Читать книгу Ложь короля - Стив Берри - Страница 5

1

Лондон

Пятница, 21 ноября

18.25

Коттон Малоун шагнул к окошечку паспортного контроля аэропорта Хитроу и предъявил два паспорта – на себя и своего сына Гэри. При этом между ним и застекленной стойкой стояла проблема. Пятнадцатилетний Иэн Данн.

– Этому паспорт не нужен, – пояснил Малоун сотруднику, а затем объяснил, кто он такой и чем занимается.

Короткий звонок кому-то привел к устному одобрению: да, Иэну Данну разрешается ступить обратно на территорию страны.

Малоуна это не удивило.

Поскольку возвращения юноши в Англию добивалось Центральное разведывательное управление, все необходимые процедуры были предварительно проведены. Между тем рейс выдался долгим и утомительным (несколько часов дремы на борту не в счет). Колено все еще побаливало от пинка, который он получил от этого самого Иэна, когда тот попытался дать деру в аэропорту. Хорошо, что Гэри – тоже пятнадцатилетка – проворно накинулся и смял сорванца-шотландца, иначе тот точно удрал бы из зала вылета.

Ох уж эти услуги друзьям… Всегдашняя проблема.

Эта, в частности, для Стефани Нелл, бывшей начальницы Малоуна по «Магеллану».

«ЦРУ, – односложно пояснила она. – Прямой звонок из Лэнгли». Какими-то неисповедимыми путями они узнали, что Малоун находится в Джорджии, и возжелали, чтобы он сопроводил паренька обратно в Лондон и передал в руки городской полиции. А затем можно уже свободно лететь с Гэри в Копенгаген. Домой, в Данию. Причем не просто так, а уже VIP-классом (услуга за услугу).

Неплохо. Не то что изначально заказанным «экономом».

В Штаты четыре дня назад Коттон полетел по двум причинам. Во-первых, адвокатура Джорджии затребовала для всех своих лицензированных юристов двенадцатичасового образовательного курса. А Малоун, хотя и уволился из «Магеллана», а до этого распрощался с флотом, по-прежнему держал адвокатскую практику, а значит, должен был ежегодно посещать курсы повышения квалификации. В прошлом году это было специально организованное мероприятие в Брюсселе (трехдневный курс по правам многонациональной собственности). В этом Коттон выбрал двухдневный семинар по международному законодательству в Атланте. Повестка не сказать чтобы волнительная, но он не для того налегал на учебу, чтобы вот так запросто отказаться от своего билета.

Вторая причина была личная.

К нему на осенние каникулы запросился Гэри. Школа ко Дню благодарения закрывалась, и его бывшей жене Пэм показалось, что зарубежная поездка для сына – неплохая идея. Причина ее скрытности при разговоре выяснилась на прошлой неделе, когда Пэм снова позвонила ему в Копенгаген. Прямо в его букинистический магазинчик.

– Гэри сердится, – сказала она. – Задает тьму вопросов.

– На которые ты не хочешь отвечать?

– На которые отвечать мне будет проблемно.

Разговор обретал подтекст. С полгода назад, во время очередного звонка из Джорджии в Данию, Пэм раскрыла своему бывшему мужу нелицеприятную правду. Оказывается, Гэри был зачат не от него. А во время какого-то романа шестнадцатилетней давности. Ни больше ни меньше.

Теперь она рассказала об этом сыну, и он был не сказать чтобы счастлив. Скорее наоборот. Малоун от этой новости, помнится, тоже был не на седьмом небе, но можно лишь представить, как на нее мог отреагировать Гэри.

– В святости, Коттон, нельзя упрекнуть ни тебя, ни меня. Особенно в ту пору.

Ей нравилось напоминать ему о той реальности – как будто бы у него каким-то образом стерлось из памяти, что их брак, предположительно, разрушился из-за его ляпов.

– Гэри хочет знать о своем биологическом отце.

– Да и я бы не против.

О том молодце Пэм ни разу не рассказывала, уходя от любых вопросов.

– Он здесь никаким боком, – был стандартный ответ. – Человек, абсолютно посторонний всем нам. Точно так же, как и все твои женщины, – я же тебя о них не расспрашиваю. И совершенно не хочу раскапывать эту тему. Ни сейчас, ни потом. Никогда.

– Но зачем ты раскрыла это Гэри? Мы же договаривались сделать это вместе, когда придет время?

– Да знаю, знаю… Моя оплошность. Но так было надо.

– Зачем?

Пэм не ответила. Но причину можно себе представить. Ей нравилось заправлять. Всем. А вот здесь она была не наверху. Скорее наоборот. Да и кто был, если разобраться?

– Он меня ненавидит, – посетовала она. – Я это вижу по его глазам.

– Ты перевернула парню жизнь. С ног на голову.

– Сегодня он мне сказал, что, возможно, захочет жить у тебя.

– Ты знаешь: я на этом настаивать никогда не буду, – единственное, что смог ответить Коттон.

– Знаю. Это всё моя вина. Не твоя. Он так зол… Может, за неделю, что он пробудет у тебя, все более-менее рассосется?

За то, что Гэри не носит его генов, любви к нему у Малоуна не убавилось ни на йоту. Но говорить, что этот факт ему до лампочки, значит лгать самому себе. Прошло полгода, а эта правда все еще саднит. Почему? Точно и не сказать. В годы своей флотской службы верностью жене он особо похвастаться не мог. Был молод, глуп, всякое такое… Но теперь ему было известно, что у нее тоже был роман, о котором она в то время ни разу не обмолвилась. Ну а если б он ей не изменял, пошла бы на измену она?

Сомнительно. Пэм не из тех.

Так что чувствовать себя безвинным в текущей неразберихе ему не приходилось.

В разводе с Пэм они пробыли больше года, но помирились только в октябре. То, что произошло с Александрийской библиотекой[1], повлияло на их отношения и многое между ними изменило.

К лучшему.

И вот теперь это…

Один из мальчишек пребывал в сердитом смятении. Второй выглядел – а может, и был – несовершеннолетним преступником.

На этот счет кое-что сообщила Стефани. Иэн Данн родился в Шотландии. Отец неизвестен. Мать бросила его еще в младенчестве. Жить мальчика отправили в Лондон к тетке, и он мотался то туда, то сюда, пока наконец не сбежал. Успел он нажить и досье, типичное для подростка с криминальными наклонностями: мелкая кража, хулиганство, бродяжничество. ЦРУ он понадобился из-за того, что с месяц назад одного из их людей кто-то столкнул (а может, он сам спикировал) на рельсы подъезжающего поезда метро. Как раз в тот момент на станции «Оксфорд Сёркус» находился и Данн. По показаниям свидетелей, он даже успел что-то стибрить (ого!) у покойника. Поэтому с ним собирались составить разговор.

Что и говорить, нехорошо. Хотя наша ли это забота…

Через несколько минут услуга Стефани Нелл будет считаться оказанной, а они с Гэри сядут на стыковочный рейс в Копенгаген, навстречу недельному блаженству (в зависимости, понятно, от того, насколько неудобными окажутся вопросы, ответы на которые потребует сын). Пока минус только в том, что самолет на Копенгаген вылетает не из Хитроу, а из Гатвика – еще одного главного аэропорта Лондона, – что в часе езды на восток. А впрочем, вылет еще через несколько часов, так что это не проблема. Надо только обменять какую-то сумму долларов на фунты и взять такси.

Из зоны паспортного контроля они втроем направились на выдачу багажа. Малоун и Гэри путешествовали, можно сказать, налегке.

– Меня чё, полиция заберет? – спросил Иэн.

– Ну да. Похоже на то.

– А что с ним будет? – поинтересовался Гэри.

– Сложно сказать, – пожал плечами Коттон.

В самом деле. Особенно когда дело касается ЦРУ.

Вскинув сумку на плечо, Малоун повел мальчиков на выход.

– А мои вещи? – забеспокоился Иэн.

В Атланте Коттону, помимо сопровождаемого, вручили еще пластиковый пакет, где лежали швейцарский нож, цепочка с образком какого-то святого, игрушечных размеров косметичка, серебряные ножнички, а также пара книг с содранными обложками – «Айвенго» и «Смерть Артура».

Побуревшие уголки у обеих были потрепаны, грязно-белые швы нитяных переплетов имели вид шрамов. Оба издания тридцатилетней, если не больше, давности. На титульном листе, как у большинства старых книг, штампик с каким-то адресом на Пикадилли. У себя в магазинчике Малоун штамповал их подобным же образом. На штампе скупо значилось: «Коттон Малоун, букинист, Хойбро Плас, Копенгаген». Все предметы в пакете принадлежали Иэну, а до этого их у него в международном аэропорту Майами конфисковала таможня, когда он был задержан за попытку нелегального въезда в страну.

– Это уже дело полиции, – ответил пареньку Малоун. – А мне всего лишь сказано сдать им тебя на руки вместе с пакетом.

Пакет он запихал в свою сумку, откуда тот при передаче должен будет перекочевать в руки лондонских «бобби». Нельзя было сбрасывать со счетов того, что Иэн попробует дать деру, так что Коттон оставался начеку. Он заметил шагающих навстречу двоих мужчин в темных костюмах. Когда они приблизились, тот, что справа – коренастый крепыш с золотисто-каштановыми волосами, – коротко представился: «Инспектор Норс», и протянул для пожатия руку.

– А это инспектор Девейн, – кивнул он на своего коллегу. – Мы оба из городской полиции. С указанием препроводить этого парня. Подкинем вас в Гатвик, а затем уже займемся мистером Данном.

– Подкинуть – это хорошо. А то на такси выходит дороговато.

– Все, чем можем… Машина снаружи, близко. Одна из привилегий работы в полиции: паркуемся где захотим.

Скривив губы в улыбке, он мотнул головой в сторону выхода: дескать, идем.

От Малоуна не укрылось, что инспектор Девейн занял место за спиной у Иэна. Молодец. Предусмотрительно.

– Это вы так сработали, что его в страну пустили без паспорта?

– Мы, – кивнул Норс. – А еще кое-кто из тех, что с нами взаимодействуют. Думаю, вы о них знаете.

Что верно, то верно.

Из терминала они вышли на бодрящий утренний воздух. Мутная облачная пелена придавала небу сумрачный, оловянный оттенок. У бордюра ждал приземистый синий «Мерседес». Открыв заднюю дверцу, Норс взмахом велел забраться в машину вначале Гэри, затем Иэну и уже после них Малоуну. Все это время инспектор бдительно стоял рядом, а затем снаружи замкнул дверцу. Сам он сел спереди возле Девейна, который повел машину. На скорости выехали из Хитроу, откуда свернули на М4. Маршрут был Малоуну известен, как, собственно, и сам Лондон. Какой-то период времени – несколько лет назад – он подолгу бывал в Англии с затяжными командировками. А однажды, еще в бытность свою во флоте, провел здесь целый год.

По мере продвижения на восток через городские предместья поток транспорта становился все гуще.

– Ничего, если мы перед поворотом на Гатвик сделаем остановочку? – повернул голову Норс.

– Да пожалуйста. Времени до рейса еще много. Будем считать, компенсация за бесплатный проезд.

Малоун тайком поглядывал на Иэна, который сейчас безучастно глазел в окно. Что же с ним все-таки будет? Оценка Стефани звучала нелестно. Дитя улиц, ни родных, ни близких, всецело сам по себе. В отличие от смугловатого темноволосого Гэри Иэн был белокурым, с нежной светлой кожей. Так-то парень вроде ничего. Просто жизнь не складывается. Но, во всяком случае, он молод, а молодость дает шансы, которые, в свою очередь, ведут к возможностям. Какой контраст с Гэри, у которого жизнь упорядочена, защищена… Уже одна мысль о том, что сын вот так очутился бы на улице – беспризорный, один-одинешенек, – саднила сердце.

