Читать книгу Берберские пираты. История жестоких повелителей Средиземного моря ХV-ХIХ вв. - Стенли Лейн-Пул - Страница 3

На протяжении более чем трехсот лет народы Европы, занимавшиеся торговлей, были вынуждены продолжать вести свои дела с оглядкой на действия пиратов или отказываться из-за них от достижения поставленных целей. С того момента, как Барбаросса бросил вызов всей мощи государства императора Карла V, до первых десятилетий XIX столетия, когда алжирские разбойники получали добычу, наставив на своих жертв дуло пистолета, из всех моряков Европы именно пираты были повелителями малых морей, навязывавшими свои условия всем, кто там оказывался. Ослабить их удалось только благодаря созданию в недавнем прошлом мощного современного военно-морского флота, а для того, чтобы окончательно подавить их, требовалось по меньшей мере захватить слишком комфортабельные участки побережья, которые они считали своей собственностью.

На протяжении этих трех столетий они вымогали деньги у всех торговцев, чьи деловые интересы распространялись на Средиземноморье. Венецианцы, генуэзцы и пизанцы в более далеком прошлом, а впоследствии и власти Англии, Франции, Голландии, Дании, Швеции и Америки нанимали охрану, которая за отдельные свои услуги или регулярно получала плату, или периодически удостаивалась дорогостоящих подарков. Наказание за нежелание делать это было слишком хорошо, и не требовалось приводить каких-либо примеров; свидетелями последствий стремления к независимости были тысячи рабов-христиан, томившихся в рабских тюрьмах Алжира.

Пока европейские народы конфликтовали друг с другом вместо того, чтобы объединиться в борьбе с общим противником, многие люди продолжали попадать в подобное унизительное положение. Эпидемия не ослабевала, и на ее окончание не было ни малейшего шанса, пока нападения пиратов на Испанию были выгодны Франции, а голландцы, охваченные завистью к другим государствам, заявляли о том, что им необходим Алжир. О совместных действиях, в том числе направленных на борьбу с бичом христианства, наиболее влиятельные государства договорились только в конце Наполеоновских войн, на Ахенском конгрессе 1818 г. И даже тогда не удавалось достичь каких-либо значимых результатов до тех пор, пока Франция не стала сочетать стремление к увеличению своей территории с ролью цивилизаторской силы.

Пираты промышляли в Средиземном море задолго до того, как за этот промысел взялись турки. Как только стали появляться первые лодки, люди начали осознавать, что с их помощью можно грабить себе подобных. Одним из древнейших примеров можно считать разбойничье по своей сути путешествие Ясона и похищение им золотого руна. В целом греки во все времена славились именно тем, что следовали примеру Ясона как на море, так и на суше. Однако мусульмане на протяжении какого-то времени привыкали к опасностям, которые таят в себе морские глубины. Поначалу они искренне поражались, глядя на «тех, кто бороздит море на кораблях и занимается делами в безграничных водах», но при этом они не спешили следовать примеру таких людей. В начале завоевания Египта халиф Омар отправил своему военачальнику письмо, в котором спрашивал его, на что похоже море, и Амр ответил: «Море – это огромный зверь, по которому глупые люди скачут, подобно червям по бревнам». Сильно обеспокоенный этими словами благоразумный халиф повелел, чтобы ни один мусульманин не перемещался по столь необузданной стихии без его позволения.

Галеон XV в.

Однако вскоре стало понятно, что мусульманам следует научиться плавать, если они хотят отстоять свои интересы перед соседями (и тем более не позволять этим самым соседям отстаивать их собственные интересы). И следовательно, в первый век Хиджры халиф Абд-эль-Малик уже советовал своему полководцу в Африке использовать Тунис в качестве арсенала и корабельной верфи, а также собрать там флот. Начиная с этого времени мусульманские правители государств, расположенных на берберском побережье, никогда на протяжении долгого времени не оставались без разного рода кораблей. Правители из династии Аглабидов, отплыв из Туниса, захватили Сицилию, Сардинию и Корсику. Халифы из династии Фатимидов воевали на море с великим халифом Кордовы Абд-ар-Рахманом, флот которого состоял из двухсот кораблей. Многочисленным флотом, состоявшим из весьма вместительных кораблей, обладали и Альмохады, перевозившие на них свои войска в Испанию, а их преемники, правившие в Северной Африке, хотя и были менее могущественными, как правило, могли содержать несколько судов, предназначенных для проведения не только торговых, но и наступательных операций.

