Читать книгу Ледяная синева - Степан Кулик - Страница 5

Георг IX выглядел недовольным и хмурым, а устремленный вдаль взгляд государя исполнен мрачного покоя. Так путешественники глядят на надвигающийся шторм или песчаную бурю, когда все возможные предосторожности уже приняты, а уклониться, избежать удара стихии невозможно. И даже великолепная, высеченная из цельного алмаза Большая Императорская звезда, символ незыблемости и величия власти, сегодня казалась потускневшей или запылившейся.

Полковник Мирский не был суеверным человеком, не верил в сны, сглаз и прочую мистику или метафизику, но тем не менее водилась и у него одна верная примета. Не имеющая никакого разумного объяснения, зато на практике подтверждавшая свою состоятельность. С такой регулярностью, что о совпадении и речи идти не могло. Ибо это то запредельное количество, которое переходит в разряд качества.

Полковник держал свой секрет в тайне от всех, боялся – засмеют, и тем не менее твердо знал, что глядя на выражение лица государя, может предугадать характер событий дня грядущего с куда большей достоверностью, чем метеорологи предсказывают погоду.

Хмурится Георг IX – жди проблем. Улыбается – готовься к приятному сюрпризу. Заскучал до зевоты – стало быть, впереди обычный рабочий день, рутина. А потому каждое утро, едва переступив порог кабинета, полковник первым делом глядел на ростовой портрет императора, ожидая: что государь посулит ему нынче…

Сегодня его величество выглядел хмурым, как никогда прежде.

– Ого… – озадаченно потер подбородок Мирский. – Это ж к чему готовиться? Помнится, когда я последний раз видел подобный взгляд, во время тренировочных полетов столкнулись два пинаса. Погибли инструктор и курсант…

Несмотря на то что полковник наизусть знал распорядок на ближайшую неделю (сам же его проверял и утверждал), Мирский на всякий случай вывел на монитор таблицу с графиками занятий, тренировок и учебных тестов.

Как и следовало ожидать – таблица представляла собой девственно чистую сеть, на прошедшие семь дней и грядущие пять. Отображая уходящие в прошлое праздничные дни и начинающиеся завтра короткие каникулы – перед выпускными экзаменами для курсантов старшего потока и вступительными экзаменами для абитуриентов. Так что если сегодня и могло случиться нечто неприятное, то лишь непосредственно с дежурным взводом, поддерживающим порядок в опустевшем здании училища, или самим Мирским.

– М-да, загадка…

Полковник сел в кресло и задумался.

Прошло всего несколько лет со дня трагедии лайнера «Онтарио» – первого огневого контакта с эннэми, – а как все изменилось. Человечество, с беспечностью бабочек разлетающееся во все стороны необъятного Космоса, разом обожгло крылья и в один миг осознало, что Вселенная не только их дом. И что соседям не нравится, когда люди вторгаются на их территорию без спросу.

Сперва еще теплилась надежда на мирное сосуществование. Что с чужими удастся найти общий язык, взаимопонимание, договориться. Но, увы… Иные на контакт не шли, а любые попытки приблизиться к их зоне интересов воспринимали одинаково враждебно. Встречая парламентеров огнем. На поражение…

Впрочем, в открытом Космосе иначе и не бывает. Это в океане у моряков с тонущего корабля еще остается надежда и шанс на спасение (да и то зависимо от широт, времени года и температуры забортной воды), а у астронавтов, даже успевших защелкнуть гермошлемы скафандров, после уничтожения звездолета, время жизни измеряется аварийным запасом кислорода. Ровно двенадцать часов. Бесконечных, если сидеть на бережку с удочкой, ожидая поклевки, и невероятно, несправедливо коротких, когда до рези в глазах высматриваешь желтоватый огонек спасательного бота среди мириад ледяных звезд…

А потом эннэми начали медленно, но так же методично и безжалостно, словно проводили дезинсекцию складского помещения, зачищать прилегающие территории. По всей сфере соприкосновения… То ли создавая буферную зону, то ли демонстрируя силу. База за базой, колония за колонией… Не делая различий между шахтой на номерном спутнике в системе одной из тысяч звезд, даже не имеющих своего названия и – обжитой планетой с более чем стотысячным населением.

