Читать книгу Мы с истекшим сроком годности - Стейс Крамер - Страница 6

– Ну, и в чем дело, Вирджиния?

Я была последней из нашей четверки провинившихся, кого должна была отчитать Роуз.

– Я не знала, что после отбоя нельзя никуда выходить.

– Глупее отмазки я еще никогда не слышала.

Роуз стоит, опершись о стол. Раздражающее тиканье часов, стоящих на ее столе, сводит меня с ума.

– Я так понимаю, наш договор отменяется?

– Нет, – резко говорю я. – Я… просто хотела с кем-нибудь подружиться, я не думала, что так получится. Пожалуйста, дайте мне шанс.

Роуз скрещивает руки на груди, обходит свой стол и садится на кресло.

– Хорошо. – Я выдыхаю. – Но только при одном условии: с этого дня ты будешь помогать санитаркам в нашем медицинском центре.

– Что?! Вы шутите? Какой из меня помощник?

– Не волнуйся, ничего сверхъестественного тебя заставлять делать не будут. Два часа в день ты будешь ухаживать за одной из пациенток.

– Вы издеваетесь? Я тоже пациент этого центра, почему я должна за кем-то ухаживать?

– Либо ты соглашаешься, либо я забываю про наш договор.

– …Ладно. У меня все равно нет другого выхода.

Медицинский центр находится в соседнем корпусе. Медсестра лет двадцати пяти, на бейдже которой написано «Вэнди», так быстро катит мое кресло, что мне кажется, я вот-вот выпрыгну из него. Пока она везет меня к пункту назначения, я мельком осматриваюсь. Здесь уже атмосфера гораздо серьезнее, чем в моем корпусе. В воздухе запах медикаментов, серость палат беспощадно поглощает солнечные лучи, а еще здесь очень тихо, не слышно смеха, разговоров и даже шепота. Только отдаленные звуки колес каталок.

Вскоре, мы останавливаемся напротив двери одной из палат. Проходим внутрь. На кровати лежит пожилая женщина. На вид ей семьдесят, может, больше. Седые волосы коротко подстрижены, кожа бледная, покрытая россыпью пигментных пятен. Ее глаза сомкнуты, рот приоткрыт.

– Скарлетт. – Вэнди подходит к кровати и улыбается. – Скарлетт, я знаю, что вы не спите, прекращайте.

Женщина нехотя открывает глаза и тяжело вздыхает.

– Я же говорила, чтобы меня не беспокоили в это время. Неужели так трудно запомнить? Господи, где же вас таких берут?

– Скарлетт, познакомьтесь, это Вирджиния, с этого дня она будет за вами присматривать и помогать, если понадобится.

Скарлетт бросила на меня взгляд, полный недовольства.

– Она будет мне помогать? Калека?

Мне хватило нескольких секунд, чтобы каждой клеточкой своего тела возненавидеть эту бабку. Разворачиваюсь и выезжаю из палаты. Худшего наказания и не придумаешь.

Из палаты выходит Вэнди.

– Вирджиния, я понимаю, Скарлетт не подарок. Если честно, все стараются избегать эту старушонку из-за ее скверного характера. Но я надеюсь, ты привыкнешь к ней.

Меня пожирает чувство безвыходности. Сжимаю кисти в кулаки, медленно выдыхаю и вновь захожу в палату.

– Скарлетт, я тоже не в восторге от всего этого, поэтому давайте просто смиримся с ситуацией.

Старуха смотрит на меня в упор, затем смеется, и ее противный смех поднимает шкалу моей ярости еще на несколько сантиметров.

– Зашторь окна.

Тащу свою коляску к окну, выполняю ее просьбу, чувствую, как она смотрит мне в спину и насмехается.

– Хочу воды.

Направляюсь к столику с графином, наливаю в стакан воду, еду к кровати.

– Уже не надо. Я перехотела. Ты так долго возишься.

Спокойствие. Сохраняй долбаное спокойствие. Ставлю стакан на стол.

– Убавь кондиционер. Мне дует.

Спокойствие. Спокойствие. Спокойствие.

Беру в руки пульт, убавляю.

– Ты что, хочешь, чтобы я здесь задохнулась?! Сделай нормальную температуру.

Если мое терпение сравнить с наполненной чашей, то та уже вдребезги разбита.

