Читать книгу Сокровища Моргана Форта. Книга 1 - Стэлла Мейер - Страница 2

Хвала небесам! Наконец-то они на «Голубке»! В безопасности! Мать и дочь были несказанно рады почувствовать себя защищенными. В каюте их ожидал отдых, о котором Марианна и Сесиль Д Мар могли только мечтать: бочка с теплой водой, своевременно приготовленная чьими-то заботливыми руками, душистое прованское мыло, чистые простыни, свежая одежда! Теплый ужин на столе! Они наслаждались простыми радостями жизни после тягот опасной дороги, и это время казалось им божественно прекрасным.

Сесиль и Марианна негромко разговаривали, обсуждая произошедшие за все это время события. «Жан», как они уже назвали еще нерожденного малыша, чувствовал себя хорошо, как и мама, «морская болезнь» прошла, и это само по себе не могло не радовать. Марианна так и не решилась спросить ее о причине их бегства из Парижа, чтобы не расстраивать и не заставлять лишний раз нервничать.

Они, наверное, потеряли счет времени, предаваясь водным процедурам и, скорее всего, не услышали предупредительный стук в дверь, потому что едва успели прикрыть свою наготу, когда к ним неожиданно вошли, совсем не кстати, с визитом вежливости сыновья Де Пеньяка – Гийом и Филипп. Сложилась неловкая сцена.

– Добрый вечер. С прибытием! – Несколько растерянно приветствовали они женщин после некоторой паузы, понимая насколько не ко времени был их визит.

– Спасибо, рады вас видеть. – Несколько смущаясь, устало и церемонно ответили Сесиль и Марианна. Они и вправду искренне рады были бы их видеть, но хотя бы получасом позже.

Мать Марианны предполагала, что юноши сразу удалятся, но она ошибалась: вместо этого Гийом застыл в ступоре у двери, опустив глаза, а Филипп уставился на нее самым бесстыдным образом.

Филиппу исполнилось двадцать четыре года. Он был холодно красив: черные вьющиеся волосы и цвета бледно-голубого топаза прозрачные холодные глаза вкупе с острыми, точеными чертами лица делали его похожим на молодого орла-стервятника. Конечно, он больше походил на отца, чем его светловолосый брат. Однако основное сходство ограничивалось, к сожалению, только вьющимися черными волосами, потому что глаза Жоффруа Де Пеньяка, тоже удивительно сине-голубые, были слишком рассудительны и теплы, не в пример глазам сына, а черты лица были мягки и обтекаемы. С возрастом крестный Марианны стал немного полноват, не смотря на кипучий и энергичный характер, но этот факт только усиливал ощущение надежности и желание уткнуться лицом в его плечо, таким добродушным и уютным он казался.

Марианна, если сказать честно, с раннего детства недолюбливала Филиппа. Он всегда производил на нее отталкивающее впечатление и внушал неприязнь. Девушка видела по его поведению, что Филипп «испорчен» и имеет много дурных наклонностей, однако оставляла свои выводы на этот счет при себе.

Сесиль то же была не в восторге от старшего сына Жоффруа. Особенно ее раздражала его манера смотреть на нее. Этот взгляд, с тех пор, как он перестал быть желторотым юнцом, вгонял взрослую женщину в краску. Она осознавала, насколько она красива, и, возможно, привлекательна, но Филипп был для нее «сыном», таким же, как и его брат Гийом. Да, она была на десять лет моложе их матери, но и на девять лет старше его самого. Это было… возмутительно!

