Читать книгу Однажды разбитое сердце - Стефани Гарбер - Страница 8

Часть 1. Сказка об Эванжелине Фокс
6

Оглавление

Что-то, напоминавшее луч света, щекотало ее кожу.

Ее кожу.

Эванджелина чувствовала свою кожу.

Она ничего не чувствовала уже… она даже не знала, сколько минуло с тех пор времени. Так долго ее окутывало лишь «ничего», но теперь Эванджелина чувствовала все. Веки. Лодыжки. Локти. Губы. Ноги. Кости. Кожу. Легкие. Сердце. Волосы. Вены. Коленные чашечки. Мочки ушей. Шею. Грудь.

Она дрожала от подбородка до кончиков пальцев ног. Ее кожа была покрыта потом, и это казалось самым невероятным ощущением – прохладным, влажным и живым.

Она снова была жива!

– С возвращением! – Твердая рука обхватила Эванджелину за талию, пока ее ватные ноги вновь привыкали к тому, что они состоят из костей и мышц.

Затем прояснилось зрение.

Возможно, она просто давно не видела лица, но обнимавший ее молодой человек был необычайно красив – смуглая кожа, глаза, обрамленные ободком густых ресниц, улыбка, намекавшая на целый арсенал обаяния. Плечи парня покрывал эффектный зеленый плащ с узором из медных листьев, таких же ослепительных, как и его лицо.

– Ты можешь говорить? – спросил он.

– Почему… – Эванджелина прокашлялась, чтобы прочистить горло от каменного осадка. – Почему ты выглядишь, как лесной маг?

Она поморщилась, стоило словам сорваться с губ. Очевидно, некоторые из ее чувств – способность фильтровать речь, например, – еще не могли справиться со своей задачей. Этот незнакомец спас ее. Она надеялась, что не оскорбила его.

К ее радости, блистательная улыбка парня стала только шире.

– Отлично. Иногда голос возвращается не сразу. Теперь скажи мне свое полное имя, дорогая. Я должен убедиться, что с твоей памятью все в порядке, прежде чем отпущу тебя.

– Куда? – Эванджелина попыталась рассмотреть окружающую обстановку. Казалось, что она находится в лаборатории. Каждый рабочий стол и аптекарские полки были уставлены пузырящимися мензурками или пенящимися котлами, которые засмолили весь воздух. Это был не сад ее матери. Единственной знакомой вещью в комнате оказался королевский герб Меридианной империи, нарисованный на одной из каменных стен. – Где мы? И как долго я пробыла статуей?

– В общей сложности около шести недель. Я – придворный мастер-зельевар, и ты находишься в моей непревзойденной лаборатории. Но ты сможешь уйти, как только назовешь мне свое имя.

Эванджелине потребовалось время, чтобы собраться с мыслями. Шесть недель означали, что сейчас самый разгар Сезона Зноя. Не столь разрушительная потеря. Могло пройти и шесть лет, а то и все шестьдесят.

Но если прошло всего шесть недель, то почему никто не пришел ее встречать? Эванджелина знала, что мачеху мало волновала ее судьба, и со сводной сестрой они были не очень близки, но она спасла их жизни. А Люк… она не хотела даже представлять, почему ее возлюбленного здесь не было. Может, никто из них не ведал, что ее оживили?

– Я Эванджелина Фокс.

– Можешь звать меня Отрава. – Мастер зелий убрал руку с ее талии, совершив великодушный жест.

И Эванджелина тут же поняла, кем был этот молодой человек. Она должна была догадаться сразу. Парень выглядел в точности как его изображение на гадальной карте из Колоды Судьбы. Он носил длинный струящийся плащ, на всех своих пальцах – кольца с драгоценными камнями и, очевидно, работал с зельями. Отрава был Отравителем. Богом Судьбы, как и Джекс.

– Я думала, все Мойры исчезли, – выпалила Эванджелина.

– Недавно мы совершили великое возвращение, но не будем об этом. – На лице Отравы застыло мрачное выражение, намекая Эванджелине, что он не хотел бы обсуждать эту тему.

Может, Эванджелина еще не до конца пришла в себя, но тем не менее понимала, что лучше не настаивать, несмотря на все те вопросы, которые вызвало его откровение. Репутация Отравы не отличалась смертоносностью, как у Джекса. Согласно легендам, он обычно не причинял никому вреда своими руками, но создавал ядовитые эликсиры, специфические зелья и необычные снадобья для других, кто порой использовал их в своих ужасных целях.

Эванджелина взглянула на кубок, который по-прежнему держала в руках.