Движение было плавное, по салону под заунывное гудение мотора гулял теплый воздух; брала свое и резкая смена часовых поясов. В общем, через какое-то время Малоун начал поклевывать носом. А когда очнулся и глянул на стрелки часов, оказалось, что продремал с четверть часа. Ого… Пора взбодриться. Коттон встряхнулся. Гэри с Иэном сидели все так же тихо. А по небу между тем ползли свинцовые тучи: на город надвигалась непогода. Малоун с удвоенной внимательностью оглядел салон машины, впервые обратив внимание, что внутри здесь нет ни рации, ни каких-либо иных средств спецсвязи. А также что коврики и обивка чистенькие, в безупречном порядке. Чего в полицейских машинах безусловно не бывает – во всяком случае, в которых доводилось ездить ему. А их не счесть.

Тогда он пригляделся к Норсу. Довольно густые каштановые волосы подстрижены ниже ушей. Не растрепанные, но никак не аккуратная полицейская стрижка. Чисто выбрит, комплекция полноватая. Одет строго – костюм и галстук, а у самого на мочке левого уха след от серьги. Видно, снял, но прокол-то виден.

– Кстати, инспектор. Тысяча извинений, но можно мне взглянуть на ваше удостоверение? Надо было, конечно, в аэропорту спросить…

Норс не ответил. От этого вопроса зашевелился Иэн, с любопытством покосившись на Коттона.

– Вы меня слышите, Норс? Дайте посмотреть на ваше удостоверение.

– Да бросьте вы, Малоун. Наслаждайтесь поездкой.

Не удовольствовавшись этой небрежной отговоркой, Коттон подался вперед, уже не скрывая своей решимости.

Там его встретило дуло ствола, уставленного над спинкой сиденья.

– Этого удостоверения хватит? – спросил Норс.

– Мне бы то, что с картинкой, – вежливо отводя ствол, сказал Малоун. – И кстати, с каких пор лондонской полиции стали выдавать «глоки»?

В ответ молчок.

– Вы кто?

– За ним вон смотрю, – ствол качнулся в сторону Иэна.

Паренек, проворно перегнувшись через Гэри, дернул вверх-вниз хромированную ручку, но дверца не открылась.

– Прекрасная штука детские замки, – усмехнулся Норс. – Чтоб ссыкунки с сиденья наружу не вываливались.

– Ну а ты, малый, можешь мне сказать, что происходит? – спросил Малоун. Иэн упрямо молчал. – А то эти дяди, похоже, на многое пошли, чтоб составить с тобой знакомство…

– Сиди не дергайся, Малоун, – уже резко сказал Норс. – Не суй нос не в свое дело.

– На том и сойдемся. – Коттон, пожав плечами, откинулся на сиденье.

Правда, было одно «но»: в машине сейчас ехал его сын.

Норс по-прежнему сидел, обернувшись к ним лицом, взгляд свой и ствол не сводя с Малоуна.

Между тем машина все так же плыла в утреннем потоке транспорта.

Вобрав, что можно, из текущего снаружи мира, Коттон попытался освежить в памяти топографию Северного Лондона. Так. Мост, который они только что проехали, это над Риджент-Ченнел – извилистым водным коридором, что змеится через весь город и в итоге впадает в Темзу. Те осанистые деревья тянутся вдоль четырехполосного променада (транспортный поток какой плотный). Вон проглянул знаменитый лондонский стадион для крикета, названный в честь Томаса Лорда. В нескольких кварталах оттуда находится Бейкер-стрит мифического Шерлока Холмса. А оттуда уже рукой подать до Маленькой Венеции.

Вот они снова пересекли канал, и взгляду открылись ярко раскрашенные семейные кораблики – так называемые «домашние лодки» – точками на воде. На всей протяженности канала виднелись разноцветные скорлупки прогулочных судов – длиной не больше десяти футов и с плоскими крышами, специально чтобы проходить под невысокими мостами. А вдоль бульвара рядами тянулись георгианские дома и таунхаусы в обрамлении высоких, неравномерно подстриженных деревьев.

«Мерседес», перестроившись, съехал на более узкую окольную дорогу. Мимо все так же проплывали дома. Вообще все это чем-то напоминало Атланту, где у Малоуна когда-то был дом. После трех поворотов машина въехала на внутренний двор, окруженный с трех сторон высокой живой изгородью, и остановилась возле надворной постройки из пастельного цвета камней.

Норс проворно вылез из машины. За ним выбрался и Девейн.

Замки на обеих задних дверцах щелкнули снаружи.

– Выходим, – скомандовал Норс.

Малоун ступил на булыжную площадку с изумрудными крапинами мха. Из другой дверцы вылезли Гэри и Иэн. Последний попытался задать стрекача, но его быстренько остановили и швырнули обратно к машине.

– Не надо, – сказал пареньку Малоун. – Делай как он говорит. Гэри, и ты тоже.

Норс уткнул ствол Иэну в шею:

– Дернись еще у меня. – И, приперев паренька к машине, спросил: – Где флэшка?

– Что еще за флэшка? – переспросил Коттон.

– Заткни его, – бросил Норс.

Девейн въехал Малоуну кулаком под дых.

– Папа! – выкрикнул Гэри.

Малоун в согбенной позе ловил ртом воздух, взмахом руки показывая: со мною, мол, всё в порядке.

– Флэшка, – требовательно повторил Норс. – Где она?

Коттон медленно разогнулся, обнимая руками живот. Девейн снова отвел для удара руку, но тут получил ногой в пах, а спустя секунду – кулаком по челюсти.

Малоун, хоть отставной и квелый от джетлага, оказался не таким уж и беспомощным. Он крутнулся в тот момент, когда Норс навел на него ствол. Выстрел стеганул спустя мгновение после того, как Коттон кинулся на булыжники, и пулю в себя приняла изгородь. Взгляд снизу через пассажирский салон показывал, что Норс сейчас стоит с той стороны машины возле полуоткрытой дверцы. Малоун вскочил и, проскользнув через тесное пространство салона, ударил изнутри ногами по дальней дверце, которая, с силой распахнувшись, отбросила Норса к стене постройки.

Иэн уже уносился со двора в сторону улицы.

Малоун встретился взглядом с Гэри.

– Беги с ним! Оба дуйте отсюда!

В этот момент его сбил удар сзади. Малоун ударился лбом о влажный камень. Мозг прошила боль.

Он-то думал, Девейн нейтрализован, а оно вон как… Ошибочка вышла.

Сзади за горло схватила рука. Попытке сорвать удушающую хватку мешало ограниченное пространство. Девейн под неестественным углом выгибал ему позвоночник. Строения вокруг то появлялись, то исчезали из виду. Со лба в глаз стекала струйка крови.

Последнее, что Малоун успел увидеть перед тем, как его окутала тьма, это Иэн и Гэри, исчезающие за углом.

2

Брюссель, Бельгия

19.45

В число обожателей дерзких женщин Блейк Антрим не входил. Он их терпел (что поделать, если в Центральном разведывательном управлении этих мудробедрых особ пруд пруди). Но это не означает, что ты обязан сносить их еще и вне рабочего графика. Правда, у тим-лидера, под которым значатся девять агентов, разбросанных по Англии и Европе, досуга как такового не бывает.

Дениз Жерар была фламандской француженкой – помесь, сочетающая в себе рослость, стройность и восхитительные темные волосы. Ее лицо неумолимо влекло к себе взгляд, а тело просто-таки жаждало объятий. Знакомство Антрима и Жерар состоялось в Брюссельском городском музее, где у них обоих обнаружилась симпатия к старинным картам, архитектурным памятникам и живописи. С той поры они много времени проводили вместе, несколько раз выезжали из Брюсселя на увеселительные прогулки, а один раз так и в Париж (та поездка оказалась весьма памятной).

Несмотря на внешнюю сдержанность, эта женщина на поверку оказалась чувственна и, как бы это сказать, без ложных комплексов. Сочетание просто идеальное.

Но до определенной поры. Ведь ничто не вечно.

– Что я сделала не так? – чуть томно, с легким недоумением в голосе спросила она. – Почему мы сейчас расстаемся?

В словах не было ни потрясенности, ни печали – все сказано ровным, будничным тоном человека, внутренне уже принявшего решение. А это раздражало еще сильней.

На ней было шелковое струящееся платье выше колена, одновременно подчеркивающее гордую упругую грудь и длинные ноги. Плоский живот Дениз неизменно вызывал у Блейка тайный, с толикой недоумения восторг: интересно, это от фитнеса или от хирургии? На вид никаких косметических шрамов, карамельного цвета кожа гладкая, как фарфор. Без единой трещинки. Кроме той, что снизу.

А запах… Запах Дениз. Сладковатый лимон с розмарином…

Она была как-то связана с парфюмерной отраслью, причем занимала в ней достаточно высокий пост. О своей работе Дениз однажды поведала за кофе возле Гран-Плас. Впрочем, Блейк тогда слушал вполуха: все мысли занимала операция, пошедшая под откос в Западной Германии.

Что-то последнее время эти сходы участились. Один срыв за другим.

Блейк Антрим значился координатором спецопераций на европейском театре контрразведки. Звучит несколько по-военному – ну а разве вокруг не идет война? Идет, да еще как. Та самая, необъявленная, с терроризмом. И не надо подсмеиваться. Вызовы и угрозы здесь определенно существовали и исходили как будто не столько от врагов Америки, сколько от ее союзников.

Что и подразумевало предназначение и цели команды Блейка Антрима. Специальные контроперации.

– Блейк, подскажи, как мне исправиться. Мне бы хотелось по-прежнему с тобой встречаться.

Сказано не от души, это очевидно. Она с ним играет.

Сейчас они сидели у нее в квартире – изысканно роскошной, с видом на Брюссельский парк: строгий прямоугольник зелени, умещенный между Пале Рояль и Пале де ля Насьон. В открытые двери террасы третьего этажа виднелась визитная карточка города: псевдоклассические статуи на ажурном фоне деревьев. Орды офисных служащих, бегуны трусцой, семьи на отдыхе – все это на сегодня уже рассосалось. Такие апартаменты наверняка обходятся в несколько тысяч евро в месяц. Снимать нечто подобное на госзарплату и думать не моги. Нелестное совпадение: в большинстве своем те женщины, с которыми Блейк был связан, зарабатывали больше его. Видно, тянет его к этим бизнес-леди.

Все как одна лгуньи. Вроде Дениз.

– Я тут вчера ошивался, – сказал он, – возле Гран-Плас. Слышал, что «Писающего мальчика» нарядили шарманщиком.

Знаменитая статуя – двухфутовая бронзовая скульптура голенького мальчика, пускающего струйку в чашу фонтана, – располагалась невдалеке от городской ратуши. За этим своим занятием, отсчет которому ведется с 1618 года, бесстыжий шалун успел стать национальным символом. Несколько раз в неделю бронзового мальчика обряжали в костюм, всякий раз во что-нибудь оригинальное. Здесь рядом Блейк назначил встречу со своим связным, успев с ним накоротке перемолвиться.

И увидел Дениз. С другим мужчиной.

Они шли держась за руки и наслаждались погожим деньком, временами останавливаясь для неторопливого поцелуя. Со своим новым спутником Дениз держалась точно так же, как с Блейком: сама непринужденность. Оставалось лишь гадать (что Блейк сейчас и делал), сколько вокруг нее вьется хахалей.

– На французском мы его называем le petit Julien, – сказала она. – «Малыш Жюльен». Я видела его в разных нарядах, но шарманщиком – еще ни разу. Правда, он восхитителен?

Блейк давал ей шанс сказать правду, но, как видно, бесчестность была еще одной чертой, которой обладали влекущие его женщины.