Позднее, на протяжении периодов позднего Средневековья, между правителями государств, расположенных на берберском побережье, в частности Туниса, Тлемсена, Феса и т. д., и христианскими народами, занимавшимися торговлей, сложились дружественные и непредвзятые отношения. Судя по тексту сохранившихся до нашего времени договоров, обе стороны осуждали и (насколько это было возможно) пресекали пиратство и способствовали развитию взаимовыгодной торговли. Мирные отношения прекратили свое существование только в начале XVI в., и произошло это следующим образом.

Фердинанд и Изабелла, принявшие мудрое решение выселить испанских мавров, позабыли о том, что изгнанники могут отомстить. Сразу после падения Гранады охваченные отчаянием мавры покинули землю, которую на протяжении семисот лет считали своим домом, и, не желая жить под игом испанцев, пересекали пролив, отделявший Европу от Африки, где селились в различных опорных пунктах, таких как Шершель, Оран, а особенно в Алжире, о котором до тех пор вряд ли кто-то слышал. Едва поселившись в новых землях, изгнанные мавры поступили так, как и любой на их месте, – принесли войну в страну своих угнетателей. Они не могли схлестнуться с испанцами на поле боя из-за значительно уменьшившейся численности, но на море быстрота и знание побережья позволили им совершить возмездие, которого они так жаждали.

Благодаря науке, традициям и наблюдениям мы знаем, что человек имеет определенное сходство с хищным зверем. Используя силу и ловкость, он убивает свою добычу или заманивает ее в западню. Человек цивилизованный делегирует право совершать самые жестокие убийства профессионалам и, если вообще убивает, доводит свое развлечение до уровня спорта, оттачивая мастерство, а также испытывая волнение из-за чувства неуверенности и возможного риска. Однако цивилизованный человек все еще слишком склонен питаться себе подобными, хотя при этом и не использует грубых способов, применявшихся его предками. Он питается слабостью ума и характера, жадностью и природной склонностью человечества к азартным играм. Того, кто сумел достичь наибольшего масштаба, мы называем дельцом, а самым скромным его «коллегой» можно считать вора-карманника.

Этот хищнический дух одновременно настолько древний и всеобъемлющий, что читателю, несомненно полностью лишенному этих заслуживающих порицания черт, тем не менее необходимо попытаться понять, какую радость может приносить грабеж, доведенный до уровня изящного искусства. Возможно, некоторые циники скажут, будто единственная причина, по которой не все мы являемся ворами, заключается в том, что мы недостаточно храбры для этого. К тому же в том, что человек предпочитает подвергать себя бесчисленным опасностям во время противозаконного преследования своей жертвы, а не заниматься честным повседневным трудом, несомненно, помимо вполне естественной порочности и греховности, имеется и определенное очарование. В этом предложении как раз и содержится ответ на заданный ранее вопрос: дух искателей приключений, стремление к соревнованиям, свойственное большинству людей, возбуждают риск и неопределенность.

Все это, а также многое другое привлекало и наших мавританских грабителей. Будучи людьми храбрыми и дерзкими, они и раньше нередко показывали себя в борьбе с испанцами и в неистовых морских набегах на населенные христианами берега, возможно Сардинии или Прованса. Однако теперь они поставили перед собой цель, значительно превосходившую все сделанное ими раньше, – справедливое возмездие тем, кто выгнал их из домов и бросил их на волю волн, чтобы они на шли новое прибежище в священной войне против убийц их родных и близких и хулителей их неприкосновенной веры. Что помимо путешествия на легком бриге вдоль пляжа Алжира и его укомплектования людьми для плавания в испанские воды может принести такую острую радость и торжество?

На бортах небольшого корабля всего по десять весел, каждое из которых держит в руках человек, которых умеет не только грести, но и сражаться, ибо на борту фиркаты нет места для обычных обитателей суши. Если с суши будет дуть попутный ветер, особенно активно грести морякам не придется, и благодаря большому треугольному парусу, закрепленному на его единственной мачте, судно быстро поплывет по прибрежным водам между побережьем Африки и Балеарскими островами, где так удобно следить за испанскими галерами или, возможно, итальянской полякрой. Небольшую эскадру бригов, сидящих в воде довольно неглубоко, можно провести вверх по течению практически любой речки или прятать за скалой до тех пор, пока на горизонте не покажется враг. Затем, опустив весла в воду и на протяжении нескольких минут энергично гребя, моряки догоняют ничего не подозревающую жертву и делают первый залп. После этого они забираются на борт, и завязывается рукопашный бой; на юте, под предназначенным для капитана балдахином, несчастные предпринимают последнюю отчаянную попытку дать отпор противнику, и вот желанная добыча захвачена, пленников заковывают в кандалы, на борт отправляется временная команда, и одержавшие победу моряки возвращаются в Алжир, где их встречают радостные возгласы соплеменников.