– Скарлетт, когда я говорила, что нам нужно смириться, я не имела в виду, что вы должны издеваться надо мной.

– Деточка, ты забыла, зачем ты здесь? Если не будешь слушаться, я расскажу обо всем Роуз.

Эта старая рухлядь с превеликим наслаждением высасывает мне мозг через соломинку.

Выжимаю из себя последние капли терпения.

– Мне нужно в туалет.

– …И что я должна сделать?

– Возьми судно под кроватью, подними меня и положи под задницу.

– Я… я не смогу это сделать.

– Неужели? – Престарелая посланница Ада смеется. Морщины на ее лице сложились в гармошку, все ее тело выглядит таким дряблым, что кажется, если она немного пошевелится, то рассыплется в прах. – Ладно, немощь, иди, позови медсестру. Только живо, а то мой мочевой пузырь не любит долго ждать.

Неудивительно, что от нее отказались все родственники и направили сюда. Как можно терпеть этого Дьявола, запертого в умирающем теле?

– И вот теперь я обязана убирать дерьмо за этой старухой.

Мы находимся в просторной аудитории. Стены выкрашены в белый цвет, который заполняет все пространство. Как мне объяснили, раз в неделю здесь проходит арт-терапия. Что-то типа творческого кружка с психотерапевтическим уклоном. У каждого присутствующего имеются краски, несколько кистей и мольберт.

– Да, не позавидуешь. Нам Роуз всего лишь объявила выговор. Поговори с ней, может, она поменяет пациента?

– Нет, не поменяет. Она это сделала специально. Это мое испытание, она проверяет меня.

– Зачем? Что ты ей такого сделала?

– Просто я первый человек, который высказал ей все в лицо. Знала бы я, какая она мстительная, сто раз бы подумала перед тем, как это сделать.

В аудиторию входит Эдриан Хэйз. Как обычно, улыбается, щурясь при этом. Я замечаю небольшую ямочку на одной из его щек. Затем понимаю, что вот уже минуту нагло пялюсь на него, и чувствую, как мою шею заливает жаром.

– У каждого из вас есть свой внутренний мир, в котором сейчас происходит настоящая борьба. Борьба с болью. Борьба с окружающим миром и, наконец, борьба с самим собой. Цель нашего сегодняшнего мероприятия – изобразить на бумаге то, что вы чувствуете. Не стесняйтесь своих ощущений, просто возьмите в руки кисти и откройтесь всем.

Это задание привело меня в замешательство. Наблюдаю за остальными, они уже вовсю рисуют, и делают это так легко и непринужденно. Андреа уверенно наносит мазки, Брис сосредоточенно оставляет штрихи на бумаге, Том настолько увлекся, что даже прикусил нижнюю губу. А мой лист прожигает мне глаза своей белизной.

Эдриан начинает проверять работы.

– Томас, что ты чувствуешь?

– На данный момент я ощущаю лишь чувство голода, поэтому и нарисовал кусочек пиццы.

Эдриан смеется, хлопая Тома по плечу.

Он обходит всю аудиторию, каждого хвалит, а я смотрю на свои сухие кисти и чувствую себя отсталой. Я не способна справиться даже с таким легким заданием.

Мое сердце вмиг заколотилось, когда Эдриан оказался рядом со мной.

– Джина, ты опять ничего не чувствуешь? – спрашивает он спокойным тоном. Я медленно расслабляюсь.

– Ну почему же. Чувствую. Просто не знаю, как изобразить страх и отчаяние.

Эдриан наклоняется ко мне, и я чувствую аромат его парфюма. Он едва ощутим, но когда первый раз вдыхаешь его, то запоминаешь навсегда этот сладкий, пряный запах.

– Скажи, чего ты боишься больше всего на свете?

– Насекомых, наверное. Они отвратительные.

– Вот, нарисуй какого-нибудь паука, и пусть он отображает твой страх. – Эдриан дает мне в руки кисть. – А вот насчет отчаяния все же подумай сама. Ты знаешь ответ, просто в очередной раз бежишь от него.

Спустя несколько минут на листе появляются огромный паук и… инвалидное кресло.