Перенаправившее избыток энергии на освоение Космоса и, как следствие, получившее столетия мирной жизни – Человечество вновь оказалось вынужденным вспоминать полузабытые военные навыки. Или, как образно сказал отец нынешнего здравствующего императора: «Пришло время повесить на стену охотничий лук и стряхнуть пыль с боевого арбалета, чтобы в очередной раз утвердить свое право на будущее».

Слово императора, независимо от того, как оно произнесено – в виде прямого приказа или витиеватого, претендующего на афоризм оборота – обладает той силой, что вызывает немедленное поступательное движение во всех слоях общества. Сказано: «Пришло время», значит – пришло… И все колесики, винтики, шестеренки огромного государственного аппарата, где плавно, а где – со скрипом, завертелись в нужном направлении, – переводя стрелку на путях экономики Империи на военные рельсы. Повсеместно перепрофилируя отдельные станки, линии, цеха, а то и все предприятие целиком на выпуск продукции для нужд армии. Начиная от пекарен, швейных мастерских, обувных фабрик и аж до верфей Космофлота включительно.

Так что с материальным обеспечением все было более-менее гладко. Естественно, как и в любом большом хозяйстве не обошлось без казусов, вроде несовпадения калибров оружия и боеприпасов, выпущенных в разных протекторатах, сказалось наследие архаизма разных военных блоков Земли в докосмическую эпоху. Но все это не более чем досадное недоразумение, на фоне самой главной проблемы – отсутствия армии!

Служба космической безопасности и охраны порядка, равно как и ее приземленная тезка – полиция, вполне достойно справлялись с обычными преступниками: хулиганами, ворами, разбойниками, пиратами и прочим асоциальным элементом, не желавшим жить по закону и выбирающим романтику большой дороги. Но все это были разрозненные, единичные эпизоды, для работы по которым вполне хватало группы, состоящей из двух, максимум – трех оперативников. В Космосе, соответственно, в зависимости от расстояния до ближайшей базы СКБОП – одного рейдера или звена катеров.

МЧС и Спас-отряд – тоже имели в своем составе сотни подразделений, обеспеченных квалифицированными кадрами и спецтехникой, способных практически мгновенно реагировать на нештатные ситуации, делая все для спасения людей. Но и их основным врагом была или стихия, или дикая природа. Которая хоть и ударяла иной раз с сокрушительной мощью, но ни торнадо, ни извержения, как равно и всевозможные хищники, не умели планировать многоходовые операции, проводить разведку боем, охваты с флангов, нападать с тыла или применять какие-либо другие военные хитрости.

Поэтому, как тульская снайперская винтовка с усыпляющим зарядом отличается от бронебойного противотанкового ружья (несмотря что оба по праву именуются оружием), так обе эти службы мало походили на регулярную армию.

И только одна структура во всем спектре силовых и прочих специальных служб хоть приблизительно напоминала былые вооруженные силы Земли. Даль-разведка… Поскольку в ее задачу входил поиск чего-то еще неведомого, но нужного человечеству в бесконечной и далеко не всегда безопасной Неизвестности. Классическое «пойди туда – не знаю куда, найди то – не знаю что».

А поскольку «Не знаю что» могло оказаться «чем угодно», в том числе смертельно опасным – поисковые группы имели самое передовое вооружение, иной раз выпущенное в единичных экземплярах, и комплектовались не спасателями или полицейскими, а настоящими звездными рейнджерами. Готовыми рисковать, убивать и умереть во славу Империи. И обучали их только в Высшем Императорском училище звездного десанта, начальником которого пять лет тому назад по личному указу императора был назначен гвардии полковник Мирский. Хорошо известный всем ветеранам Даль-разведки командир отряда первопроходчиков «Барс», позывной «Добрыня».

* * *

– Разрешите, Евгений Константинович? – сегодня адъютант заглянул в кабинет без стука, что делал не так часто. Наверняка дежурный офицер тоже сверялся с какими-то своими приметами, по которым угадывал настроение начальства. И в зависимости от этого варьировал шкалу обращения от свойского имени-отчества до полного титулования, согласно Уставу. – К вам фельдъегерь великого князя с пакетом. Мне не отдает. Говорит, приказано вручить в собственные руки.

