Читать книгу На дне. Юмористические рассказы - СтаВл Зосимов Премудрословски - Страница 2

Из цикла: (записки Бывалого Отпрыска Мирской Жизни (БОМЖа))

P.s.: Ссылка на аудиокнигу, в конце книги.

А также, хочу заметить, что все персонажи и их имена, действия, рассказы и сюжеты – реальны, а герои этих рассказов не вымышлены, но по истечению времени, по той или другой причине – мертвы. Век бомжа короток, примерно зимы две – три, более человек и его печень не выносит бездомных нагрузок.

После того, как я написал маме: «Пришли сало, здравствуй мама!», я шагал в направлении своего голодного учебного общежития и думал:

– -Чем отличаются россияне от американцев и европейцев?

– -А тем, что они живут и думают логически, мы абстрактно. – ответил я сам себе и шагал дальше. Выпить хотелось – страшно и закусить. Иду, значит, я через аллею в даль бетонно плиточного забора какого-то производственного предприятия. Вижу, смеркается. Слышу, по ту сторону забора кто-то издаёт тихий, но пронзительно-не умеющий свист. Я ответил тем же. Гляжу, из по те сторонние стороны забора вылетает картофельный мешок, чем-то набитый и на меня. Я отскочил, а мешок коснулся отхода собаки неизвестной породы, оставленный не за долго до меня. Я подошёл к нему, любознательно осмотрел и, не о чем, не подозревая и не думая, развязал его, а там…, там?! Там он был в плотную набит, даже спрессован твёрдо-копчённой колбасой. Я не о чем не думая, вытащил одну, схватил мешок за кадык и, закинув его на плечи, как разогнался со скоростью «Феррари» в сторону своей общаги, по пути сжирая ту незабываемую палку колбасы.

Мне сразу захотелось учиться и жить.

Что было потом?! Кузя. Ли: он же свистун, он же метальщик картофельного мешка, он же уроженец Сыктывкара пришёл к своему товарищу и подельнику: уроженцу Алдырбагуйского ущелья, совхоза «Дай по жрать», чью роль я исполнял по неволе и говорит не по-русски.

– -Где мищёка? – спросил Кузя.

– -А ти её кидала? – по-еврейски ответил вопросом товарищ.

– -А ти свистела?

– -А ти…??

Дальше следует немая битва. А признаюсь честно; колбаса была горько-жидкая и вкусная…

P.S.: Пол мешка мы продали семейным и затаились морем пойла и дури… Сессию задали на ура…

Из цикла: (записки Бывалого Отпрыска Мирской Жизни (БОМЖа))

На днях меня за не сдачу сессии забрали в ряды вооружённых сил Советского Союза, то бишь, в армейку. Там я за месяц забыл всё, что изучал в дет яслях, садике детском, в средней школе и в двух ПТУ под номером: семьсот восемь тысяч девятьсот сорок три целых двадцать четыре сотых, которое находилось на лево от проспекта с бороды на лысину, где есть метро.

Стоим, значит, мы почти дежурные на проходной в воинскую часть и курим самокрутки у входа. Тогда был кризис в нашей неугомонной стране. Время было тяжёлое, сигареты по три пачки в месяц. А часть наша расположилась рядом с колхозом «Бычье вымя» и это правда. Значит, стоим и курим, а сбоку из-за дерева выглядывает баба Яга. Правда, её звали Ядвига. Ну. – думаем, -старая тёлка и, несмотря на неё, мечтаем о кустах с ежевикой. А она кричит, перебивая наши мысли. Глухая она и слепая.

– -Ой, солдаты, откликнитесь, ауууу?!

– -В, дура, что орёшь, старая? Мы же, за восемь соток и два сантиметра, от тебя, за забором!!

– -Ась?

– -Бэсь! – ответил опять дежурный. – Что нужно, говори, или иди морковку тяпай?

– -Мне, – говорит старая очень бабуля. – нужно заколбасыть на продажу, – и улыбнулась, – поросёночка, Борюсеньку. Самогонки про ставлюсь, даже с собой.

– -Что с собой щас? – спросил я, человек, видевший свиней только в зоопарке, но их почему-то называют бегемотами.

– -Ась?

– -Дрась!! Что принесла с собой?? – повторил в голос я.

– -Дам вам и свининки… – не расслышав или не поняв моего вопроса, ответили старая.

– -Она, по ходу, мухоморов обожралась… – предположил я, перед своими товарищами.

– -А где живёшь? – спросил товарищ

– -А в деревню придёшь и спроси Яду, улиц у нас немая.

– -Чего? Мышьяки, что ли? – вскричал я ей в ухо, как в микрофон.

– -Нееет, милок! Хэхэ… Ядвигу спроси!!

– -А когда прийти? – спросил Товарищ.

– -А в выходные, в полдень! Я его как раз кормить не буду. -ответила бабка и пошла собирать колючие зелёные кустики.

Докуривая то, я спросил сослуживца.

– -Товарищ, а ты свиней резал?

– -Конечно. Я же в городе колхозного типа жил.

