Читать книгу Триумф и трагедия Эразма Роттердамского0 - Стефан Цвейг - Страница 3

Взгляд на время

Оглавление

Грань веков – пятнадцатого и шестнадцатого – по своей драматической напряженности эти роковые годы Европы сравнимы лишь с нашим временем. Внезапно пространство Европы становится мировым, одно открытие обгоняет другое, и благодаря отважности нового поколения мореплавателей за немногие годы наверстывается то, что на протяжении столетий было упущено либо из-за безразличия их предшественников, либо из-за отсутствия у них мужества. Словно на электрических часах, одна за другой выскакивают цифры: в 1486-м году Диас – первый европеец – открывает мыс Доброй Надежды, в 1492-м Колумб достигает американских островов, в 1497-м Себастьян Кабот – Лабрадора и тем самым американского континента. Новый континент включен в мир белой расы, но уже плывет Васко да Гама от Занзибара на Каликут и открывает морской путь к Индии, в 1500-м году Кабрал открывает Бразилию, и, наконец, в 1519–1522-х годах экспедиция Магеллана совершает достопримечательное и венчающее деяние, первое кругосветное путешествие – от Испании до Испании. Таким образом наконец-то признается созданный Мартином Бехаймом в 1490-м первый глобус – «Земное яблоко», – высмеянный его современниками как несусветная глупость, обруганный антихристианской гипотезой, отважный подвиг Магеллана подтвердил самые смелые мысли. Земной шар, на котором люди, угнетенные своим невежеством, носились в звездном пространстве, словно на «terra incognita»[5], за одну ночь превратился в нечто реальное, оказывается, его можно познать, можно объехать, омывающие его моря – до сих пор просто мифическая, бесконечно волнуемая голубая пустыня – поддаются измерениям, водные пространства можно преодолеть, можно заставить их служить человеку. Одним рывком поднимается европейская отвага, в неистовом состязании на открытия во вселенной не будет более никаких пауз, никаких передышек. Каждый раз, когда пушки Кадиса или Лиссабона приветствуют вернувшихся в родную гавань галионы, к гавани устремляются толпы любопытных, сгорающих от нетерпения услышать сообщение о вновь открытых странах, подивиться никогда до сих пор не виданным птицам, зверям, людям; потрясенные, видят они огромные груды серебра и золота, по всей Европе разносится весть о том, что благодаря духовному героизму своих сынов европейская раса внезапно, едва ли не в одну ночь стала средоточием вселенной, ее владычицей. В это время Коперник вычисляет никому не известные орбиты звезд вокруг внезапно озаренной Земли, и все эти новые знания вследствие только что открытого буквопечатания с невиданной до сих пор скоростью разносятся по всему свету – в самые отдаленные города, в самые затерянные уголки Европы: впервые за прошедшие столетия Европа испытывает счастливое и жизнеутверждающее коллективное переживание. За одно поколение основные категории миропонимания человека – пространство и время – кардинально изменились, получили другие масштабы, подверглись переоценке – лишь на грани девятнадцатого и двадцатого веков – благодаря изобретению телефона, радио, автомобиля и самолета – мы снова внезапно столкнулись с подобной переоценкой категорий пространства и времени, лишь наше время, время этих открытий и изобретений, испытает подобное же изменение жизненного ритма.

Такое внезапное расширение внешнего пространства вселенной должно, само собой разумеется, повлечь за собой такие же резкие изменения в духовной сфере человека. Каждый индивидуум внезапно вдруг оказался вынужден мыслить, считать, жить в совершенно других измерениях; мозг еще только-только приспосабливается к этим изменениям, а чувства уже изменились – беспомощное замешательство, полустрах, полувосторженное головокружение – такова всегда первая реакция, таков первый отклик души, когда она внезапно утрачивает меру, когда она мистическим образом лишается всех норм и форм, на которых до сих пор основывалась. За какую-нибудь ночь все знания стали сомнительными, все вчерашнее стало тысячелетней давности, безнадежно устарело и отмерло, карты Птолемея, бывшие для двадцати поколений неопровержимой святыней, после открытий Колумба и Магеллана превратились в посмешище для детей, произведения о Вселенной, астрономии, геометрии, медицине, математике, которые благоговейно переписывались не одно тысячелетие, которыми все предыдущие поколения восторгались как безупречными, потеряли свою значимость, все существовавшее до сих пор вянет под жарким дыханием нового времени. Покончено со всяческим комментированием и обсуждением трудов ученых Античности, ниспровергаются, словно идолы, старые авторитеты, рушатся бумажные горы трудов схоластиков, человеку открываются новые перспективы, о существовании которых он и не подозревал. Следствием внезапного обновления системы кровообращения европейского организма, обогащения ее новыми компонентами является ускорение ритма жизни, человечество лихорадочно стремится к знаниям, к науке. Развитие, находившееся в полусонном переходном состоянии, из-за этой лихорадки приобретает другой, несравненно более быстрый темп, все, казалось бы, давно устоявшееся приходит в движение, как при землетрясении. Унаследованные от Средневековья порядки перегруппировываются, иные поднимаются на более высокий уровень, иные – исчезают: рыцарство гибнет, города развиваются, крестьянство нищает, торговля и роскошь, благодаря туку – колониальному золоту – расцветают с тропической интенсивностью. Все сильнее и сильнее брожение, тотальная перегруппировка в социальном плане проводится в движении, на марше, происходит нечто подобное тому, что переживаем мы под ударами обрушившейся на нас сейчас техники, ее организации и рационализации во всех областях общественной жизни: наступает критический момент, когда усилия человечества как бы обгоняют его и ему требуется напрячь все силы, чтобы вновь догнать их.