Яд

Не пей меня

– Не возражаешь, если я заберу его? – Одной увешанной драгоценностями рукой Отрава забрал сосуд.

Эванджелина осторожно отступила на шаг.

– Как я здесь оказалась? Джекс попросил помочь мне?

Отрава рассмеялся, вновь вернув своему лицу дружелюбие.

– Прости, дорогая, но Джекс, вероятно, совсем позабыл о тебе. За те недели, что ты была каменной статуей, у него возникли кое-какие неприятности. Уверяю тебя, он не вернется в Валенду.

Эванджелина знала, что ей не следует проявлять любопытство. После последней встречи с Джексом она не желала больше никогда его видеть и не давать ему шанс взимать с нее плату, которую ему задолжала. Но Джекс не был похож на того, кто просто сбегает. Его невозможно было убить – если только эта часть истории не была подлинной, а Мойры не обладали абсолютным бессмертием.

– В какие неприятности попал Джекс? – спросила она.

Отрава сильно сжал плечо Эванджелины, давая ей понять, что слово «неприятности» – слишком мягкое описание того, что произошло с Джексом.

– Если у тебя есть хоть капля инстинкта самосохранения, ты забудешь о нем.

– Не волнуйся, – отозвалась Эванджелина. – У меня нет никакого желания вновь видеться с Джексом.

Отрава скептически приподнял бровь.

– Это всего лишь слова, но стоит тебе переступить порог наших владений, и вернуться к обыденной жизни будет практически невозможно. Большинство из нас покинуло этот город, так что, скорее всего, ты не столкнешься случайно с кем-то из Мойр. Но теперь, когда ты вкусила прелести нашего мира, людская жизнь потеряет все краски. Тебя будет влечь к нам. Даже если никогда не захочешь увидеть Джекса, все равно будешь тяготеть к нему, пока не выполнишь условия сделки. Но если хочешь получить шанс на счастливую судьбу, борись с этой тягой, – иначе Джекс приведет тебя лишь к погибели.

Эванджелина хмуро поджала губы. Хоть она и не сомневалась в его словах, но все же не могла понять, почему бог Судьбы даровал ей такое предостережение.

– Я никогда не пойму людей. – Отрава вздохнул. – Все вы, кажется, с радостью приветствуете нашу ложь, но вам никогда не нравится, если мы говорим правду.

– Может, нам сложно поверить в то, что бог Судьбы захочет помочь человеку по доброте душевной?

– А если я скажу, что действую из личных интересов? – Отрава сделал глоток из своего кубка. – Валенда – мой дом. Я бы не хотел, чтобы меня вынуждали бежать на Север за плохое поведение, как других, – мне не нравится, как тамошняя магия влияет на мои способности, и слишком уж там холодно. Поэтому я стараюсь быть полезным короне. А теперь ступай, в главном зале тебя ждут.

Отрава направил ее к винтовой лестнице, где до Эванджелины донесся один из самых восхитительных ароматов – розового сахарного торта.

Ее желудок заурчал. Она и не заметила, как сильно проголодалась.

Поблагодарив Отраву, она поднялась по ступенькам.

Через несколько секунд витающий в воздухе аромат стал лишь слаще, а мир наполнился такими яркими красками, что создалось ощущение, будто вся ее жизнь до сего момента была слишком блеклой. Огромный зал, казалось, был соткан из мерцания и света: золотые люстры в форме корон парили над позолоченными столами, арфами и роялями с золотыми клавишами. Однако от вида всех собравшихся здесь людей она позабыла, как дышать.

Так много людей. Все хлопали в ладоши, широко улыбались и усмехались ей.

Эванджелина водила дружбу со многими посетителями лавки диковинок ее отца, и каждый из них, казалось, пришел сюда, чтобы приветствовать ее возвращение. Это было трогательно и согревало ей душу, но в то же время ощущалось несколько странным, что здесь собралось столь много людей.

– Привет, милочка! – окликнула ее мисс Мэллори, которая коллекционировала карты вымышленных мест. – Мне столько всего нужно тебе рассказать о моем внуке.

– Не терпится послушать, – ответила Эванджелина, прежде чем ей пожал руку джентльмен, что всегда заказывал малоизвестные иностранные кулинарные книги.

– Я так горжусь тобой! – воскликнула леди Вейн, предпочитавшая покупать горшочки с исчезающими чернилами.

После стольких недель нескончаемой пустоты Эванджелина была окружена объятиями и зацелована в обе щеки. Но сердце ее все же рухнуло вниз, когда ей не удалось отыскать среди толпы Люка.