Наступило воскресенье. Мы сбежали в самоволку через дальний угол забора. Дошли до деревни мы без проблем и её халупу найти нам не составило большого труда, тем более в деревне всего находилось всего пять домов, и общага с гасторбайтерами леса-пильщиками. Приходим значит к ней. А она и сухарями, и солью, и даже стопарь нашла. Съели мы естественной пищи и выпили ещё.

– -Ну что, старуха? – начал товарищ. – где свинья то?

– -Да поросёночек он, любимый в сарае. – ответила она и пошла в комнату. Выносит свёрток полуметровый. Разворачивает и достаёт меч пятого века до нашей эры, видимо отроду. Ржавый, ржавый и ручка, обмотанная изолентой.

– -Вот, сынки, этим мой покойный Иосиф ещё в первую мировую Грант. При на мясокомбинате занял, резал всех: и коров даже, и курей.

Мне стало не по себе, глядя на её стахановский, прозрачный взгляд. А товарищ взял нож из рук хозяйки…

– -Пошли, говорит мне. – где порось то, а?

Заводит она нас в сарай.

– -Вон, – говорит, – Мой любимый Борюсенька.

Честно сказать, смотрю я на этого Борюсеньку и глаза за уши так и прут.

Загон его сбит из досок, с про щелинами два на три. А из щелей загона складки так и прут в упруг свисая. Видимо это поросе Борюсище пол жизни так и лежит не двигаясь.

– -Ой, милки, я уж пойду в хату. – зарыдал бабку, прикрыв беззубый рот уголками платка. – а вы уж по осторожнее с Борюсенькой. Единственный он у меня из родни. Нет никого больше, я его с рождения выхаживаю. Прощай, скотинка моя яхонтовая. Ыыыыыыы!! – зарыдала старуха и тут же перестала махом рыдать, изменив свой голос с писклявого на бас. – И не забудьте, хлопцы, он у меня на продажу…

– -Всё будет о Райт, бабуся!!! – подбодрил товарищ и обратился ко мне. – А ты, дружбан, пособничай мне, вон, калитку открой.

Я подошёл с украдкой и повернул вертушку, калитка зарычала, а свинья даже и ухом не пошевелила. Дрыхнет падла. Ну, мой товарищ сразу не растерялся и со всего размаху, как врежет свинье в пятак, кинжал на половину и влез. А пятак, размером как тарелка. Через несколько секунд у свиньи открылся правый глаз, а потом левый. Дальше последовал визг, и «мамонт» по имени Борюся вскочил на копыта, торчащие из живота, ног у него не наблюдалось.

Косясь обоими глазами на кинжал, то выпрямляя в разные стороны голубые русые зрачки, свинище устремила свой взор на товарища. После опять скосила свои очи на рукоятке кинжала, подвигала пятаком: вверх, вниз; вверх, вниз, выровняла прицельный взор на товарища и рванула с места, да так, что весь загон просто рассыпался на массу щепок. Из-под ног брызнул свежий навоз и залепил пару куриных морд, любопытно таращился на происходящее. Товарищ уже нёсся в сторону огорода через хоз. двор. Свин быстро нагонял обидчика, разгоняя всё живое, которое имело прописку в этом дворе. Бабка прилипла к окну, сплющив свой курносый нос. Я, прижавшись в сторонке, просто окаменел.

Выбежав из хоз. двора, товарищ манёвренным зигзагом стал преодолевать огородные насаждения, разнося в клочья теплицы и парники, а Борюся всё норовил укусить его за пятку, только вот ручка, торчащая из пятака, мешала в бесподобном ухвате. Дистанция была коротка и уже товарищ орал о помощи и только резкие повороты помогали увернуться и спастись, указываемые толпой азиатов и народных зевак, которые таращились за оградой. Мамки таджикские стаскивали детишек с забора, а те не отцеплялись. И было бы всё трагически, если бы не спасительная куча навоза в конце огорода, а в ней ещё и спасительные торчащие вилы, которые схватил ловко товарищ и уже через миг всё происходило иначе: свинья убегала, а товарищ тыкал её по самый черенок и так профессионально быстро и тактично, как будто он на тактическом экзамене держит не вилы, а автомат со штык ножом. И даже зрительская публика овациями поддерживала бойца, восхваляя и аплодируя грядущую победу гомо сапа, рядового войск над природой, разума над умом и в итоге свинья не выдержала атаки и рухнула уже замертво прям перед дверью в дом, на пороге которого стояла лохматая, держащая в одной руке платок и, закинув вторую за поясницу, заплаканная баба Яга. Товарищ сделал последний тык и вилы, пронзив бездыханное тело свиньи, закачались дребезжа.

– -Ну что, бабка, – героически начал Товарищ Спартак. -дело сделано, наливай и накрывай на стол!!!

