Читать книгу История Глории. Трилогия в одном томе - Стейс Крамер - Страница 30

Я открываю глаза. В комнате очень светло. Его рука обнимает меня. Я поворачиваюсь к Чеду.

– Доброе утро, – говорит он.

– Для кого как, – мной овладела противная головная боль из-за того, что мы вчера столько выпили.

– У меня есть для тебя сюрприз.

В руках Чеда стакан с холодной водой и таблетка от головной боли.

– Это самый лучший сюрприз на данный момент, – смеюсь я и запиваю таблетку водой. Чед смотрит на меня и проводит пальцами по моей руке. Мне щекотно, и по телу начинают бегать мурашки.

– Не смотри на меня. Я сейчас ужасная.

– Ты прекрасна.

– Ну конечно, оттекшие глаза и невыносимый запах перегара изо рта – это весьма прекрасно, – мы смеемся, затем я обращаю внимание на часы. – Черт!

Я вскакиваю, впопыхах начинаю искать свои вещи.

– Что такое?

– Мы опаздываем в школу!

– Ну и что, подумаешь, опоздаем на первый урок. Нам сегодня все можно.

– Чед, мы должны быть в школе прямо сейчас, одевайся быстрее!

Мы выходим из дома.

– Я поймаю такси, – говорит Чед.

– Давай, – тем временем я набираю номер Ребекки.

– Алло.

– Беккс, ты где?

– Я в школе, уже все готово.

– Отлично! Я скоро буду.

– Глория! – кричит Чед. К счастью, он уже поймал машину. Я отключаю телефон и забираюсь в салон автомобиля.

– Давайте быстрее! – кричу я водителю.

– Может быть, ты объяснишь, к чему такая спешка?

– Мы с Ребеккой подготовили для Тезер небольшой сюрприз.

– Что за сюрприз?

– Приедем в школу, узнаешь.

Страх за репутацию, слезы, смущение, ненависть – все это сейчас испытывает Тезер, которая только что зашла в школу и увидела, как по всему холлу РАЗВЕШАНЫ ФОТОГРАФИИ ЕЕ ГОЛОЙ МАТЕРИ И ЛЮБОВНИКА. Мы с Ребеккой специально сделали копии снимков, и теперь их увидела вся школа. Шонна и Тез начинают срывать фотографии, но уже поздно, теперь это будут помнить еще несколько лет, а может, и больше.

Мы стоим с Беккс у центральной лестницы и наблюдаем за всем происходящим.

– Ребекка, ты молодец.

– Мы молодцы. Теперь она знает, каково это, когда тебя унижают перед всеми.

В толпе я вижу Чеда. Он подходит к нам.

– Чед, ну как тебе? – спрашиваю его я.

– То, что вы сделали, – это аморально!

– Серьезно? А то, что она вчера сделала со мной, это нормально?

– Или со мной на той вечеринке, ты что уже забыл? – говорит Беккс.

– Просто не нужно было опускаться до ее уровня, – он осуждающе смотрит на нас, а затем уходит.

– Чед! – кричу я, но он не обращает на меня внимания.

– Донелл и Макфин, ко мне в кабинет, немедленно!!! – кричит Кинстли.

– Да как вы вообще додуматься могли до этого?! Вы хоть представляете, что это уголовно наказуемо?

– Представляем, но у нас не было другого выхода. Мы всего лишь отплатили Тезер Виккери той же монетой.

– Я знаю, что Тезер не ангел, но то, что вы сделали, – это выходит за все рамки. Я обязана вас наказать.

– Отлично. И что на этот раз? Мытье унитазов? Или вы что-то новенькое придумали?

– Да, придумала. Я сейчас вызываю сюда Тезер, и вы обе перед ней извинитесь.

– Ни за что! Мы не будем извиняться перед этой тварью!

– Выбирай выражения, Макфин!

– Это я еще любя сказала, миссис Кинстли.

– Значит, так, либо вы извиняетесь, либо я вас исключаю из школы.

– Я согласна извиниться, – пропищала Беккс.

– Хорошо, Ребекка.

Все устремили взгляд на меня.

– Я согласна. ИСКЛЮЧАЙТЕ.

– Это твое окончательное решение?

– Да. Так что звоните отцу, собирайте документы, я на все согласна. Но запомните, я никогда, слышите, никогда не буду извиняться перед тем, кто этого недостоин.

– Я готова извиниться за нас обеих, – говорит Беккс.

– Ребекка, Глория уже сделала свой выбор.

– Но вы не можете ее исключить!

– ЕЩЕ как могу. Ну что ж, Глория, ты пока свободна, но потом я позову тебя на педагогический совет о твоем исключении.