Ее сводная сестра стояла поодаль от остальных, и Люка с ней тоже не было. Но облегчение, которое Эванджелина надеялась почувствовать, не обнаружив их вместе, отчего-то не наступило. Неужели он не знал, что все здесь соберутся? Или нашлась иная причина, по которой Люк решил не приходить?

Выражение лица Марисоль трудно было счесть. Она едва ли держалась на ногах и пыталась отогнать муху, чтобы та не села на сияющий розовый сахарный торт в ее руках. Но как только Марисоль увидела Эванджелину, она постепенно расплылась в улыбке столь же ослепительной, как и этот прекрасный торт.

Агнес не одобряла любовь своей дочери к выпечке: она желала для Марисоль великих свершений и говорила, что кулинария – слишком примитивное увлечение, – потому Эванджелина и задалась вопросом, как мачеха позволила ей приготовить к сегодняшнему дню угощение. Четыре розовых пышных бисквитных яруса, прослоенные сахарным кремом, с бантом из сладкой глазури и огромной табличкой из песочного теста с надписью «С возвращением, сестра!».

Чувство вины, вязкое и тяжелое, смешалось с беспокойством. Эванджелина никак не ожидала подобного жеста от своей сводной сестры и уже точно не заслуживала его.

– О, вот и моя драгоценная, прекрасная девочка! – Агнес подошла и обняла Эванджелину. – Мы так ужасно волновались. Какое облегчение мы испытали, узнав, что есть кто-то, способный излечить тебя. – Агнес крепче сжала Эванджелину в своих объятиях и прошептала: – Столько женихов интересовались тобой. Теперь, когда ты вернулась, я организую прием для самых богатых из них.

Эванджелина пребывала в замешательстве, она не знала, на что реагировать в первую очередь: то ли на слова, что сейчас сказала Агнес, то ли на новейшую версию мачехи, которой не чуждо обниматься. Даже когда эта женщина только вышла замуж за отца Эванджелины, она никогда не обнимала свою приемную дочь. Агнес вступила в брак с Максимилианом по той же причине, что и он: ей нужно было позаботиться о будущем собственной дочери. Максимилиан Фокс не был знатен и богат – его деловые предприятия терпели крах почти столь же часто, сколь приводили к успеху, – но он был достойной партией для вдовы с дочерью.

Агнес выпустила Эванджелину из объятий, только чтобы представить джентльмену, который, как сильно надеялась Эванджелина, не входил в число ее поклонников.

На нем была белая шелковая рубашка с кружевным жабо, что каскадом ниспадало до пояса черных кожаных брюк, настолько узких, что она удивилась, как он вообще мог в них двигаться.

– Эванджелина, – начала Агнес, – это мистер Кутлас Найтлингер из газеты «Шепот».

– Вы пишете для этих скандальных полос?

– Это не скандальные полосы, а периодическое издание, – фыркнув, поправила Агнес, чем навела Эванджелину на мысль, что со времен той статьи, вдохновившей ее на поиски двери в церковь Принца Сердец, читательская аудитория и авторитет новой газеты заметно подросли.

– На самом деле меня не волнует, как вы ее назовете, мисс Фокс, лишь бы мне позволили рассказать о вас. – Кутлас Найтлингер провел писчим черным пером по губам. – Я освещаю все, что связано с возвращением Мойр, и у меня есть к вам несколько вопросов.

Земля внезапно пошатнулась под ногами Эванджелины. Меньше всего ей хотелось обсуждать события, которые произошли с Джексом. Никто не должен был проведать, что она заключила сделку с богом Судьбы.

Если бы Эванджелина полностью пришла в себя, она бы отвертелась, придумав хитроумное оправдание. Но из них двоих искусно крутиться удавалось лишь мистеру Кутласу Найтлингеру в кружевном жабо и черных кожаных штанах.

Он спешно увел ее с пиршества, минуя пару плотных золотых штор, и усадил на спрятанную в алькове скамью, где пахло тайной, мускусом и фальшивой магией. Или это был парфюм Кутласа Найтлингера?

– Мистер Найтлингер… – Эванджелина поднялась со скамьи, и мир пред ее глазами стремительно закрутился. Ей в самом деле не мешало бы поесть. – Я не думаю, что сегодня лучший день для разговора.

– Не волнуйтесь, не играет никакой роли то, что вы скажете. Я выставляю людей, у которых беру интервью, в хорошем свете. Вы уже всеобщая любимица. После принесенной жертвы вы стали одной из самых обожаемых героинь Валенды.

– Но я ведь не героиня.

