Читать книгу Всполохи Эйцехоре - Степан Мазур - Страница 2

Около двух лет назад.

Семён «Леопард» Корпионов.

Удар по груше, ещё удар. Разминка заставляла летать её по всей тренировочной комнате, мотая из стороны в сторону как привязанный воздушный шарик, только висящий вверх ногами.

Но отличие этой груши было ещё и в том, что вместо обыкновенной мягкой набивки для новичков или жёсткой набивки для профессионалов, она была сверху до низу набита простыми речными булыжниками. Оттого вес груши со стандартных 50–70 килограмм вырос до двух с половиной центнеров, и держала её только самая мощная цепь. Оттого же кулаки Семёна вместо обыкновенных голых рук были обмотаны привычными с детства тренировочными бинтами.

Татуировка леопарда на груди плясала напряжёнными мышцами, удары сыпались градом жёсткие, чаще хуки, реже крюки. Боец почти не сдерживал их мощь, бил в две трети силы. Но вместо трещин в костях и выбитых запястьях или как-минимум сбитых костяшек и содранной с пальцев кожи, рассыпались крошкой только сами булыжники, разбиваемые друг о друга волновыми и контактными выпадами. Обладатель данных кулаков мог пробить кирпичную стену, но простая мысль о сладеньком остановила грозного бойца и заставила позабыв обо всём, мчаться счастливым ребятёнком на кухню.

– Не трогай! Малиновое для болеющих простудными заболеваниями и прочими ангинами! – Машка шлёпнула по рукам блондина и проворно отобрала литровую банку. Она давно привыкла, что её мужчина вместо воды после тренировки потребляет чаще сладкое. Его организм словно не потел и ничуть не терял жидкости.

Задумываться о подобных чудо-самовосстановлениях Мария перестала давно.

– Мне что, нужно заболеть, чтобы попробовать малинового варенья? – Сёма сделал попытку отобрать банку, но не тут то было. Мария была настроена весьма решительно и любая попытка проваливалась едва начавшись. Она всё-таки готовила обед и рассчитывала накормить полноценным гороховым супом, мясными котлетами с рисом с подливой и только потом предполагала подать мороженное с кофе на десерт.

Изобразив горько обиженного, блондин присел за стол, не спеша избавляться от бинтов, и начал заходить издалека.

– Но я же не умею болеть ангиной и прочими насморками! Последний раз… последний это было….эм… Да я лет десять уже ничем не болел! Даже бессонницы нет! Устаёшь так, что отрубаешься мгновенно в любом положении в любых условиях. И это ни разу не синдром хронической усталости. Это работа такая. А, по сути – жизнь. Так что давай сюда варение. Заболеть мне не грозит. Я просто просплю любую простуду, она обидится и уйдёт.

Мария, искоса поглядывая на хитро прищуренные глаза любимого – как кот за сметаной охотится! – без вариантов открыла холодильник и вернула банку на положенное место.

– Ага, ты только в коме по реанимациям после ранений лежишь, – пояснила она свою позицию. – Жди!

– Шрамы украшают мужчину! – Сёма встал возле окна, делая вид, что любуется пейзажами Амура, но от Маши не укрылись новые попытки приблизиться к холодильнику.

Пришлось встать между морозильным хранителем и несостоявшимся вором, уперев руки в бока и безжалостным взглядом пресекать все попытки домогательства варенья.

Чёрная как безлунная ночь бровь Марии уползла под потолок:

– Шрамы? И где хоть один?

Сёма осмотрел себя в тщетной попытке найти боевые отметины, но проклятая для этого случая регенерация ступеней божественного развития не позволяла оставлять отметины на шкуре. Он и от сладкого бы легко отказался, но как можно отказаться от варенья, когда оно есть? Хуже только отказ от сгущёнки!

– Ну, я не виноват, что научился регенерировать кожу. Я же почти как хамелеон. Только он цвета меняет, а я круче – кожу. Почти как змея. Только она редко шкурку сбрасывает, а я после каждого ранения. – Сёма повернулся, смирившись с мыслью, что варенье отменяется. – Но если хочешь, то специально для тебя следующий шрам оставлю? Большой такой будет, страшный, почти ужасный. Не шрамик, а шрамище!

– Я тебе оставлю, ящерица ты недобитая! – Пошла в атаку Маша. – Что вообще значит «следующий»? Под пули лезть собрался? Или под нож маньяку?

Сёма покачал головой:

– Я же только в чрезвычайном случае. Ты же меня знаешь. И вообще ящерицы не полностью обновляют хвост. Вырастает жалкое подобие прошлого хвоста. Культя такая неполноценная. Мы их на Ближнем Востоке жарили жрали. Вкус на любителя, я тебе скажу. Это ж не варенье!