– Пойдем, Беккс.

Мы выходим из кабинета. У Ребекки снова начинается истерика.

– Если бы я знала, что все так закончится, я бы не стала тебе помогать!

– Успокойся, все нормально.

– Нормально?! Тебя исключают из школы!

– И что? На этом жизнь не заканчивается. Ладно, мне нужно найти Чеда.

Я стою в коридоре и ищу глазами Чеда. Я должна все ему объяснить. Господи, я не могу его потерять. За эти несколько дней он стал мне очень дорог.

Ко мне подходит Шонна, новая подруга Тезер.

– То, что вы сделали, – это омерзительно.

– Да неужели? А по-моему, это как раз в стиле твоей подружки.

– Из-за тебя ее родители разводятся.

– Правда? Какая жалость. Интересно, как она это переживет, бедняжка, – ехидно говорю я.

Шонна окатывает меня презрительным взглядом и уходит. Ну что ж, мой план мести выполнен на 100 %. Я совсем не испытываю чувства жалости к Тезер, наоборот, я только рада, что она наконец-таки оказалась в моей шкуре. В этой «войне» я одержала победу. Я не чувствую себя сволочью, мне даже нравится быть такой.

Я вижу, как из кабинета выходит Чед. Я кричу ему. Он останавливается.

– Слушай, прекращай на меня дуться, я же тебе ничего плохого не сделала.

– Я всегда думал, что ты особенная. Что ты отличаешься от всех остальных девушек, у которых на уме только парни, вечеринки, месть бывшим подружкам. Но, оказывается, я ошибся.

– Да, ты прав, я не особенная. И очень жаль, что ты это только сейчас понял. Кстати, хочу тебе сказать, что я получила по заслугам. Меня исключают.

– Что?! Как, подожди, я думал, все обойдется обычным наказанием!

– Могло бы обойтись, но я выбрала второй вариант.

– Зачем?..

– Я… хочу, чтобы меня все забыли. Ты, Тезер, Ребекка. Вот так взяли и забыли. Ладно, мне нужно идти, сейчас начнется педсовет и будет решаться вопрос о моем исключении, в общем, дел по горло, – я уже собралась уходить, как вдруг снова останавливаюсь и смотрю в глаза Чеда, – и кстати, ночь была замечательная.

Он хватает мою руку, но я резко отдергиваю ее и ухожу.

– Итак, мы собрались здесь, чтобы вынести окончательный вердикт об исключении Глории Макфин, – говорит миссис Кинстли.

– Послушайте, может быть, мы сможем с вами договориться? Я не хочу, чтобы мою дочь исключали, – говорит отец.

– Мистер Макфин, ваша дочь сама приняла такое решение. Если она, конечно, не передумала, – все уставились на меня.

– Нет, не передумала.

Я вижу, как отец начинает краснеть от ярости.

– Миссис Кинстли, Глория еще ребенок, и она не понимает, насколько это серьезно, – вмешивается Нэнси.

– Мисс Лоренс, у меня есть достаточно аргументов, чтобы исключить Глорию. Аргумент первый: она неоднократно пропускала занятия и сбегала с уроков. Аргумент второй: она хамит учителям и срывает уроки. Третий: устраивает драки. Четвертый: низкая успеваемость. Пятый: еще ни один дебош в школе не проходил без ее участия. Мне продолжать? – все молчат, лишь отец тяжело дышит и с гневом смотрит на меня. – А то, что она сделала сегодня, вообще не требуется объяснять, поэтому я исключаю Глорию Макфин из нашей школы, – Кинстли ставит подпись на какой-то бумаге и заставляет всех последовать ее примеру. – Ну что ж, на этом наш совет окончен.

– Ну, наконец-то! – говорю я с улыбкой и выхожу из кабинета.

Дорогой дневник!

МЕНЯ ИСКЛЮЧИЛИ ИЗ ШКОЛЫ! Теперь я стала совсем плохой девочкой. Мне это безумно нравится. Я сейчас нахожусь дома, слышу, как папа с Нэнси о чем-то разговаривают. Тем временем я вспоминаю прошлую ночь. Как мы занимались любовью с Чедом. На этот раз мне действительно все понравилось. Мне так нравится его тело. Его тепло. Его голос. Никогда бы не подумала, что с ним мне будет так хорошо.

А что касается школы, так это очень круто. Мне осталось жить всего 22 дня. Я не хочу убивать их на уроки. С меня хватит. Хочу провести оставшиеся дни с драйвом и весельем. Хоть перед смертью почувствую себя человеком.

Дверь комнаты открывается, заходит Нэнси.