А ведь он предлагал ей единственный, последний шанс.

– Так то вчерашнее переодевание ты пропустила? – с деланым удивлением спросил он.

– Я выезжала из города по работе. Может, его еще снова так оденут…

Блейк поднялся уходить. Со своего кресла встала и она.

– Может, ты задержишься еще немного?

Дверь в спальню была открыта. Намек прозрачен.

Сейчас, после этого? Ну уж нет. Он подпустил ее поближе.

– Мне жаль, что мы больше не увидимся, – вздохнула она.

Ее ложь вызвала всплеск уже знакомой ярости. Блейк попытался обуздать ее, но не сумел; правая рука, метнувшись вверх, схватила Дениз за горло. Приподняв стройную легкокостную фигуру над полом, он кинул ее на стену и, плотнее сжав горло, впился ей взглядом в глаза.

– Ты лживая шлюха!

– Нет, Блейк, – сдавленным голосом выдохнула Дениз, глядя без всякого страха. – Лгун – это ты. Я видела тебя вчера.

– Кто он? – процедил Блейк, ослабляя хватку ровно настолько, чтобы она могла говорить.

– Тебя это не касается.

– Я. Считаю. Иначе. – Он сказал четко, с расстановкой.

– Тогда, – произнесла Дениз, – тебе придется пересмотреть свое поведение. Простые девушки за любовь вынуждены платить благодарностью. Ну а те из нас, что не так просты, берут гораздо дороже.

Правда ее слов злила еще сильней.

– Ты просто не предлагаешь достаточно для того, – вкрадчиво улыбнулась она, – чтобы кто-то ради тебя поступился всеми остальными.

– Что-то раньше я от тебя таких жалоб не слышал.

Их губы были близки. Чувствовалось тепло ее дыхания, нежная сладость кожи.

– У меня много мужчин, Блейк. Ты – просто один из них.

С его слов Дениз знала, что он работает на Госдеп и сюда, в Бельгию, прислан по линии американского посольства.

– Но ведь и я не из простых, – угрожающе пропел он, все так же держа ее рукой за горло. – Что-нибудь да значу.

– Но не настолько, чтобы распоряжаться мною единолично.

Ее храбрость достойна была восхищения.

Глупо. Но все равно достойно.

Он убрал хватку и крепко припал к ее губам поцелуем.

Она отозвалась, жарким сплетением языка давая понять, что не все еще потеряно. Отнюдь не все.

Блейк разомкнул объятие. И двинул ей коленом в живот.

Шумно поперхнувшись дыханием, Дениз согнулась пополам, обхватив живот руками. От накатившей тошноты ее пробил надрывный кашель.

Упав на колени, она начала блевать на медовый лак паркета. Самообладание явно покинуло ее.

Блейк полыхал возбуждением.

– Пустой, никчемный человечишка, – выдавила Дениз вместе со рвотой.

Впрочем, ее мнение уже не играло никакой роли.

И Блейк ушел.

Спустя полчаса он вошел в свой офис на территории американского посольства, расположенного на восточной стороне Брюссельского парка. Из квартиры Дениз он шел с удовлетворенным, но несколько смешанным чувством. Интересно, подключит ли она к этому делу полицию. Пожалуй, все-таки нет. Во-первых, ссора произошла без свидетелей (заурядное «а он ей», «а она ему»), а во-вторых, поступить так ей ни за что не позволит гордость. К тому же он не оставил следов.

Женщины ее склада все молча проглатывают и идут дальше. Однако теперь ее уверенность будет уже не столь безоглядной. Перед тем как выкинуть очередной фортель, она всегда будет прикидывать: «Могу ли я этим мужчиной играть? Или же видна ему насквозь?» Как, скажем, Блейку.

Эти ее сомнения сладко тешили самолюбие.

А вот коленом в живот – это, пожалуй, уже лишнее. И как она вызвала всплеск негатива, что толкнул его на это? Водить за нос – само по себе нехорошо. А откровенная, в глаза, ложь все это только усугубляет. В общем, сама напросилась. Но все равно завтра надо будет послать ей цветы. Голубые гвоздики. Ее любимые.

Блейк включил компьютер и ввел код доступа. С середины дня информации прибыло не сказать чтобы много, но глаз зацепило экспресс-оповещение из Лэнгли. Постсиндром 9/11. Куда удобней разбрасывать оповещение по всей сети, чем держать у себя и, чуть что, брать потом на свои плечи все бремя ответственности. Большинство оповещений Блейка впрямую не касалось. Его областью были специальные контроперации – узкопрофильные задания, по определению выходящие, так сказать, за рамки. Все как одно с особой спецификой и подотчетностью исключительно директору контропераций. Пять заданий сейчас находились в активной фазе, еще два – в разработке. Однако данное оповещение адресовалось именно Блейку и было автоматически дешифровано его компьютером:

«ложь короля входит в активацию. при отсутствии результатов в 48 часов все оперативные действия прекратить и выйти».

Не сказать, чтобы это было полной неожиданностью.

Что-то не так шло в Англии. Прогресс наметился буквально несколько дней назад.

Требовалось уточнить информацию, и Блейк потянулся к стационарному телефону. Человек в Лондоне отозвался на втором гудке.

– Иэн Данн с Коттоном Малоуном приземлились в Хитроу, – прозвучало в трубке.

Блейк не мог сдержать улыбки.

Что ни говори, а семнадцать лет в ЦРУ научили работать на результат. Коттон Малоун в Лондоне, с Иэном Данном под мышкой, – наглядное тому подтверждение. Все получилось.

Малоун был в свое время высококлассным агентом в отделе юстиции «Магеллан Биллет», где отслужил двенадцать лет, подав в отставку после памятной перестрелки в Мехико. Нынче проживал в Копенгагене, где держал букинистический магазин, но по-прежнему поддерживал связь со Стефани Нелл, давней главой того самого «Магеллана». Именно ее Блейк задействовал для привлечения Малоуна в Англию. Звонок в Лэнгли аукнулся звонком в генпрокуратуру, что привело в действие Стефани Нелл, которая и вышла на Малоуна.

Блейк снова улыбнулся. Хоть что-то за сегодня сложилось как подобает.

3

Виндзор, Англия

17.50

Внутри Виндзорского замка Кэтлин Ричардс не бывала ни разу – для урожденной британки вещь прямо-таки непростительная. Но, по крайней мере, она знала о его прошлом. Изначально возведенный в XI веке для обороны Темзы и защиты норманнского владычества на подступах к растущему, постепенно крепнущему Лондону, королевской резиденцией он служил еще со времен Вильгельма Завоевателя. Некогда обнесенная частоколом деревянная крепость, ныне – массивная цитадель из камня. В 1215 году этот замок выстоял первую баронскую войну; перенес гражданскую войну Англии 1600-х, обе мировые войны XX века, а в 1992 году – губительный пожар, так что свое почетное звание самого большого в мире населенного замка он заслуженно оправдывал.

Все тридцать километров езды от Лондона на шоссе лило как из ведра – что делать, конец осени. Сквозь косые веревки дождя горной грядой серел замок – хмурые, в накипи лишайника камни стен зубчатых башен; тринадцать акров фортификационной застройки, смутно различимые сквозь предвечернюю непогодь.

С час назад раздался звонок от начальства с приказом срочно сюда прибыть. Черт знает что.

Уже три недели Кэтлин находилась в подвешенном состоянии, без жалованья, в мучительном ожидании, как все дальше сложится. Операция по перехвату незаконного ввоза оружия в Северную Ирландию, развернувшаяся в Ливерпуле, приняла скверный оборот, когда трое ключевых подозреваемых задумали бежать. Она организовала за ними погоню, и те вроде как уже попали в клещи, но тут местные дороги взорвались хаосом. Кончилось тем, что в массовую аварию попало восемнадцать единиц транспорта. Кое-кто пострадал – в том числе серьезно, – хотя, по счастью, без летальных исходов. Была ли в том ее вина? По мнению самой Кэтлин, никакой. Однако начальство рассуждало по-своему.

И прессинг на АБОП оказался нешуточным.

Агентство по борьбе с организованной преступностью (английский аналог ФБР) занималось делами о наркотиках, отмывании денег, мошенничестве, киберпреступности, торговле людьми и незаконном обороте оружия. В агентстве Кэтлин служила уже десять лет, дослужилась до офицерского звания. Помнится, при поступлении ей сказали, что хорошему новобранцу нужны четыре качества: коммуникабельность, нацеленность на результат, лидерство и нешаблонность мышления. По крайне мере с тремя из них она, по собственному мнению, была вполне в ладах. Погоду портила лишь пресловутая «коммуникабельность». Не потому, что Кэтлин чуралась людей, вовсе нет, а просто предпочитала работать в одиночку. Свою работу она, к счастью, делала безукоризненно, и ее послужной список был сугубо похвальным. Даже с тремя благодарностями. Но вот мятежность характера (ну куда от нее деться, раз она такая) постоянно вставляла ей палки в колеса, навлекая всевозможные неприятности.

И за это Кэтлин себя жестоко корила. Можно сказать, ненавидела. Особенно последние двадцать дней, что она безвылазно проторчала у себя в квартире, гадая, ставить ей крест на своей службе в агентстве или все-таки нет.

Работа у нее была что надо. Карьера. Ежегодно месячный отпуск, пенсия, обучение с возможностями роста, щедрые пособия по уходу за ребенком, бесплатные ясли и детсад. В последних она, правда, вряд ли нуждалась. Да и замужество как-то не для нее. Ходить за мужем, что ли? О чем-то с ним договариваться, подлаживаться под него? Ну уж увольте.

Так зачем ее вызвали? Что ей делать здесь, на осененных веками надворных плитах Виндзорского замка, по которым ее сейчас под дождем ведут куда-то в сторону часовни Святого Георгия, построенной в XV столетии королем Эдуардом IV? Здесь, внутри, захоронены десять английских монархов. А Кэтлин даже не потрудились объяснить, зачем она здесь понадобилась, а сама Ричардс и не спросила: таков, видно, элемент неожиданности в службе агента АБОП.

Стряхнув с плеч капли дождя, Кэтлин ступила в часовню, с невольным восхищением озирая высокий сводчатый неф, витражи стрельчатых окон, резные деревянные капеллы, защищающие с обеих сторон длинные хоры. Над каждой скамьей для паствы здесь, формируя два внушительных ряда, с узорных консолей и балок свисали потемневшие полотнища золотого шитья, а также цветастые штандарты рыцарей Подвязки. Эмалированные медные таблички указывали имена нынешних и ушедших орденских кавалеров, которым здесь отводились те или иные места. Шахматный мраморный пол образовывал центральный, отполированный до матового блеска проход, который сейчас был испорчен безобразной дырой, зияющей возле одиннадцатой капеллы. У этой бреши сгрудились четверо человек – один из них директор, непосредственный начальник Кэтлин, который при виде нее выпрямился и, подойдя, за локоток отвел от остальных.

– Тут вот какое дело, – сообщил он негромко. – Часовня сегодня на весь день заперта. Прошлой ночью здесь произошел инцидент. Повреждена одна из королевских усыпальниц. Вандалы использовали «липучку», чтобы с ее помощью раздробить пол и обеспечить себе доступ.

Ах вон оно что: пластид… Направленный взрыв, с небольшим сотрясением и минимальным шумом. Характерный для этой взрывчатки резкий углеродистый запах Кэтлин уловила уже на входе в часовню. Такую штуку в магазине не купишь, она только в войсках и у спецслужб. Сразу же вопрос: у кого мог быть доступ к такому типу взрывчатых веществ?

– Кэтлин, тебе известно, что ты в шаге от увольнения?

Она понимала, но от внезапности вопроса сердце все равно замерло.