Бабка вытащила из-за спины скалку и с матом шваркнула его по черепу. Раздался глухой звон, и мы вдвоём еле убежали от неё. Она ещё и булыжники в нас швыряла. И все зеваки перешли на её сторону и пустились нас догонять, но не догнали, а вот спина от камней болела. Бабка Яга потом и командиру полка телегу накатала, за что мне дали десять суток, а Товарищу – два года влепили дис. бату, где он от звонка до звонка чистил дерьмо в местном свинарнике вручную…

Из цикла: (записки Бывалого Отпрыска Мирской Жизни (БОМЖа))

Было так: за станцией метро великого полководца, Святого и просто Сашки, в зоне пятака вредных алиментов, расположился биотуалет из трёх кабинок, связанных одной цепью, скованных одной целью, два из них служили под туалет, а третий служил кабинет оператора и кассира в одном лице. Люди стояли в очереди, поджимая в ожидании все исходные места. А в промежутке между посетителями я тряс на бабки и спаивал на её же деньги толстую тётку, занимающую должность оператора и кассира биотуалета, Клавдию Филипповну Ундершрам, потомственную Ленинградку в пятом поколении. Она не сразу поддавалась моим грубо-фененским матерным уговорам, хочу заметить, что я матом тогда не выражался, а я на нём говорил. Но результат был на лицо. Лицо двоилось. Наступал, в натуре, вечер. И уже народ уменьшался в количестве. Я, не думая о выносливости организма тётки, решил отлить по-маленькому. Тем более, что я имел иммунитет бесплатного пользования. А как зашёл в свободный биосартир, ощутил тоже, что и Тётка. Съеденная пища меня усадила на унитаз. После я погрузился в головокружение, потом последовали разговоры с инопланетянами и дальше извержение остатков желудочного тракта на стены и сон, сладкий алкогольный сон без сновидений. А в это время Клавдия Филипповна Ундершрам очнулась от алкогольного обжирания, выраженного в сушняке рта и горла, и жажды, хлебнула жидкого чего-то и, торопясь и пугаясь сумерек, как причину опоздания домой. Резко встала и закрыла на навесные замки все биотуалеты и меня, спящего внутри, в, том числе и убежала прочь…

Дальше была ночь, полная ворчанием кузнечиков и не дошедших до метро, спящих на лавочках господ разных слоёв населения. Соблюдая бдительность, трое блюстителей порядка на служебной машине марки «Жигули» с синими номерами, подъехали для осмотра тёмной стороны. Убедившись, что здесь всё по закону и не с кого снять бабло левое, они установили свой транспорт параллельно расположенным вокруг объектам недвижимости, куда входили и био… Двое с автоматами, дубинками, газовыми баллончиками, сапогами и фуражками вышли и направились в сторону ларьков торговцев «шаурмой» под управлением граждан российской федерации, с национальностью Марокканцев, которые даже не понимали в основном русский язык, но были граждане, и именно к киоску с надписью: «ШАВЫРМА». Почему такое было название, просто, наверное, с юмором были переводчики. Водитель с пистолетом, остался в машине у руля и вдруг?!…

Я, законопослушный не гражданин Российской Федерации, по национальности – Русский. Прибывший из СССР, республики Казахстан, где меня всё детство били за то, что я просто Русский. Правда, когда я подрос, то я уже их бил. Но это другая история, а теперь вернёмся к сюжету: Я, законопослушный не гражданин Российской Федерации, по национальности – Русский, заслуженный зек, майор ФСБ, пенсионер, инвалид и всё это по совместительству, тем более всё это я познал заочно – вдруг проснулся от ушераздирающего храпа из соседней кабинки и вижу, точнее сказать, чую вокруг себя замкнутое, ночное, квадратное помещение, а сверху потолок. Я ощупал всё и не помнил или не понимал где я?! Стены так давили моё сознание. Я решил встать на «мини сцену», где я до этого сидел, и нога провалилась в прорубь, а там всё как в заливе. Я закричал и разбудил, под ритмичный храп мечтающего о генеральской дочке, товарища сержанта, по совместительству – водителя. Тот испугался и даже вздрогнул, как цыганка, протрусив своей грудью, но сразу, оценил обстановку, а в приведение он не верил. Я, в не до умения, матом молил о помощи, пытаясь выломать хоть какую-нибудь дыру в окружающей в одной из стен, но мои труды были бесполезны, а храп не прекращался.

А в это время, по ту сторону сортира товарищ водитель ментовской колесницы, сержант уже вызвал подкрепление и двое, не ожидавшись купленных за просто так арабских пищевых продуктов из теста и мяса куриц, кошек и собак, уже бежали на помощь коллеге и согрупнику.

Я услышал голоса по ту сторону кабинки, но это не помогло снизить головную боль похмелья.

– -Кто здесь? – спросил кто-то из них.

– -Здесь я, а ты кто? – спросил я.

– -Я? Сейчас узнаешь…

– -Ломай замок!! – попросил другой первого и стволом автомата это сделать не представляло труда. Дверь открылась. Передо мной стояли трое удивлённых малолетних, один, кстати, косоглазый, в форме, похожей на ментовскую. Далее они увезли меня в ближайшее отделение милиции, а туалетный храп так и не стихал.

Долго думал постовой, как изложить в рапорте причину задержания дежурному. И изложил так:

«…Задержан при попытке ограбления содержимого биотуалета изнутри, укрывшись от правосудия навесным замком с наружи».

Всем было весело, тем более, предыдущий задержанный, которого заставили убирать какой-то кабинет, попытался сбежать и застрял сверху между потолочным косяком окна и торчащими рёбрами решётки восемнадцатого века ковки. Вызвали пожарных, точнее сказать, борцов с огнём, а пожарные – это те, кто поджигает. К сожалению, МЧСа тогда ещё не изобрели. Те спросили его:

– -Чем застрял?