– Слушай, едок, ты мне зубы не заговаривай. Для тебя любой звонок от координатора «чрезвычайным» получается. Несёшься неизвестно куда, потом ищи тебя по Южным Америкам, – обронила Мария и чуть тише добавила. – Потом лечи тебя этим самым вареньем с ложечки. – Машка даже с притворным вздохом достала банку с вареньем. – Ладно. Держи. Только здесь кушай. Не уходи никуда. Я не про то, что заляпаешь ковёр, я про командировки. Хотя бы сегодня. Хорошо? Сделай хоть вид, что проведёшь со мной больше суток.

– Маша, ну как же так? – Сёма подхватил банку и принялся открывать плотную крышку пальцами. – Иногда я прихожу домой целым и невредимым. И сегодня приду. Я туда и обратно. Вжик – и всё, я тут.

Крышка как слилась с банкой, не желая открываться по-хорошему. Тогда блондин поднажал и… перестарался – вся верхняя часть банки осталась в руке вместе с крышкой.

Чернявая хранительница домашнего очага закатила глаза, делая вид, что не переживёт потерю очередной банки. Сама ходила на рынок, сама покупала ягоду, сахар и банки, сама варила варенье и закатывала, трудилась, не покладая руки. И что в итоге? Да всё просто – до зимы не доживёт ни одна банка. Даже до середины осени, вряд ли протянет. Этот голодный зверь всё сожрёт ещё в сентябре.

Ненасытный…

– Я не верю тебе, вихрастый! – Закричала она, поставив едва заметный щелбан за нанесённый хозяйству ущерб.

– Ну… – Сёма, не глядя, отправил верхнюю часть банки в мусорное ведро через всю большую кухню. Попал. Затем горе-Карлсон дотянулся до столовой ложки в выдвигашке и с блаженной улыбкой принялся за варенье, засунув первую ложку за щёку.

Ммм… нирвана.

Где-то на третьей ложке пришла светлая мысль, озвучил:

– Хочешь, со мной пойдём? Даже поедем, а то и полетим. Покажу тебе всё как есть. Без прикрас. Полное такое реалити, без всяких шоу. Только ты, я, группа поддержки и моя работа. Лицом к лицу.

– Чего? – Опешила Маша, как то не собираясь сегодня в дебри Амазонок, на штурм Пентагона или снова утихомиривать Кавказ.

Ещё несколько ложек варенья исчезло в ненасытной утробе спортсмена, прежде чем Сёма продолжил:

– Да сегодня простое задание. Всего-то магната убедить снизить необоснованно высокие цены на бензин и прочий керосин по Дальневосточному краю и части Сибири. Двое других прислушались, а этот упорствует. На хозяев кивает, высокие акцизы и некие договорённости. Скорпа на них нет, чтобы объяснить, что всё равно скоро станут одним целым госмонополии. Время олигархата почти сочтено. Так пусть хотя бы прекратят делать вид, что работают автономно друг от друга и ответят на вопрос почему дорожает бензин при падении цен на нефть. Василий один не решается предъявить всё сразу и в полном объёме. Боязливый он у нас. Или как это там называется? – Сёма съел ещё одну ложку «топлива». – О, вспомнил – осторожный. Да, умные всегда осторожны. Это мы, демоны глупые, прём сразу на амбразуру. А умные они же…Ну, в общем, когда зад из кустов торчит, а слова сыплются красивые такие, прекрасные, а суть та же – ссыкуют.

– Сёма!

– Ладно, ладно. Не ругаюсь. В общем, Машуня, поехали со мной. Только придётся через кордон охраны пробиваться. Одену на тебя бронник с каской, дам автомат, сфотаю, выложишь потом в социальной сети. Подругам похвастаться. – Хихикнул блондин. – Идёт? Больше шансов уцелеть. Конечно, если броники не бракованные.

Маша резко вставила свой вопрос, прервав общий ход мысли.

– Скучаешь по нему?

– По Василию? – Сёма поперхнулся. – Он же кроме как умничать ничего другого и делать то не умеет. День умничает, ночь сочиняет, а мы потом физической линейкой неделями козликами прыгаем по всей стране и за её пределами. Водворяем идеи в жизнь, так сказать. А тропки там такие козлячьи, что лапки… в смысле копытца… потом знаешь, как болят?

Маша мягко улыбнулась:

– По Сергию.

– Ну, конечно, скучаю! – Удивился Сёма, с улыбкой вспоминая прошлые приключения с братом. – Но ничего, забуду когда-нибудь. Или как меньший вариант – брат одумается и, наконец, выйдет из леса. Дикарь, блин. – И Сёма на несколько мгновений погрузился в воспоминания, отложив недоеденное варенье.

Из ностальгических моментов пришлось почти вырывать себя. Время не ждало.

– Ладно, собирайся. Камуфляж не обязателен. Наденешь мою шапку с дырками для глаз. Балаклава по научному. Так что поменьше косметики.

– Шапку? – Маша пропустила ехидство мимо ушей, зацепилась за главную мысль. Ведь при разговоре с блондином только так и надо было. – А когда ты её стирал последний раз? Она потная! У меня прыщи потом будут! У тебя-то регенерация, а мне что делать?