– А ведь тебя предупреждали, – сказал шеф укоризненно. – Говорили держать себя в узде. Результаты у тебя, с божьей помощью, чудесные, но вот как ты их достигаешь, это уже совсем другая тема.

Личное дело Кэтлин изобиловало происшествиями, аналогичными ливерпульскому. С сорока килограммами кокаина была успешно взята смена коррумпированных докеров, при этом в ходе операции утонули две моторки. Для того чтобы выкурить из дорогого особняка банду наркотрафикеров, Кэтлин устроила пожар – в результате сгорел ценный объект недвижимости, за который при конфискации можно было бы выручить миллионы. Была остановлена шайка интернет-пиратов, при задержании которой четверо оказались застрелены. Но хуже всего обернулось с группой частных детективов, которые незаконно собирали конфиденциальную информацию, а затем продавали ее корпоративным клиентам. Один из подозреваемых уставил на Кэтлин ствол, а она в него за это шмальнула. И хотя это сошло за самооборону (обстоятельства позволяли), Кэтлин вменили посещать психолога, который заключил, что рисковые поступки – это ее способ управляться с нереализованной жизнью. Что это означает, чудила-доктор так и не объяснил. И после шести назначенных визитов Кэтлин к нему уже не возвращалась.

– У меня в подчинении еще четырнадцать агентов, – сказал ей шеф. – Но таких, как ты, головняков они мне не делают. Результаты у них, между прочим, тоже есть, но почему-то без таких вот побочных эффектов. Почему, как ты считаешь?

– Я не приказывала тем типам в Ливерпуле бежать. Они сами на это пошли. Я лишь решила их остановить, а боеприпасы, которые они контрабандой протаскивали, того риска стоили.

– На том шоссе пострадали люди. Ни в чем не повинные люди в своих автомобилях. То, что с ними произошло, Кэтлин, нельзя оправдать ничем.

Укоров в свой адрес за время отстранения от должности она наслышалась предостаточно.

– Зачем меня сюда вызвали? – спросила она.

– Кое на что посмотреть. Идем со мной.

Они подошли к месту, где стояли трое сотрудников. Справа от темной расселины в полу лежала черная каменная плита, аккуратно расколотая на три части, теперь снова сложенная воедино.

На мраморе было высечено:

Под сей плитою покоится прах:

Королевы Джейн Сеймур, супруги Генриха VIII. 1537

Короля Генриха VIII. 1547

Короля Карла I. 1648

и инфанта королевы Анны.

Сие надгробие было помещено сюда велением короля Вильгельма IV. 1837

Один из сотрудников – видимо, здешний хранитель – просветил насчет желания Генриха VIII, чтобы здесь, в часовне Святого Георгия, был поставлен величественный памятник, который затмил бы усыпальницу его отца в Вестминстере. Уже была отлита металлическая статуя и канделябры, однако Генрих скончался прежде, чем его надгробие было завершено. Ну а следом наступила эпоха радикального протестантизма – времена, когда церковные памятники не воздвигались, а, наоборот, свергались. Затем его дочь Мария ненадолго возвратилась в лоно католицизма, и само упоминание короля протестантов Генриха VIII стало небезопасным. Наконец изваяние пустил на переплавку Кромвель, а канделябры пошли на продажу. Кости же венценосного Генриха просто поместили под полом, под единственной мраморной плитой, пометившей место погребения.

Кэтлин смотрела на зияющую в полу черную брешь, из которой несло холодом и сыростью. По полу змеился шнур наружной подсветки, исчезая где-то внизу.

– Прежде эта крипта вскрывалась всего лишь раз, – подал голос еще один из служащих.

Шеф представил его как главного хранителя часовни.

– Первого апреля тысяча восемьсот тринадцатого года, – уточнил тот. – В то время никому не было известно, где нашел упокоение обезглавленный Карл I. Ну а поскольку бытовало мнение, что его останки могли поместить к Генриху VIII с его третьей женой Джейн Сеймур, то эту гробницу вскрыли.

И вот теперь, судя по всему, ее распечатали повторно – только уже пластидом…

– Джентльмены, – обратился к служителям шеф. – Прошу извинить: нельзя ли нам с инспектором Ричардс побыть наедине? Буквально минуту-другую.

Служители часовни понимающе кивнули и отдалились метров на двадцать к главным дверям.

Слышать свое звание – инспектор – Кэтлин было приятно. Столько сил положено, чтобы его удостоиться, – не хватало его теперь лишиться.

– Кэтлин, – вполголоса сказал шеф. – Умоляю, помолчи хоть раз и внимательно меня выслушай.

Она кивнула.

– С полгода назад в Хэтфилд-хаус произошла кража архивов. Было вынесено несколько ценных томов. Спустя месяц аналогичный инцидент случился в национальном архиве Йорка. Затем на протяжении нескольких недель кражи исторических документов прокатились по хранилищам всей страны. Месяц назад на фотографировании страниц был пойман какой-то тип в Британской библиотеке, но ему удалось благополучно улизнуть. А теперь вот это…

Опасения Кэтлин рассеивались, вытесняясь любопытством.

– С этим происшествием, – продолжал шеф, – все только усугубляется. Вломиться в это священное место… По сути, королевский дворец… – Он помолчал. – У этих воров была четкая цель.

Кэтрин присела возле бреши.

– Давай, – одобрил начальник, – загляни. Может, мысли какие появятся.

Тревожить мощи венценосных особ, живших во тьме веков, казалось чем-то святотатственным. Пусть боссы по АБОП и считали Кэтлин бесцеремонной и отвязной, кое-что в этой жизни она очень даже чтила. Скажем, уважение к мертвым. Но сейчас это было не что иное, как место преступления, поэтому она легла на плитчатый пол и сунула голову вниз, под пролом.

Тесный свод усыпальницы подпирала кирпичная арка шириной метра два – два с половиной, три метра длиной и полтора глубиной. Под ней в общей сложности стояли четыре гроба. В крышке одного – свинцового, с надписью «Король Карл. 1648» – виднелся ровный квадратный пропил. Два гроба поменьше оставались нетронуты. Самым крупным был четвертый – саркофаг больше двух метров. Внешняя оболочка из дерева рассыпалась от ветхости; из-под нее проглядывал свинцовый гроб, тоже старый-престарый, а в средней части продолбленный ударами.

Внутри смутно серели кости, понятно чьи. Генриха VIII.

– Нераскрытые, – послышался голос шефа, – это гроб Джейн Сеймур, которую как королеву поместили рядом с мужем, и инфанта королевы Анны, умершего намного позже.

Кэтлин помнилось, что Джейн была у Генриха третьей женой по счету – единственной давшей королю законного наследника, Эдуарда, который впоследствии стал королем и правил шесть лет, чуть-чуть не дожив до своего шестнадцатилетия.

– Похоже, в останках Генриха порылись, – сказал за спиной шеф, – и порылись достаточно бесцеремонно. Надпил в гробу Карла был проделан двести лет назад. Его гроб, а также два других, интереса у воров, судя по всему, не вызвали.

При жизни, как известно, Генрих VIII считался высоченным – под метр девяносто, – но под конец разбух от жира. Здесь, в этом гробу, покоились останки короля, что в свое время воевал с Францией, Испанией и Священной Римской империей; превратил Англию из острова на окраине Европы в стремительно растущую, крепнущую державу, прообраз будущей Британской империи. Этот монарх отверг власть папства – более того, ему хватило смелости провозгласить в своей стране собственную религию, которая процветала и пять столетий спустя.

Вот это храбрость так храбрость.

Женщина поднялась, молча отряхнулась.

– Тут дело серьезное, Кэтлин. – Шеф протянул ей одну из своих визиток, на обратной стороне которой был ручкой написан адрес. – Поезжай туда, – распорядился он.

Место вроде как знакомое.

– Почему вы мне не расскажете, в чем тут дело? – спросила Кэтлин. – Напрямую, без утайки?

– Потому что не мною оно задумано, – элегантно выкрутился шеф, возвращая ей жетон АБОП и служебное удостоверение, изъятые три недели назад. – Я сказал, что ты в шаге от увольнения. Я же не сказал «уволена».

– Так зачем я вообще понадобилась? – озадаченно посмотрела Кэтлин.

– Потому что руководство приказало прислать именно тебя.

4

Лондон

О своем местонахождении Иэн знал в точности. Здесь неподалеку жила его тетка, а сам он много раз бродил по Маленькой Венеции, особенно предвечерьем по выходным, когда на улицы высыпает народ. После того как Иэн в конечном счете удрал на волю, помпезные особняки и современные многоэтажные кварталы предстали перед ним, давая первые уроки вольного житья, где ты предоставлен целиком самому себе. Сюда стаями слетались туристы – побродить по живописным, стилизованным под старину улочкам, постоять на ажурных синих мостиках, посидеть в пабах и ресторанчиках, которых здесь пруд пруди. Отсюда до самого зоосада бурые воды каналов бороздят прогулочные лодки и увеселительные водные трамвайчики, настраивая на беспечный лад, который в самый раз годится для экскурсий по карманам этих самых туристов. Сейчас же, в данную минуту, отвлечение Иэну было необходимо для того, чтобы стряхнуть с хвоста Норса и Девейна, которые, безусловно, пустятся за ним сразу после того, как управятся с Коттоном Малоуном.

Может, приткнуться на время в квартире тетки? Хотя нет, от одной мысли появиться на пороге этой жирной дуры воротит. Что бы ему сейчас ни грозило – лучше уж это, чем выслушивать ее причитания и нотации. К тому же если те, кто сейчас идут по его следу, в курсе о дне и даже о времени его возвращения, то уж о тетушке они знают и подавно.

И Иэн продолжал нестись по тротуару в направлении, противоположном ее месту жительства, к проспекту, что в полусотне метров впереди.

– Эй, послушай, – приостановившись, запыхавшимся голосом сказал Гэри. – Нам надо вернуться.

– Тебе отец что сказал? Делать ноги! Это знаешь что за твари? Я-то знаю…

– Откуда?

– Они пытались меня грохнуть. Не эти два кренделя. Другие.

– Потому нам и надо вернуться.

– Вернемся. Только сначала надо удрать подальше.

Этот америкос понятия не имел, что такое улицы Лондона. Здесь нельзя стоять и ждать на свою жопу приключений, а уж тем более самому на них напрашиваться.

Иэн углядел красно-бело-синюю эмблему метро, но у него с собой не было ни проездного, ни денег, ни времени по-быстрому ими разжиться, так что с этим вариантом не выгорало. Вообще-то приятно, что Гэри Малоун сейчас такой приспущенный. Вся та бравада в аэропорту Атланты, когда он примял его, Иэна, при попытке к бегству, сошла с него без следа.

Теперь это мир Иэна. Где правила известны только ему. Поэтому бежал впереди и указывал дорогу он, а не этот Гэри.

Впереди показалась искусственная заводь Маленькой Венеции с флотилией пришвартованных «домашних лодок» и разномастной галереей прибрежных магазинчиков. Слева важничали своим видом стильные многоэтажки. Огибающий серо-бурую заводь транспортный поток был для вечера пятницы достаточно умеренным. Большинство магазинов вдоль улицы было все еще открыто. Возле пришвартованных красавиц возился кое-кто из их хозяев, моя и холя их лакированные бока. Один при этом что-то вполголоса напевал. Сверху заводь освещал искристый пунктир огней.

Вот она, возможность. Надо попробовать.

Иэн по наклонной лестнице спустился с улицы вниз, к воде. Хозяин лодки – охватистый брюнет – все так же прерывисто, с натужной сипотцой напевая, окатывал струей из шланга тиковый корпус. Его красавица, как и большинство пришвартованных здесь, имела форму раздутой сигары.

– Вы случайно не в сторону зоосада едете? – поинтересовался Иэн.

Хозяин на минуту прервал свое занятие.