Великий князь Даниил, в отличие от венценосного брата, имел не политэкономическое, а военно-историческое образование и в академических кругах военных теоретиков слыл незаурядным стратегом. Так что никого не удивило, когда Георг IX именно его назначил Главнокомандующим объединенными силами Космофлота и планетарных сил Империи. И тем же приказом возвел великого князя в чин генералиссимуса, соответствующий новой должности.

– В собственные, значит, в собственные… – полковник Мирский поднялся из-за стола. – Зови.

Как всякий настоящий историк и археолог, великий князь Даниил с недоверием относился к возможностям хай-тек в правительственной связи, считая что любой хоть электронный, хоть ионный носитель можно вскрыть или подделать, – поэтому отдавал предпочтение самым архаическим способам коммуникации. До голубиной почты, хвала Вселенной, пока не дошло, но поговорка: «Что написано пером – не вырубить топором», внедрялась главкомом повсеместно.

Молодцеватый порученец лихо откозырял и громко, словно на строевом смотре, доложил:

– Здравия желаю, ваше превосходительство. Старший мичман Левинсон. Фельдъегерская служба. Пакет от Их Императорского Высочества. Разрешите вручить?

– Разрешаю…

Порученец, четко чеканя шаг, словно проверял на прочность стилизованные под дуб плашки металлопластикового паркета, промаршировал от двери и протянул Мирскому небольшой, запечатанный сургучом конверт.

– Разрешите идти или прикажете подождать ответа?

– Ступай, братец. Спасибо.

Старший мичман сделал поворот кругом и, по-прежнему печатая шаг, покинул кабинет. Мирский проводил его задумчивым взглядом и пробормотал негромко, зная, что адъютант услышит:

– Напомни, чтоб не забыл откомандировать в фельдъегерскую службу на недельку зама по строевой. Пусть хоть посмотрит, как должно быть… А то наши орлы, на фоне такого молодца, даже на мокрых кур не вытянут.

– Зато в бою рейнджер троих посыльных стоит… – счел возможным вступиться за честь училища адъютант.

– Думаешь? – усомнился Мирский. – А я слышал, что рукопашному бою фельдъегерей великого князя сам Морихэй Уэсиба-младший готовит. И никаких андроидов в спаррингах, только люди.

Адъютант промолчал, что как бы означало согласие.

– Отметь у себя, на осень… Организовать для старших курсов турнир по троеборью и пригласить на него учеников сэнсэя Уэсибы… Тогда и посмотрим – кто чего и сколько стоит. Преподавателей училища тоже внеси в список команды.

– Есть…

– Кстати… Кто из старших офицеров сегодня присутствует?

– Подполковник Штурм и секунд-майор Крапивин. Премьер-майор Истомин третьего дня отбыл в краткосрочный отпуск. Прикажете отозвать?

– Нет… – Мирский жестом остановил излишнее рвение адъютанта. – Пусть отдыхает Максимыч, пока есть возможность. Скоро не до отдыха будет. Пригласи Крапивина и Штурма. И это… Не в службу, а в дружбу. Кофейку организуй нам, и побольше, братец.

Закрыв для себя эту тему, полковник взломал печать и вынул из конверта пластинку тончайшего пластика, с выгравированной лазерным лучом текстом. Заверенный подписью и личной печатью генералиссимуса.

«Господин полковник, ввиду возможности обострения и дальнейшей эскалации известных обстоятельств, а также вопиющий некомплект в частях командиров младшего и среднего состава, предлагаю Вам в трехдневный срок доложить мне Ваши соображения по следующим вопросам:

1. Возможность расширения набора курсантов в этом году до пятисот человек и больше.

2. Уплотнение графика обучения с целью сокращения полного цикла обучения до двух лет, вместо четырех.

3. Внедрение поэтапного тестирования курсантов в процессе подготовки, с присвоением им воинских званий “сержант”, “мичман” и “лейтенант” по результатам тестирования соответственно. А также заключением о целесообразности дальнейшего обучения.

P.S. Евгений Константинович, считайте это официальным подтверждением Ваших полномочий в реорганизации учебного процесса, начиная с сего дня. Жду конкретных предложений и результатов. Даниил».