Младший сын Жоффруа Де Пеньяка был совсем другим. Замкнутый и молчаливый он казался образцом правильного воспитания. Наверное, поэтому, все старания Марианны «разговорить» его с детских лет ничем не заканчивались. Она знала, что она «Орхидея, поедающая мух», как прозвал ее Филипп, а Гийом… Копия своей матери. Прямые густые цвета спелой ржи волосы, ярко зеленые глаза, хорошо очерченный рот. Им просто можно было любоваться. Любая женщина позавидовала бы его природной красоте. Но вид его был не женственен, а наоборот угрюмо-упрям, в противоположность его старшему брату, всегда игравшего легкой усмешкой на губах. Хотя разница в возрасте у братьев была около года, и их должно было что-то объединять, они были всегда порознь как день и ночь. И сейчас более чем когда-либо, ощущалось их противостояние друг другу. Вечер был тихим, но в воздухе пахло бурей.

– Мадам Сесиль! – Начал Филипп, не замечая крайней неловкости сложившейся ситуации, а, может быть, действуя и нарочно, – Вы стали еще прекраснее. Вашей фарфорово-белой коже и вашим синим глазам позавидовала бы любая сирена! – Он потянулся поцеловать ее руку, но запнулся, и из-за тесноты каюты упал перед Марианной на одно колено. От злости и неожиданности, раздраженный, он проскрипел зубами:

– А ты, Марианна как была мавританской гарпией, так и осталась! «Орхидея, пожирающая мух»! И ты стала совсем похожа на мальчика! – Продолжил уже менее яростно Филипп. От него неприятно тащило спиртным. Вероятно, и неуверенность его движений была связана именно с этим.

– А ты нисколько не стал умнее, Филипп! – Осек его брат. – Мирри, с этого дня ты находишься под моей личной опекой, как и мадам Сесиль! – По тону его голоса было слышно, что он, скорее всего, оставался на корабле старшим в отсутствие отца. Он попытался вытащить брата из каюты, но он, казалось, совсем не собирался уходить и по-прежнему не сводил глаз с матери Марианны.

Марианна, наверное, покраснела, но в каюте было достаточно темно, да и цвет ее кожи наврядли бы «пропустил» через себя такой милый нюанс. Ситуацию спас крестный:

– Пока капитан и хозяин здесь я, стервецы, – наигранно добродушно похлопал он обоих братьев по спине, входя в каюту, – я забочусь здесь о гостях, и принимаю все решения! – Его голос стал жестче, – а если вам, как двум скорпионам, в одной коробке тесно, то я, пожалуй, отправлю тебя, Филипп, в Квебек, заниматься делами, которые тебя давно уже ждут и которыми тебе уже давно пора заниматься серьезно. А тебя, Гийом, ждет «Клементина», и земля тебя увидит еще не скоро. Я никогда не думал, что вы будете грызца, как две дворовые шавки, вы, Де Пеньяки! И когда! Сейчас! – Он ругнулся так, что даже у бывалого матроса перевернулось бы все внутри. Было видно, что Жоффруа Де Пеньяк мало того, что безумно устал, еле сдерживается, чтобы не взорваться, ведь ему уже доложили о стычках и разладе между братьями. Крестный Марианны извинился за сыновей и за себя:

– Простите, что вы стали свидетельницами этой сцены. И простите моих сыновей за это вероломное вторжение. Отдыхайте. Если что-то понадобится, Мирри, у двери дежурит Харпер, ты его знаешь, как в прочем, и всю «Голубку», команда почти не поменялась. Они все рады, что вы снова на борту. Доброй ночи! – Он поцеловал Сесиль в щеку и похлопал Марианну по плечу.

Де Пеньяки вышли. Было заметно, что отец разнимает братьев, чтобы они не сцепились друг с другом.

– Тебя ждет Клементина! – Пытался задеть Филипп брата.

Но закрывшаяся дверь не дала им услышать, что ответил ему Гийом.

Сесиль с облегчением вздохнула. Склоки Де Пеньяков им вообще ни к чему. Но как такое могло случиться, что они настолько не ладят? Мальчики выросли, это очевидно. Какое-то нехорошее предчувствие появилось у Сесиль, но она тут же подавила его. Им и без того есть о чем думать. Хотя… Прошлое у Эжена и Жоффруа общее и все, что коснется одного, коснется и другого…

Мать и дочь, раздосадованные этим ночным вторжением, стали заканчивать свой «туалет» и готовится ко сну. Радость замечательного вечера растаяла, возвращая их в суровую реальность.

