Читать книгу Его Лесничество - Степан Зозулин - Страница 4
Игра 1. Прятки
2. Хармса отвлекают от чтения
Оглавление#1
В тот же день Хармс почти бежал из продмага с авоськой наперевес.
Во-первых, среди хлеба, кефира, творога и масла, завернутого в вощеную бумагу, нашлось место для плитки шоколада. Продукты он получил по отцовской карточке, а шоколадом угостила разговорчивая продавщица. Хармс помог ей перетаскать коробки питьевой воды.
Во-вторых, Хармс успел сделать уроки. Мама обещала не приставать с делами по дому, так что он чувствовал, как воздух наливается свободой. Но только в отличие от свободы других мальчишек, Хармсова витала вокруг чтения.
Когда открывал подъездную дверь, он уже смаковал в мечтах, как усядется в любимом углу с книжкой в руках. Отсчитывая ногами ступени, он не сдвинулся мыслями ни на шаг от кресла и книги. Как не сошел с места, и отворяя замок.
Но открыв, остановился как вкопанный.
В коридоре стоял отец, одетый в любимый костюм. Если Иоф собирался с официальным визитом, костюм всегда был на нем. А Хармс по этой примете точно знал, что как минимум до вечера отца не увидит.
Отец поприветствовал сына кивком головы. Хармс ответил вслух, но от смущения перестарался и придал слову чуть возвышенную интонацию. Вышло что-то тяжеловесное, похожее больше на приветствую. Отец улыбнулся, как будто чего-то такого и ожидал.
– Хорошо, что пришел. – сказал он. – Я всё равно собирался тебя дождаться. Мама сказала, скоро будешь.
Хармс проследил взглядом по коридору до поворота в зал. Словно рассчитывал, что она выйдет оттуда с книгой в руке
Ничего подобного, дорогой, Хармса не будет как минимум до пяти
Мать не вышла. Зато посматривал на часы отец. В свете единственной лампочки он походил на хищную птицу. Короткие седые волосы подчеркивали остро выведенный нос. Он протирал очки и поглядывал на сына, ожидая реакции.
– Думал остаться сегодня дома, – решился Хармс.
Не знал, чего от него хотят, поэтому перестраховывался.
Очки так и вертелись в отцовских руках. А тут, расслышав голос сына, он очнулся и нацепил их, одновременно поднимая голову. Изменение разительное. Прямоугольные линзы разгладили черты, и отец предстал таким, каким и должен быть: уже не молодым, но всё ещё неимоверно сильным. Человеком из прежней жизни.
У Хармса что-то зашевелилось внутри. Отец, по-видимому, это прочувствовал, сказал:
– Сегодня важный день для города, и я хочу, чтобы ты был рядом.
Хармс вздохнул. Каждый глоток воздуха шел за два, распирая грудь. Разве что из любопытства мальчишка спросил:
– Переодеться или можно так?
Отец запахивал шинель. Мимолетом обернулся, окинул сына взглядом и ответил:
– Да, так сойдет. Ты не видел мою шляпу?
Хармс не без удовольствия подал отцу головной убор, за что был вознагражден хлопком по спине.
А следом захлопнулась за ними дверь.
На шум вышла в коридор мать Хармса. Но никого уже не застала.
#2
У подъезда ждала машина. Они влезли на заднее сидение, и Иоф назвал адрес. Машина тронулась, и отец впал в обычную задумчивость.
Хармс в такие минуты не мог вытерпеть тишины. Он попытался завести беседу, но ему быстро наскучили односложные ответы. А заговорить с водителем в сияющей форме мальчишка не решился.
Иоф попросил его свернуть с улицы.
– Дальше мы пройдемся, – хлопнул он водителя по плечу.
Оказавшись на открытом пространстве, отец быстро зашагал по тротуару. Хармс припустил следом, едва поспевая в шаг.
Отец взглянул на небо и заметил:
– Прохладно сегодня.
И, повернув взгляд к сыну, добавил:
– Тебе бы теплее одеться. Дома ещё не скоро окажемся.
Хармс не ответил. От быстрой ходьбы под пальто стало жарко, а ноги холодило на ветру после прогретой машины.
Они вернулись на улицу и двинули по тротуару.
Улица казалась вымершей. Походившая в мирные дни на тесный переулок, теперь обрела масштабы проспекта. Но вопреки ощущению свободы и пространства, отец с сыном жались ближе к домам. Их сопровождал только хруст снега под отцовскими ботинками и сапогами Хармса.
