Читать книгу Священная ложь - Стефани Оукс - Страница 6

Хуанита приходит ко мне в палату, когда я завтракаю – доедаю кашу с тонкими ломтиками клубники. Она говорит, что прошло уже три недели со дня моего ареста и настала пора действовать. Я спрашиваю, что это значит, и она вываливает из пакета на кровать гору одежды. Фабричной, окрашенной в неестественные цвета, каких нет в природе. Я упрямо качаю головой.

– Тогда попроси кого-нибудь, чтобы это постирали. Носишь вещи с самого ареста…

Она тычет пальцем в мою рубашку. Та, что Джуда. Он дал мне рубашку, когда я оказалась у него в хижине после того, как потеряла руки. Воняет, конечно, я и сама чувствую, но забрать не позволю. Это единственное, что от него осталось.

Я обхватываю себя руками и кивком указываю на гору одежды.

– Это зачем?

– Для суда.

Там несколько потрепанных костюмов, вылинявших от частых стирок, и пара платьев, бежевых и серых, безжизненных на вид. Хуанита поднимает их по очереди и прикладывает ко мне.

– Не хочу платье, – бормочу я.

– Все так говорят.

Платья мне ужасно велики. Хуанита выбирает непрозрачную блузку, чтобы я могла поддеть под нее рубашку Джуда, и юбку до колена. Потом затягивает чуть выше талии ремень.

* * *

В день суда на улице светло и сухо, а у меня, когда мы выезжаем со стоянки, идет носом кровь. Я не успеваю и слова сказать, как та уже течет по подбородку. Хуанита прижимает мне к лицу салфетку. Я, сама не зная почему, плачу. Теплые слезы медленно и почти беззвучно впитываются в ткань. Я всегда так плакала в Общине – чуть слышно, чтобы никто не заметил.

Прокурор в суде кидает громкие фразы: «сильно изувечен», «брошен на произвол судьбы», «ни малейших угрызений совести». Отчаянно жестикулируя, он указывает на пробковую доску, где прилеплены доказательства – рентгеновские снимки, на которых видны трещина в черепе вдоль нижней челюсти и темно-синее пятно на месте расплющенной, точно мандарин, селезенки.

Я оглядываюсь через плечо туда, где с отцом сидит Филип Ланкастер в слишком широком для него костюме. Глаза у парня сегодня ясные, в них нет бешенства, как в ту ночь. Правда, он нервно переставляет ноги, скрипя по полу резиновыми подошвами, и барабанит по коленям.

– Господа присяжные, – начинает Хуанита, когда наступает ее черед. – Факты этого дела неопровержимы. Молодой человек с психическим расстройством напал на юную девушку, которая менее суток назад лишилась дома. Девушку, которая годами подвергалась насилию. Моя клиентка действовала исключительно в целях самообороны, и все доказательства, предъявленные вам в ходе процесса, подтвердят ее невиновность.

Я гляжу на зрителей, сидящих на полированных деревянных скамьях, и вижу, как Филип под пиджаком прижимает к животу руку в том самом месте, куда я от души его пинала. Передние зубы торчат изо рта, обмотанные проволокой.

Шагая к трибуне, Филип смотрит на меня сверху вниз, и я заглядываю ему в глаза. В свете ламп из зала суда они выглядят совершенно обычными. Ничем не примечательными. На цвет как сельдерей.

Парень как парень.

Глаза у меня вмиг застилает слезами, и я громко плачу, свернувшись пополам и почти уткнувшись носом в густо навощенный стол.

Хуанита оглядывается.

– Минноу, тебе это не поможет, – строго шепчет она. – Судью слезами не растрогать.

Я мотаю головой, потому что вдруг осознаю свой промах. Я ошиблась, поддалась иллюзиям. И передо мной вживую стоит доказательство моей вины: в начищенных туфлях, с синяками и нормальными, человеческими глазами.