Великий князь, хоть и любил архаику, витиеватую манеру прошлого в письмах не употреблял, а придерживался стиля делового и максимально лаконичного. Порой граничащего с оскорбительным… Ну так и не им придумано, что там, где говорят пушки, музы скромно помалкивают. Inter anna silent Musae…

– Господин полковник… Вы приказывали. Старшие офицеры…

– Да, да… Пусть заходят.

– Кофе сразу занести или потом позовете?

– Давай сразу, чего два раза бегать.

Адъютант вышел, а вместо него, нагибая лобастую голову, в кабинет протиснулся секунд-майор Крапивин. Зам по воспитательной работе был настолько огромным и мощным, что даже Мирскому иной раз чудилось, будто он носит мундир поверх боевого скафандра.

– Здравия желаю…

– Заходи, Антон, присаживайся. Завтракал?

– Как положено… – Крапивин подошел ближе и пожал протянутую руку. – Но, если предвидится кофе, то пара-тройка бутербродов лишней не станет. Чувствую, засядем надолго. Случилось что-то?

– А просто войны тебе мало?.. – пожал плечами Мирский. – Необходимо обострение?

– Хватит, – секунд-майор, как все тяжеловесы, машинально проверил рукой стул на прочность и только после этого уселся и указал взглядом на лежащий листок и вскрытый конверт. – Просто я в курсе прибытия фельдъегеря от великого князя. На КПП доложили…

– Читай… – Мирский пододвинул письмо главкома. – Меньше объяснять придется.

– Утро доброе, господа. Кофе заказывали?

Все еще молодцеватый, но уже начинающий тучнеть, первый заместитель Мирского, как заправский кельнер, заложил левую руку за спину, а удерживал поднос с кофейником и тремя чашками на пальцах правой. Трюк мог бы показаться сложным, если не знать, что подполковник легко сплющивает ими автоматную гильзу.

В Даль-разведке Штурм командовал вторым звеном в группе Мирского, и тот переманил его к себе, как только получил новое назначение.

– И не надоедает тебе паясничать, Тенгиз?

Подполковник сделал испуганное лицо и продемонстрировал пантомиму под названием: «Кельнер героическим усилием ловит падающий поднос». Причем проделал это так искусно, что Капустин непроизвольно дернулся в сторону от «падающих» на него чашек.

– Шут гороховый…

– Виноват, ваше высокоблагородие! Больше не повторится!.. – дурашливо повинился Штурм, ставя поднос на стол, и продолжил уже серьезнее: – Господа офицеры, что гласит девиз «поисковиков»? Пока мы живы, нет неразрешимых проблем! А у вас вид, словно узрели призрак отца Гамлета, размахивающий бластером.

– Читай сам…

Тенгиз Вадимович быстро пробежал взглядом текст и пожал плечами.

– Давно пора… И я тебе, Женя, не раз об этом говорил. Не военное училище, а институт благородных девиц. Из двадцати восьми часов в сутках на учебный процесс отведено девять, максимум – двенадцать. Остальные – личное время и самоподготовка. Вот и посчитайте, какой реальный запас для уплотнения графика. Даже если оставить на сон полноценных восемь часов. Ужимается вдвое на «раз-два». И с поэтапным тестированием тоже разумно придумано… Великий князь не зря пыль веков в архивах глотал… Взять хотя бы этот год. Сколько курсантов отчислили за неуспеваемость? Троих с первого курса. Одного со второго. И двоих с третьего…

– Пастернака и Мамедова по другой причине, – напомнил секунд-майор.

– Неважно. Я о том, что они сейчас на гражданке, а если б это распоряжение уже имело силу – Космофлот получил бы троих сержантов, мичмана и двух младших лейтенантов. И наши с вами усилия не пропали бы зря. Да и средства державные… Как ни крути, а чему-то мы этих гавриков все же обучили.

По поводу третьекурсников Мирский и сам ходатайствовал перед начальником отдела кадров Космофлота, но понимания не нашел. Генерал-инспектор сразу спросил: «Если ребята перспективные – почему исключаешь? А не нужны самому – какой смысл с ними нянчиться другим?» Объяснять настоящую причину Мирский не стал. По Уставу парням трибунал светил. Хотя в той истории все было далеко не так просто, как могло казаться.