– -Лобком!! – ответил он со слезами на глазах. Его тоже спасли и отправили убирать сортир без оконный. Я же напротив, пошёл в отказ, заявив, что покончу свою жизнь, если они будут и дальше нарушать мои конституционные права. Они посмеялись над Конституцией и заменили наказание, на битие по почкам, после чего я стал ссаться по ночам. Зато сортир не мыл!! И мы уже через час бороздили просторы ночного Невского проспекта в поисках жизни…

Из цикла: (записки Бывалого Отпрыска Мирской Жизни (БОМЖа))

Занесла меня судьба временно в город герой. Санкт- Петербург, в благотворительное общежитие, в простонародья именуемая, как бомжатником. Дали мне шконарь, то бишь кровать, которую я пол месяца отбивал у местных алкашей-авторитетов, положив штук пятнадцать в больницу, прежде чем они от меня отстали. Трофеями являлись матрацы. Их у меня накопилось штук девять. Я их сложил один на другой и спал почти у потолка. Были и свои неудобства: очень уж перпендикулярно приходилось лесть, и я прислонил лестницу из дерева. Жизнь пошла своим чередом: Утро – вечер, обед – туалет и так каждый день. Платили мне и моему товарищу баклану Лехе Лысому, который за пятнадцать лет в зоне закончил два высших образования, за спокойное состояние нашего второго этажа. Зрением он не отличался и имел свои восемнадцать в минусе с его слов. А так как очков достать составляло труда с такими окулярами, то он сложил из имеющихся, путём прибавления, трёх оправ со стёклами и между собой связал их медным проводом.

Так он добился стопроцентного зрения. И стал я и все его величать с приколом восьми глазиком. Жили мы с ним семейно, как в зоне, короче говоря, корешились и делили хлеб по палам, правда, он мне отдавал почему-то больший кусок, либо уважал меня, либо откармливал меня для голодных блокадных времён, чтоб продлить свою жизнь, путём поглощения моей плоти. Каждое утро я, просыпаясь, находил на своём столе провизию на весь день и более. Старики и обитатели других возрастов, все практически сидевшие в местах, не столь отдалённых и не с малыми сроками: самый малый был лет пятнадцать, добровольно делились с нами своими пайками, приобретёнными разными путями мелких краж и подачек более богатых слоёв населения, так называемыми – домашними. Я всегда был против и возвращал данное обратно и поэтому они подносили дань тогда, когда я спал. Лысый же был рад этому вниманию и тоже стал жиреть.

В одно морозное утро я проснулся. Падал снег за окном. Вставать как обычно было лень, да и планов на приобретение денег не было ни каких, тем более со вчерашнего, и голова перестывала. Лысый как обычно, что-то читал в уме, двигаясь лишь нижней губой. И всё так и продолжалось бы, если не явления старого семидесяти летнего баклана-рецидивиста, матроса дальнего плаванья, пенсионера и бомжа Мефодия, с финскими корнями. Хочу заметить, что зеки обычно общаются кастами, как и в этом случае. И говорил он больше с кавказским, нежели с финским акцентом.

– -Ню щто, дармоеде, дрыхнем? – начал он с плеча. Я обернулся, Лысый припустил книгу. Прошла минута.

– -Чё надо, старый? – спросил Лысый и уткнулся в роман.

– -Бросай разглядывать досье, бери щегла, то есть меня, и пошли бухать. Я за четыре года, пенсию получил.

После его слов прошло около двух минут и у нас под ногами уже хрустел свежий снег. В дали виднелся магазин с раливухой, какого-то грузина. Мы зашли в него и заказали по двести. Вмазали и под тост Мефодия:

– -Татары, без пары не живут! – мы заказали ещё по сто.

Далее, после тоста старого:

– -Бог любить троицу! – мы осушили и эти рюмки. Далее общались мы молча, каждый сам с собой и только Мефодий не замолкал и рассказывал сам себе, как первый срок получил из пяти имеющихся. Мы были не вольными слушателями.

– -Пришёл наш корабль с Кубы. Я поехал к брату в деревню. Пили неделю. Вот по утру собрались к ключнице за денатуратом и пошли мимо дома, где, шла свадьба. Я поздравил их, а они меня послали на три буквы… Я осмотрелся и позади себя увидел кучу кирпичей, пока мой брат ходил за самогоном и топором, я всех камнями загнал в избу, боли ранение, да, невесте прям в лоб попал. После, начал обстрел окон. Куча не успела кончиться, как меня уже посадили на три года. Чё, ещё будете пить? – закончил он и по брел к барной стойки ширпотреба.

Пили мы много и долго, даже закусывали. Под вечер у Лысого сорвало крышу, и он начал наезжать на окружающих. Я посмотрел на это беспонтовое занятие и повёл упившегося кореша на хату. А Мефодий в это время, получив от Лысого, случайно или нет, под глаз, уже дремал на столе, стоя на полу.