– Как что? Рожать! Спроса с красоты потом меньше, больше за воспитание. А шапки…Они не стираются! Последняя твоя попытка продезинфицировать мой походной набор ниндзя закончился тем, что он был выкрашен в розовый цвет и стал размерами для пуделя. Мужики долго ржали над тем, как я пытался в него влезть. Потом мужик какой-то это видео увидел, повторил и его занесли в книгу рекордов Гиннеса. По крайней мере, по количеству просмотров на ю-тубе.

– Да знаю я, что такое рекорды Гиннеса и ю-тубы, но чего ты на меня наговариваешь?! Хаки не перекрашивается в розовый! – Припомнила уроки изобразительного искусства в школе чернявая. – И чёрный цвет тоже не перекрасишь! Даже если очень постараться!

– Ага! Всё-таки созналась! – Быстро уличил Сёма. – Значит, дезинфицировала всё таки!

– Ах ты коварный! Под дурочка косишь. А сам… умён?! – Маша приблизилась с целью изобразить Отелло, удушив весельчака, но кудрявый «Дездемон», ополовинив к тому моменту баночку варенья, только раздвинул руки для объятья. Совместить приятное с полезным был готов в любое время.

– Нападай! – Разрешил Сёма.

– Он потом пах! – Продолжила Маша полемику, чмокнув в щёку и быстро отпрянув, пока не исцеловал сладкими губами. Сотрёт же всю гигиеничку.

– А чем должен был? – Обронил Семён. – Духами? У меня на все запахи кроме твоего насморк автоматом запрограммирован.

Маша показала язык и убежала в комнату. Камуфляж – дело тонкое. Требует времени.

Сёма с невозмутимостью Карлсона продолжил поглощать варенье. Задание оно ещё когда будет… целые минуты впереди. А вот когда ещё удастся варенье, сваренное специально для него попробовать – это большой вопрос. Ведь и крышку пришлось сломать, чтобы не отобрали всё недоеденное. А так вроде и незачем забирать – всё равно банку испортил. Значит, его добыча…

Куратор, заслышав о госте на спецзадании, к нефтяникам не отпустил. Через армии, которые охраняют государства в государстве и по старой привычке называются «охранными агентствами», ещё пробиться надо. Людей мало – риска много. С гостями нельзя.

Зато выдал на выбор несколько лёгких заданий ранга для новичков физической линейки. Эти и позрелищнее и поспокойнее.

Блондина эта тройная перестраховка порядкам развеселила. Приятно, что о девушке заботятся, да и профессионализм куратора, умеющего говорить «нет» любому исполнителю, как бы высоко он не стоял над самим координатором, заслуживает уважения.

Но стоило напомнить о нехватке исполнителей его ранга и раздатчик заданий, немного подумав, напомнил о деле генерала Евсеева…

Генерал Евсеев Алексей Егорыч, будучи по жизни совсем не дурак поднять лёгких денег, под старость лет получил от правительства заказ на изготовление тридцати двух тысяч бронежилетов.

– О, манна небесная! Стопроцентная предоплата в миллионы рублей показалась генералу хорошей прибавкой к пенсии, и Евсеев посчитал своим долгом немного отложить на «чёрный день» для себя, чтобы совсем не скучать на пенсии, – Разъяснял дело Марии Семён.

– Как же удалось сдать вовремя тридцать две тысячи бронежилетов, но и себя не обидеть?

– Очень просто – сократить расходы на кевларовых пластинах. Неполная комплектация (в том числе и из обрезков кевларовых пластин) создала видимость работы. По итогу бронежилеты, прочность которых не должны были ставить под сомнение и пули снайперских винтовок, пробивало с простого пистолета системы Макаров. Причём с пары шагов.

– И что с этими… бронежилетами?

– Как что? Обилие «несчастных случаев». Немало горячих голов бросалось под пули, считая, что полностью надёжно защищены и гибло, не понимая, почему умирают. – Сёма поднял голову, смотря прямо в глаза. – Считается ли риском тот риск, о котором люди даже не догадываются?

Мария промолчала.

– Вся правда раскрылась, когда погиб на задании один из спецназовцев ГРУ. Со смертью высокого чина без полной проверки, как водится, не обошлось. И всё вроде бы дальше по схеме возмездия должно было пойти – партия бракованных бронежилетов была отозвана, сам генерал предстал перед судом, но… что же присудила ему слепая Фемида?

– Пожизненное? Расстрел? – Перечислила Маша.

– Нет – условный срок и выход на досрочную пенсию. – Хмуро обрубил Леопард и добавил. – Антистистема же вынесла генералу свой приговор…

Через одиннадцать часов, восемь из которых занял перелёт до Москвы из Хабаровска, Сёма с Марией вылезли из микроавтобуса группы поддержки где-то в Подмосковье.

Автомобиль остановился у самого забора загородной дачи генерала. Целый особняк, что якобы достался Евсееву от дяди по наследству (хотя дядя умер ещё когда генерал учился в высшем учебном заведении), был больше похож на дворец, чем на загородную дачу. По данным структуры он был построен на левые доходы генерала.

