Читать книгу Скрипач. Русское каприччио - Степан Митяев - Страница 3

Старинные часы

И все-таки она появилась снова.

После того как он в первый раз увидел молодую богиню, Скрипач спиртного в рот почти не брал, чем несказанно удивил беспробудного Груздя. Достав из старого шкафа чемодан с вещами из прошлой жизни, музыкант долго их перебирал, и, наконец, выбрал вполне еще сносный костюм, который, как он полагал, должен был существенно изменить его имидж. Скрипач почему-то верил: свершится чудо, и восхитительный образ возникнет на Бульваре снова.

На этот раз она пришла к самому началу его выступления. Расположившись на скамейке чуть поодаль от импровизированной концертной площадки, девушка долго слушала, как он играет. Скрипач очень старался показать все, на что способен, но как назло, ему мало что удавалось – то ли алкогольное воздержание сказывалось, то ли он просто стеснялся своей новой поклонницы.

Увлекшись очередным пассажем, Скрипач не заметил, как она встала и подошла ближе.

– Меня зовут Асоль, – волшебным голосом произнесла девушка, дождавшись паузы.

– Осип… В смысле – Осип Семенович, – хрипло пробормотал Скрипач, не опуская скрипку.

– Очень приятно. Вы простите, что отвлекаю…

Она замолчала, словно собираясь с мыслями. Скрипач тоже не мог вымолвить ни слова, сжавшись внутри от непривычного смущения.

– Знаете что, не могли бы вы дать мне пару уроков? Вы так потрясающе владеете инструментом, а я всю жизнь мечтала научиться играть на скрипке.

Музыкант, не в силах произнести что-то вразумительное, закивал, как контуженный.

– Вот я тут адрес и телефон написала, позвоните, когда сможем начать. Извините, больше мешать не буду.

С этими словами обладательница литературного имени вернулась на скамейку и поднесла к уху телефон. Скрипач, чуть помедлив, затеял своего коронного Сен-Санса, то и дело поглядывая в сторону скамейки.

Неподалеку притормозило желтое такси, и Асоль исчезла так же внезапно, как и появилась.

АСЯ

Фигура у Аси Павлюченко оформилась рано: уже к тринадцати годам у нее нарисовалась красивая грудь третьего размера, на которую с плохо скрываемой завистью поглядывали одноклассницы и которая подарила немало бессонных ночей ее тайным поклонникам из числа местных пацанов.

Жила Ася с мамой и братом в не самом фешенебельном районе Запорожья, застроенном облупленными пятиэтажками непонятного цвета, которые пробовали красить, но потом бросили. Вид из окон, правда, открывался потрясающий: днепровская Хортица во всей своей красе, однако больше ничего вдохновляющего в окружающей среде не наблюдалось. Поговаривали, что их микрорайон будут сносить под застройку элитными домами, но местные сомневались: слишком плотным был осадок из продуктов жизнедеятельности Промзоны, пыхтевшей неподалеку многочисленными трубами. И хотя после развала Союза местные заводы пыл поумерили, раз в полгода Ася помогала матери соскребать с балкона вольфрамоникелевый налет в палец толщиной.

К шестнадцати годам гарна дивчина стала безусловной королевой района. Грудь, у нее, правда, больше не выросла, зато все остальное отвечало самым строгим плейбоевским канонам. Желающих затащить ее в парк на темную скамейку было хоть отбавляй, но местные парубки были наслышаны о крутом нраве брата-боксера, который выиграл в России какие-то крутые соревнования по смешанным единоборствам.

Ася и сама была не прочь испытать то, о чем по ночам шептало ее рано созревшее естество, и она с некоторым раздражением относилась к защитному барьеру в лице спортивного брата. Возможно, поэтому юная королева района при первом же удобном случае с удовольствием отдалась заезжему фотографу, который странствовал по просторам свободной Украины не столько в поисках натуры, сколько в стремлении на халяву удовлетворять свои мужские потребности.

Став женщиной, Ася обнаружила в себе прямо-таки неуемное сладострастие, что позволило ей меньше чем за год осчастливить чуть ли не всех местных воздыхателей. Она уже стала выходить на городской уровень, зачастив в центровые клубы, когда судьба преподнесла ей неприятный сюрприз. Людская молва не смогла пройти мимо ее сексуальных похождений, в результате чего мама с братом посадили ее под домашний арест.