Утром меня разбудил глухой звук и бешеное буйство Лысого. Оказалось, когда он спал, разъярённый Мефодий залетел, хромая в комнату и костылём ударил прямо в лоб спящему Лехе. Тот подпрыгнул на кровати и упал на пол, встал с матом и накинулся на старого. Потом помню сквозь дрёмы, была драка, пока их не разняли. Выяснилось, что, когда я увёл Лысого с кабака, пьяный Мефодий потерял сознание. Его вышвырнули культурно на улице перед закрытием, и он пополз домой, опираясь на свой инстинкт.

– -Ты кинул меня, Лысый!! – заорал как граммофон и перестав картавить и шепелявить, дед, уже лёжа на полу, спиной вниз.

– -Как? – спросил, сжимая горло Мефодия и заседлав, как свинью, Лысый своими костями рук.

Старый баклан в это время, пытаясь выползти из-под баклана средних лет, откручивал ему левое ухо и выдавливал сливу из носа. Лысый отвечал, не отпуская рук, ударом лоб в лоб.

– -Хорош, в натуре. – пытался успокоить их молодой баклан, то бишь я. – Эй, бомжары, расточите их по шконарям. Базарь, Мефодий, чё бузить начал?

– -Я!! – неотпускная Лысого начал обосновывать дед. – Я сплю, в натуре, чувствую кто-то тычет острим, открываю глаза – снег. Я пошевелился и начал вставать. Оборачиваюсь, а передо мной стоить тётка и трамвай, сантиметров десять от меня. Ночь, холодно, с похмелья, а ещё и Лисий, скотина, кинул, ай!! Яй!! Яй!! -три раза воскликнул Мефодий.

– -Ёп!! Ёп!! Ёп!! – три раза ударил Лысый его в глаз.

Через пол часа мы уже заказывали двести грамм и собрались обосновывать свои недоразумения. И так цельный месяц, пока Мефодий не обнищал. Хорошая вещь – банковская карточка.

Экономно…

Из цикла: (записки Бывалого Отпрыска Мирской Жизни (БОМЖа))

– -Было это в те далёкие без законные времена, когда тундра была человеком. Поднимет подмышку тундра-человеком, полгода день, опустит подмышку тундра-человек, полгода ночь. И жили на нём вошки. А приглядеться сто процентным зрением, это были и вовсе не вошки, а мамонты, белые медведи, олени на конец и чушки. А называли чукчей тогда все – люди, так как были они единственной породой, живущей в тундре. Идёт как-то тундра-человек с поднятой подмышкой и чешет её, а чукчи у яранг, переживают страшную бурю. Перестал чесать тундра-человек подмышку, и буря утихла. И вышли чукчи из своих жилищ в тундру и сразу отблагодарили его за чистый белый снег своей жёлтой мочой. И тундра стал похожа на недостаток витамина в организме, как прыщи на теле. И всё это появилось и все начали плясать, но по тихонько жёлтые сосульки стали пропадать, кто-то их воровал и оставлял ямки. И тогда, – продолжал свой рассказ местный чукча-бомж Серёжа, которого все называли «жёлтый снег», – тундра-человек приказал найти ворюгу и сожрать его сырым. Все чукчи закопались в сугробы и, поглядывая ждали и удивились. Оказывается, вором оказались их дети, по считавшие эти сосульки за петушки, которые продают на базаре. И с тех пор, как рождается младенец, ему говорят:

– -Не ешь, падла, жёлтый снег!! – и бьют его, бьют заранее, особенно по голове.

Вообще Серёжа-Жёлтый Снег выглядел молодо, лет на двадцать семь, остальное всё, как у чукчи. Ходил он в Центральную библиотеку, а по пути бутылки собирал. Как-то раз он стал пропадать сутками. Всем было без различно, но любопытно. Когда он появился, его расспрашивали. Он молчал. Но один раз его напоили, и Серёжа Жёлтый Снег признался, что скоро женится.

– -А на ком? – последовал вопрос.

– -Дай, есть одна половина моего сердца, в области живёт, правда ей уже шестьдесят один год, за то и детей делать не надо, уже целых восемь есть. Вот кормлю их и воспитываю, как меня отец воспитывал, а отца его отец, а отца – отца его мать потому, что безотцовщина был. – Серёжа поковырял в ноздре, выкатил козюлю, разглядел её и сожрал. – Люблю Чупа-чупс, однако, умные мысли даёт. Вот, не давно дом нашёл ни чей. Залез туда, посмотрел, всем места хватит: и жене, и мене, и детишкам. Правда, старшего жаль, посадили на двенадцать лет. А ведь молодой ещё, глупый, только сорок стукнуло. Учил я его, а он не поверил моему опыту. Ну а лето ещё, вот и решил евро ремонт в доме сделать, шпаклёвка уже купил, колер, кисти. Правда, какие-то тётки заходили: «Что делаете?». -спрашивают. «Ремонт». – говорю, а сам я сразу понял, что они опоздали, дом уже мной занят. – Серёжа Жёлтый Снег достал из-под кровати сухарь, щёлкнул по таракану, который не знал, как спрыгнуть с пайки, обмазал жёлтой жидкостью и, сморщившись, откусил. Сухарь хрустнул, но не сломался. Чукча медленно раскрыл глаза, глядя на обломанный клык, торчащий из трещины сухаря.