– Сдача с бронежилетов? – спросила Маша, осматривая фасады дорогой черепичной крыши.

– Нет. Прибыль от контрабанды оружием в более молодые годы. Евсеев ещё во вторую Чеченскую приторговывал, – ответил Сёма и подёргал усико микрофона. – Запрос на данные разведки.

– Генерал с семьёй на веранде ужинают. Второе окно от крыльца. Система наблюдения выведена из строя, охрана отсутствует, – тут же отрапортовал аналитик структуры.

– Кушает, значит. Аппетит хороший. И ничего тот хлопец не боится. Не мучает его ни разу совесть, даже собачки не завёл, – кивнул Леопард и повернулся к Марии. – Что ж, сейчас испортим аппетит.

– А как? – совсем тихо спросила Мария.

– Ангелы мести мы, Маш, или зря, что ли сюда летели? – улыбнулся Сёма и натянул маску.

Сонная, уставшая после перелёта и двухчасовой дороги на машине Мария только кивнула, не совсем понимая, что задумал любимый. Блондин же достал из хоккейной сумки РПГ и проворно взобрался на крышу микроавтобуса. Глядя в глазки камеры наружного наблюдения, ощутил вес на плече.

– Сёма! Там же семья! – Взвизгнула Маша, стараясь допрыгнуть хотя бы до ноги безумного арийца, чтобы остановить от плохой идеи.

– Ничего, Маш, – спокойно ответил Сёма и прицелился. – У убитых от его жадности тоже есть семьи. Жёны без мужей. Дети без папашек. Неполная ячейка общества, полная тоски и печали от раннего ухода героев посмертно.

Стоя на крыше микроавтобуса, гранатомёт на плече по уровню как раз возвышался над забором и без помех ловил в прицел окно с трапезничающей четой. Маша не успела ничего добавить, как палец Леопарда спустил курок. Снаряд, перемахнув забор, в мгновения достиг окна и, пробив пластиковое окно, взорвался внутри помещения.

– Вот как-то так глупо и печально и выглядит моя работа, Маш, – вздохнул Сёма, кинул использованный гранатомёт напарнику и сам спрыгнул с крыши.

– Там же люди! – Взвизгнула Мария.

– В Новороссии тоже были люди. Что не мешало им гибнуть от осколков разорвавшихся снарядов полевой артиллерии в бракованный бронежилет. Группа, вперёд! – Рявкнул не своим голосом, но уже рабочим голосом тотема леопарда князь Антисистемы.

Группа зачистки тут же выбила дверь на территорию «дачи» ручным тараном, часто используемым МЧС и спецназом в особо бронированных случаях, и помчалась по двору.

Вздумай, кто уцелеть – АКМ довершит начатое.

– Но можно же было поговорить, – укорила Маша. – Разве это не «воспитательное» задание было? Ты так просто взял меня на «карательное»?

Сёма вернул прежний голос. Разве что был он погрустневшим и полным печали.

– Да кого тут воспитывать, Маш? Древние мастодонты не перевоспитываются, только вымирают. Чаще сами, естественным образом. Но есть и такие, которым надо помогать. Природе лень, она только на глобальные вещи горазда, значит – дело наше. Думаешь, понял бы меня этот генерал, всю жизнь привыкший видеть, что логика в стране не работает, что такое хорошо и что такое плохо? Понял бы, что многое меняется в его родном государстве? Мире, где он давно на все наплевал и забыл о чести и совести за десятилетия бардака?

– Не знаю, – честно призналась Маша почти шёпотом.

– А я знаю. Наглядный пример, когда тебя разносит по кусочкам, более действителен. На себе не проверяй, лучше на слово поверь. Тут уж не то, что вся жизнь перед глазами… тут и души убитых прощальную песню напоют. Ещё и на бис исполнят. Без всякой фальши.

– Это терроризм! – Резко запротестовала Мария, вспомнив о постулатах в голове.

– Под терроризм можно подвести что угодно, было бы желание копаться в определениях. Если хочешь знать моё мнение, то… то, что сейчас случилось за забором – это вполне осознанная месть ублюдку, поставившему прибыль выше жизней тысяч людей. Десятков тысяч людей!

– Так вы всех генералов изведёте, – вздохнула Маша.

– Всех? – Сёма почесал нос. – Нет. Есть и вполне достойные. Те, кто против логики всей системы стараются наносить наименьший вред, выбирать из тысяч зол меньшее… Эти пусть сами на пенсии уходят. Я таких отправляющих полки на штурм редутов мирных граждан не встречал.

Ни одного выстрела не прозвучало в доме – удачно попал! – но группа от самого крыльца что-то волокла по земле. Что именно, Маша узнала только тогда, когда люди в масках вытащили «это» на дорогу.