– Да вообще-то нет. Может, погодя… А что?

– Да вот думал, кто б нас попутно подбросил.

Здешние лодочники славились эдакой беспечной отзывчивостью и, случалось, катали незнакомых людей, в том числе туристов, по водным маршрутам абсолютно за просто так. Неподалеку у причала стояли два водных трамвайчика, промышляющие извозом пассажиров (сейчас они пустовали: пик загрузки планировался на выходные, когда здесь, бывает, яблоку негде упасть). Иэн прикинулся тем, за кого его наверняка принял этот лодочник: дружелюбным озорником, у которого душа стонет по приключениям.

– Вы-то сами, наверное, на выходные прицеливаетесь? – хихикнул он.

Человек плеснул себе из шланга на макушку и пригладил ладонью темные волосы.

– Да я на субботу-воскресенье вообще думаю отсюда уехать. Народу понавалит, опять не протолкнуться. Мне тут от многолюдства тесно. Думаю, не податься ли на юг по Темзе.

А что, действительно мысль…

– Компания вам не нужна? – играючи полюбопытствовал Иэн.

– Мы не можем ехать! – прошипел вполголоса Гэри.

Иэн его проигнорировал.

– А что такое стряслось, ребятки? – улыбаясь, полюбопытствовал лодочник. – В переделку, что ли, угодили? Родители-то ваши где?

Надо же, проницательный какой.

– Да нет, всё в порядке… Не волнуйтесь. Просто подумал, прикольно было бы прокатиться.

Он оглянулся назад на улицу.

– Ишь ты, какой непоседливый… Вам куда надо-то?

Всё, на расспросы отвечать хватит.

– Да я так, – как бы нехотя отмахнулся Иэн, уже отходя вдоль тропки бечёвника.

– Чего ж вам дома-то не сидится? – окликнул следом лодочник, в то время как ребята озабоченно набирали ход.

– Не оглядывайся, – буркнул на ходу Иэн.

Они шли, торопливо похрустывая по гравию. Справа от себя, на уровне улицы, Иэн заприметил, как по сгибу дороги повернул синий «мерс». Надежда, что это какая-то другая машина, канула, когда наружу торопливо выбрался Норс. Вот это действительно засада… Их теперешнее положение внизу у канала было откровенно проигрышным. Пути к бегству оставались только спереди и сзади: справа текла река, а слева возвышалась каменная стена.

Это, видно, понял и Гэри.

Бежать оставалось единственно по узкой тропке, а затем – вдоль канала, где Норс с Девейном их безусловно перехватят. На отходе от заводи им останется только крутой скос берегов канала: от домов и участков его сплошняком отгораживает забор. Иэн, перескакивая через две ступеньки, кинулся вверх по лестнице, а там – резко направо, через железный мостик, дугой идущий через канал. Пустой пролет моста был узкий, только для пешеходов. А с другой стороны к нему уже, визжа тормозами, подлетал «мерс», из которого выскочил Девейн и заспешил навстречу.

Пришлось на полпути повернуть обратно, но там в десяти метрах уже бдительно топтался Норс. Преследователи оказались прозорливы и как будто заранее просчитали ходы беглецов.

– Эй, – примирительно крикнул им Норс. – Давайте-ка перестанем глупить. Малый, ты знаешь, что мне нужно. Отдай сюда флэшку.

– Я ее выкинул.

– Дай сюда. Не зли меня.

– Где мой отец? – с вызовом спросил Гэри.

– Да, отец его где? – злорадно ухватился Иэн.

– Тот янки – не твоя проблема. Мы – твоя проблема.

Норс с Девейном постепенно сближались. Мостик был узкий – только двоим и разойтись, – а концы его надежно блокированы.

Расстояние между преследователями все сокращалось и теперь не превышало десяти метров.

А между тем слева тот зараза-лодочник уже запустил мотор и сейчас выводил свою посудину с места швартовки. Видно, захотел отбыть к Темзе загодя, еще с вечера. Нос лодки пошел влево, направляясь как раз к мосту. Надо потянуть время. Иэн резким движением запустил руку в куртку, а сам метнулся к железным перильцам.

– Ни шагу ближе! – выкрикнул он, проворно опуская руку за перильце. – Иначе то, что вам надо, сейчас булькнет, и с концами.

Норс с Девейном сразу замерли.

– Да ладно тебе, ладно, – Норс шутливо поднял руки. – Чего ты кипишь? Зачем? Дай нам эту штуку, и разойдемся с миром.

Иэн облегченно перевел дух. Минута отыграна. Из этих двоих никто не заметил, что его сжатый кулак пуст. Руку он держал опустив за перильце, под углом, делающим задуманную им хитрость незаметной.

– Как насчет полусотни? – не мытьем, так катаньем подступался Норс. – Пятьдесят фунтарей за флэшку, и гуляйте себе на здоровье? А?

Пыхтение движка становилось все слышней; вот уже нос лодки нырнул под ту сторону мостика.

Так. Уже близко. Совсем.

– Не-а! – мотнул он головой. – Только за сотню!

Норс полез в карман.

– Сейчас сигаешь через край, – шепнул Иэн Гэри. – Прямо на лодку. Она уже вон где.

У Норса в руке показался ком купюр.

– На, – поманил он. – Бери, язва.

– Давай, – выдохнул Иэн.

В момент, когда Норс определялся с решением, как удачно провернуть дельце, а Девейн ловил от старшего сигнал, Иэн схватился за перильце и перемахнул через ограду мостика.

Три метра вниз в слепой надежде, что лодка все еще проплывает внизу. Ноги ударили о крышу каюты, но из-за силы инерции Иэн потерял равновесие и едва успел ухватиться за поручень, когда его снесло за борт. Подошвы ботинок взбурлили воду, но он сумел, подтянувшись, вскарабкаться на борт как раз в тот момент, когда лодка разминулась с мостом и заскользила по каналу дальше.

Хозяин лодки сейчас стоял на корме, управляясь с рулем.

– Я тут подумал: вам помощники не нужны?

Глянув назад, Иэн увидел, как его прыжок точно так же, перекинувшись с трехметровой высоты через мост, попытался повторить Норс. Он упал было на корму, но хозяин ударом локтя в грудь сшиб фальшивого инспектора в воду.

Норс всплыл уже изрядно позади и, мокрый, выбрался из канала на берег.

От декоративного мостика лодку отделяло уже добрых полсотни метров. А там он и вовсе исчез за резким поворотом канала.

Последнее, что Иэн видел, это Гэри Малоуна, который извивался в хватке Девейна. Нет, надо тикать и отсюда.

Взглядом он проследил траекторию движения и заприметил впереди еще один освещенный мост – гораздо шире, массивней, из кирпича. Сверху туда-сюда катились автомобили. Приблизившись к нему, Иэн с лодки прыжком сиганул на травянистый берег. Приземляясь на узкую тропку, сзади он услышал оклик своего спасителя:

– Ты куда? Или кататься уже раздумал?

Вместо ответа Иэн, распрямившись, помахал рукой и заспешил к металлической лесенке, ведущей вверх к улице. Здесь в оба направления с шумом несся транспорт. Пройдя через дорогу, беглец нашел прибежище в дверях закрытого на ночь паба. От транспорта нишу загораживали два растения в кадках.

Под их сенью Иэн присел на землю и собрался с мыслями.

Влажноватый, прилипчивый запах Лондона щекотал ноздри. Глаза пристально высматривали синий «мерс», но Норс с Девейном наверняка решили, что Иэн из этой округи смотался, после такого-то дерзкого побега. Ниже по улице, судя по запаху, находилась пекарня, откуда зазывно пахло свежим хлебом. В голове мутилось от голода. Последнее, что он сегодня проглотил, это незатейливый ланч в самолете, но когда это было… Мимо по тротуару проходили нечастые прохожие, но на сидящего у дверей паба бродяжку внимания никто не обращал. Ни сейчас, ни когда-либо. А если б он был, скажем, особенный? Или даже, как его там… уникальный? Остается лишь воображать. Школу Иэн бросил рано, хотя читать и писать все-таки выучился. И это здорово. Чтение составляло одно из его немногих удовольствий.

Он невольно вспомнил о пластиковом пакете, который нес Коттон Малоун. С его вещами. Не мешало бы найти их и вернуть.

С этой мыслью Иэн покинул альков.

5

Лондон

18.30

Такси пронеслось по глубокой луже и, взметнув на щербатой брусчатке фонтан брызг, подчалило к бордюру. Из задней дверцы в туманный сумрак осторожно выбрался Блейк Антрим. C час назад налетела непогода, обернув город в свое сырое мглистое одеяло. Впереди высился округлый купол собора Святого Павла. Хорошо, если непогодь распугала обычные для этой поры скопища туристов.

Блейк рассчитался с таксистом, после чего по широким бетонным ступеням поднялся ко входу в собор и вошел; медленно сомкнулись за спиной величественные бронзовые двери. Гонгом прозвенел удар Большого Тома – часов на южной башне, возвестивших наступление очередного получаса.

Прибыл Блейк сразу же после разговора со своим полевым агентом, для перелета из Брюсселя в Лондон воспользовавшись госдеповским джетом. За непродолжительное время на борту он еще на раз ознакомился с отчетами по «Лжи короля», по-новой входя во все детали операции.

Ситуация была внешне проста.

Шотландия вознамерилась освободить Абдель Бассета аль-Меграхи – бывшего офицера ливийской разведки, в 1988 году обвиненного в гибели двухсот семидесяти человек, погибших при взрыве рейса № 103 «Пан Американ» над шотландским Локерби. В 2001 году аль-Меграхи дали пожизненный срок – как вдруг, после всего нескольких лет отсидки, у него обнаружился рак. И по так называемым «гуманитарным причинам» шотландцы теперь собирались дать Меграхи спокойно умереть у себя на родине, в Ливии. Официального решения о выходе пока не было: сверхсекретные переговоры все еще продолжались. ЦРУ о тайной договоренности прознало всего с год назад, и Вашингтон сразу же резко выступил против, настаивая, чтобы Даунинг-стрит немедленно ее отменил. Но англичане неожиданно заупрямились: дескать, это внутреннее дело Шотландии, в которое они вмешиваться не могут.

«С каких, извините, пор?» – изумились дипломаты.

В политику Эдинбурга Лондон вмешивается вот уже тысячу лет. А то, что две нации уживаются под общей мантией Соединенного Королевства Великобритании, все только облегчает.

И тем не менее последовал отказ.

Отбытие Меграхи домой в Ливию было просто пощечиной перед лицом ста восьмидесяти девяти убитых американцев. У ЦРУ тринадцать лет ушло на то, чтобы уличить обвиняемого, задержать его, провести дознание и вынести вердикт виновности.

А теперь что, просто отпустить его на волю?

Ливийский лидер Каддафи мог со смаком втереть этот факт в физиономию Вашингтону, лишь усилив свое влияние среди арабских правителей. Террористы по всему миру вновь могли воспрянуть духом, ощутить свою силу, глумясь над слабой Америкой, неспособной отговорить даже своего друга и союзника от того, чтобы дать убийце свободу.

Расстегивая на ходу мокрое от дождя пальто, Блейк приблизился к главному престолу, миновав боковой придел храма, где медовым цветом отливали в красных стаканчиках свечи. Его агент выбрал для встречи именно это место, где он в поисках дополнительной информации копался весь день в соборных архивах (по фальшивому журналистскому удостоверению).

По южному проходу подойдя к подножию винтовой лестницы, Блейк еще раз огляделся. Надежды на то, что непогода сработает, похоже, оправдывались.

Людей здесь толклось немного. Пока, по счастью, операция «Ложь короля» не вызывала у британской стороны особого интереса.