Не прошло и трех дней, как вольнолюбивая Ася, собрав, пока все были на работе, рюкзачок, отправилась на вокзал, где за пару минут повергла в любовный трепет проводника поезда «Запорожье – Москва». Вскоре она уже слушала стук колес в служебном купе, где пускающий слюни пятидесятилетний дядька с усами рассказывал ей за бутылкой «Крымского» о неудавшейся семейной жизни. Ася притворялась, что внимательно слушает, прикидывая, за какую именно часть ее тела сластолюбивый рассказчик схватится первым делом.

Впрочем, ее это особо не напрягало, главное было благополучно добраться до Москвы, куда стремились многие ее запорожские подруги. Там, без сомнений, ее ждал грандиозный успех в качестве лучшей столичной фотомодели. Ася даже придумала себе сценический псевдоним: Асоль. Хоть Грина она и не читала, но старое кино по телевизору смотреть любила.

***

Скрипач нерешительно нажал кнопку вызова в домофоне.

– Слушаю, – раздался знакомый голос в динамике.

– Это я.

– Кто я?

– Уже не узнаешь бывшего мужа?

Пауза зашелестела тихими скрипами в динамике.

– Открываю. Этаж, надеюсь, помнишь?

Открыв дверь, она отступила, приглашая его войти. Квартира встретила знакомыми запахами, которые мгновенно вернули его в прошлое. Он присел на диван, который они вместе с женой купили с чудовищной, как позже выяснилось, переплатой. Огляделся: все на местах, включая югославскую стенку. Из этой квартиры он уходил, точнее, уползал целую вечность назад. Тогда она смотрела ему вслед со слезами на глазах, но остановить не пыталась – после нескольких лет мучений окончательное решение уже приняла.

Скрипач хотел закурить, и даже достал пачку из кармана, но потом вспомнил, что бывшая жена всегда выгоняла его с сигаретой на улицу. Она присела за обеденный стол, повертела в руках маленькую чешскую вазу, которую он подарил ей на день рождения, и отставила ее в сторону.

– Чем обязана, маэстро? Мне скоро на репетицию.

Нежданный гость поднял голову. Несмотря на язвительное обращение, холода или насмешки в ее глазах он не увидел.

– Да вот, за часами зашел.

– Неужели час «икс» пробил?

– Ну, что ты, Валюха, не надо так. Я уже все свое получил.

– Я тоже…

Чуть помедлив, она поднялась из-за стола и направилась в соседнюю комнату. Годы почти не изменили ее: все та же фигура, те же каштановые, отливающие медью волосы, те же походка и голос. А морщин он не разглядел. Наверное, потому, что в глаза ей старался больше не смотреть.

Из комнаты она вышла со старинными, богато инкрустированными часами – единственным ценным предметом, который он не пропил и который она обещала отдать только тогда, когда его совсем прижмет.

Он засунул часы в припасенную клетчатую сумку и приподнялся с дивана.

– Спасибо. Я пойду?

– Иди.

В коридоре она не выдержала.

– Что случилось-то? Совсем плохо?

Он оглянулся, как будто недоумевая.

– Да нет, я бы сказал, совсем наоборот. Впрочем, черт его знает. Ты все там же?

Она кивнула.

– Прости меня.

– Да иди уже. Бог простит.

АКТРИСА

Валентина Гаврюшкина была голубых кровей. Во всяком случае, так утверждала ее старорежимная бабушка, в девичестве – Суворина, которая до самой смерти выходила к обеду в бархатном платье с отложным кружевным воротничком.

Фамилию свою маленькая Валя не любила и втайне желала найти себе мужа с более звучным семейным именем. Однако жизнь распорядилась иначе: первым ее супругом стал футболист с трудно произносимой фамилией Саргсян.

С подающем надежды игроком «Спартака» Валя познакомилась на вечеринке, куда ее затащили подруги по Щуке. Нельзя сказать, чтобы она сразу влюбилась в Артура, но и отказать напористому нападающему не смогла. Звездная жизнь так лихо закрутила юную студентку театрального училища, что она и не заметила, как вскоре оказалась в зеркальном зале Дворца бракосочетания, где под многочисленные фотовспышки сказала тихое «да».

Как и многие футбольные представители солнечного Кавказа, Артур любил раздавать автографы гораздо больше, чем тренироваться, поэтому вскоре надежды подавать перестал и вынужден был уехать к себе на родину, где в ереванском «Арарате» его взяли на подмену.