– Глория, Дэвид хочет с тобой поговорить.

– Я сейчас не в духе, чтобы с ним разговаривать.

– Это важно. Не зли его, лучше спустись.

Я выдыхаю, встаю с кровати и спускаюсь вниз. Папа сидит в гостиной за столом. Ох, чувствую, разговор будет серьезным.

– Ну, что тебе нужно? Опять будешь говорить, какая я плохая дочь?

– Нет. Мне это надоело. Держи.

Отец дает мне в руки буклет, я читаю то, что на нем написано, и мои глаза расширяются от удивления.

– Военная школа для девочек? Ты шутишь?

– Вовсе нет. Раз уж я не могу тебя воспитать, то, надеюсь, военная форма и устав тебя усмирят.

– Я не буду там учиться! – мои руки рвут буклет пополам.

– Ты сейчас пойдешь к себе в комнату, соберешь вещи, а завтра утром я отвезу тебя в эту школу на собеседование.

– Ты что, глухой?! Я же сказала, я не буду там учиться. Я никуда не поеду!

– Глория, Дэвид прав. Это очень хорошая школа. Там в тебе воспитают дисциплину, что немаловажно.

– Да пошла ты!

– Не смей так с ней разговаривать!

– А кто она мне такая? Мать? Она мне теперь даже не учительница! Поэтому я могу с ней разговаривать, как хочу!

Отец хватает меня за запястья.

– Послушай меня, я не знаю, что ты там о себе возомнила, но я хочу, чтобы ты выросла нормальным человеком. Ты сегодня не ночевала дома, мы тут чуть с ума не сошли!!!

Я вырываюсь из его рук.

– Да ладно?! А теперь послушай меня, папочка. Я все свои шестнадцать лет жила без твоей заботы и опеки, потому что ты в это время спал с другими бабами! А теперь в тебе проснулась необъяснимая отцовская любовь. Да пошел ты с этой любовью!!! Ты заставил страдать меня и маму. Из-за тебя она чуть не умерла, слышишь, из-за тебя, мерзавец!!! – кричу во всю глотку я.

– Закрой свой рот!

– Нет! Теперь я тебе все выскажу! Я тебя ненавижу!!! Я ненавидела тебя всю свою жизнь, будь ты проклят!

– Замолчи!!!

– Жизни меня решил учить?! А чего ты сам добился в этой жизни, а? Ублюдок!!!

Папа размахивается и со всей силы ударяет меня по лицу.

– Дэвид!!! – кричит Нэнси.

Я отлетаю от его удара и ударяюсь головой об угол журнального столика. На минуту мое сознание отключается, но потом я снова прихожу в себя. В глазах сначала темно, потом все расплывается. В ушах шум. Я нахожу в себе силы, чтобы подняться. Нащупываю на своем лбу ссадину, из нее струится кровь. Я смотрю на отца. Теперь на его лице уже не гнев, а что-то другое, такого я еще никогда у него не видела – сожаление.

– Прости, – тихо говорит он.

Я отхожу от шока. Делаю шаг вперед. Я ни минуты больше не хочу оставаться в этом доме.

Отец хватает меня за руку и падает на колени, глядя мне в глаза.

– Прости меня!!! – кричит он.

Я тоже смотрю в его глаза и чувствую, как кровь медленно стекает по моему лбу.

– …у тебя больше нет дочери.

Я отталкиваю его.

Выбегаю в прихожую, голова кружится, но меня это не останавливает, я хватаю с вешалки свою толстовку, открываю дверь и начинаю бежать изо всех сил.

Я не знаю, где сейчас нахожусь. Я продолжаю идти куда глаза глядят. Рана на голове вроде бы перестала кровоточить, но появилась ужасная боль в висках. Все-таки ударилась я на славу. Жалко, что не насмерть.

Раздается рингтон моего телефона. Единственное, что мне удалось взять из дома, – так это его и дневник.

Бабушка звонит. Я игнорирую вызов. Но через несколько секунд рингтон снова начинает раздражать мои уши.

– Черт! – вслух произношу я. – Алло.

– Глория, детка! Дэвид сказал, что ты сбежала из дома.

– Да, сбежала.

– Родная моя, приезжай ко мне, я тебя умоляю.

– Нет. Там он найдет меня.

– Тогда скажи, где ты находишься, я прошу тебя.

– Не могу… бабушка, у меня все в порядке, не волнуйся за меня, – говорю я дрожащим голосом.

– Глория, пожалуйста…

– Пока.

Я отключаю телефон, затем бросаю его на асфальт и со всей силы разбиваю ногой. Теперь вы меня точно не найдете.