На рубеже веков, в десятилетия переворота, вызвавшего следствия, переоценить которые невозможно, ударом поразительной силы потрясены все области человеческого бытия, даже самые глубинные слои духовного мира – религиозные, – которые до сих пор были пощажены штормами времени. Догма, загнанная католической Церковью в застывшую, неподвижную форму, словно скала стояла незыблемая, не подвластная никаким ураганам, и это великое, доверчивое повиновение ей было как бы символом Средневековья. Наверху стоял Авторитет и приказывал, внизу – человечество, преданно и послушно внимающее святым словам, не пытаясь хотя бы на йоту усомниться в их духовной справедливости, и малейшее сопротивление, где бы и в чем бы оно ни проявилось, вызывало со стороны Церкви немедленную реакцию: анафема ломала меч императора, гаррота душила еретиков. Это единодушное, покорное послушание, эта слепо и блаженно служащая вера связывала в великую общность народы, племена, расы, сословия, как бы враждебны они друг другу ни были; в Средние века люди Запада имели одну лишь душу – католическую. Европа покоилась в лоне Церкви, изредка побуждаемая и возбуждаемая мистическими сновидениями, но – все же покоилась, и всякое стремление к правде, к знаниям, к наукам было ей чуждо. Теперь же впервые беспокойство коснулось западной души: если можно познать тайны земли, почему непостижимы тайны Божьи? Постепенно одиночки поднимаются с колен, на которых покорно стояли с опущенными головами, и вопрошающе смотрят ввысь, вместо покорности их одухотворяет новое мужество: мужество мыслить и задавать вопросы; и вот, рядом с отважными авантюристами, с покорителями неведомых морей и материков, рядом с Колумбом, Писарро, Магелланом формируется поколение конкистадоров духа, решившихся штурмовать беспредельное. Религиозная сила, заключенная на протяжении столетий в догму, словно в опечатанную бутыль, вытекает из нее, испаряется, как эфир, и из церковных соборов проникает до самых глубин народа; мир желает обновлений и изменений и в этой последней, до сих пор нетронутой сфере – в религии. Вооруженный победоносной испытанной уверенностью в себе, человек шестнадцатого века уже не считает себя безвольной, ничтожной пылинкой, жаждущей росы Божьей милости, нет, он чувствует себя средоточием событий, титаном, на плечах которого держится мир; исчезают покорность, подавленность, появляется чувство собственного достоинства, чувственное и непреходящее упоение собственной силой – то, что мы связываем с понятием Возрождения, и рядом со священнослужителями равноправно выступают люди умственного труда, рядом с Церковью – наука. И здесь также высшие авторитеты низвергнуты или, во всяком случае, поколеблены, с покорным безъязыким человечеством Средневековья покончено, появляется новое поколение, которое вопрошает и исследует с такой же религиозной страстностью, как прежние поколения верили и молились. Из монастырей жажда знаний перемещается в университеты – наступательные форпосты свободных исследований, – почти одновременно возникающие во всех странах Европы. Освобождается поле для деятельности писателей, мыслителей, философов, для провозвестников, исследователей всех тайн человеческой души, дух человека находит новые и новые формы своего проявления; гуманизм пытается вернуть людям Божественное без посредничества церкви, и уже поднимается, сначала неуверенно, но затем все более и более убежденная в своей правоте, поддерживаемая массами всемирно-историческая потребность Реформации.

Великолепное мгновение, смена веков, наступление новой эры: Европа как бы внезапно обрела единую душу, единое сердце, единую волю, одни и те же желания. Могущественной чувствует она себя, единым целым, призванной к еще не полностью осознанной метаморфозе. Час наступил, беспокойством бредят страны, живые страхи и нетерпенье царят в душах, и надо всем этим реют и парят одни лишь глухие, неясные слухи об освобождающем, целенаправленном слове; теперь или никогда духу дано обновить мир.

5

Неизвестной земле (лат.).

Триумф и трагедия Эразма Роттердамского0

Подняться наверх