Читать книгу История одной сволочи - Степан Чернов - Страница 6

– Р-В-Р?!?! Такая интрига и такое разочарование! Не могу поверить, что ты готова обменять мою душу на минивэн! И эта женщина еще называет себя моей музой! Жестокий мир…

Палыч орал в трубку так, что у всей редакции закладывало уши. Мы глядели на опухшие лица друг друга, задаваясь одним и тем же вопросом: шутит он сейчас или же на полном серьезе кричит на некую музу?

Трубка с грохотом опустилась на аппарат. Послышались шаги и скрип колесиков офисного стула.

– Какого… Люди, вы охренели!

Я поднял глаза. Дмитрий Палыч, главный редактор «Региональных вестей» и наш шеф, с негодованием взирал на то, в каком состоянии личный состав газеты встретил утро понедельника.

– Вам что, пятницы и субботы было мало? – продолжил он словесную обструкцию.

– Палыч, ну ты же знаешь, я всегда опухаю через день после пьянки, – попыталась оправдаться Вероника, наш культурный обозреватель.

– И это, не побоюсь этого слова, элита городской журналистики! – не в силах больше смотреть на наши лица, шеф уставился в потолок.

– Палыч, ну все-таки ж первая зарплата, сам понимаешь, – прихлебывая пиво, вступил в разговор Дима Петров, ответственный за освещение политической жизни, а заодно и самый маститый, после самого Палыча, журналист нашей газеты.

Увидев в руке Димы бутылку «Клинского», Палыч все-таки сел в приготовленный стул и, подчеркивая, что стоять он больше не в силах, картинно схватился за сердце.

– Дима, не знал бы я тебя, дурака, двадцать лет, уволил бы нафиг, – жалобно произнес шеф. – Еремин! И ты туда же?

– Дмитрий Палыч, я просто не выспался, – между прочим, я в этот момент сказал чистую правду. Не думаю, что несколько стаканов виски с колой и полбутылки шампанского явились причиной моих слегка оплывших глаз. Скорее, ближе к монголоидной расе меня сделали три с половиной часа сна.

Уж не знаю, поверил мне шеф или нет, но персональные обращения на этом закончились. Теперь он решил воздействовать на коллективный разум.

– Ребят, неужели вы после каждой зарплаты будете уходить в запой? Нам повезло, что Константин Александрович, в последний момент, изменил свои планы и не прилетел в Город. Иначе, он непременно пришел бы в редакцию. И кого бы он здесь увидел?

– Палыч, так предупреждать надо было! – снова подал голос Петров. – Чтоб не попасть в неловкую ситуацию перед владельцем.

– Глаза б мои тебя не видели! – только и ответил шеф.

– Это значит отгул? – продолжал Дима.

– Господи! – всплеснул руками редактор. – Как же нам всем повезло, что наш еженедельник – вопреки здравому смыслу! – выходит по четвергам. Чувствую, понапишите вы мне сейчас. Ладно, давайте быстренько обсудим, что вы мне преподнесете послезавтра и с глаз моих долой!

По редакции пронесся восторженный гул, но шеф поспешил нас «успокоить»:

– Но это в первый и последний раз. Бухла по воскресеньям это тоже касается. Вероника, для тебя – по субботам, – наш дружный смех окончательно перевел утренний нагоняй в дружественную беседу.

– Слушай, Палыч, – не унимался политический обозреватель. – А что там за история с обменом твоей драгоценной души на автомобиль?

– Да, блин, – редактор закурил. – Моя ненаглядная женушка вчера перед сном сообщила, что оставила в фейсбуке свое новогоднее пожелание…

– А что так рано? – удивился Дима, пока все остальные молчали заинтригованные. – Молчу-молчу! – поймав на себе злой взгляд шефа, Петров примиряюще поднял руки.

– Откуда ж я знаю?

– Чтобы Палыч успел подсобрать деньжат, – объяснила Вероника ход женской мысли.

– Видимо поэтому, – согласился Палыч. – Так вот, она наотрез отказалась говорить мне чего же такого она пожелала. Идти к компьютеру тоже запретила. Ну, я и поинтересовался, не придется ли мне для этого продать душу. На что она ответила «Вполне». После чего мы немного порассуждали на тему «Сколько стоит душа Палыча» и легли спать. А утром я выяснил, что моя муза захотела себе новую машину. «Р-В-Р», мать его.

– А она хороша! – захихикал Дима. – Передавай привет.

– Обязательно передам, – искусственно улыбаясь, ответил шеф.

– Кстати, неплохая идейка для материальчика, – задумчиво произнесла Вероника. – Нет, Палыч, кроме шуток, через месяцок, к Хэллоуину, можно большую статью написать. Помните, лет несколько назад какой-то чудак на интернет-аукционе выставил душу на продажу? Порассуждать на тему сколько же стоит душа, опросик провести, на что бы её люди обменяли… Вот ты бы, Еремин, на что согласился?

– На мир во всем мире, – пожал я плечами.

– Зануда малолетний, – услышал я в ответ, но не обиделся. За месяц совместной работы я привык к юмору Вероники.