– Согласен… Кстати, пометь себе. С них и начнем. Найти парней и переаттестовать… – полковник налил себе кофе, жестом показывая, чтоб и замы не стеснялись. – Меня больше всего расширение набора беспокоит. Набрать и организовать подготовку двенадцати учебных взводов вместо трех нынешних – это немножко сложнее, чем гонять курсантов от рассвета до заката. Начиная от помещений и заканчивая кадрами. Если график занятий вырастет вдвое, а количество слушателей еще в четыре раза, то где нам взять столько преподавателей и воспитателей? Это ж сколько надо дополнительных ставок выбивать?

– Не согласен… – помотал головой Тенгиз. – Во-первых, если будет не четыре курса, а два – значит уплотненный график можно не учитывать. Нагрузка на преподавателей остается прежняя. И насчет воспитателей есть одна мыслишка. Можно использовать опыт многодетных семей.

– В смысле, чтобы старшие присматривали за младшими? – заинтересованно поднял голову Крапивин. – Гм… Оригинально… но почему бы и нет? Заодно выпускники будут сразу обучаться командовать. На отделение их не поставишь, а если разбить на звенья… пятерки, – то вполне. Тогда нам понадобится еще всего лишь три ротных командира. Впрочем, если каждый зам возьмет себе по одной… И начальник тоже тряхнет стариной…

– Не зря говорят, что один ум хорошо, а два сапога – пара… – рассмеялся Мирский и вынул из стола початую бутылку «Мартеля». – Думаю, по паре капель не помешает. Идея озвучена, осталось отшлифовать и можно хоть завтра докладывать. Великий князь дал мне три дня, но от досрочного решения проблемы возражать не будет. Здоровье императора!

* * *

Аккуратный стук в дверь прозвучал сразу после того, как стопки вернулись на стол. Как будто адъютант все время подсматривал за происходящим в кабинете начальника сквозь замочную скважину. Во всяком случае, именно эта мысль мелькнула первой в голове Мирского. Вторая дополняла первую. Запомнить и на ближайшем рауте спросить у Даниила о происхождении этой идиомы. Великому князю такой вопрос, как историку, понравится. Ведь, на самом деле, в щель для отпирания замка личным жетоном или универсальной картой техничных служб, которая даже не сквозная, подглядывать невозможно. Да и незачем.

На рабочем мониторе адъютанта служебный кабинет начальника училища как на ладони. Все видеть и слышать – его прямая обязанность. И секретность не в затыкании «замочных скважин», а в том, чтоб не болтать лишнего и кадры подбирать правильно…

– Войдите.

– Господин полковник, разрешите побеспокоить?

– Уже. Говори, Денис Андреич, что там у тебя за срочность такая, что ты на совещание врываешься?

– На ваш личный почтовый ящик файл упал. Гриф три «Сосны»[2].

– Вот как. Что-то мне сегодня везет на важные послания. Вскрыл? Перекинь на мой терминал. На вирусы проверил?

– Потому и решил вас потревожить, Евгений Константинович, что файл закрыт паролем. Очевидно, корреспондент вам известен. Как и кодовое слово.

– И кто же отправитель?

– Не могу знать, ваше превосходительство. Обратный адрес отсутствует.

– Это как? – Мирский удивился вполне искренне. – А разве такое возможно?

Адъютант пожал плечами, а вместо него ответил секунд-майор Крапивин:

– Только в одном-единственном случае. Когда импульс отправлен с борта звездолета и синхронизирован с гиперскачком. Тогда отправитель как бы исчезает из нашего временно-пространственного континуума и перестает существовать для системы связи.

– И к чему эти прописные истины, известные каждому школьнику? Ведь после выхода из подпространства звездолет снова материализуется и автоматически включается поисковой системой в общий каталог. Да, ему присвоят новый ай-пи адрес, но и только.

– Ты сам ответил на свой вопрос, – Крапивин, решив, что такого объяснения достаточно, потянулся к чашке с кофе, и полулитровая посудина буквально исчезла в его лапе, словно секунд-майор показывал фокусы.