– -Уууууу!! – простонал он и ладошкой начал прогревать зубную боль…

Прошло лето. Чукча приехал с фингалами, вообще без передних зубов. На голове у пего была тюбетейка из запёкшейся крови.

– -Что Серожа, новоселье справлял, темно было, свет погас? – прикалывались бомжи.

– -Нет, эти тётки, с хозяином этого дома, приехали, а я ремонт уже закончил, хотел за семьёй ехать. Вот и избили они меня дубинами. Собаки. Конец…

«Умри, ссука, за деньги»

записка №6

Из цикла: (записки Бывалого Отпрыска Мирской Жизни (БОМЖа))

Светило солнце. Небо было чистое и патриоты дворники-бомжи сидели по кандейкам и вязали картон, другие бутылки укладывали, а третьи мяли алюминиевые банки из-под коктейлей и пива. И всё бы ничего, но у одной из кандеек стояли два Уазика с синими маяками и «батьки» выводили из двери и «упаковывали» в наручниках женщину и двух парней, облачённых в дворницкие жилетки, в простонародьях называемые – желтками. Местные жильцы ещё не понимали причину ареста, ведь эта троица добросовестно рылась в помойках, да и дворы убирало ежедневно. У каждого имелся свой инвентарь, к которому уже и руки привыкли, а это: метла, савок и мешок у каждого помеченные. Эти инструменты являлись для них, как оберег или амулет, как дом или дача для домашнего. И, не дай Бог, что кто-то возьмёт чужой. Всё, смерть. Кранты. Но появилась у этой троицы ранее до случившегося и четвёртая мадам Опухоль. И понеслось.

Сутками ранее. На кануне утром встала мадам Опухоль первая и решила проявить альтернативу, сделать полезное дело и убрать территорию, пока все спят с бурной пьянки, то бишь, прописки в семейку. Все члены этой «банды» были не однократно судимые. За не имением своего, она взяла чужой инвентарь, расщипывая, что, мол, все свои?! Идёт, значит, метёт, окурки собирает, фантики всякие убирает и не брезгует, в урнах смотрит что-нибудь стоящее и по пути собирает разбросанный мусор вокруг пухт и бачков. Пол территории уже убрала и вдруг видит, как на другой стороне дороги мужик с бабой жёстко разбираются.

– -Скандалят. – подумала мадам Опухоль и приступила дальше к уборке территории. Ссора накалилась и слышны уже были голоса, как вдруг дама зарыдала, да так громко, что эхо прогремела по дворам. Мадам Опухоль подняла глаза и увидела, что этот мужик по-хамски шлёпает даму по щекам. Прохожие не обращают внимания, но прожжённая зечка-воровка куриных яиц и курей в прошлом, в особо крупных размерах, что было добавлено руководством птицефабрики к двум яйцам, ею взятыми на закусь, по просьбе грузчика-сожителя, что зафиксировала видео камера охраны данного предприятия. Не выдержала и пустилась с метлой через дорогу. Машины в недоумении уступали ей дорогу, как сумасшедшей. Она, не обращая внимания на сигналящие иномарки, вбежала на тротуар и как коршун с небес, налетела на мужика, хлестая его по роже засратой метлой, от которой отлетело собачье дерьмо по сторонам. Дама в недоумении выпучила глаза и, прикрыв ладошками рот, бешено засмеялась. Вдруг от куда не возьмись. Вдруг, откуда не возьмись, появились три милиционера и сразу принялись мадам Опухоль оттаскивать. Та орала:

– -Этот хайло избивал дому!!

– -Успокойтесь, успокойтесь! – вежливо упрашивал сержант милиции. – Никто некого не избивал. Вон, посмотрите туда. – вдали виднелись кинокамера и укомплектованная съёмочная группа.

– Это фильм снимают комедийный детектив-блокбастер! -добавил второй мент.

– -Хе-хе-хе!!! – заржал третий. – И скандал понарошку! Хюхюхю!!! И драка!

Опухоль остепенилась и чего-то, пробормотав, искоса поглядела на артистов, после перевела взгляд на ментов, взяла веник и глупа пошла по ту сторону улицы Фурштатская.

А в это время в кандейке, где ранее дрыхла гоп компания, а ныне, проснувшись с похмелий, дворники увидели, что один из инвентарей отсутствует или пропал, вырастил ноги и сбежал, стали готовить заговор разоблачения воровки или её ногам. Сдав оставшиеся со вчерашнего уик-энда бутылки, они набрали чистящее средство под названием «Снежинка» и, разбавив её водой из унитаза, по причине отсутствия крановой, в связи с ремонтом трубопровода, потихоньку приступили попивать, закусывая объедками салата, поднятого вчера из мусорного контейнера под названием – пухта и сильно прокисшего.

Близился полдень. Мадам Опухоль насвистывая свою каторжанскую девчачью песню, возвращалась в кандейку, неся, в одной руке – инвентарь, а в другой – мешок с набранными банками алюминиевыми из-под пива и бутылками. Ни о чём не думая и не подозревая, она открыла дверь и шагнула во внутрь кандейке, навстречу своей судьбе…

В начале её встретили косыми взглядами.

– -Ну, чё? – начала концерт ужасов чёрная вдова Кампучия, по национальности калмычка и без передних зубов.