– Точно-точно! И в противовес можно привести торговлю органами… – начал развивать мысль коллеги Петров.

– Продолжай, – попросил Палыч.

– Ну, смотри, теоретически человек может продать душу, а практически – почку. Рассказать, возможно ли вообще это, сколько денег можно заработать и какие проблемы со здоровьем получить.

– Слушайте, а ведь идея совсем не плоха! Молодцы! – похвалил Палыч. – Можно разворот будет закрыть. Вот вы двое этим и займетесь. Что ты Дима руками машешь? Всякая инициатива наказуема!

– Ладно, – вздохнул Петров и ехидно добавил: – Нет, все-таки зря ты на неё бочку катишь. Алевтина Александровна не только твоей, она практически редакционной музой теперь является. Какую тему подсказала!

– Сволочь ты, Дима, – только и сказал Палыч.

– Я, Палыч, политический обозреватель. Сволочь – мое второе имя, – расхохотался в ответ гуру журналистики.

– Короче, – махнул рукой шеф. – Кому нечем сегодня заняться – валите отсюда нахрен. Завтра чтобы все были в норме! Все, всем до завтра!

Корреспонденты «Региональных вестей» спешно, словно шеф мог передумать (интересно, а мог ли?), принялись собираться в неожиданный отгул.

– Ребят, а может по пивку? – предложил Петров, но предложение энтузиазма среди коллег не вызвало. – Еремин, ты как?

О, какая честь! Но как не вовремя…

– Дим, я бы с радостью, но поспал сегодня всего несколько часов. Так что сейчас лучше поеду отосплюсь, – не без сожаления отказался я. Все-таки, я только что упустил возможность в неформальной обстановке пообщаться с одним из лучших журналистов Города, а может, и России.

– О, пользуешься тем, что пока молод и не женат? – отреагировала на мой отказ Вероника. – Правильно, гуляй, пока можешь. Мы с Петровым такие куражи по молодости устраивали! Эх…

– О, так может с тобой пивка попьем? – обратился политический обозреватель к культурному.

– А, пошли, – махнула рукой Вероника. – До завтра, Коля.

– До завтра, – попрощался я.

– Давай, – пожал мне руку Дима и крикнул шефу: – Палыч! Мы с Вероникой пойдем пивка попьем, не желаешь с нами? Вместе подумаем… где тебе денег на «Р-В-Р» взять!

«Элита городской журналистики» разразилась хохотом, который поддержал и главный редактор.

– Хрен с вами, – согласился Палыч. – Пошли, пропустим по кружечке.

– По кружечке? Лицемер! – тихо возмутилась Вероника, и, повернувшись ко мне, добавила заговорщическим шепотом: – Вот увидишь, минимум по два литра выпьем. Точно не хочешь с нами?

– Боюсь, тогда я завтра на работу точно не выйду, – потупил я голову. Помимо сближения со старшими коллегами, я упустил возможность поближе познакомиться с шефом.

Однако причиной моего отказа было не столько желание отоспаться, сколько необходимость восстановления отношений с моими старыми друзьями. Которая, в свою очередь, рождалась моим желанием отоспаться. Ключей-то от дома у меня не было.

Восстанавливать сожженный мост я решил с Ромки – самой надежной моей опоры. Но, даже учитывая это обстоятельство и то, что непосредственно с Ромкой я толком поругаться не успел, просто достать телефон и набрать его номер, мне было неимоверно трудно.

Я так нервничал, что за то время, пока «Нокия» издала три длинных гудка, половина сигареты превратилась в пепел.

– Говори, – только и сказал Сестра Милосердия.

– Привет, Ром, ты на работе? – спросил я, как ни в чем не бывало.

– Ну, естественно, где ж мне еще быть.

– Ну, тогда я заеду минут через двадцать. Возьму ключи от дома, а то мои-то на тумбочке лежат.

– Тебя что, уволили? – в голосе Ромки появилось такое волнение, что я несколько секунд на полном серьезе размышлял, а не сказать ли ему, что так оно и есть? Он бы сразу мне все простил. Но, после театральной паузы, я все-таки сказал правду.

– Нет, просто отгул.

– Фу, блин, – выдохнул друг, и я понял, что прощен. Ему вполне хватило и моей паузы после его неприятной догадки. – Ладно, заезжай.

– Оки-доки, братуха!

В том, чтобы назначить Ромку первым пунктом на пути примирения, кроме всего прочего, был еще один плюс, сугубо географический. Из всей четверки он работал ближе всех к нашей съемной квартире. Через пятнадцать минут после окончания телефонной беседы, я вышел из рейсового автобуса на остановке, от которой пешком было три минуты до городской психиатрической больницы и десять до нашей десятиэтажки.

Одноэтажное здание с атипично розовыми стенами спряталось на тихом ответвлении одной из центральных улиц Города. Видимо, тишина и покой, что царил здесь, вместе с двумя высокими тополями, чьи, пусть уже и порядком подсохшие, листья, шелестя на ветру, продолжали ласкать слух, должны были успокаивающе действовать на завсегдатаев сего заведения.