Вечером, находясь в своей комнате, я решила разобрать вещи. Мама, видно, хорошо покопалась в моем гардеробе и положила в чемодан самое необходимое. Два свитера, толстовку, две пары джинсов, несколько футболок, нижнее белье, кеды, сапоги, куртку и мое любимое белое платье. Оно длинное, из какой-то легкой, воздушной ткани. Его дополняют небольшие рукава-фонарики. Это платье мы купили с Лив прошлым летом. Помню, как мы весь день разъезжали по торговым центрам, Лив так на меня злилась, когда я мерила вещь, говорила, что она мне безумно нравится, но все равно ее не покупала. Но когда я нашла это белое платье, я поняла, что его обязана купить. Вечером того же дня, мы со Скоттом пошли в кино. Я надела купленное платье. Скотт, когда увидел меня, назвал меня принцессой, а после я его поцеловала. Этот поцелуй мои губы помнят до сих пор.

В другой сумке нахожу книги, большинство из которых я давно уже прочитала, косметичку и алюминиевую коробку. Внутри этой коробки я нахожу кучу фотографий и валентинки. На фотографиях я не узнаю себя. Вот я стою на своих ногах, улыбаюсь, обнимая Лив. Мы стоим у школы, это наверное класс седьмой или восьмой. А вот я с мамой, папой и Ниной у какого-то водопада. Вот фотография, на которой я и мои одноклассники в парке аттракционов. Кажется, что это и вовсе не происходило со мной. Закололо меж ребер так сильно, что перехватило дыхание.

У меня в руках фото, где я и Скотт. Он целует меня в щеку, а я стою с пурпурными щеками и смущенно улыбаюсь. Мои веки наполнились слезами, губы затряслись. Ведь когда-то было все хорошо. Когда-то я думала, что я самая счастливая девушка на свете, потому что рядом со мной человек, который меня любит. Я жила иллюзией любви, которая заволокла меня, словно туман и из-за которой я не смогла вовремя разглядеть обман и предательство. Теперь я не знаю, что чувствую к Скотту. Либо это остатки влюбленности, либо это чувство обиды, которое, подобно кислоте, постепенно разъедает меня. Но обижаюсь я не на Скотта, а на обстоятельства. Почему жизнь нельзя отмотать назад, как видеозапись в телефоне? В моем случае эта опция была бы как нельзя кстати. Я бы тысячу раз подумала перед тем, как сесть за руль пьяной. Перед тем, как надавить на газ, и перед тем, как не думать о последствиях.

Просматриваю валентинки, что подарил мне Скотт. Помню, как я радовалась, когда он мне их дарил, потому что он был моим первым парнем и до него я никогда не получала эти картонные сердечки. Постоянно завидовала девушкам, которые получали их от своих парней. Каждая валентинка до сих пор пахнет его парфюмом.

Щеки стали мокрыми из-за слез, в висках пульсирует кровь. Если постоянно смотреть на эти фотографии и валентинки, которые являются своеобразными мостиками в прошлое, то можно сойти с ума от безысходности, которая давит так сильно, что хочется взвыть.

Я нажимаю кнопку вызова, и спустя несколько минут в комнату заходит Фелис.

– Что случилось?

– Помоги мне избавиться от всего этого.

Языки пламени с жадностью пожирают фотографии, на которых запечатлены счастливые моменты моей жизни. Сначала закругляются края, затем чернеет глянцевая поверхность, а следом все превращается в пепел. Моя прошлая жизнь превращается в пепел.

– Красивые были фотографии. Зачем ты их сжигаешь?

– Хочу избавиться от воспоминаний.

Смотрю на огонь, и у меня перед глазами мелькают обрывки некоторых моментов из моей жизни. Вспоминаю, как мама сказала мне заехать после того, как закончатся уроки, за Ниной в балетную школу. Занятия еще не закончились, и я на цыпочках прокралась в зал и начала наблюдать за происходящим. Маленькие девочки в нежно-розовых купальничках повторяют движения за педагогом. Нина, знала, что я за ней наблюдаю, и поэтому старалась все делать лучше всех.

Затем всплывает следующее воспоминание: я бегу школьный кросс, чувствую, что еще мгновение – и упаду, потому что мои силы уже на исходе. В итоге я прибежала пятой. Первое место заняла какая-то блондинка, я уже не помню ее имени. Я так ненавидела себя за свою слабость.

Ветер пронизывает до самых костей. Фелис тушит костер и заставляет вернуться в здание.