– Спокойной ночи, Мирри. – Тихо сказала Сесиль, устраиваясь поудобнее на тахте, – давай спать, нам обеим нужен хороший отдых.

– Спокойной ночи, мама. – Марианна задула свечи. Они обнялись, поцеловали друг друга и постарались уснуть.

Марианна обдумывала сложившуюся ситуацию, и решила поговорить с Харпером о том, что происходит. Зачем отцу понадобилось возвращаться в их дом? Почему они бегут от кого-то? Что было до того, как папа купил маму на рынке в Марокко?

Почему она этим не интересовалась раньше! Набитая дура! Марианна была снова зла на себя. Это все этот пансион. Платья, шитье, варенья. Танцы. Глупости! Мишура! Чему полезному ее там научили? Что? Дорога по стопам матери Колетт? Дама полусвета с хорошим содержанием? Но она же «орхидея, поедающая мух», таких не содержат, язвительно заметила она сама себе. Кроме того, у нее будет брат. Она выдохнула и попыталась уловить биение его сердца где-то там, в эфире. Белокурый ангелок, с фарфоровой кожей и голубыми глазами, похожий на мать.

«Ну, хоть брат у меня будет загляденье». – Подумала Марианна. И тут перед ней, как будто на яву, появилась бабушка в цветастом переднике, качающая головой, с выбивающимися из прическами белыми пружинками прядей: «Тебе надо отдохнуть, Марианна. Тебе нужны новые силы!» – Сказала она и погладила внучку по голове, и та, как по мановению волшебной палочки, провалилась в густой, глубокий сон.

Марианна проснулась рано, и постаралась аккуратно выбраться из-под одеяла, чтобы не разбудить мать. Было видно, что та уснула только под утро: уголки ее губ опустились, а под глазами пролегли голубые тени переживаний. Сесиль спала крепко, как человек, организм которого наверстывает свое, во что бы то ни стало. Но даже дорога и переживания не отразились на ее красоте. Марианна всегда восхищалась внешностью своей матери и не любила смотреться в зеркало сама. Она была похожа на отца и бабушку-мавританку. Марианна слишком отличалась от других девушек: всегда смуглая кожа, большие черные глаза, обрамленные иссиня черными ресницами и светло-медные, жесткие, вьющиеся волосы. Ее отец, Эжен Д Мар, был плодом любви Николя Д Мара и марроканки, принявшей в христианстве имя Маргарита. Маргарита была подарена дедушке Марианны самим халифом Марокко за спасение его жизни. Марианна с удовольствием перебирала в памяти неоднократно рассказанную бабушкой историю, все ее детали, восхищалась дедушкой и могла бы пересказывать ее бесконечно. Но воспоминания сейчас для Марианны отошли на второй план.

Девушка снова оделась в мужское, собрала короткие непослушные волосы в небольшой хвост на затылке и повязала на голову серо-голубой платок. Она подошла к двери и прислушалась. Еще вечером они снялись с якоря и отплыли в Гавр, где отец обещал к ним присоединиться. Харпер, судя по всему, не спал. Было слышно, как кто-то принес ему еду, и он принялся за трапезу. Марианна тихонько толкнула дверь и выскользнула на палубу.

– Привет, Харпер, – прошептала она.

– Привет, Мирри. Хочешь? – Он указал на свою миску, хлеб и стакан с вином.

– Что– то я сыта с прошлого дня, – грустно улыбнулась она.

Харпер продолжил трапезничать. Матрос был немного старше ее отца и мсье Де Пеньяка, и кажется знал их целую вечность. Он был кряжист, загорел как все моряки, немного хромал на левую ногу и, что удивительно, почти не матерился. Марианна знала его тоже целую вечность, потому, что когда она была на «Голубке», он всегда был ее нянькой. А на «Голубке» она бывала каждый год, сколько себя помнит, по дороге к бабушке и обратно.