Встречаться с психами, к коим я относил и пациентов, и добрую часть персонала больницы, особого желания не было, так что я просто сообщил Ромке о своем прибытии по телефону и остался курить неподалеку от входа. Сестра Милосердия объявился через пару минут.

– У Насти ночевал? – спросил он, пожимая протянутую руку.

– Нет, с ней мне еще предстоит помириться.

– А где тогда? – удивленно выпучил глаза Ромка.

– На лавочке во дворе!

– Серьезно? – еще больше округлил Рома свои синие глаза. – Совсем долбанулся что ли?

– Блядь, да у Даши я ночевал! Рома, ты что такой наивный?

– А-а-а, – расплылся друг в широкой улыбке, от которой и у меня на душе потеплело.

– Ага. Представляешь, вчера мне сама написала уже около часа ночи. Напомнила, что я ей шампанское с первой зарплаты обещал.

– Привет передал? – поинтересовался Ромка, прищурившись, словно так проще будет разглядеть в моем ответе ложь.

– Ну, естественно! От всех вас. А ты что думал? Я вот так вот запросто приеду к ней в полвторого ночи и признаюсь, что решил проставиться именно сейчас, потому что поругался с вами и ушел из дома?

– Хм, резонно.

– Вот-вот, давай ключи. Ты не представляешь, как я хочу спать, – я протянул руку, но Рома не спешил вложить в неё связку. Вместо этого он пристально смотрел мне в глаза. – Что еще? – поинтересовался я.

– Пойдем, присядем, – кивнул он на скамейку во дворе соседнего дома.

– Ну, пойдем, – согласился я, уже догадываясь, о чем еще хочет поговорить со мной социальный работник.

– Дай сигарету, – попросил Ромка, когда мы устроились на лавочке.

Курил он редко, да и то не в затяг. Но к сомнительной помощи сигарет прибегал только в исключительных случаях. Видимо, этот как раз был из их числа, так что я без сожаления позволил ему переводить последнюю никотиновую палочку в моей пачке.

– Мама звонила, – сообщил он, когда пламя зажигалки подожгло табак.

– Что говорит? – спросил я, почесывая указательным пальцем макушку.

– Димка Фролов погиб. Вчера похоронили.

– Как? – до выката моих глаз из орбит было еще далеко, но чесаться я все же перестал.

– Разбился на мотоцикле. От ментов удирал и на повороте в дерево влетел.

– А чего удирал-то? – поразился я. – У него же права были!

– Обкуренный он был, Коля. Если бы менты его догнали, не было бы больше у него прав. Хотя, лучше бы они его все-таки догнали.

– Да, – согласился я, отбирая у Ромки сигарету и делая глубокую затяжку. – Лучше бы догнали.

Мы замолчали. Я был шокирован новостью. Ромка, похоже, тоже все еще был под впечатлением.

Димка Фролов был нашим одноклассником. Умница парень. Закончил без троек школу и, так же как и мы, приехал в Город, только поступил в Политех на машиностроителя. А на третьем курсе, поддавшись соблазнам, с треском вылетел из универа.

Оставшись без образования, приличной работы и, самое главное, без жилья, вернулся домой. Перебивался случайными калымами – чинил автомобили местным жителям – и со временем уверенно зашагал по той дорожке, что уготована большинству молодых людей, не сумевших вырваться из лап современной российской деревни.

А ведь еще каких-то полтора месяца назад и я на полном серьезе раздумывал о возвращении в родные пенаты, когда денег с трудом хватало даже на оплату жилья. Но, так вовремя подвернулись «Региональные ведомости».

– Ты помнишь, Коля, как мы радовались, что тебе не придется возвращаться домой? – Ромка, похоже, угадал мои мысли.

– Помню, Ром, – я смотрел вникуда, смоля бычок.

– Не только за себя от того, что наш друг остается с нами, но и за тебя от того, что тебя не будет ждать по утрам похмельная рюмка самогона, а вечером – очередная бутылка и косяк.

– Помню, – кивнул я.

– Скажи, Коль, тебе самому-то не обидно? Вырвавшись, уехав за сотни километров от этой дряни, позволить ей догнать тебя здесь?

Интересно, их этому учат в институте? Или же Ромка действительно нашел свое призвание? Так или иначе, но мне действительно стало стыдно за вчерашний косяк. Точнее даже за два косяка – и в прямом, и в переносном смыслах.

Ведь, откровенно говоря, если бы у меня была машина, то вчера я бы непременно приехал на ней. «Деловые переговоры», все-таки. И вряд ли колеса под боком заставили бы меня отказаться от «ракеты», предложенной моим новым шефом. После чего, разумеется, я бы сел за руль, имея в крови несколько десятых промилле алкоголя и хрен знает сколько прочей фигни.

– Прости меня, друг, – слова с хрипом пришлось доставать из глотки.

– Все будет хорошо, Коль, – Ромка обнял меня за плечи и улыбнулся. – Друзья ведь тем и отличаются от знакомых, что всегда простят… и поймут.

– Спасибо, Ром, – после этих слов смог улыбнуться и я.

– Да, всегда – пожалуйста. Держи, – во второй руке друга появилась связка ключей.