Пройдя еще несколько метров, я слышу какую-то музыку и шум толпы. Вижу вдалеке музыкантов и небольшие прожектора. Я иду на их свет.

Куча людей столпилась у трех музыкантов, они играют на гитарах и исполняют незнакомую мне песню. Голос у солиста довольно приятный.

Я пробираюсь сквозь толпу, выхожу в первый ряд и начинаю слушать песню. «Девочка моя, я помню, как мы лежали в твоем дворе, наблюдая за падающими звездами, пробивающими ночное небо. А как насчет обетов, которые мы давали, проводя часы в нашей постели, желая, чтобы день никогда не заканчивался? Но мы, как чеканка теней, мы никогда не были так близки к солнцу. И все эти моменты будут потеряны со временем, как слезы в дождь»[1].

Эта музыка пробивает меня до дрожи, кажется, что солист смотрит только на меня в свете этих прожекторов.

Концерт окончен. Толпа начинает расходиться по домам. Везет же кому-то. Им есть куда идти. Их кто-то ждет. Чего не скажешь обо мне. Я не вернусь домой. Да разве можно это назвать домом? Нет.

Я сижу совсем одна в каком-то парке, где был концерт. Здесь совсем темно и начинает холодать. Я надеваю капюшон, засовываю руки в карманы. Неужели именно здесь я буду ночевать? С ума сойти.

– Привет.

Я вздрагиваю от страха и неожиданности. Рядом со мной садится тот самый солист из группы.

– Привет, – говорю я.

– Все в порядке?

– Могло быть и лучше.

Он начинает рыться в своем кармане.

– Косячку?

– Я не курю.

– Молодец.

Он поджигает джойнт и начинает его раскуривать.

– Можно? – говорю я.

Солист дает мне косяк, я беру его в рот, вдыхаю и следующие секунды кашляю без остановки, из меня выходит густой дым, у меня кружится голова, в горле что-то жжет. Какая гадость.

– Нужно в затяг, – говорит он.

– Как это? – прокашлявшись, говорю я.

– Смотри, – солист берет косяк в рот, вдыхает, вынимает косяк, делает еще один медленный вдох и спустя секунду выдыхает дым, – попробуй.

Я следую его примеру, делаю дополнительный вдох, а потом медленно выдыхаю и получаю снова легкое головокружение, но мне оно уже нравится.

– Ну как?

– …классно.

– Можешь оставить себе.

– У вас отличная музыка.

– Благодарю, сначала я не хотел эту песню вносить в альбом, но потом передумал.

– И не зря. Все были от вас без ума.

– Алекс, ты что там завис?! – кричит светлый парень из группы.

– Иду!

– Значит, ты Алекс? А я Глория.

– Красивое имя. Глория, тебе нравятся бродячие рок-музыканты?

– Если честно, нет. Но вы меня впечатлили.

– Завтра мы выступаем на Бревэрд-бич. Если хочешь, приходи.

Алекс поднимается и постепенно удаляется от меня.

Я смотрю ему вслед и делаю очередную затяжку.

Я снова здесь. Время уже где-то половина второго ночи. Господи, хоть бы он услышал мой звонок в дверь. Но ни с первой, ни со второй попытки он ее не открывает. Ну что ж, Глория, похоже, тебе действительно придется ночевать на улице.

Внезапно дверь открывается.

– Глория?

– Снова привет, – говорю я Чеду.

– Что ты здесь делаешь, сейчас же так поздно?

– Может быть, ты меня сначала пустишь в дом?

– Конечно, проходи.

Я захожу в дом Чеда. Я вся окоченела за это время на улице, меня не по-детски трясет.

– Что с твоей головой?

– Да ничего страшного. Упала.

– А если по правде? На тебя что, напали?

– Нет… это мой отец.

– …господи, у меня где-то была аптечка, сейчас поищу.

– Чед, я сбежала из дома. Мне больше не к кому, кроме тебя, пойти.

– О чем разговор? Мой дом – твой дом. Душ находится вон там, пока ты будешь мыться, я найду тебе чистую одежду и аптечку, и еще, ты голодна?

– Э-э, чуть-чуть.

– Отлично, я заказал курицу по-пекински, и, кажется, у меня в холодильнике есть содовая, – Чед идет к кухне, а я стою с растерянным видом. – Ты долго будешь у двери стоять? – спрашивает Чед.

Я улыбаюсь, хотя глаза уже на мокром месте. Я так люблю его, никто еще обо мне так не заботился. Да что уж там говорить, никто и никогда меня еще так не любил.

Господи, неужели я действительно призналась себе в этом? Я люблю его?

Я люблю его.