– Ты все еще мальчишка, Миррри, хотя здорово подросла, – улыбнулся Харпер, разглядывая свою подопечную, которую он не видел почти год, – но это к лучшему в нынешней обстановке. Хотя, знаешь, мне старой коряге хотелось бы увидеть тебя в беленьком платьице, идущей к алтарю в какой-нибудь церкви, и проронить слезу от умиления!

– Харпер, а что происходит? – Тихо спросила Марианна, не замечая его слов.

– Задай вопрос как-нибудь по-другому, детка, что бы я смог тебе на него ответить. – Немного нахмурился он.

– Что происходит с Гийомом и Филиппом, например? – Этот вопрос показался Марианне вполне нейтральным для начала, хотя она хотела бы спросить, что было такого в жизни ее отца до того, как она появилась на свет.

– Эти два сорванца выросли, язва их мать, и не дают покоя ни отцу, ни друг другу. Филиппу на море, ясен пень, делать нечего, море это не для него. И знаешь, что я тебе скажу, есть в нем большая гнильца. Расстроюсь я, если дерьмо будет парень, скажу тебе. Обведет он вокруг пальца, и брата, и отца. Там у них в Квебеке есть серебряные рудники, кстати, половинная доля – принадлежит твоему отцу, и если ты до сих пор не знала, то «Быстрый» и «Клементина» – тоже, по сути, твои корабли. Но так как-то пошло, что торговая хватка лучше у Жоффруа, и всеми основными делами руководит он. Да еще этим торговым делам мешает тяга твоего отца ко всяким лекарствам да снадобьям. Правда с голоду у нас далеко никто не пухнет, так что на эти его увлечения с обидой никто не смотрит. Да вот я отвлекся, про рудники. Пока, конечно, там мир, хотя костер тлеет, а ведь со дня на день полыхнет. Ей-ей полыхнет. Оттяпают англичане все, и тю-тю рудникам-то. Я матрос, мне что англичанин, что француз. Хотя я, знаешь, родился в Глазго, первые должны быть мне вроде как симпатичнее. Так вот я думаю, для дела, надо было бы подружиться с англичанами-то. Король ведь и пальцем не пошевелит, просрет, как есть. Не наша эта война. – Харпер вытер рот рукой и стал набивать трубку.

– А кто там, в Квебеке-то? – Продолжил он после минутной паузы, – мадам Аделина и Полетт, еще младше тебя. Нет, мадам Аделине палец в рот не клади, но тут мужская рука должна быть. Вот Де Пеньяк и посылает Филиппа туда. Но чует мое сердце, зря. Гийома бы надо, но да не может же он разорваться. Парень вырос не чета старшему.

Харпер приблизился к уху Марианны:

– А Филиппа на короткий поводок со строгачом! Спит собака и видит, как подгребет под себя все, а начнет с доли Эжена, так проще. Он уже с этим к отцу подкатывал, мол, не пора ли дядю удалить от дел, а то дядя мало времени уделяет делам, мотается за своими сорняками, а дядину долю передать ему для большей выгоды. Но получил от отца по мордам. Уж больно Фииппу история Жозе пришлась по вкусу. И до девок страсть как охоч каналья, все уже портовые шлюхи его знают, а к рому он прикладывается для отвода глаз, поверь мне, нисколько он не пьяный, я сам видел, прополощет рот и плюнет. Как можно такое добро переводить! А сам себе полеживает, кумекает себе! – Харпер закашлялся и продолжил с отстраненным видом:

– Ну, болтаю я что-то много сегодня, добрый стаканчик винца с утра делает свое дело! – Он сладко потянулся и сделал вид, что увлечен своей трубкой. Марианна сидела неподвижно. Это не было ответом на интересующий ее вопрос, но это был первый камень ее мозаики и рисунок обещал быть слишком непростым.