В тишине их окликнули из двора. Звук получился резким, и Хармс вздрогнул от неожиданности. Отец этого даже не заметил и свернул в подворотню, где стоял офицер в парадной шинели и меховой шапке. Он взмахнул кожаной перчаткой, приглашая их подойти. Когда сошлись, офицер отдал честь, но без лишнего пыла. Отец, хоть и занимал высокий пост главы городского совета, оставался гражданским. А сейчас шла война, и любой офицер мнил своего начальника – коменданта города – чуть ли не мессией, последней надеждой.
Офицер предложил пройти к остальным и указал на распахнутую за спиной калитку.
В центре двора на постаменте высился бюст с кустистой мраморной бородой и взирал на столпившихся мужчин. Судя по мелькавшим звёздам, – всё военное руководство.
Только Хармс никого уже не замечал, разглядев в толпе Ньюта.
Одетый точно также, как другие офицеры, комендант разительно отличался от них. Мальчишке показалось, что мех на его ушанке лоснится чуть ярче на первом весеннем солнце. А когда он приветствовал отца и приложил ладонь к виску, его перчатка скрипнула с каким-то особенным – гражданским – шиком.
А знаменитые погоны с тремя звездочками!
Ньюта назначили комендантом в чине полковника. Неслыханно! Среди собравшихся мелькали звания и повыше.
Отсюда же – его внешность и повадки.
Хармс хорошо запомнил первую встречу.
В последней четверти их школе выпала честь приветствовать нового коменданта.
Школьники сидели в актовом зале аккуратными рядками.
Хармса облачили в новенький костюм, а он не находил себе места и порывался слинять.
На сцену взошел человек в военной форме.
Военные в городе пока еще были в редкость. Фронт пролегал вдалеке, ближе к нему помещался и генеральный штаб. Но после неудавшегося прорыва будущего коменданта отозвали в город. А вместе с ним прибыла целая делегация офицеров.
Они так равномерно распределились, что редко удавалось увидеть на улицах хоть одного. Предпочитали не мелькать без особой необходимости.
Поэтому Хармс к форме так и не привык. Однако, воспитанный на книгах о прошлой войне, заочно представлял офицера как пример мужества и доблести. Нет, не пример – гору мужества и доблести.
Взошедший на сцену оказался совсем не такой. Несмотря на красивую форму, держался по-простому. И росточком до горы не дотягивал. Но это был он.
Там сидели ребята классом помладше. Ньют пересёк сцену несколькими шагами и стал с улыбкой пожимать ребятам руки, придерживая за плечо. Не рисовался, не махал руками, не отдавал понарошку честь. А подойдя к крайнему мальчишке, и вовсе со смехом обнял, расцеловав три раза в щеки.
И теперь тот же паренек выскользнул из-за офицерских спин и встал рядом.
– Помните моего сына, Грина? – спросил комендант.
Малый с нахальным видом улыбался и протягивал Хармсу руку.
Иоф неожиданно перехватил ладонь и стиснул её в приветствии. Грин смешался, а Хармс не без удовольствия отметил, как на мгновение обнажилось на нём лицо обыкновенного городского пацаненка.
Отец предоставил их друг другу, а сам повёл Ньюта в сторонку. Лишив Хармса возможности пожать руку полковника и, заодно, сделав неизбежным рукопожатие с Грином.
Но к счастью, тот улизнул слоняться по двору.
Он бы одет в пальто с меховым отворотом и шапку-петушок. Неудивительно, что не устоял на месте. Хармс живо представил, как ему холодно. Потому что сам был одет ничуть не теплее.
Так что и Хармс двинул следом, отпечатывая собственные подошвы поверх Гриновых.
На одном из неспешных витков ребята, не сговариваясь, оказались возле отцов.
– И думать забудьте, – возражал Ньют. – Это в первую очередь люди. Разместим и обеспечим топливом, чтобы не замерзли. А потом подыщем помещение.
Когда комендант договорил, Грин махнул головой. Выглядело так, будто это их общее решение, и он полностью согласен со сказанным. Хармсу тоже хотелось поверить красивым словам. Но из-за нахальной морды Грина одновременно потянуло возразить, спорить. Утереть нос паршивцу.
– Я за гуманизм, – спас положение отец, – но наши люди мебель жгут, потому что топлива нет. Да, весна. По прогнозам снег сойдет через полмесяца. Но будет ли теплым май – вопрос. А вот, что можно гарантировать: пленные пожгут такое количество торфа, угля и дров, какое горожане нам не простят. Хотя тоже, небось, гуманисты.
Теперь пришел черед Хармса поднимать для Грина брови: понял?
Но даже тогда он всё ещё видел, как хорош Ньют; с каким жаром защищает людей.