«Этим» оказался тот самый истекающий кровью генерал, постоянно лопочущий проклятья и периодически сжимающий кулаки в попытке задушить оппонентов. Осколком разворотило только живот, но не похоже было на то, что генерал собирается отходить в мир иной сам. Не известно, был ли он контужен, но держался весьма бодро.

– Везучий сукин сын, – донеслось от одного из группы. – Всех положило, а этому повезло.

Машу от лицезрения раненного, истекающего кровью недочеловека вывернуло наизнанку. Побледневшая девушка трижды прокляла своё желание посмотреть на работу избранника вблизи. И сотни раз потом достанется самому Сёме, что взял её с собой на ТАКОЕ задание. Но если бы не взял, ещё сколько тысяч упрёков услышал бы в свой адрес?

Всё познаётся в сравнении.

Сёма сплюнул в сердцах – додумались же показать лично, хвастуны, отчитались вроде как! – и, достав пистолет, обронил посуровевшим голосом:

– Чёрт побери, действительно напоминает «воспитательное». Евсеев! Понял хоть за что получаешь пулю в лоб?

Грозен был взгляд молчаливого генерала. Грозен и молчалив.

Не понял.

– Не оправдал, служивый. Родина тебе напоминает, что из воина-кшатрия торгаш не получается. Прапорщиков извели как класс, а прочим в олигархи тянуться не положено. Не пустят, Евсеев.

Не дрогнула рука Леопарда. Палец без тени сомнения надавил на курок.

Работа есть работа.

– Пока мыслители-браманы строят идеальные миры в головах, кшатриям приходится исполнять задуманное вживую. – Обронил Леопард Марии. – Пусть кого-то и выворачивает от вида подобной работы наизнанку, но всегда есть мыслители, а есть исполнители.

– А потребителям всё достаётся в последнюю очередь, – буркнул рядом один из ликвидаторов.

– Ничего, Маш, – Сёма подошёл, обнимая любимую. – Вот завтра врачами в Поволжье займёмся, занимающимися перепродажей новорожденных. Вот там завтракать точно не стоит. Да будут трижды прокляты те, кто торгует детскими органами за бугор. Так ведь? Поедешь со мной? Ребята всегда рады тебя видеть. Тоскуют по женским компаниям.

Машу вновь передёрнуло, подняла взгляд мокрых глаз, ловя в перекрестье самое серьёзное выражение лица любимого, и твёрдо ответила:

– Нет, Сём, я тебя дома подожду.

– Как скажешь, любимая. Как скажешь, – подмигнул Сёма, прекрасно понимая, что больше он претензий по части работы не услышит.

Ведь о некоторых вещах лучше просто не знать. А о прочих просто не говорят.

* * *

В то же время.

Окраины Новосибирска. База «Тень-2».

Василий «Гений» Ботаников.

Ноги лежали на диване, а спина на железном полу, впиваясь лопатками и позвонками в жёсткую поверхность. Даже подушки нет под головой. Затылок короткой причёской упирается в холод неприкрытого металла. Но так замечательно мыслится после четырёх кружек кофе. Лежать вверх ногами, прижимая пылающую мыслями голову к холодному – что может быть лучше? Никто из аналитиков антисистемы из присутствующих в кабинете не будет пенять на сумасшествие, и пытаться переложить на диван.

Здесь на нижних этажах базы мозговой штурм давно переплёлся с мистическими озарениями, телепатия с безжалостной математикой, а строгий расчёт с анархией поведения. Всё что угодно, лишь бы решались поставленные проблемы.

Всё ради результата для всех, а не только для высшей прослойки!

Так уж повелось, что система ненавидела человечество как вид, и всячески пыталось его изничтожить. Система строила козни, закапывая человека глубже, глубже, ещё глубже. Под этим процессом на макушку человека беспрерывно сыпалась земля.

Первый комочек – медицина. С момента рождения новорожденный недополучает пятую часть крови. Акушеру не резон ждать, пока плацента отдаст все так необходимые после генетического вмешательства в процессе УЗИ вещества организму. И чахленькому дитятке предписано периодически тестировать сотни видов лекарств, по сути, разрушая себя до того, как это сделает старость. Если повезёт, то к самому моменту старости будут испробованы уже тысячи видов лекарств.

Повезёт системе, конечно.

Вот второй комочек. Налоги. Самое богатое природными ископаемыми государство мира по причине слабой экономики не в состоянии жить без помощи своих граждан. Но вместо того, чтобы собирать их со сверхприбылей, система облагает максимальными налогами всех, кто не входит в золотую прослойку. Достигнув определённого положения-статуса в структуре, высшие чины по большей части лишены необходимости отдавать кусок полученного пирога, зато собирают максимальное количество дотаций из бюджета. Если же случаются казусы, которые пытаются оспорить это положение, то состязательные игры в правосудие с перевесом в несколько адвокатов против одного прокурора, как правило, оставляют результат за первыми. Со взяток налоги не платят. В итоге государству постоянно отдают свои крохи те, кто едва сводит концы с концами. А если начнёшь «подниматься», то есть тысяча способов не допустить тебя в «высшую лигу», в том числе и используя те самые налоги. Так строго отрегулированный бизнес не допускает в круги своя сторонних людей, не причастных к влиянию семей.

