Читать книгу Клетка - Стеф Хувер - Страница 6

Вы любите гостей? Я нет. Всегда кажется, что они вторгаются, вынюхивают, нарушают мое пространство. Это с детства. Ведь все наши проблемы оттуда, да? Я точно знаю это, так пишут в книгах по психоанализу и говорят на приемах у психотерапевта. Не слышали? Тогда поверьте на слово.

Особенно я не любила, когда приезжал мой кузен Шон. Мне было шесть, а ему тринадцать. Он всегда ходил с книгой под мышкой и задирал передо мной нос. Белобрысый, чистенький всезнайка.

Но я-то знала, что за мыслишки вертелись в его голове! Сразу поняла. Как только увидела, что он прячет под невзрачной обложкой. Такие картинки не для правильных мальчиков. Это плохо. Ради этого мама и папа закрывают дверь в спальню плотнее. Это взрослый секрет.

А Шон демонстративно кривился, когда в кино показывали поцелуи. Маленький говнюк!

Он поймал меня в своей комнате, когда я рассматривала его книжку, заставил спустить трусики и принялся бесстыдно разглядывать. Я плакала и стеснялась, прикрывалась, как могла. Но он поднимал мои руки и говорил, что иначе расскажет всем, что я рылась в его вещах.

На первый раз Шон отпустил меня быстро. Во-первых, позвали ужинать, во-вторых, шестилетний ребенок не возбудил его интереса – слишком уж отличался от тех моделей из книги.

Я надеялась, что больше он меня не поймает. Несколько дней держалась поближе к родителям и сестре. Если оказывалась с Шоном в одной комнате, начинала нервничать и привлекать внимание взрослых любым способом – могла опрокинуть что-нибудь или пустить слезу ни с того ни с сего. Кузен делал вид, что не понимает. Даже пару раз вежливо предложил сыграть с ним в прятки. Как же!

Я считала дни до его отъезда.

Но мне показалось правильным забрать его книгу напоследок!

Выждав момент, я пробралась в его комнату и стащила ее.

Если есть Бог, то почему он не подсказал мне, что надо просто показать книгу взрослым? Нет, я утащила ее к берегу реки и принялась рвать страницы в мелкие клочки. Дрянные, грязные картинки! С каким наслаждением я расправлялась с ними! Представляя, что это Шон, его кожа. И пускала их по ветру с обрыва.

Я так вошла в раж, что не заметила своего кузена, подкравшегося сзади…

Обнаружив пропажу, он отправился на поиски. Но не книги…

Первый удар пришелся мне в затылок, вторым ударом Шон разбил мне нос. В третий раз он безжалостно заехал ботинком мне в живот.

Спасаясь от ударов, я только и смогла, что отползти к обрыву и соскользнуть вниз. Скатившись кувырком по траве, оказалась в реке. Вонючая вода хлынула мне в нос и в рот. Я захлебнулась. Дернулась. Нащупав склизкое дно, встала на ноги и закашлялась. Изо рта вывалились длинные нити водорослей и еще какая-то мерзость.

Я плакала. А Шона уже не было.

Когда я вернулась домой, вся продрогшая и в синяках, то не дождалась никакого сочувствия. Наоборот! Меня же еще и отругали, и лишили ужина. Потому что этот гаденыш Шон принес только обложку своей ненаглядной книги, предварительно избавившись от компрометирующих страниц, и обвинил меня в том, что я уже не первый раз покушаюсь на его вещи. А теперь еще и книгу вот испортила!

Разумеется, слушать мою версию никто не стал.

Только сестра меня пожалела. Не пошла со всеми гулять, а притащила мне остатки пирога. Даже легла со мной в кровать, хотя мы с трех лет спали отдельно.

Чувствовать ее руки было здорово – они грели и обнимали. Сестра целовала меня в лоб и шептала, что все будет хорошо. Как мама.

И я верила, что будет. Когда этот противный Шон уедет. Особенно если по дороге с ним что-нибудь случится. Например, машина опрокинется в кювет или лоб в лоб столкнется с многотонным мусоровозом. Помню, я даже представляла это! Как окровавленного гаденыша извлекают из-под кучи зловонного мусора, а он раздавлен, бьется в агонии, просит полицейского передать мне последнее «прости» – и дохнет.

Воспоминания захлестнули меня ядовитой волной, будто не миновало с тех пор почти три десятилетия. Я сжала кулаки до одурения – так, что ногти вонзились в ладони. Мне снова захотелось наказать его! За все! Сейчас!