Воспитанная бабушкой в лучших традициях русской истории, Валя бросила училище и отправилась за не очень любимым мужем в ереванскую ссылку, которая, впрочем, длилась недолго. Вернувшись как-то в неурочный час из библиотеки, куда она со скуки устроилась на работу, молодая жена застала техничного форварда в объятьях сразу двух пышнотелых экскурсанток из Тулы. Валя, конечно, была наслышана о пристрастии мужского населения солнечной Армении к большим формам, но понять, как их супружеская кровать выдержала эти два тела, по полтора центнера каждое, так и не смогла.

В Москве, куда она сбежала на следующий день после знаменательной сцены, Артур ее не беспокоил – видимо, тоже особенно о разрыве не горевал и вскоре приехал в столицу, чтобы мирно развестись. Вале удалось восстановиться в училище, которое она вскоре благополучно закончила, дав себе слово посвятить театру всю жизнь без остатка. И никаких больше мужчин!

Ее обет безмужия продолжался бы, наверное, достаточно долго, если бы во время гастролей в Ярославле их театральную труппу не поселили в одну гостиницу вместе с известным струнным ансамблем. Так появился в ее жизни Скрипач, в которого она влюбилась по уши и даже больше.

Первые несколько лет прошли в розовом тумане счастья. Скрипач шагал вверх семимильными шагами, завоевывая все возможные награды, и в итоге стал самым молодым «заслуженным» в истории отечественной музыки. Он даже начал писать музыку, которая вызывала у Валентины неуемный восторг. Конечно, Хачатуряна из него не получилось, но сочиненное для любимой супруги «Русское каприччио» знающие люди хвалили.

Успехи Валентины на сцене были не столь впечатляющими. До главных ролей она так и не добралась, но от этого театр меньше любить не стала и служила ему верно. Неожиданный взлет случился на другом поприще: ее пригласили поработать диктором на телевидении. Впрочем, телекарьера актрисы длилась недолго: с нудными новостными текстами она справлялась неважно, к тому же телевизионному начальству порекомендовали взять на ее место дочку министра.

А потом случилось непоправимое. Ревнивый муж второй виолончели во время антракта ворвался в гримерку и набросился на Скрипача с кулаками. Как потом выяснилось, дебелая виолончелистка на самом деле просто решила взбодрить угасшую страсть вялого супруга и наплела ему небылиц про ее роман с первой скрипкой.

Ревнивец был значительно габаритнее Скрипача, но не учел, что тот, хоть и принадлежал к изящному сословию, уроков одесских подворотен не забыл, что в итоге обернулось свернутой скулой нападавшего и сломанной кистью музыканта.

Рука быстро зажила, но играть, как прежде, Скрипач уже не смог, что быстро сказалось на его карьере. Смириться с тем, что его отодвинули на вторые роли, лауреат международных конкурсов не мог и выход из творческого кризиса нашел самый банальный.

Она даже и не поняла, в какой момент он начал пить. Сначала стала замечать, что в гостях он сам себе наливает. Потом обнаружила в буфете полупустую бутылку и поняла, что поздним вечером он потихоньку пробирается на кухню не для того, чтобы попить или перекусить. А когда ей позвонили из вытрезвителя, беда накрыла ее с головой.

Как же она за него билась! Без толку. Обиженный на весь свет, он упорно ничего не хотел менять в своей полупьяной жизни. После очередной кодировки проходил максимум месяц, и вот он уже вваливался в квартиру с гурьбой собутыльников и устраивал очередную гульбу до потери пульса.

Из ансамбля его вежливо попросили, и он устроился в какой-то третьеразрядный кабак, где публика искренне восторгалась виртуозом, не забывая ему подливать. Там он продержался недолго, умудрившись сцепиться в пьяной драке с администратором ресторана. После этого, Скрипач стал неделями пропадать неизвестно где, приходя домой, только чтобы занять денег.

Разводились они тихо и без взаимных обвинений. Он благородно оставил ей квартиру и переехал жить к Груздю, с которым успел познакомиться в пивной на Красной Пресне. Она поплакала пару дней и стала жить дальше.

***

Груздь был в шоке. После того, как его закадычный сосед неизвестно откуда приволок старинные часы, а потом отнес их в скупку, произошло несколько совершенно невероятных событий.