– Кстати, помнишь доходягу Жозе, которого выходила твоя бабушка Марго? – Вдруг сказал Харпер, кивая куда-то в сторону, – стал правой рукой Де Пеньяка, доверяет ему гораздо больше сыновей. Даже Тьяго подвинул. Вон, смотри, пошел. – И он махнул рукой в его сторону.

Марианна увидела невысокую хорошо ей знакомую худощавую, жилистую фигуру Жозе Молини. Он был сыном богатых генуэзских купцов. Вместе со своим отцом волею судеб попал к пиратам. Потом они были проданы в рабство. Отец погиб. Жозе выкупил Де Пеньяк на Барбадосе в плачевном состоянии после смены им нескольких хозяев и попытки побега. Почти полгода выхаживала его Маргарита Д Мар, где его впервые и увидела Марианна, когда приехала прошлым летом. Жозе уже во всю шел на поправку. Марианна вскоре узнала, что родственники, как стервятники, растащили все имущество некогда процветающей семьи. Мать Жозе повторно вышла замуж, или лучше сказать была выдана за нужного человека, также, как и сестра. Жозе объявили самозванцем. Он говорил, что его дядя давно мечтал наложить лапу на их богатство, и ему это удалось. Молодой мужчина предполагал, что пиратами были просто наемники, а большая часть команды – скорее всего или подкуплена, или запугана, потому что никто не стал сопротивляться. Это было очень удивительно, ведь работать у Молини было выгодно, многие хотели попасть на суда именно их торговой кампании. И вдруг вся команда встала под черный флаг? Ну, за исключением десяти-двенадцати человек, наиболее близких к капитану и владельцу, с которыми расправились самым жестоким образом. После исчезновения отца и сына дядя запугал мать Жозе и его младшую сестру. Что женщинам оставалось делать в этой ситуации? Смириться со своим горем и выживать. Жозе понимал, что в настоящий момент ему нужно отступить. Да и что он мог бы сделать? Один, без денег. Все старые друзья просто не узнавали его, когда он приехал разузнать новости в Геную или, в лучшем случае, давали понять, что если он хочет сохранить жизнь матери и сестре, то лучше просто исчезнуть, и ни о чем не расспрашивать. Это же подтвердил и управляющий в их имении. Им удалось поговорить с глазу на глаз. Он был достаточно преданным человеком семье и пытался сопротивляться. Тщетно. Он потерял сына и жену. Изуродованные кисти рук слишком красноречиво говорили о том, что ему пришлось пережить. Но Жозе был не из тех, кто сдавался. Его решением было, во что бы то ни стало, вернуться и отомстить за все злодеяния. Позже. А пока ему надо было просто начать жить. И он начал все заново у своего спасителя Жоффруа Де Пеньяка. Но мысли возмездия жили в нем и ждали своего часа.

Марианна бесшумно догнала его. Это был ее друг. Девушка знала, что он будет всегда на ее стороне. Хотя теперь, когда события складывались не самым лучшим образом, она уже ни в ком до конца не была уверена:

– Доброе утро, Жозе! К тебе еще можно так обращаться? – С улыбкой спросила она его. На самом деле она была рада его видеть, как и он был рад увидеть ее. Жозе немного опешил от неожиданности, лицо его преобразилось, и на нем появилась блаженная улыбка:

– Мирри! Тебе как угодно! – Воскликнул он, и в порыве радости подхватил ее как ребенка за подмышки и закрутил вокруг себя в воздухе.