Через арочный проход он ступил на лестницу, штопором уходящую вверх. Время подъема Блейк коротал за подсчитыванием. Двести пятьдесят девять ступеней прошелестели под подошвами, прежде чем он добрался до Галереи шепотов.

Здесь его дожидался сутулый, белесый человек с бледно-нефритовыми глазами и плешью в бурых старческих крапинах. Впрочем, изъяны его внешности компенсировались опытом – у Антрима он был лучшим историческим аналитиком, чего как раз и требовала операция.

Из прохода Блейк попал в узкую круговую галерею. От падения вниз, на мраморный пол нефа, с тридцатиметровой высоты здесь страховали единственно поручни из шлифованного железа. Сверху взгляд ухватывал напольный узор – похожую на компас эмблему, обнесенную медной решеткой. Именно под нею в каменной гробнице покоится прах Кристофера Рена – архитектора, без малого четыреста лет назад возведшего свое детище, собор Святого Павла. А вкруг этой своеобразной звезды выложена надпись на латыни, посвященная Рену: «Читающий, ищешь ему памятник – оглядись вокруг».

Блейк Антрим так и поступил. Недурственно, совсем недурственно.

Проход между поручнями и галерейным сводом составлял чуть больше метра; обычно здесь тесно от увешанных фототехникой туристов. По счастью, этим вечером здесь, кроме них двоих, никого не было.

– Под каким именем ты работаешь? – спросил Блейк вполголоса.

– Гай Даймонд.

Блейк позволил себе на секунду отвлечься и пройтись взглядом по собору. На него строго взирали подсвеченные фрески, описывающие житие святого Павла.

Глухой шум дождя по куполу все учащался.

– В данный момент Коттона Малоуна с Иэном Данном транспортируют в машине, – сообщил Даймонд. – Надеюсь, что мальчик оставил при себе съемный носитель. Если это так, то игра все еще может стоить свеч.

Голос его звучал как-то не очень уверенно.

– Пазл, который мы пытаемся сложить, – продолжал он, – насчитывает пять веков. Фрагменты его были тщательно сокрыты. Разыскать их непросто, хотя подвижки есть. К сожалению, могила Генриха VIII не раскрыла ничего.

Этот рискованный ход он утвердил из-за того, что безвременная кончина Фэрроу Керри отбросила их в поиске назад, так что надо было использовать любой шанс. До этого захоронение проверялось лишь однажды, в 1813 году. Тогда это происходило в присутствии самого монарха, короля Вильгельма IV, а процедура была тщательно запротоколирована. Однако о вскрытии гроба венценосного Генриха там не было ни слова. Из чего можно было сделать вывод, что останки лежат там нетронутые с 1548 года. И была надежда, что старый толстяк Тюдор забрал секрет с собой в могилу.

Но там на поверку не оказалось ничего, кроме костей.

Опять неудача. Которая может дорого обойтись.

– К сожалению, – вздохнул агент, – бритты теперь будут начеку. Мы осквернили их королевскую усыпальницу…

– Но там все чисто – и снаружи, и внутри. Свидетелей нет. Нас ни в чем не заподозрят.

– Что-нибудь еще всплыло о том, как умер Керри?

Прошел уже месяц после того, как Фэрроу Керри упал (то ли сам, то ли с чьей-то помощью) на рельсы подъезжающего поезда метро. Там находился и Иэн Данн, который запустил руку Керри в карман. Свидетели видели, как он, перед тем как сбежать со станции, держал в руке флэшку. И вот теперь надо было выслушать, что скажет юный воришка, а также заполучить ту флэшку.

Дождь снаружи все шумел.

– Хотя все это может быть и чистой воды вымыслом, – флегматично усомнился Даймонд. – Выдумкой от начала до конца.

– Так что там нашел Керри? Отчего был так взволнован?

Действительно, Фэрроу Керри буквально за несколько часов до смерти позвонил и сообщил о прорыве в деле. В ЦРУ он значился аналитиком с функциями шифровальщика и занимался непосредственно «Ложью короля». Но за отсутствием на протяжении нескольких месяцев сколь-либо заметного прогресса Антрим подумывал его сместить. И тут вдруг звонок, который менял все на корню. К Керри был срочно послан связной на «Оксфорд Сёркус», чтобы в паре с ним расследовать, что там за находку сделал Керри. Но их встреча так и не состоялась. Что это было – ликвидация? Самоубийство? Нелепая случайность? Никто не знал. Даст ли на это ответы флэшка, которую якобы заметили у Иэна Данна?

Оставалось на это надеяться. А что еще?

– С этого момента я буду находиться здесь, в городе, – объявил Блейк Даймонду.

Сегодня он отправится в один из своих любимых ресторанов. Кулинарные навыки у Блейка исчерпывались прочтением инструкций по разморозке ланчей, поэтому обедал и ужинал он где-нибудь на выезде. Если повезет, то, может, сегодня там дежурит та самая официантка, с которой у него завязалось знакомство… Если нет, надо будет ей позвонить. В прошлом у них несколько раз, помнится, все получалось очень даже неплохо. К обоюдному удовольствию.

– Я хотел спросить, – повернулся Даймонд, – зачем вовлекать во все это Коттона Малоуна? Мне кажется, необязательно.

– Нам нужна всякая помощь, какую мы только можем привлечь.

– Но он отставник. Я не вижу, каким образом он может пригодиться.

– Ничего, может.

Главное – дать задел.

В нескольких шагах приоткрылась дверь, из которой Блейк попал на галерею. На той стороне стоял кто-то, тоже в пальто.

– Оставайся здесь, пока я не уйду. Незачем, чтобы нас вдвоем видели внизу.

Припадая к сужающимся стенам верхнего яруса, Блейк по кругу прошел на дальнюю сторону. Даймонд теперь смотрел на него с тридцатиметровой дистанции через пространство нефа. Плакат возле выхода извещал, что если тихим голосом говорить в стену, слова окажутся слышны на другой стороне. Отсюда и название: «Галерея шепотов».

А ну-ка попробуем… Стоя лицом к серому каменному своду, Блейк пробормотал:

– Не вздумайте облажаться с Малоуном и Данном.

Даймонд с той стороны помахал – стало быть, понял. И исчез под аркой.

То же самое думал сделать и Антрим, но тут в безмолвном воздухе что-то негромко хлопнуло. А спустя мгновение с той стороны раздался вскрик. Еще один тугой хлопок. Крик захлебнулся, перешел в стон.

Блейк бегом побежал обратно; выглянул за дверь, ничего не увидел и осторожно ступил вперед. Ниже по проходу на каменных ступенях он наткнулся на Даймонда – тот лежал лицом вниз, из двух ран темными дорожками струилась кровь. Перевернув агента к себе лицом, в его светло-нефритовых глазах Антрим увидел лишь застывшее изумление.

Даймонд приоткрыл рот, силясь что-то произнести.

– Держись, – сказал ему Блейк. – Я за помощью.

Рука Даймонда цепко ухватила его за рукав пальто.

– Надо же… Этого не должно было случиться.

Тело обмякло. Пульса не было.

«Что за черт!» – досадливо и бессмысленно мелькнуло в голове ошарашенного Блейка Антрима.

Внизу слышались затихающие шаги. Надо же, и оружия-то при себе нет. Все настолько неожиданно… Откуда, каким образом? Блейк начал спуск по лестнице в двести пятьдесят девять ступеней, опасливо гадая, не притаился ли за следующим поворотом убийца. Дойдя наконец до низа, он осторожно выглянул в пространство нефа, где маячила всего горстка посетителей. А вон там, в дальнем трансепте, к выходу быстрым шагом шла фигура. Мужчина.

Вот он приостановился, обернулся и прицелился. Блейк Антрим нырнул на пол. Но выстрела не последовало.

Вскочив на ноги, Блейк увидел, как стрелок припустил к дверям выхода. Тогда он бросился вдогонку и с налету, толчком открыл тяжеленное бронзовое полотно.

Валом накатила тьма.

С прежней заунывностью продолжал лить дождь.

Вон он – уже сбежал с лестницы собора и сейчас неторопливо трусит в сторону Флит-стрит…

6

Гэри Малоуна, скрутив, умяли в «Мерседес». Руки, понятное дело, за спину, на голову шерстяную маску-кулек.

Его пробирал страх. А кого бы, спрашивается, нет? Но еще сильнее он переживал за отца и за то, что могло произойти в том гараже. Эх, не надо было бежать… но отец сам приказал. Надо было оставаться с ним рядом, а на Иэна наплевать. А тот тоже хорош: сиганул с моста… Его, понятное дело, тоже предупредил. Но кто в здравом уме на такое пойдет? Норс вон прыгнул, и что? Здоровенный мужик, а вылез весь мокрый и дрожал как цуцик; сидел потом рычал всю дорогу, пока ехали.

Иэн Данн – парень с нутром, надо отдать ему должное.

Ну так и он должен быть. Нечего раскисать.

Вчера дома Гэри паковался, а у самого ум блуждал. Вернее, метался. Две недели назад мать рассказала, что человек, которого Гэри всю свою жизнь называет папой, на самом деле ему не отец. Отец, но не биологический. Объяснила, что произошло до его рождения – роман, беременность; призналась в своей ошибке, извинялась. Он вначале как-то все воспринял не задумываясь – какая, действительно, разница? Папа, он все равно папа и есть. А затем, и довольно быстро, пошли мысли. Вопросы пошли, да такие, с подковыркой…

Разница, оказывается, есть, да еще какая.

Кто он, Гэри, такой на самом деле? Откуда взялся? Где ему место?

Жить с матерью, но при этом зваться Малоуном? Или кем-то другим?

Поди пойми.

Он не знал. Но знать это надо.

До школы оставалось еще десять дней, и ужас как хотелось на День благодарения оказаться в Копенгагене, за тысячи миль от Джорджии. Уехать, улететь как можно дальше. Хотя бы на время.

Внутри клубился сонм горьких чувств, с которыми Гэри становилось все труднее совладать. К матери он всегда относился с уважением, слушался, не доставлял ей огорчений, но вот теперь над душой тяготела ее ложь. От Гэри она требовала, чтобы он все время говорил правду. А сама…

– Ты как, готов? – спросила мать по дороге в аэропорт. – Я слышала, у вас посадка в Англии?

Отец говорил, что они сначала сделают остановку в Лондоне, передадут на руки полиции парня по имени Иэн Данн, а затем стыковочным рейсом улетят в Копенгаген.

Гэри заметил, что глаза у матери припухшие, покрасневшие.

– Ты что, плакала?

Та кивнула.

– Я не люблю, когда ты уезжаешь. Скучаю.

– Так я ж всего на неделю.

– Да уж надеюсь, что не больше.

Гэри понимал, о чем она. В разговоре на прошлой неделе он впервые фразу бросил, что не прочь пожить где-нибудь в другом месте. Не дома.

– Ничего, Гэри, – вздохнула мать. – Все образуется.

– Скажи, кто мой настоящий отец. Биологический.

Мать качнула головой:

– Не могу.

– Да нет. Ты не не можешь, а не хочешь. Вот в чем разница.

– Я дала себе зарок. Этот человек никогда не войдет в нашу жизнь. Не станет ее частью. Я совершила ошибку тем, что была с ним, но исправила ее тем, что у меня есть ты.

Эти ее словеса он уже слышал. Проблема в том, что их все сложнее разделить. И те и другие основаны на лжи.

– Даже если ты узнаешь, кто этот человек, это уже ничего не изменит, – каким-то странным, плоским голосом сказала мать.

– Но я хочу знать. Ты всю жизнь говорила мне неправду. Правду ты знала, но никому не рассказывала, даже папе. Он, я знаю, тоже не всегда поступал хорошо. У него бывали другие женщины, ты мне рассказывала. Но он мне не лгал.

