёвкой», требующей ремонта, в их же родном районе…

Не тянул он её, золотую девочку, чего уж там, но признаваться в этом – как серпом промеж ног!

…Потом претензии в загубленной молодости и жалобы на скуку. Торжествующие улыбочки «родственничков», кидающих содержание на карманные расходы лично непутёвой дочери.

…К подружкам с ночёвками, в профилактории по одиночным путёвкам, пока Андрей с дочерью на отгулах в деревне у мамы…

Ссоры, примирения. Разбежались–съехались. И снова по кругу. Год за два, а то и за пять.

Второй ребёнок – по его настоянию, как отчаянная последняя попытка связать разваливающуюся семью… И диагноз «аутизм» на третьем году жизни сына – как приговор. Ну и Иркино бегство. Не развод, а именно бегство – циничное предательство собственных детей.

Доигрался, одним словом, с молодухой. На всю жизнь хватит! Но Ирка хотя бы на девять лет младше была – ещё куда ни шло… А Краснова – на четырнадцать! Четырнадцать!

Сумасшедшая молодёжь, что у них на уме?

– Андрей Иванович!.. – донеслось вдруг откуда-то из пучины раздумий.

Андрей оглянулся. Его догонял взмыленный помощник Петров.

– Фу-у-ух… Я вам от самого Галантерейного кричу… – упершись руками в колени, задохнулся он. – У нас там это, короче… Разбойное на почтальонку, которая пособия разносила. Сама не пострадала, а вот сумку забрали. Там, правда, денег уже почти не было, но бумажки, отчётность, квитанции и что там у них ещё… Фу-у-ух… Нападавших двое. Чисто навскидку, по описанию – вполне могут оказаться освободившимися из мест лишения. Я уже прошёл по трём надзорным адресам, там всё спокойно, не придерёшься.

И Андрей тут же переключился. Бывшая жена и Краснова с этим её зелёным платьем моментально поблекли и исчезли, как что-то совершенно незначительное.

– Молодец, Василий! Теперь давай ещё раз и обстоятельно – что, где, когда?

***

В общаге было сумрачно и затхло. Впрочем, как всегда. По коридорам гулял запах плесени, пригоревшей еды и нечистот. Откуда-то из дальних комнат доносился радостный голос Валерия Леонтьева: «Все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, а он им светит! Все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут – а он горит!» Но пластинка, видно, была поцарапанная, потому что музыка то и дело прыгала, на что смачным забористым матом возмущалась какая-то женщина. Андрей прислушался. Ну точно. Это из двенадцатой. Значит, Семёнова.

Впрочем, до Семёновой ему дела не было. Постучал в шестую комнату к Петруниным. Тишина. Принюхался к щели у косяка – ничего особенного. Прошёл на кухню, пролез по шкафам, по сваленой в углу старой утвари – кастрюлям-сковородкам. Ничего. Хотя, он и не думал, конечно, что самогонный аппарат будет стоять вот так, открыто. Если где и лежит – так это либо в комнате, либо вон в том, закрытом на висячий замок ящике.

В кухню сунулся и, увидев милиционера, тут же испуганно сбежал пацанёнок из десятой. Андрей вернулся в коридор, снова постучал в шестую. Обернулся на звук лёгких шагов за спиной – к нему, привыкая после солнца к полумраку, шла девчушка из седьмой и, с каждым шагом всё больше различая форму Андрея, настороженно замедлялась.

– А, Люда, здравствуй! – предупреждая её бегство, первым шагнул он к ней навстречу. Впрочем, девчонка эта была на удивление адекватная. Во всяком случае, пока. Пока её не перетёрла и не подмяла под себя вся эта неблагополучность окружения. – Как дела? Как мама?

Девочка настороженно зыркнула на дверь своей комнаты.

– Нормально.

– Не пьёт?

– Нет…

Да уж куда там, нет! Вот только на прошлой неделе сигнал из вытрезвителя был.

– А ты как? Как учебный год закончила? Без троек?

– На отлично.

– Ого! Да ты умница! Какой класс?

– Восьмой.

– Ну молодец! А скажи, соседи ваши из шестой комнаты, они как?

Люда дёрнула плечами:

– Нормально.

Но по её лицу, не ускользнув от внимания Андрея, мелькнула тревожная тень.

– Сосед как себя ведёт? Часто его видишь?

Она мотнула головой «Нет», но ответила невпопад:

– Да.

– И как? Я имею в виду, водит ли компании, не буянит ли?

Она молчала. Ох уж эти понятия о «нестукачестве»! Андрей задумчиво почесал подбородок.

– Ну хорошо, а тебя не обижает?

Спросил специально. Провоцировал. И увидел, что девчонка действительно скорее боится самого соседа, чем выгораживает их семейку. Боится, но никогда не признается, чего именно, а без признаний и заявлений и дела не делаются, вот какая штука. Вздохнул.

– Ладно, а когда ты последний раз его видела?

– Что там, уже допросы? – раздалось от входа.

Андрей обернулся – к ним, решительно продавливая скрипучий дощатый пол коридора, спешила хозяйка шестой комнаты. Ехидно скалилась:

– Это ты чего ж, товарищ милиционер, исподтишка тут разнюхиваешь? Настучала что ли какая-то падла? А ты чего? – неожиданно агрессивно набросилась на Люду. – Ну-ка, брысь! Стукачка бессовестная! Что ты там рассказать-то можешь, если вся общага знает, какая ты! Шлюха малолетняя!