– Иоф, – говорил он, – не хочется напоминать, но идет война. А в условиях военного времени нужды военных первостепенны. Я комендант города. Если я считаю, что пленные должны содержаться в человеческих условиях, а не подыхать как скотина, то вам не философствовать нужно, а дрова искать. Раз уж в вашем ведении вопросы гражданского толка.
Договорив, он отвернулся, оставляя последнее слово за собой.
Иоф хмуро взирал из-под полей шляпы. Но не решался перейти в наступление, пока тут ошивались дети.
Хармс поймал на себе его взгляд, полный досады. И не выдержал. Втянул голову в плечи, готовый двинуться прочь.
Его оборвал на полушаге посыльный. Взволнованным голосом он сообщил: ведут!
#3
Вчерашние завоеватели оказались жалким зрелищем.
Избитые, грязные, в усмерть перепуганные.
Когда их выстроили перед офицерами, контраст уж слишком бросался в глаза. Так, что их убогость падала тенью и на коменданта.
Отец смотрел на Ньюта и улыбался, видя, как его триумф разбивается вдребезги.
Что, не могли подыскать пленных посолиднее? – ёрничал Хармс вслед за невысказанными мыслями отца.
После церемонии офицеры бестолково сгрудились, не зная, что делать дальше.
Иоф приблизился к Ньюту и попросил не уходить.
Что-то задумал
На дороге показался армейский вездеход. Офицеры встрепенулись и стали переглядываться.
Никто ничего не понимал.
Иоф шагнул вперед и успокоил собравшихся.
– Это машина сопровождения, – сказал он. – Я попросил их задержаться, чтобы избежать суеты.
Хармс заметил взгляд Ньюта в сторону отца. Коменданту пришлось не по нраву, что штатский выкинул что-то, не посоветовавшись.
Но отец поспешил успокоить:
– Для вас встреча будет особенной
И добавил с нажимом:
– .., комендант.
Когда автомобиль приблизился на достаточное расстояние, лицо Ньюта поменялось.
В машине беззаботно беседовали двое. Говорил солдат за рулем, а второй – слушал и улыбался. Но Хармс не поверил его улыбке. Она не помешала ему тоже увидеть Ньюта.
Их взгляды соединились и более не теряли связи. Ньют распахнутыми глазами тянул вездеход как на лебедке; а тот, второй, не отрывался от Ньюта и давно выпал из смешливого разговора, хоть и поддерживал его уголками губ.
Машина остановилась.
Водитель выскочил и встал навытяжку, отдавая честь старшим по званию. Но взгляды были прикованы к вышедшему из пассажирской двери.
Чертами лица он походил на Ньюта. Но в отличии от свеженького полковника, кожа незнакомца обладала таким оттенком, будто он не из машины вышел, а из эпицентра пыльной бури. Будучи младше большинства присутствовавших – что-то по-молодому неотесанное таилось в глубине его взгляда – лицом он выглядел старше любого. На добрую голову выше коренастых офицеров, как специально подобранных Ньюту под стать, он кривился на правый бок и казался со всеми вровень. И шел странно, словно не был уверен в каждом шаге. И поворачивался назад к машине, чтобы в случае чего дернуть обратно.
Но вот подошел вплотную, и Хармс, невольно укрывшийся за чужими спинами, с опозданием разгадал пришельца. Никуда он не оборачивался и никуда не клонился. Правый рукав солдатской телогрейки он заткнул за пояс. Хармс подумал зачем носить так странно, но по взглядам взрослых, которые, лишь скользнув по пустынному боку, спотыкались и отскакивали прочь, о чем-то догадался с детской смутностью.
Ньюту, кажется, пришлось тяжелее всех. Перед ним стоял брат, которого он успел причислить к мертвым. Как бы взгляд ни петлял, Ньют не имел морального права отвести глаза, наполнявшиеся слезами.
– Копер! – выкрикнул он имя брата.
Сделал два быстрых шага вперед и заключил его в объятья, положа подбородок на знакомое плечо, превратившееся в обрубок.
Здоровая левая рука Копера взметнулась, было, к затылку коменданта, но остановилась и хлопнула по спине. Чуть сильнее положенного. Стала гладить. Как будто Ньют нуждался в успокоении.
Комендантом владели противоречивые чувства. И единственной точкой их приложения стал Иоф. На него с немым вопросом смотрел в ту минуту полковник. И туда же устремился глазами Хармс.
Иоф стоял чуть в стороне и улыбался. Со стороны могло показаться, что он радуется воссоединению братьев.
Но Хармс подумал: а ведь отец никогда не был сентиментальным.