– Вы излишне скромны. – Кутлас склонился ближе. Тяжелый аромат, витающий в воздухе, действительно оказался его парфюмом. – Во время Недели Террора…

– Что за Неделя Террора?

– О, это было так захватывающе! Она началась сразу после того, как вас обратили в камень. Боги и богини Судьбы воротились – поверите ли вы, что они были заперты в колоде карт? Столько бед и хаоса они принесли с собой, когда сбежали и попытались завладеть короной империи. Но история о том, как вы на свадебном торжестве пожертвовали собой и превратились в камень, вдохновляла людей по всему миру в то нелегкое время. Вы – герой.

У Эванджелины внезапно пересохло в горле. Неудивительно, что в зале собралось так много людей.

– Хочется надеяться, что я поступила так же, как поступил бы любой другой на моем месте.

– Чудно! – Кутлас достал из своего кожаного жилета невероятно крошечный блокнот и начал что-то строчить. – Моим читателям это понравится. А теперь…

Ее желудок прервал его громким урчанием.

Кутлас рассмеялся так же быстро и отточенно, как росчерк его пера.

– Проголодались?

– Не могу вспомнить, когда ела в последний раз. Мне, верно, следует…

– У меня еще несколько вопросов. Ходят слухи, что, пока вы были каменной статуей, ваша приемная мать начала принимать предложения руки и сердца от вашего имени…

– Ох, Агнес – моя мачеха, – перебила Эванджелина, – она никогда не удочеряла меня.

– Думаю, можно с уверенностью сказать, что теперь она это сделает. – Кутлас подмигнул. – Ваша звездная слава будет сиять только ярче, мисс Фокс. А теперь позвольте мне записать напутственные слова для всех ваших поклонников?

Слово «поклонники» оставило дурной привкус на языке Эванджелины. Она действительно не заслуживала каких-либо поклонников. И все, несомненно, испытывали бы иные чувства, узнай они, что девушка на самом деле сотворила.

– Если вы потеряли дар речи, я могу придумать что-нибудь блестящее. – Его писчее перо прошелестело по блокноту.

– Постойте… – Эванджелина по-прежнему не могла подобрать слов, но при мысли о том, что он мог сочинить, ее бросало в дрожь. – Я знаю, что истории зачастую живут своей собственной жизнью. Уже чувствую, как тот ужас, что мне довелось пережить, превращается в сказку, но во мне нет ничего особенного, и все это – вовсе не сказка.

– И все же история для вас закончилась хорошо, – заметил Кутлас.

– Она была заточена в камень на протяжении шести недель, – произнес мягкий голос позади них. – Я бы не сказала, что история закончилась хорошо.

Эванджелина посмотрела через плечо Кутласа и увидела свою сводную сестру.

Марисоль стояла между золотыми шторами, держа сахарный торт перед собой, точно щит.

Кутлас повернулся, прошуршав кружевами и кожей.

– Проклятая Невеста!

Щеки Марисоль приобрели болезненно алый оттенок.

– Превосходно! – Перо Кутласа вновь запорхало. – Я бы с удовольствием поболтал и с вами.

– Знаете… – перебила его Эванджелина, чувствуя, что именно Марисоль сейчас нуждалась в немедленном спасении. – У нас со сводной сестрой не выдалось ни минутки побыть вместе, поэтому я вынуждена украсть ее, чтобы отведать торт.

Эванджелина наконец протиснулась мимо него, подхватила под руку свою сводную сестру и скрылась за шторами.

– Спасибо. – Марисоль крепче прижалась к Эванджелине, и хотя раньше они никогда не любили держаться за руки, Эванджелина почувствовала, что сводная сестра похудела. Марисоль всегда имела стройную фигурку, как и ее мать, но сегодня казалась особенно хрупкой. Ее кожа была бледной, едва ли не восковой, – возможно, виной тому стал разговор с Кутласом. А под светло-карими глазами девушки темнели круги, которые выглядели так, как будто не сходили уже несколько дней, а то и недель.

Эванджелина резко остановилась, пока они не присоединились к остальным собравшимся. Не так давно она задавалась вопросом, почему Люк не пришел, а теперь боялась узнать на него ответ.

– Марисоль, что случилось? И… где Люк?

Марисоль покачала головой.

– Нам не стоит говорить об этом сейчас. Это твой счастливый день. Я не хочу его портить.

– Ты испекла для меня торт и спасла от короля скандальной прессы… Думаю, ты здесь – настоящая героиня.

На глаза Марисоль навернулись слезы, и Эванджелина ощутила себя так, словно в груди провернули нож.