– Что? – Мирский еще раз молниеносно прокрутил в голове последние слова и уставился на заместителя. – То есть, Антон, ты хочешь сказать, что мне пришло письмо от члена экипажа звездолета, который не вышел из гиперпрыжка? Фактически – послание с того света?

– Фигурально выражаясь, – кивнул тот. – Прочитаешь, увидишь: прав я или нет.

– Тоже верно. А то гадаем, как бабки на кофейной гуще… – насупил брови Мирский, как обычно, когда бывал не в духе. – Перекинь файл на автономный лэптоп и неси сюда.

– Разумно, – похвалил предосторожность боевого товарища Штурм. – Враг не спит и даже не дремлет. Мало ли какой вирус там запрятан. Кстати, не помешает терминал секретаря тоже, на всякий случай отключить от общей сети.

– Только без паранойи, – отмахнулся полковник. – Этот файл уже как минимум пяток почтовых серверов проскочил. И что, везде защита отключена?

Потом повернулся к портрету и тайком показал государю императору кулак.

«Ну, спасибо. Подсуропил…»

Откуда адъютант выкопал эту допотопную машину, можно было только догадываться. Скорее всего, ограбил музей училища. Весило это ископаемое чудовище не меньше двух килограммов и места на столе занимало столько, что пришлось сдвинуть в сторону подарочный курительный набор. А еще – патриарх компьютерной техники не имел голографического экрана, и всем присутствующим пришлось сгрудиться по одну сторону, чтобы видеть монитор.

На девственно черном экране имелся один-единственный ярлык – «почтовый голубь». Без названия.

Мирский ткнул в него пальцем, и под ярлыком высветился прямоугольник с мерцающим курсором и надпись: «Введите пароль».

– Шикарно, – пробормотал полковник. – То есть подразумевается, что я – получив неизвестное послание от неведомого адресата – обязан знать, на какой кодовый замок оно закрыто?

Ответ был настолько очевиден, что все промолчали.

– Надеюсь – это копия?

– Никак нет, Евгений Константинович. Файл не поддается копированию. Пришлось перенести целиком.

– Еще лучше… Значит, после нескольких неудачных попыток он ликвидируется, а я даже не представляю, с какого боку к нему подступиться.

– Знаешь, Женя… Наверняка знаешь, – подал голос подполковник Штурм. – Просто не прокачал еще ситуацию полностью. А ларчик, я думаю, просто открывается.

– Поясни…

– Не о пароле думать надо, а отправителя высчитать. Скажи, командир, как много людей знает твой личный почтовый адрес? Я, к примеру, хоть мы уже черт знает сколько лет вместе, пользуюсь служебной. Качественно, бесплатно и лучшая защита от вирусов.

Мирский присел на стул и забарабанил пальцами по столешнице.

– Гм, а ведь ты прав, Тенгиз.

– Я знаю, бичо. А теперь из числа тех немногих выбери, кто сейчас может быть в Космосе.

Офицеры дружно хмыкнули и многозначительно переглянулись.

– Ион…

– Таки да, – подтвердил Штурм. – Осталось понять, что фон Виден считает для вас настолько ярким, что невозможно забыть?..

Тенгиз еще не закончил фразу, когда начал ухмыляться. Крапивин, не служивший с Мирским, выжидающе посмотрел на полковника, который, в отличие от зама, поморщился, словно у него зуб заныл.

– Песня… – проворчал полковник. – Та, которой он изводил нас все три месяца дежурства на Шальной.

– Угу, – кивнул Тенгиз и не столько пропел, сколько произнес речитативом: – И снится нам не рокот космодрома. Не эта ледяная синева… А снится нам трава, трава у дома. Зеленая, зеленая трава.

– Я тебя умоляю, – еще сильнее скривился Мирский. – Не надо цитировать. Лучше скажи, что из текста в пароль вводить. Не всю же песню целиком…

– Никак нет, – вмешался адъютант. – Предположительно пятнадцать символов.

– Спасибо, Денис Андреевич… Тенгиз, не помнишь название песни? Если мне не изменяет память. Это ВИА «Земляне». Композиция «Трава у дома». Классика конца двадцатого века.