Ее глаза заискрились слезами. Мать была адвокатом, выступала от имени людей в суде. Однажды он видел ее в деле о защите чести, и – своими глазами, своими ушами – с тайной гордостью убедился, какая она на самом деле может быть твердая, гибкая и решительная. Может, он когда-нибудь тоже станет, как она, юристом…

– Мне пятнадцать лет, – сказал он ей. – Я не ребенок. И имею право все знать. А если ты не можешь рассказать… откуда я произошел, то у нас с тобою может возникнуть проблема.

– То есть ты думаешь уехать и жить в Дании? – спросила она.

Гэри решил: пусть не расслабляется.

– А что? Может быть.

Мать поглядела на него сквозь слезы.

– Я понимаю, Гэри, что вела себя не так. Это моя вина. И я от нее не уклоняюсь.

Вина Гэри не интересовала. Он хотел лишь покончить с болезненной неуверенностью, что день ото дня точила его все ощутимей. Не хотелось и расстраивать мать – он любил ее, она была ему родная, – но она ведь сама все так осложнила.

– Погости у папы, – сказала мать, утирая слезы. – Поживи в свое удовольствие.

Да, именно этим он и займется. Сколько можно переживать…

Родители у него развелись больше года назад, сразу перед тем, как отец ушел из юстиции и переехал в другую страну. С той поры мать с кем-то встречалась, но так, нечасто. Вот тоже: что значит «часто», «не часто»? Может, лучше сказать: «серьезно», «несерьезно»? Но это тема, которую с матерью так просто не обсудишь.

Это вроде как ее дело, а не его.

Жили они с матерью в красивом доме, в симпатичном районе. Ходил он в прекрасную школу. Учился не сказать чтобы на «отлично», но успевал вполне себе ничего. Играл в бейсбол, баскетбол. Сигареты и наркотики как-то не пробовал, хотя возможность всегда была. А вот с пивком, винцом и кое-чем покрепче ознакомиться успел, но не сказать чтобы это пришлось ему по вкусу.

Пацаном он был неплохим. Во всяком случае, на это надеялся.

Так отчего в голову лезет всякое? Да еще такое, от чего просто башню рвет?

Сейчас Гэри лежал на диванчике со связанными за спиной руками и головой в шерстяном колпаке, натянутом до рта. Поездка в «Мерседесе» длилась примерно полчаса. Гэри предупредили, что если он хотя бы пикнет, рот ему заткнут кляпом.

И он молчал. Так, кстати, лучше для нервов.

Слышалось движение, но без голосов, только раз где-то в отдалении раздался бой часов.

Вот рядом послышался хрусткий шелест, как будто разорвали пластиковую упаковку, а следом – мощные, с причавкиванием, жевки.

Гэри и сам был бы не прочь что-нибудь съесть.

Запах такой щекочущий, аппетитный… Что-то с солодкой. Гэри ее обожал.

– А мне немножко можно? – попросил он.

– А ты вообще засохни, соплезвон. Благодари бога, что жив еще.

7

Очнулся Малоун от тупой пульсирующей боли в голове. Судя по всему, пустяковая услуга как-то переросла в нешуточную проблему.

Тяжело моргнув, он с усилием приподнял голову.

Пальцы на лбу бережно ощупали кровяную коросту (судя по толщине, крови вылилось изрядно). Шею ломило от удара – судя по всему, Девейна. Их с Гэри дорожные сумки были раскрыты и выпотрошены, шмотье раскидано по этому не то стойлу, не то амбару. Там же валялся и пластиковый пакет Иэна Данна с вытряхнутым наружу содержимым.

В слепом порыве паники Малоун толкнулся вверх на занемелых, затекших ногах.

Где Гэри?!

Кто-то – уж чего ему это стоило – принял меры к поимке и возвращению Иэна Данна. Судя по охвату информационной сети, кто-то с очень длинными руками. Более того, кто-то из официальных кругов: человек с улицы не отдаст приказ таможне пропустить человека без досмотра и даже без паспорта на территорию страны, а та при этом не возьмет под козырек. Норс со своим дружком, понятное дело, самозванцы; но кто тогда на самом деле тот человек или люди, что сумели вот так запросто обойти британское паспортное законодательство?

Норс требовал от Иэна какую-то флэшку…

Надо разыскать Гэри. Ребятам он велел бежать, но они, дай бог, где-то здесь поблизости, пережидают, пока все уляжется и можно будет вернуться.

Только вот где они?

Малоун глянул на часы. Сколько он здесь – минут двадцать? Больше? Вон среди одежды его мобильник. Позвонить в полицию? Или может, Стефани Нелл в «Магеллан Биллет»? Нет. В заваруху попал он, ему с нею и разбираться. И уж точно кому он звонить не будет, так это Пэм. Не хватало еще, чтобы о происшедшем узнала его жена, пускай и бывшая. Сам влип, сам и выкарабкивайся – знал, на что шел.

Но втягивать сюда еще и Гэри? Это непростительно.

Малоун оглядел постройку: дворово-садовый инвентарь, пара канистр, верстак. Короче, мастерская или бытовка. За открытой дверью с козырьком шелестел дождь. Мокрая подъездная дорожка вливалась в обсаженный деревьями проулок. Может, ребята вскорости все-таки появятся…

А пока надо бы собрать одежду.

К делу придется подключить городскую полицию. Да, пожалуй, так будет разумней всего.

Внимание привлек шум где-то в изгороди, отделяющей постройку от соседнего участка.

Как будто кто-то сквозь нее продирался.

Ребята?

Из предосторожности Малоун решил опять лечь. Он приник щекой к холодным булыжникам и смежил веки, оставив щелочку для наблюдения.

***

Иэн крадучись прошелся по окольным улочкам и задворкам, используя непогоду, деревья и заборы ухоженных дворов как прикрытие. Считаные минуты ушли у него на то, чтобы отыскать двор, куда вначале вкатил тот «мерс». Дверь в хибару там была открыта, а машины не было. Уехала.

Иэн проворно огляделся. В близлежащих домах вроде никого не было.

Он подобрался к открытому гаражу, где по полу было раскидано барахло из сумок обоих Малоунов. А вон там у стены, кажется, растянулся сам Малоун. Иэн бочком подошел и опустился рядом на корточки; до слуха донеслось затрудненное дыхание. Первой мыслью было потормошить его, спросить, всё ли с ним в порядке, но вскоре Иэн раздумал. Встревать куда бы то ни было он этого мужика не просил, а делать это сейчас не надо тем более. Хлопот не оберешься.

Он взялся искать то, за чем пришел, – и нашел свой пакет под скомканной рубашкой. Видно, мешок эти козлы бросили тут за ненадобностью. Действительно, зачем он им? Они-то разыскивали флэшку. А книги, перочинный ножик и всякая мелочь для них – ничего не значащий мусор.

Покидав все в пакет, Иэн снова поглядел на Коттона Малоуна. Вообще, мужик вроде нормальный. Может, его отец чем-то на него похож… Правда, благодаря своей непутевой мамаше кто его отец, он никогда не узнает. В глазах Малоуна, когда тот раскусил, что Норс не из Скотленд-Ярда, Иэн заметил неподдельную тревогу. Страх за обоих своих юных попутчиков. От того, что Малоун был рядом в машине, Иэн чувствовал себя даже немного лучше. Как-то уверенней. Вообще до него по жизни немногим когда-либо было дело, а ему, соответственно, – до остальных.

Ну а теперь уж чего начинать… Теперь уже поздно. Жизнь – штука крутая, и такой, как Малоун, это поймет.

Во всяком случае, это внушал себе Иэн Данн, готовясь дать отсюда деру.

– Где Гэри?! – рявкнул, внезапно вскакивая, Малоун.

Иэн в ужасе отшатнулся, но на лице у него быстро проступило облегчение.

– Тьфу ты, гадство! Я-то думал, ты в отрубе.

– Видел я, как ты переживал… Только за своими пожитками и вернулся.

Дерзость вернулась на лицо паренька:

– Я тебя во все это соваться не просил. Не втягивал. Я тут вообще не при делах – твоих. А ты – моих.

А у самого вид малость сконфуженный; эдакая сердитая попытка оправдаться. Надо бы попытать снова…

– Так где Гэри?

– Те копы его взяли.

Малоун дернулся так резко, что в голове поплыло.

– Что?! Они никакая не полиция, и ты это знаешь. Почему они его взяли, а тебя – нет? Ведь им только ты и был нужен.

– Я сумел сделать ноги. Он – нет.

Ухватив в броске Иэна за плечи, Коттон приблизил к нему свое лицо:

– Ты его оставил?

– Я ему сказал «прыгай со мной», а он не стал.

«Прыгай»?

Малоун выслушал про то, что случилось в Маленькой Венеции, как Иэн сиганул с моста.

– Так что Гэри остался у тех гадов, – закончил рассказ паренек.

Неожиданно Коттон вырвал у него из руки пакет.

– Где та флэшка, которой они домогаются?

Иэн не ответил. А впрочем, чего от него ожидать? Это всего лишь шпанец, усвоивший нехитрое уличное правило: хочешь уцелеть – держи язык за зубами.

– Вот что я тебе скажу, – обратился к нему Малоун. – Тобой займется полиция: я это обеспечу. Тогда я смогу найти Гэри. – Он железной хваткой впился Иэну в левое предплечье. – Только дернись у меня: сделаю так, что в глазах заискрит.

Говорил он вполне серьезно.

Малоун был не просто разгневан – он был взбешен. На этого выродка, на себя… И ярость его была взрывоопасной смесью отчаянья и страха. Из-за этого шпанца его самого чуть не пристрелили, а его сын сейчас находится в опасности.

Тем не менее мысленно Малоун велел себе остыть.

– Что ты думаешь со мною делать? – спросил паренек запальчиво.

– Считай, что я взял тебя в оборот.

– Я не твой.

– Вот и хорошо. Потому как иначе разговор у нас имел бы куда более прикладной характер, чисто физически.

Судя по глазам, намек Иэн понял.

– Итак, даю тебе один шанс, последний, – с нажимом сказал Малоун. – Почему эти люди тебя преследуют?

– Потому что я был на «Оксфорд Сёркус» месяц назад, в тот день, когда убился тот парень.

8

Иэн чутко бдел в конце зала, где знак «Выход в город», и зондировал глазами людную посадочную платформу.

Кто следующий?

Взгляд уцепил ухоженную бабульку – серое твидовое пальто, иссиня-седые букли, – которая сновала, прихрамывая и от этого слегка подскакивая, как будто ее блохи кусали. На сгибе руки она держала сумочку-«лягушку», золоченая застежка которой была отомкнута, отчего «лягушонка» как будто позевывала. Соблазн просто неотразимый – такой, что невольно закрадывается подозрение, не приманка ли это. Полиция такие подлянки на станциях иногда устраивала. Однако минута зоркого наблюдения показала: цель чиста. И Иэн осмотрительно двинулся к ней, пробираясь сквозь лавину часа пик.

«Оксфорд Сёркус» была одним из его излюбленных мест охоты. «Бейкерлу», «Центральная», «Виктория» – все основные линии метро сливались тут воедино. Ежесуточно по утрам и вечерам поезда подземки выметывали из себя и поглощали икринки пассажиров – десятки тысяч, – изрядная часть которых здесь ответвлялась и вытекала наружу, в модные магазины и трендовые салоны, расположенные вдоль Оксфорд- и Бонд-стрит, в двадцати метрах над этим гудящим подземельем. А затем на спуске многих из них, как и эту вот денежного вида бабульку, отягощали фирменные пакеты и мешки – ну прямо-таки опознавательный знак для промысловиков вроде Иэна, у которого из пятнадцати лет, что он прожил на свете, пять прошли в неустанной практике здесь, дав недюжинный опыт.