– Что? – надавила она на сестру. – В чем дело?

Марисоль прикусила губу.

– Это случилось четыре недели назад, когда мы с Люком решили сыграть свадьбу снова.

«Они пытались пожениться, пока она была куском камня?» На этот раз нож внутри Эванджелины словно раздирал ее до крови. Эта новость не должна была причинить столь нестерпимую боль. Не увидев Люка в лаборатории Отравы и среди остальных собравшихся на пиршестве по случаю ее возвращения, она решила, что между ними так ничего и не переменилось. Однако больно было узнать, что он даже не оплакивал ее, что спустя всего две недели после того, как она превратилась в каменную статую, планировал устроить свадьбу вновь.

– Мы думали, опасность миновала, потому что Неделя Террора окончилась. Но по дороге на свадьбу на Люка напал дикий волк.

– Подожди-подожди, что? – запинаясь, спросила Эванджелина.

Валенда была оживленным портовым городом. Самыми крупными животными, что водились здесь, считались собаки, а вслед за ними – одичавшие кошки, рыскающие по докам в поисках мышей. Волков в Валенде и в помине не было.

– Никто не знает, откуда взялся волк, – сокрушенно пожаловалось Марисоль. – Лекарь сказал, что Люк чудом выжил. Но я не уверена, что он действительно выжил. Волк сильно изувечил его.

Ноги Эванджелины стали ватными, словно внезапно лишились костей. Она попыталась открыть рот, чтобы сказать, что он, по крайней мере, выжил. Пока он жив, все будет хорошо. Но судя по тону, с каким говорила Марисоль, казалось, будто он уже был мертв.

– Прошло уже несколько недель, а он так и не покинул свой дом, и… – Слова Марисоль стали отрывистыми, а распрекрасный торт в ее руках задрожал, отчего капля крема упала на ковер. – Он отказывается меня видеть. Думаю, он винит во всем меня.

– Как ты можешь быть в этом виновна?

– Ты слышала мистера Найтлингера. Все в Валенде называют меня Проклятой Невестой. Две свадьбы и две ужасные трагедии в течение нескольких недель. Мама продолжает твердить, что это не плохо, а я – особенная, раз первой привлекла внимание Мойр, когда они вернулись. Но я-то знаю, что это не так. Я проклята.

По бледным щекам Марисоль заструились слезы.

До этого момента Эванджелина изо всех сил старалась не жалеть о своем решении. Возможно, нападение на Люка по дороге на свадьбу было простой случайностью, но гораздо более вероятным представлялось то, что к этому инциденту причастен не только дикий волк. Джекс обещал, что сорвет свадьбу, и явно сдержал свое слово.

Эванджелине не следовало заключать с ним сделку.

Она бы хотела переложить всю вину на Джекса, но на ней ответственность лежала в той же мере, что и на нем. Едва завидев в саду статуи, Эванджелина поняла, что совершила ошибку. Она думала, что своей жертвой исправила ее, но ей никогда не следовало обращаться за помощью к Принцу Сердец.

– Марисоль, я должна сказать тебе… – Слова прилипли к языку Эванджелины. Она стиснула зубы, чтобы вырвать это признание, хотя и понимала, что проблема не во внезапно возникшем напряжении, которое она ощутила. Ее охватил страх.

Эванджелина дрожала так же сильно, как и в момент, когда впервые услышала новость о помолвке Люка с Марисоль. В тот день, когда она пыталась поговорить с Марисоль о Люке, слова застряли у нее в горле. Она была совершенно уверена, что это какое-то проклятие. И все еще хотела в это верить. Но Эванджелина больше не могла игнорировать тот факт, что она, возможно, ошиблась.

Возможно, истинная причина, по которой Эванджелина так и не смогла поговорить с Марисоль о Люке, заключалась не в злобных чарах. Может быть, это страх парализовал ее язык. Может быть, в глубине души Эванджелина боялась, что на самом деле на них с Люком не лежит никакого проклятия, а он просто-напросто не был ей верен.

– Все в порядке, Эванджелина. Совсем не обязательно что-то говорить. Я рада просто от того, что ты вернулась! – Марисоль поставила торт на ближайший позолоченный стол и обняла Эванджелину так, как в ее голове представлялись объятия настоящих сестер.

И она знала, что не может сказать ей правду, только не сегодня.

Последние шесть недель Эванджелина провела в одиночестве, обратившись каменной глыбой. Она не хотела снова оставаться одной, но ей придется, если кто-нибудь узнает, что она натворила.

Однажды разбитое сердце

Подняться наверх