Марианна была для него чем-то добрым, из той другой жизни, светлым, щемящим сердце. Ему очень хотелось, чтобы с ней все было хорошо. Может быть, ее необычная внешность играла свою роль, или может быть то, что она помогала лечить его у бабушки Маргариты и прикосновения ее рук с целебными мазями утоляли его боль? Боль не только физическую, сколько душевную. Рядом с этим подростком он забывал о своих горестях, черный огонь затухал. Они, бывало, просиживали вместе за картами, домино или просто так, глядя на закат, на море, пару славных безмятежных часов. Иногда просто молча, или болтая о ерунде. Когда здоровье пошло на поправку, то он стал помогать Марианне и Марго по саду и дому. И эта незамысловатая работа лечила его сердце. Жозе очень хотелось вернуться в этот низкий дом, увитый виноградом, в большую кухню, залитую солнцем. Как будто там была его семья, бабушка Марго и сестра Марианна.

– Как ты выросла! – Переводя сбившееся дыхание и поставив Марианну на палубу, восхищенно сказал он, разглядывая ее. Марианна нисколько не смутилась, а, наоборот, со смехом добавила:

– И, судя по всему, потяжелела!

– Нет, это я старею! – Шутливо запротестовал Жозе, и добавил, – я рад тебя снова видеть. Честно сказать я волновался, за то, как вы там… – Он немного смутился своего порыва и отвел глаза.

– Я тоже рада снова видеть тебя! – Улыбнулась Марианна в ответ, и снова заглянула в его светло-карие глаза.

– Жозе, – попросила девушка, – мне надо знать, что происходит. Мне никто ничего не говорит. Ты мой друг! Расскажи мне обо всем, что знаешь? – И ее глаза стали черными безднами. Оторваться от них было невозможно. У Жозе захватило дух от этой глубины. Конечно, он расскажет ей обо всем и сделает все, что в его силах. Но ему казалось более правильным, что о многих вещах этой истории Марианне должны были поведать более близкие люди. Наверное, так было бы правильнее. Почему же они этого не сделали? «О, Мадонна!» – пронеслось в голове Жозе.

– Я буду вечером на вахте, – ответил он, – и мы с тобой сможем поговорить обо всем.

Жозе стоял как зачарованный, и не отрываясь смотрел на Марианну.

– Спасибо Жозе, ты настоящий друг! – Сказала она и снова улыбнулась ему:

– Увидимся! – Марианна послала ему воздушный поцелуй и пошла в сторону каюты.

Жозе помахал ей, поднимаясь наверх, скидывая с себя минутное оцепенение.

«Что это за сила в глазах этой девчонки?» – Пронеслось у него в голове.

Марианна едва успела дойти до каюты и Харпера, как сердце ее радостно забилось с новой силой: она увидела отца и Тьяго, поднимающихся с рыбацкой фелуки по веревочной лестнице, перекинутой к ним через борт «Голубки». Они были целыми и невредимыми, и, конечно, безумно усталыми.

– Отец! Ты жив! – Марианна опрометью кинулась к нему на шею.

– Ну как же иначе! Как иначе! – Отец обнял и поцеловал ее:

– Ну, что Жоффруа? Ты еще не в Гавре, а мы с Тьяго уже на борту! – Прокричал он Де Пеньяку старшему, и тот сразу стал спускаться с капитанского мостика навстречу другу.

– Спасибо за Тьяго, старая лиса! – Устало сказал Эжен, похлопывая по плечу крестного Марианны, – но честно, он был немного лишним. Нам надо будет поговорить с тобой. Вечером. – Сделав паузу, добавил он.

Де Пеньяк кивнул и то же обнял друга:

– Мы все волновались за тебя, старина, особенно Сесиль! – Многозначительно добавил он.

– Пойду, порадую ее своим возвращением! – Эжен улыбнулся, и крикнул глазеющим на него, радующимся его возвращению матросам:

– Эй, принесет мне кто-нибудь кувшин воды или стаканчик рома, канальи?! Или вы надеялись выйти в море без меня? – Он шутливо потряс кулаком:

– Ну же, что стоите, как на первом причастии! Живо! В Малаге ставлю за наш успех всем бочку вина, какое делает Маргарита Д Мар!

А какое она делает вино, знали все – это был напиток напитков.