Третий комочек. СМИ. Разве ты не просыпаешься под сообщения бормочущего телевиденья, что мир стоит на грани и фактически сегодня последний день перед очередным Концом Света? Вакханалия убийств, катастроф, трагедий и разврата всех мастей, о которых должен знать именно ты и именно сейчас, стирают твою улыбку от в кой-то веки приснившегося доброго сна под утро. А если пропускаешь утренний телевизор, радио напомнит о себе по пути на работу, или газета в почтовом ящике, спам в электронной почте, истеричный Интернет, а то и твой обстоятельный собеседник, сломавшийся под гнётом новостей немного ранее тебя. Напомнит, что в жизни так мало прекрасного. Ему надо поделиться с тобой новостью. Много на душе накопилось. И будет копиться, пока не перекроют краник потока.

Вот только не перекроют. Индустрии страха нужны жертвы.

И вот на человека, лежащего на дне могилы «предопределённой» жизни такая земля сыплется беспрерывно: образование для вундеркиндов методами умственно отсталых, великая культура, опошленная и приниженная до последней стадии мусора эмиссарами юмора, уровень жизни, падающий и тонущий всякий раз, когда начинает дуть что-то посильнее штиля. Неоправданные цены, инфляция, кризисы, перековерканная история, которой никогда не существовало. Когда были и летописи стала историей, на изуродованный фальшивый костяк её стали нанизывать лишь удобные находки. Прочие тысячи археологических находок пылятся в запасниках как неудобные. Они лишь усугубят картину.

И вот ты не дышишь, глубоко зарытый под слоем той самой «земли». И поверх в качестве надёжного надгробия – бумаги! Тысячи бумаг, подтверждающих, что был, пытался, состоял, не состоял, в вот и галочка есть, что существовал. Конечно, ничего не получилось, и ушёл, как правило, сломавшись. Или сломали, добив бессовестными танцами на могилке: неконтролируемым бездушным прогрессом во всех направлениях, религиями, не развивающими, но порабощающими души, сектами, промывающими мозги, толкованиями, интерпретациями, да постоянными обвинениями в вольнодумии.

Кто сказал, что никакого человека в любой период жизни нельзя обвинить в любых пунктах? Если есть человек, то статья найдётся. Мнение сформируется, компромат раздобудется, будь ты хоть трижды святой. Провокации в шаге от тебя. В этой системе нет ничего эфемернее, размазаннее и расплывчатее, чем факты. При желании тебе завтра же докажут, что сегодняшний день был совсем другим.

И ты согласишься. Почему?

Первая причина – страх. Тебе давно навязали, что ты один. Этот страх твоего одиночества, культивируемый и заботливо взращенный для тебя в тебе, не даст тебе же ничего делать. Ты во всём этом хаосе забыл, что весь твой путь души в каждом из миров большую часть времени состоял из одиночества. Оно двигало тебя к развитию. Но память об этом затёрта под страхом за своё тело, родных, близких, друзей.

Ты же не можешь один со всем бороться, менять, влиять. Не так ли? Потому ничего и не меняется. Меняют за тебя. Всю свою жизнь ты давно передоверил в чужие руки: мифическому богу, системе, старшим, мудрейшим, хитрейшим. Ты не хочешь ответственности за свои действия, за свою жизнь, привычно доверяя это более опытным. А они не квалифицированы, не избраны, они просто поставлены системой. Те кто поставлен, всегда не прочь тобой поруководить.

Василий потёр виски. Появилось ощущение, что носом вот-вот пойдёт кровь. Но она не шла. Организм крепче, чем люди привыкли о нём думать, лелея и сберегая себя насколько возможно от всех потрясений и ненужных затрат энергии на мыслительные процессы.

Мысли как всегда пролетели быстрее скорости света, удалось схватить за хвост лишь парочку. Одна касалась самой скорости света.

Глупо ожидать от человечества колонизации планет, если сами засели на постулате о невозможности развития скорости большей, чем сама скорость света.

«Ну да чёрт с ними, с этими учёными и их узкими взглядами, да консервативным, замкнутым на себе научными мирком, полным скорее подстав, чем открытий. Михалыч с Дмитрием работают и воплощают новые идеи, а моя задача наступать на мозоли голему структуры, лавируя меж этим грозным пухлым исполином на скорости мысли. Пусть попробует догнать. И пусть не сразу, но раскопают ответы, составят истинные летописи. Прозреют в настоящем, строя грядущее. А там и до звёзд рукой подать. Знали ведь, умели, делали. А что всем паять стёрли, так это…восстановится. Со временем».

Василий поднялся, спеша набросать на планшет линейку поведения нового действия. Работы как всегда валом. Об ответственности пусть задумываются психологи… которых Антисистема никогда не заведёт.

Некогда плакаться.

* * *

В то же время.

Даниил «Медведь» Харламов.