– -Чё? – испугано слегка и недоумевая, спросила мадам Опухоль и поставила инвентарь на место.

– -Чё, чё? – добавил более жёстко её хахаль по кличке – Баламут с формой открытого туберкулёза. – В очё, не горячо??

– -Я, – догадываясь причину наезда, произнесла мадам Опухоль. – я убирала территорию.

– -И как? – спросил третий персонаж этой комической драмы, фраер по кличке – Лис.

– -Всё чисто?! – заявила она.

– -А нам, похрену!! – заорала Кампучия. – Не тобой положено, не тобой будет взято, ты это на параше в зоне не усвоила, а, ссука??

И понеслось: вначале её страшно избили и из пинали, в три ноги и кулака. После вход пошли предметы: три градусника, сломанных в её полости рта, два удара обухом топора по темени, жестокие порезы розочкой от разбитой бутылки глаз и щёк, семь ножевых ран по телу ножом, разбивание пивных, ею принесённых, бутылок молотком, которые заталкивались в начале в непристойные места интима. И при этом успевая распевать «снежинку» и делать тосты. В конце концов, после удушения, бездыханное тело потащили в пухту, но встретился сосед и в тайне вызвал милицию и скорую медицинскую помощь.

Эти до утра допрашивали кулаками причину разбоя и на утро увезли в СИЗО, а мадам Опухоль откачали врачи. Ходит сейчас по району метро Чернышевского, свистит, говорит с богами и страшно много пьёт. Живучая оказалась подруга дворников суровых. А в другой кандейке вообще за дерзкое изнасилование домашней женщины-матери, её сыновья молотками и ножами наказали дворников да так, что у одного, аж глаз вылез, а другого на перья посадили, остальные отделались ударами молотка по голове. И произошло это в новогоднюю ночь, но это уже другая песнь Содома и Гоморра…

Из цикла: (записки Бывалого Отпрыска Мирской Жизни (БОМЖа))

В этом убогом бомжатнике на Синопской набережной 26 под названием РБОО «Ночлежка» проживали, не только уголовники мазолики, чукча и три хохла, но и два монаха, которым уже надоело верить в Бога, и они решили сделать себе летние каникулы от данного ими обеда послушания и запрета некоторых мирских соблазна, соблюдая, разумеется, главный обед безбрачия, данного при постриге. По всей видимости, они не нуждались в отмене этого обеда по причине не стояния некоторых стоячих частей тела. Сбежав с монастыря Александро-Невской лавры, они сознательно забыли все уставные законы и подчинились мирскому беспределу: курили, бухали, матерились и, в конце концов, после этого перед сном, каялись своему Господу. Конечно, их можно было понять, ведь отец Серафим уже монашествовал лет двадцать, с незапамятных советских времён и даже сидел в зоне за религиозные убеждения, а отец Фиона служил на поприще святом по меньше – лет двенадцать, но постриг получил лишь недавно и от этого сумасбродного монаха из Киево-Печерской Лавры, от куда его посадили ещё в совдепе и у него начались скитания по монастырям и церквям. Как Серафим не однократно говорил, что его душа давно уже на небесах, а вот плоть всё не угомониться и не подохнет. И он ждал этого часа каждый вечер, молясь перед сном. Их Бог видимо тоже понимал, что они не железные, ведь основной обед безбрачия они чтили, исполняли, не приступая его и вообще не обращая внимания на женщин, как на интимы. А деньги у них водились без труда и так же улетучивались, как и приходили.

В «Ночлежке» у них сразу появились много лже друзей собутыльников, и монахи по неволи стали, своего рода, кормильцами некоторых дармоедов-блатных, которые то и дело порабощали инвалидов и стариков своего этажа, а также к ним приравнивались и беспомощные бедолаги попрошайки, своей ежедневной мздой. Но монахи постепенно смекнули эту халяву с их стороны и решили сменить круг общения и место ночлега, прибегнув к обращению ко мне и ночлеге в подвале общежития Семинарии Александро-Невской лавры, где когда-то учился и Алексашка Невзоров. Я тогда ещё не утерял навыки и опыт уличной драки и пользовался среди блатных особым авторитетом. Меня называли без башенным и спорить порой не решались. Короче говоря, со мной не связывались и я, выслушав Серафима и Фийону, которые знали о моём авторитете реально, а не по слухам, по поводу общения и заработка, предусмотрительно согласился. Суть заключалась в том, что я был своего рода кошелёк-охранник. Они, в облачении подрясника, заходили в любом магазине предлагали помолиться за здравие родных, накануне, якобы, отъезжая в какие-то Псковские пещеры. Одно имя стоило опять в сумме двадцати рублей. Деньги передавались мне, а квитки, взятые в Казанском соборе, сжигались под их молебен. Я был, в отличие от них, одет в гражданскую одежду, но с бородой. Это делалось на случай, если менты хапнут нас, то я по типу левый, а у них в наличие не копейки. И всё шло прекрасно. В день мы «рубили» не по одной тысячи рублей и после работы бродили по кабакам и разливухам, нажираясь до свинячьего вида. И брели к себе в келию семинарской общаги сытые и пьяные, довольные и уставшие от пройдённого дня, но дорога домой была и опасна, и трудна. Проспались по-разному, бывало и в вытрезвителе. И вот опять нас везут уже изрядно пьяных в отделение милиции. Фиона совсем окосел. Свиду, он был худощав, очень добр, начитан и наивен. Выражение лица, особенно пьяного, походило на лик тупорылого барана с косыми глазами. Серафим, напротив, был раскосый и жирный, как свинья, жадный и хитрый. Постоянно приходилось его шманать вплоть до гудка. Правда в анальное отверстие лазил отец Фиона, он же и был инициатором обыска всех по очереди, разумеется, кроме меня, ведь деньги были у меня, да и мог врезать по сопатке или по печени для доверия и веры в моё слова, поэтому они всегда верили в мою конкретность. И после обнаружения денежных купюр, отец Серафим каялся и просил прощения, ставая на коленки, удивлённо недоумевая, как они туда закатились, бормоча:

– -А як же они туда замотались?

Доставив нас в очередное отделение милиции, дежурный приказал закрыть нашу банду в обезьянник, где уже вялились два туркмена и вшивый, вонючий, бездомный чмо, одетый в зимнее, хотя жара за бортом была плюс тридцать, а он ещё и в зимней шапке. И говорит без спроса, что с рыбалки, мол, утром холодно, а сам чешет то лопатки, то ягодица, то шею, то подмышку, то подошву, не снимая ботинок, то пах и другие места. И это правда.

Фийону мы завели в клетку подмышки и уложили на скамью ожидания. Тот уволился на спину и захрапел, открыв рот по самое не хочу, от куда вытекала медленно слюна и путалась, пеленая волосню бороды и усов. Присев на слизь мухи липли, как к ядовитой липучке от москитов. Серафим подрёмывал сидя. А я пытался остатки денег спрятать в подошву, там у меня был встроен кошелёк-тайник. Неожиданно решётка отворилась и во внутрь зашёл самый здоровый, наверное, из всего ГУВД, андроид с автоматом на плече. Он медленно, поедая глазами, осмотрел чмыря, потом, как орёл бросил взгляд на азиатских близнецов разного возраста, те аж прилипли от взора блюстителя к стене, раскрыв глазные узкие прощелены до пяти рублёвой монеты, обозвал зрачками нас и остановил взгляд на спящем Фийоне, у которого к тому времени в круг рта уже кружил рой мух, напоминая воронку смерча. Серафим приоткрыл левый глаз и промолвил:

– -Командир, добей его! – и сидевшие за барной стойкой дежурные, брызгаясь не воспитано слюной в круг, за смеялись. Жлоб в бронежилете хладнокровно, скрипя костями шейного позвонка, повернул голову, не трогаясь с места и фальцетом, то есть, голосом, как у маленькой девочки, строго взорвал:

– -Ты, умник, с вещами на выход…, быстро!!

Серафим медленно помотал головой, чтоб своими зрачками уловить взгляд блюстителя порядка, медленно встал и вышел из накопителя.

– -ФИО. – спросил дежурный.

– -Я?! Отец Серафим! – гордо ответил старый монах и погладил бородищу свою.

– -Я сказал, ФИО!! – наехал дежурный. – или в камеру пойдёшь на трое суток.

– -Быдло Сергей Байтулеуович. – оскорблённо назвал своё имя мирское Серафим. – прокляну. – прошипел он.

– -Что?? – переспросил мент.

– -Говорю, что это имя я носил давно, до пострига и принятия обеда безбрачия. – заявил он и опять прошипел. -Прокляну.

– -Я тебе щас дубинкой промеж ног заеду. – рыкнул второй, стоящий позади отца святого. – Правильно, сейчас же уже ночь?!

– -Утром – Быдло, а вечером… – дополнил рядом сидящий.

– -Это не так, я в вере уже двадцать годочков. – заныл, как ребёнок у которого отнимают леденец.

– -Слышь, Серафим, он же – Быдло…

– -Он же Чикатило. – перебив, добавил здоровый мент.

– -А ты мощи своего тёски видал?

– -Да, о, начальствующий!

– -О как! – дежурный за улыбался. – И кость украл? – все засмеялись. – И приехал в Питер её получше продать?! – гогот усилился.

– -Не богохульствуй, антихрист, Ирод царя небесного, а то я вас всех прокляну!!!! – выпучил глаза Серафим и нечаянно по-старчески пёрнул.

– -А вот пердеть тут не надо. – заметил дежурный.

– -Да это он так проклинает. —добавил, стоящий позади мента. Серафим ещё больше раскрыл свои раскосые очи, зрачки которых были: один – тёмно-зелёный, а другой – светло-коричневый.

– -А хочешь, я тебя щас прокляну? – спросил здоровый с автоматом. – короче, будешь вон, парашу в сарае у нас в отделе щас чистить.

– -А я буду прокурору жаловаться от имени православной церкви. – насупился товарищ Быдло.

– -Пшёл вон, арбуз, ты из западной Украины?

Степан, закрой его обратно.

На утро нас выпустили, и мы остались без Серафима, его заставили чистить туалет. К обеду он нас догнал и мы, помолившись, направились к видимым торговым точкам…