– Да хоть девятнадцатого…

– Тогда в Космос еще не летали, – хмыкнул здоровяк Крапивин.

– Блин, все умные… – проворчал Мирский. – Один я…

– Короля делает свита, – многозначительно изрек Штурм.

– Скажи мне, какой у тебя зам, и я скажу…

– Заткнитесь, пожалуйста, господа офицеры. – Мирский выставил перед собой руки с растопыренными пальцами и стал демонстративно загибать их по одному.

– Тсс… – подтолкнул секунд-майора Штурм. – Начальство думу думает.

– Не, мало… – забраковал один вариант полковник и начал загибать пальцы снова.

Так продолжалось несколько минут. Глядя на командира, и остальные стали что-то бормотать себе под нос и тоже зашевелили пальцами.

– О! – изрек Мирский. Сел и быстро набрал «Ледяная*синева!»

«Пароль неверный, – высветилось в окошке. – Предупреждение! До самоуничтожения файла у вас осталось пять минут и две попытки!»

– Черт! Надеюсь, Ион, тебе сейчас громко икается… Потому что у меня больше нет вариантов.

– Слышь, командир… – хлопнул себя по лбу Тенгиз. – А ты не забыл, что у фон Видена была… тьфу три раза… есть глупая привычка писать слова через два пробела?

– Забыл, – повинился Мирский. Выдохнул и снова набрал «Ледяная**синева».

Лэптоп издал мелодичный звон, и конверт открылся, демонстрируя содержимое. Видеофайл. Опять без надписи. И какой-либо сопроводительной записки.

– Смотрим? – оглянулся на замов Мирский.

– Вообще-то послание личное, – напомнил адъютант.

– Здесь нет никого, кому бы я доверял меньше, чем Иону, – отмахнулся полковник. – Впрочем, если кто-то опасается стать посвященным в некую опасную тайну – дверь слева. Без обид…

Как и следовало ожидать, никто не сдвинулся с места. А секундой позже Мирский дважды ткнул указательным пальцем в значок файла.

На экране появилось изображение, предположительно кают-компании. Слегка подрагивающая камера держала в объективе двоих молодых мужчин, примерно двадцати пяти – двадцати восьми лет. Приятной, даже киношной наружности блондина и совершенно заурядного, коих тысячи, шатена. Мужчины о чем-то оживленно беседовали (звук не транслировался), периодически поглядывая в камеру. Судя по жестикуляции блондина и насмешливому выражению на лице шатена – тема разговора не носила ни секретного, ни служебного содержания.

Примерно на третьей минуте записи позади них открылась дверь и в помещение вошла юная девушка. Вполне миловидная, если б не раскрашенные во все цвета радуги волосы. При этом их красили не локонами, а – каждую волосинку по отдельности, таким калейдоскопом они переливались при каждом движении головы. Девушка спросила что-то, получила в ответ два энергичных кивка и вышла… Чтобы вернуться буквально через минуту.

На этот раз в ее руках была какая-то странная посудина, отдаленно напоминающая самовар. Причем не столько формой, сколько материалом изготовления. Посудина буквально сверкала надраенными до зеркальности латунными боками. И в тот момент, когда ее поставили на стол перед мужчинами, камера зафиксировала отражение того, что находилось позади ее объектива. Искаженное, словно в аттракционе кривых зеркал, но вполне узнаваемое лицо Иона фон Видена. Всего лишь на мгновение. Потом в объективе возникла приближающаяся ладонь, темнота и… файл закончился.

– Кто-нибудь хоть что-то понял? – оглянулся на подчиненных Мирский.

– Мне показалось, что в «самоваре» был Ион, – неуверенно произнес Тенгиз.

– Был… – подтвердил полковник. – А еще?

Офицеры молчали.

– Евгений Константинович… – в голосе адъютанта звучало недоумение. – Извините, а что за форма была на парнях? Я вроде все типы знаю. А тут какое-то сплошное недоразумение. И в расцветке, и в эмблемах. Кино, что ли, снимают? Можно еще раз взглянуть?

Вместо ответа Мирский указал на монитор, где мультипликация показывала догорающий ярлык почтового извещения. Файл самоуничтожался.