Люда зыркнула на неё зло и сбежала в свою комнату.

– Очень удачно, что вы подошли, Зинаида Максимовна, – расстегнул Андрей папку. – У меня к вам несколько вопросов относительно вашего сына. Здесь будем говорить, или пройдём в комнату?

В комнату-то прошли, но разговор, как обычно с Петруниной, всё равно вышел почти бестолковым. Она умела заговаривать зубы и ходить вокруг да около, чего уж там. Да и имела полное право не свидетельствовать против родственника. Однако Андрей сумел-таки выяснить, что сыночек её, гостюющий на воле максимум месяца по два-три от ходки до ходки, всё утро провёл дома, спал.

– А чего тебе эта насвистела-то? – Зинаида кивнула в сторону стены, смежной с комнатой Люды. – Она, знаешь, сбрешет, не дорого возьмёт! Мать её назанимала у меня денег на полжизни вперёд, так они теперь на что хочешь пойдут, лишь бы нас с Сёмой упечь.

– Чтобы упечь, нужны основания, Зинаида Максимовна. А вы утверждаете, что у вас всё в порядке. Так когда, говорите, я смогу застать Семёна дома?

– Откуда же я знаю? У него свои дела, у меня свои.

– Значит, будем вызывать в участок, в связи с нарушением режима отчёта по месту пребывания… – попытался надавить Андрей, но бесполезно.

– Да вызывайте, сколько влезет, только я ничего подписывать не буду! Сами его встречайте, и бумажки ваши отдавайте! Хоть вот поселитесь у меня под дверью – это уже ваше дело!

Выходя из общежития, Андрей уже точно был уверен, что Петрунина-мать темнит. Но тут надо было разбираться без суеты, чтобы не спугнуть, так как по описаниям почтальонки гражданин Петрунин-сын вполне подходил на роль одного из фигурантов утреннего нападения.

– Можно вас на минутку? – несмело окликнули его из-за куста сирени у соседней общаги.

Это была Люда из седьмой комнаты. Она опасливо покосилась на свой дом и отошла поглубже в тень.

– Тётка Зинка всё врёт, не ночевал он дома. Он вообще уже два дня здесь не появляется! А в последний раз к нему люди какие-то приходили и долг требовали. Мне кажется, они там даже дрались. Ну звуки такие были, знаете…

Андрей ободряюще кивнул.

– Отлично. Что ещё?

– Ну… Он, наверное, через туалет сбежал, потому что они потом туда ломились, и окно было разбито. И подоконник в крови.

– А тех, которые к нему приходили описать сможешь?

Мотнула головой:

– Я их не видела, только слышала. У нас через стену очень хорошо слышно. – Погрызла губу. – Вы только не говорите никому, что это я вам рассказала, ладно?

– Ну знаешь, если, как ты говоришь, была драка и бегство через окно, то это мне любой из твоих соседей расскажет, стоит мне только вернуться сейчас и расспросить построже. Но мы с тобой сделаем иначе – мы вообще никому не скажем, что я об этом знаю, хорошо? Пусть думают, что я лох.

Люда от неожиданности улыбнулась. Хорошая девчонка. Как жемчужинка в навозной куче. Ей бы вырваться отсюда поскорее.

– На лето к бабушке поедешь? – спросил Андрей.

Она кивнула.

– Ну вот и отлично! Отдыхай там, как следует. А после девятого куда думаешь, дальше в школе или в техникум?

– Дальше. Я хочу после одиннадцатого в Москву уехать.7

– Ох, загнула – в Москву! На актрису небось?

– Нет, – слегка удивлённо глянула она на него. – Зачем на актрису, я же не дурочка какая-нибудь! На экономиста!

– Ого! Ну это гораздо лучше, тут я согласен! У меня ещё вопрос, по поводу соседа твоего, Семёна Петрунина. Можно? Как у него с местными? Ну, я имею в виду, и с другими соседями, и с тобой? Не обижает? Не хамит? – спрашивал, а сам внимательно отслеживал реакцию. – …Не пристаёт?

Она стремительно покраснела, и Андрей понял, что только что дал промашку. Её реакцию можно было трактовать двояко – и как попадание в точку, и как смущение, от того, что чужой дядька такие вопросы задаёт. А ещё, она тут же закрылась и пытать дальше стало бесполезно.

– Ладно, Людмил, спасибо за помощь. И аккуратнее тут, по ночам не гуляй, с незнакомыми людьми не заговаривай. А лучше и правда – к бабушке скорее езжай!

Она кивнула и поспешила куда-то в другую сторону от дома – то ли круг даст, чтобы следы замести, то ли и правда, дела какие-то. И как их понять, этих девочек-подростков? Если бы он знал!

Проследил, как она скрылась за углом – простая, неприметная девчонка, каких тысячи в городе. Как и те, которые пропали, и от поиска которых сбилась с ног бригада Харламова.

Да, Андрей с удовольствием рассказал бы Люде про исчезновение девушек – уже двух за без малого месяц, и про то, что их похитителя не могут взять даже на живца, но это была оперативная информация, и он просто не имел права доносить её до общественности, без директивы сверху. Опять оборотная сторона медали.