Я спустилась в подвал, где некогда находилась прачечная, и прильнула к окошечку у пола. Помнится, отец сделал его, когда мы не заметили Черри и захлопнули дверь, а он едва не сдох внизу, бестолково мяукая, – не слышно же ничего.

Шон почувствовал меня – или увидел тень? – и вжался в стену. Спрятал голову пониже, затаился.

Щенок! Ну как тебе клетка? Как раз для плохих мальчиков. Со сливом в полу, сломанной стиральной машиной и кучей тряпья вместо постели.

Сидишь? Сиди-и.

Сиди, животное! Жри из миски и продолжай испражняться в яму! А твоя извращенность в конце концов разъест твой мозг, если не станешь на путь исправления. Осталось недолго… Жаль, не перекрыть к тебе воду. Впрочем, нет. Я представила, какая вонь бы уже стояла, не умудрись ты мыться в тазике. Чистопло-о-отный…

Я стукнула по двери, наслаждаясь страхом этого паршивца. Каждый звук заставлял его дергаться. Мне нравилось представлять, как он кидается из угла в угол, роет пол, срывая ногти, ищет выход отсюда, а в глазах – испепеляющий ужас. И если бы он мог, то наверняка бежал бы от меня за тысячу километров. Но он не может. Не может!

Я поднялась наверх, заперла на ключ дверь, ведущую из полуподвального помещения в дом, и вышла на задний двор. Мне нестерпимо хотелось посмотреть поближе, что он там делает. Через кошачий лаз рассмотреть что-то чрезвычайно трудно, и я поспешила к вентиляционному окну в цоколе.

Я отперла засов на железной ставне, и в подвал сквозь решетку хлынул поток солнечного света, словно театральный софит. Он выцепил из тени моего актера одной роли.

Шон сидел в углу, на пыльном тряпье, уперевшись лбом в колени. Меня взбесило, что он не смотрит на меня.

– Тварь! Смотри! Смотри-и! – взревела я. – Теперь я не маленькая трусливая девочка! Это ты! Ты валяешься в моих ногах и просишь о пощаде!

Мразь! Слабак. Легко быть сильным, когда тебе тринадцать, а той, над которой ты издеваешься, – всего шесть…

Внезапно я зацепилась взглядом за книги, которые принесла ему на днях. Не те – грязные, гадкие, непотребные, которыми он зачитывался, – а обычные. Они лежали на перевернутой корзине для белья, приспособленной им под стол.

– Читал?

Сучонок быстро закивал. Слишком быстро. Врал…

Я бы спросила, о чем они, но сама не знала, просто выбрала на стенде интеллектуальной литературы. Не хотелось попасть впросак. Начала бы нести бред, дала ему лишний повод… для смеха. Ведь он давно не смеялся. Ровно с того момента, как я защелкнула за ним замок.

– Тебе понравилось?

– Понравилось. – Ответ прозвучал без раздумий. Эхом. Эхом моих последних слов.

Я улыбнулась. Мне показалось, что он делает это специально, чтобы угодить.

– И какие выводы ты сделал?

– Выводы? Да вы… – Его невысказанные слова будто ударили по мне.

Сучонок дернулся, схватился за предплечье и, закусив губу, осторожно поерзал, усаживаясь поудобнее.

Сломал? Черт бы его побрал!

А вслух спросила:

– Болит?

– Нет.

И снова врет!

– Тогда отвечай! Ведь слышал вопрос: какие выводы ты сделал из прочитанного?

Мне надо быть последовательной, если я хочу чего-то добиться. Вода и камень точит.

– Телефон, – шепнул гаденыш.

Что? Я не поняла, о чем он. Думала, издевается. Пока не расслышала трели из своего кармана. Пришлось отложить нашу беседу. А жаль. Не люблю смешивать две стороны своего существования.

Заперла ставни на засов, отошла от стены дома, свернула к парадному входу и только потом поднесла телефон к уху.

– Ты где? – тревожно, с участием прозвучал голос Ло. – Все в порядке?

– Я дома. Конечно, в порядке. А как еще может быть?

– Ты долго не брала, я подумала…

– Не надо думать о плохом. Все хорошо. – Я улыбнулась и прикрыла глаза в благодарность за ее заботу.

У меня самая лучшая сестра.

Она не святоша и не ангел.

Но я убью за нее. Кого угодно! Убью… Будь то Бог или дьявол!

И она. Убьет. За меня. Тоже.

Я знаю…