Моряки также могли сойти на берег в столь любимой ими Андалусии. Затем небольшие корабли заводили в расщелины между скалами или даже закапывали в песок, и пираты украдкой пробирались в одну из деревень, расположенных в глубине материка и так хорошо знакомых им, потерю которой они не переставали оплакивать. В Испании у них все еще оставалось много друзей, жаждавших помочь им в борьбе против угнетателей и спрятать, если их застанут врасплох. Спящих испанцев будили, а затем с мрачным видом успокаивали с помощью оружия. Захватчики закидывали себе на плечи их жен и дочерей и уносили прочь, забирали все ценное, и вскоре радостные разбойники плыли в Алжир на кораблях, нагруженных добычей и пленниками, а нередко и в сопровождении подвергавшихся гонениям сородичей, которые, охваченные чувством благодарности, присоединялись к своим родственникам, уже успевшим обрести новый дом. Свершение подобной мести испанцам придавало жизни мавров остроту.

Несмотря на все их умения и скорость, знание побережья и помощь сородичей, остававшихся на берегу, существовал риск того, что пиратов поймают. Иногда, плавая на своих бригах, они, ожидая легкую добычу, тем не менее сталкивались с более сильным противником, и оказывалось, что судьба мавров переменилась, а сами они вынуждены становиться олицетворением триумфа своих пленителей и на протяжении многих лет (а возможно, и до конца жизни) сидеть закованными в цепи на банках венецианской или генуэзской галеры, орудуя принадлежавшими неверным веслами даже во время погони за истинно верующими и постоянно пялясь на рубцы на обнаженной спине сидящего спереди гребца, никогда не засыхавшие из-за ударов плети. Однако благодаря риску в жизни каждого пирата появлялась изюминка, и пленники нередко надеялись, что корабль, на котором они находятся, захватят их сородичи, а порой и на то, что их выкупят друзья.

Каравелла XV в.

Пиратство со всеми связанными с ним перспективами было занятием весьма выгодным. Искатели приключений богатели, численность населения их опорных пунктов, обзаводившихся все более надежными укреплениями, заметно возрастала. К тому времени, как испанцы осознали, насколько опасно не вмешиваться в дела столь беспокойных соседей, исправить ситуацию было уже нельзя. Изгнанные мавры наслаждались неприкосновенностью на протяжении 20 лет, в то время как испанцы, презиравшие столь малозначительного противника, упорно держали свои большие галеры в порту. В конце концов кардинал Хименес приказал дону Педро Наварро призвать пиратов к ответу. Ему с некоторым трудом удалось захватить Оран и Буджаю, а Алжир был укреплен настолько плохо, что он сумел навязать его жителям собственные условия. Наварро заставил их поклясться, что они бросят пиратство, а для того, чтобы убедиться, сдержат ли они свое слово, он велел построить мощную крепость Пеньон-де-Алжир, мешавшую их лодкам совершать вылазки. В ней он разместил гарнизон.

Однако у мавров на скалистых возвышенностях Бербера оставались и другие опорные пункты, и, уже успев ощутить восторг в погоне за испанцами, они не хотели ничего менять, особенно когда им приходилось делать выбор между пиратством и голодом. Они не готовы были копать землю и, подобно рыцарям с большой дороги, предпочитали увещевать с помощью силы. В итоге они стали ждать благоприятного момента, наступившего, когда скончался Фердинанд Католик, а затем, несмотря на Пеньон и невзирая на все беды и наказания, сопряженные с местью испанцев, отказались от данной ими клятвы и стали искать союзников.

Ждать помощи долго не пришлось, хотя в данном случае она предполагала покорение. Эпоха пиратов-мавров подошла к концу – начиная с того времени они получили возможность (которой впоследствии неоднократно пользовались) брать на абордаж и топить испанские и венецианские корабли под предводительством призванных ими союзников – турецких пиратов. Мавры проложили путь, и пиратов не нужно было долго упрашивать вступить на него.