Крик вспорол тишину коридора, прокатился по холлу и разбился о стены, жалобный и неестественный. Так мог кричать только умирающий в агонии, испытывающий нестерпимые муки. Неизлечимо больной человек.

Даня резко подскочил с кровати, весь мокрый от пота. Грудь разрывало так, что сердце грозило пробить рёбра и вырваться наружу.

Что за ужас?

Снова этот сон. Уже шестой день. Один и тот же чёрно-белый сон с жутким криком, от которого холодеет в груди, и все мышцы сжимаются в диком страхе, тело колотит дрожь. И эту неестественную судорогу невозможно остановить.

Харламов вскочил на пол, дважды громко хлопнул в ладоши. Под потолком загорелся мягкий, полуночный свет, высветил спальню, чётко обозначил все предметы.

Всё по-старому, всё как всегда, привычно и старо.

– Может мне уже жениться? – Задал он вопрос знаменитому борцу, который молчаливо смотрел с обширного плаката во весь рост на стене.

Знаменитый спортсмен только улыбался в ответ, позволяя расценивать его ответ как угодно, по желанию и настроению.

Руки понемногу перестали дрожать, дыхание выровнялось. Медведь вдел ноги в тапочки и поплёлся в ванную, в который раз размышляя над значением сна. Но сумятица в голове как всегда ни к чему хорошему не привела, оставив в полной прострации.

В зеркало на него смотрел молодой мужик в полном расцвете сил, если убрать из этого расцвета мешки под глазами череды бессонных ночей и неестественно бледный цвет лица.

– Да, надо жениться. Этот странный мир несовершенен, но я постараюсь изменить его. – Отражение подмигнуло и слабо улыбнулось, словно смущённо пытаясь осознать с чего начать: со свидания, цветов или просто ничего не значащего разговора по работе. Главное начать, а мир… подождёт.

Чуть подбодренный посторонними мыслями, поплёлся на кухню, где датчики выловили его присутствие и автоматически включили свет.

Даня ткнул рифлёную кнопку кофейного агрегата и аппарат зажужжал во всю мощь своего заложенного технического совершенства, чтобы уже через минуту в небольшую кофейную кружку полилась тёмная жижа, завершив легализованный наркотик молочной пеной – капучино-экстра готов.

Взгляд лениво поймал встроенные в печку часы, губы сонно прошептали:

– Что ж, можно и на работу просыпаться.

Утренний моцион прошёл на автомате, словно совершил его робот, зомби или лунатик, но никак не живой Даня, преуспевающий офисный работник. Не почувствовал даже вкуса еды, температуры воды, свежести одежды. Всё однообразно.

На работе сегодня снова завал, босс кипит. Нужны новые силы, новые идеи, но какие могут быть силы и идеи, когда почти неделю живёшь на одних таблетках? Лишь бы не свалиться замертво, и то ладно. А то, что спит на совещании, так кто это заметит? Не он один. Всё равно год за годом одно и то же.

Аэро-Фольксваген приветливо моргнул фарами, ласково пискнул, подогревая мотор. Когда хозяин занял место у руля, сиденье приняло водителя подогретым, но не через чур, не позволяя покрыться потом. Как раз по осенней погоде. Не зря у автомобильного центра стоит внешний термометр и анализатор настроения.

Гараж автоматически закрылся, дом оповестил на дисплей монитора, что он под охраной, ласковым женским голосом пожелал хозяину приятного дня и успехов на работе, не забыв напомнить, чтобы Даня принял положенные ежедневные витамины, что лежат в бардачке машины.

Харламов лишь отмахнулся, вспоминая, что ещё пару лет назад руль приходилось крутить самому, и что совсем уж дико, давить на педали и даже поворачивать нелепый металлический ключ в замке зажигания. Невольно пощупал левое плечо, там вот уже год у каждого жителя страны под кожей вживлён микрочип со всей информацией о владельце: от группы крови до последней встречи с родственниками. Туда-то и умудрились запихать и «ключ» от автомобиля и состояние лицевого счёта, даже спутниковое ежеминутное наблюдение у всемирного врачебного комплекса, строго по уровню допуска и состоянию страховки.

Но с врачами в последнее время не везёт. Один и тот же сон довёл здоровье до красной линии, и виртуальный доктор прописал кучу лекарств, витаминов и смену обстановки. Диагноз – переутомление. На большее даже самая современная медицина способна не была. Мозг ещё слишком далёко от изучения, никак не раскрывает свои секреты. А пить кучу антидепрессантов? Ложь будто помогают.

За раздумьями автомобиль прикатил к офису, чуть слышно пикнул, привлекая внимание хозяина – мы приехали, выходи, а я пока припаркуюсь рядышком.

Даня открыл дверь и рывком подскочил с сиденья, стараясь очнуться от дрёмы хотя бы на улице перед зданием, перед самой работой.

Ноги ощутили асфальт… но что это?!

Мощный рёв докатился сбоку, в тот же миг оглушительный удар раздробил кости, подкидывая вверх, как резиновый мячик!

На асфальт приземлился уже без сознания. Лишь в голову запечатало жуткий звук тормозов, визг шин и воздушную волну, что прилетела вдогонку от большой мощной машины.

Это конец! Вспышка!..

Скрипучий, фальшивый голос робота прокатился по операционной, раздаваясь на краю сознания:

– Объект С-707 нестабилен. Лечению не подлежит. Во избежание распространения порчи генофонда запущена программа уничтожения…

Ему ответил другой, старый и хриплый, но всё же человеческий. Старый доктор в окровавленном халате вяло приказал:

– Перечислите факторы.

Робот, словно торжествуя доступной информацией, бодро отрапортовал.

С тех пор, как роботам привили человеческие чувства, первым, что они переняли, было злорадство, торжество, коварство, а так же строгое разделение по уровням допуска. С высшими чинами умудрялись лицемерить и поддакивать, а с низшими обращались предельно холодно, лишь в пределах инструкции.

– Недельный синдром кошмаров, нестабильность головного мозга, теория нового заболевания, сбой в системе координирования.

Старик ответил почти сочувствующе:

– А-а… Допускал мысли о невозможном? Мыслил не в рамках доступного? Что ж, новым законодательством утверждено – мера пресечения номер ноль. Доложите методы воздействия.

Робот с готовностью протараторил:

– В утрешний кофе добавлен ускоренный вирус био-рака с обширными метастазами, ожидаемая смерть в течение семи минут. Автомобильный робот А-17, желая выслужиться, высадил ненадёжного хозяина посреди оживлённой магистрали. В сговоре с другим автомобильным комплексом С-18, оба спровоцировали инцидент автомобильной аварии, ускорив необратимый процесс угасания всех функций. Эта система надёжна и сбоев не даёт.

– Введите яд, – обречённо бросил доктор, разглядывая перемолотые останки того, что до момента встречи с мощным грузовиком было человеком. И ведь как ещё жив? Поразительная устойчивость к жизни.

– Поправкой к межнациональному законодательству номер семь два пять, подпункт одиннадцать, введение смертельных инъекций безнадёжно больным запрещены.

Доктор сжал кулаки, бессильно прожигая яростным взглядом глаза-локаторы робота. Тот поспешно протараторил:

– Зафиксирована не мотивируемая вспышка гнева, объект нестабилен, посылаю запрос в центр…

Доктор поспешно набрал в грудь побольше воздуха и отогнал из головы все мысли прочь. О таком думать нельзя, уничтожат так же, как бедного молодого парня. По системе йоги доктор вогнал тело в состояние покоя. Если не успеет до повторного запроса в центр, то кто знает, откуда встретит свою смерть? То ли унитаз электричеством шарахнет, то ли послушные дети выполнят заказ центра, получив дополнительные бонусы на жизнь. Центр координирования превыше всего! Конечно же, превыше какого-то биологического объекта класса «отец», «родитель».

Доктор, не глядя больше на умирающего от многочисленных ран и обширных метастаз человека, покинул операционную. Теперь он точно знал, хоть и не мог об этом думать – надо любыми путями получить допуск высшего уровня, чтобы линять с этой планеты. Демократический тоталитаризм уничтожил человека гораздо раньше, чем он думал…

Крик вспорол тишину коридора, прокатился по холлу и разбился о стены, жалобный и неестественный. Так мог кричать только умирающий в агонии, испытывающий нестерпимые муки. Неизлечимо больной человек.

Даня ощутил свой кошмар наяву.

Никто не разбудит.

* * *

Харламов открыл глаза, тупо глядя в металлический потолок базы. Спальный сектор базы был погружён в тишину. Время раннее. До рассвета ещё часы.

– Это ещё что за бред приснился? – Прошлёпали губы. – Я – офисный клерк в недалёком будущем? С какой стати это? Я не собираюсь сидеть в офисе!

Даня присел на край кровати, стараясь осмыслить сон. Выходило, что сон был двойным. Сон внутри сна. И был он слишком свеж в памяти и странное ощущение раздвоенности жизни, словно жил и там и здесь, не покидало долгие, тягучие минуты раздумья. С таким ещё не сталкивался.

То ли переборщил с родовыми снами, то ли мозг до того устал от перегрузок, что решил намекнуть хозяину, что возможно могла быть и совсем другая жизнь. Спокойная, ровная и… ведущая в пропасть вместе со всей чёртовой системой, которую к счастью собрались уничтожать.

«Но что же подсознание хотело сказать ещё? Взять отпуск? Отдохнуть? Нет, что-то ещё. Надо просто докопаться до истины. Жениться? О, да, пора жениться. Обрести якорь, ради которого всегда стоит возвращаться из таких дебрей, вроде этого странного сна. Не то занесёт в такое место, что не выбраться вовсе», – подумал Харламов и решил на время оставить попытки развивать себя ещё и во сне. По крайней мере, больше не наобум в одиночестве.