На руку было и то, что мало кто усматривал в нем угрозу. Росту Иэн был невысокого, на вид субтильный, с густыми блондинистыми волосами, которые он регулярно подравнивал себе ножницами (прошлогодней своей добычей из «Хэрродс»). К этому занятию у него, кстати, был подлинный талант, и он даже иной раз подумывал когда-нибудь – когда наскучит улица – заделаться парикмахером. Ну а пока эти задатки помогали ему поддерживать имидж обаяшки, к которому незнакомые люди проникаются симпатией, а вместе с тем – доверием. Хорошо и то, что в отделах благотворительности можно было задаром – или почти – разжиться шмотками. У Иэна в фаворе были вельветовые штаны и рубашки с воротниками на пуговках. Было в этом неформальном антураже что-то от его любимого литературного героя, Оливера Твиста. Образ по сути идеальный для хитрого на выдумки воришки.

Шотландка-мать нарекла его Иэном (единственный от нее подарок, помимо самой жизни). А когда ему было три месяца, она исчезла, и ее заместила тетушка-англичанка, от которой Иэн получил фамилию Данн. Ту свою тетушку он не видел уже три года – с того самого дня, как из окна второго этажа выскользнул и растворился средь улиц Лондона, где выживал все это время за счет людской благотворительности и своего воровства.

Полиции он был известен. Несколько раз попадался и оказывался в участке, один раз даже на Трафальгарской площади. Но в тюряге не оказывался ни разу, все время выходил сухим из воды. Сменил три семейных приюта с попытками его исправить, остепенить, но каждый раз дело заканчивалось побегом. Возраст пока работал на него, а также бедственное положение. Жалостью можно научиться легко манипулировать, и Иэн в этом преуспел.

К бабульке он подобрался под прикрытием толпы – метод, отработанный за годы успешной практики. Все аккуратно и просто: для начала легонько, как бы невзначай, натолкнуться.

– Ой, извините, – со стеснительной улыбкой пробормотал он.

Бабуля тут же потеплела и дружелюбно отмахнулась:

– Не стоит извинений, молодой человек.

Тех секунд, что прошли впритирку с объектом охоты, Иэну вполне хватило для того, чтобы нырнуть к ней в сумочку и выгрести то, что попало под ладонь. Рука моментально юркнула обратно под куртку, а сам охотник скользнул поглубже в толпу. Брошенный украдкой взгляд подтвердил, что старушка ничего не заметила. Тогда Иэн взял курс наискось через толпу, мимоходом посмотрев, что у него в ладони.

Оказалось, малиновый цилиндрик с черным пластмассовым колпачком.

Вначале подумалось, что это зажигалка или еще что-нибудь, что можно заложить или продать. А оказалось, баллончик перечного газа. Такая добыча ему уже разок-другой попадалась. Презрительно покривившись, Иэн прикарманил трофей.

Между тем взгляд выхватил из толпы еще один объект.

Мужчина лет пятидесяти, в элегантном замшевом пиджаке. Карманы с клапанами, причем в правом что-то определенно есть. А значит, есть и возможность. Самую вкусную поживу Иэн вытягивал именно из карманов таких вот щеголеватых. Эта мишень была долговязой, слегка угловатой, с крючковатым носом. Мужчина стоял лицом к рельсам и при этом попременно смотрел то на часы, то на электронное табло, где уже высветилась надпись о прибытии – значит, поезд будет уже вот-вот.

И действительно: из черного зева туннеля мощно дохнуло сухим воздухом, и послышался нарастающий ураганный гул. Под остерегающий голос громкоговорителя людская волна, готовясь хлынуть в вагоны, подступила к краю платформы.

Мишень Иэна примкнула к толпе, пробравшись через нее, чтобы быть в числе первых. Вот он, момент максимального отвлечения.

Все устали, всем не терпится домой. Внимание снижено, защита тоже.

От первой попытки разжиться досталось хрен да маленько. Будем надеяться, что во второй раз удача улыбнется.

Он присоседился к щеголю и без промедления запустил ему руку в боковой карман. Толкотня тел давала идеальную маскировку. Пальцы легли на какую-то прямоугольную пластмассовую штучку, и руку Иэн вынул как раз в тот момент, когда на станцию с железным грохотом влетел поезд.

И тут из густой чащи тел на мгновение выпростались две руки и спихнули щеголя с платформы прямо под поезд.

Станция, словно набрав в грудь воздуха, многоголосо ахнула, и в следующую секунду ее огласили визги и вопли.

Как до небес, взвился сухой скрежет тормозов.

Змеей шипела гидравлика, перекрывая пестрый изумленный гам, крики, шум.

Иэн вдруг понял, что стоит сейчас с тем, что выхватил из кармана теперь уже покойника; стоит у всех на виду. Но внимания на него никто не обращал – никто, кроме высокого типа с кучерявой седоватой шевелюрой и седыми усами.

И тут до него дошло. Руки, что столкнули щеголя с платформы, принадлежали именно этому типу.

Их взгляды встретились.

Кучерявый потянулся за тем, что держал сейчас Иэн, а тот, повинуясь безотчетному инстинкту, отдернул руку и повернулся бежать.

Сзади его сграбастали две крепких руки. Но Иэн был тоже не подарок: что было силы вдарил каблуком по пальцам ступни в мягких туфлях.

Кучерявый, охнув, ослабил хватку, и Иэн, расталкивая встречных, по-заячьи дал стрекача.

Никто его не останавливал. Внимание толпы было сосредоточено на поезде и человеке на рельсах. Двери вагонов раскрылись, и из них на платформу выкатывался встречный людской вал.

Иэн продолжал рваться вперед. Гонится ли за ним этот мужик, он не знал. Отчаянно хотелось одного: смыться отсюда, чтобы никто не нашел. Надо же, какое столпотворение вокруг… Вот тебе и сходил на дело.

Кое-как он добрался до выхода с «Оксфорд Сёркус» и припустил вверх по облицованному плиткой переходу.

Здесь народа было немного, основная масса все еще толклась внизу на платформе. Впереди послышались свербящие трели свистков, и Иэн едва успел посторониться, пропуская двоих «бобби», озабоченно спешащих к месту происшествия. Он еще, кстати, даже не успел взглянуть, что именно выудил из кармана у того летуна с платформы. А ну-ка посмотрим…

Флэшка от компа.

Иэн сокрушенно покачал головой. Всего эта фигня? Значит, ужин нынче придется клянчить на бесплатной раздаче при ночлежке. А так хотелось наскрести на ломтик пиццы…

Флэшку он сунул в карман и помчался к эскалатору. Наверху по проездному, подрезанному недавно где-то в Челси, прошел через турникет и через замызганные стеклянные двери вышел под занудно моросящий дождь на тротуар. Промозглый воздух заставил застегнуть молнию на куртке и сунуть руки поглубже в карманы. Свои перчатки он пару дней назад посеял где-то на Ист-Энде. Протолкнувшись через запруженный тротуар, Иэн свернул за угол, минуя газетные-сигаретные киоски. Глаза он не отрывал от неровной, замусоренной брусчатки.

– Вот ты где, – послышался любезный голос. – А я тебя жду, жду…

Иэн вскинул глаза. Кудрявый непринужденно обвил его рукой за плечи и рывком развернул к припаркованной у бордюра машине. Из-под куртки у него мелькнул кончик ножа и больно уперся в уязвимую плоть бедра.

– А теперь тихонько, легонько, – проворковал кудрявый вполголоса. – Иначе кровушкой изойдешь.

Три шага, и они уже у открытой задней дверцы темного «Бентли». Запихав Иэна внутрь, мужик обошел машину спереди и сел на сиденье.

Защелкнулись дверные замки, и машина тронулась с места.

Иэн сидел неподвижно, засунув руки в карманы.

Его внимание было приковано к человеку, что сидел рядом с кудрявым. Выглядел он старше, а одет был в темно-серый костюм с жилетом. Спина прямая, а в жестком взгляде зеленых, с карими крапинками глаз читалось: к непослушанию он не привык.

– У тебя есть нечто, что нужно мне, – отводя с морщинистого лба густую седую прядь, произнес он низким, с хрипотцой голосом. Дикция была безупречна.

– Я не имею дела с теми, кого не знаю.

– Надо же, – холодный, отстраненный взгляд аристократа перешел в снисходительную усмешку. – А я не имею дела с шалопаями-беспризорниками. Дай сюда флэшку.

– А что в ней такого важного?

– Этого я не считаю нужным объяснять.

По спине скатилась капелька холодного пота. Что-то при виде этих двоих повергало в неизъяснимое отчаяние.

Это Иэну не нравилось.

И он соврал:

– Я ее выкинул.

– Мелкие воришки вроде тебя ничего не выкидывают.

– Я мусора не держу.

– Убей его, – запросто сказал старший.

Кудрявый выхватил нож и приготовился к удару.

– Да ладно, ладно, – пошел на попятную Иэн. – У меня она.

Старший жестом пресек намерение кудрявого.

«Бентли» в транспортном потоке замедлил ход.

За сероватыми тонированными, в каплях дождя стеклами было видно, как машины вокруг замедляются: видно, где-то впереди загорелся красный свет. Час пик, тут супротив не попрешь. Иэн проворно взвесил шансы: получалось негусто. Кудрявый по-прежнему держал нож и не спускал с него глаз. Старший тоже смотрел внимательно, а салон машины стеснял свободу действий.

Иэн вынул левую руку и обнажил флэшку.

– Вам это, что ли, надо?

– Умница, – похвалил старший.

Иэн пошевелил правой рукой и едва сдержал улыбку.

Пальцы сжали газовый баллончик. Он чуть не выбросил его, считая бесполезным. Дурень: да ему сейчас цены нет…

Старший потянулся за флэшкой.

Выхватив правую руку, Иэн пустил густую аэрозольную струю – в лицо и ему, и кудрявому.

Оба взвыли, по-медвежьи огребая ладонями лица. Глаза им, судя по всему, жгло что надо.

– Кончай его! – натужно просипел старший.

Кудрявый, из глаз которого катились слезы, бросил нож и, не открывая глаз, на ощупь полез под пальто.

Наружу показался ствол.

Иэн дал еще одну струю, от которой кудрявый взвизгнул, ловко отомкнул ближний дверной замок и выскользнул на мокрый асфальт меж двумя соседними машинами, урчащими на холостом ходу. Прежде чем захлопнуть дверцу, он даже успел нагнуться и подхватить с коврика нож.

Женщина в соседней машине посмотрела на него как-то странно.

Ну и пусть.

Лавируя среди скопища машин, Иэн выбрался на тротуар и затерялся в мокром вечернем сумраке.

***

– Значит, ты там приворовывал, – заключил Малоун, выслушав рассказ.

– Ну, подрезал кой-чего… Короче, флэшку у того кренделя я вынул как раз перед тем, как тот хер пихнул его под поезд.

– Ты прямо видел, как он его толкал?

– Ну а как еще, – кивнул паренек. – Я в тот момент как-то растерялся, ну и побежал. А кончилось тем, что тот гад, который его пихал, поймал меня и сунул в «Бентли».

Демонстративно подняв пластиковый пакет, Малоун снова спросил:

– Так где, говоришь, та флэшка?

– Я ее, когда ноги из машины делал, оставлять не стал. Мало ли. Вдруг там что-нибудь ценное.

– А ворье вроде тебя ценных вещей не выбрасывает.

– Я не ворье.

Терпение Малоуна иссякало:

– Где она, черт возьми?

– У меня в специальном месте. Где я все свое держу.

Мобильник зазвонил так неожиданно, что тенькнуло по нервам. Черт, как некстати… А вдруг это Гэри? Малоун затащил Иэна глубже в постройку и, погрозив кулаком – мол, попробуй только сбеги, – кинулся разыскивать трубку.

– Гэри? – было первое, что он выдохнул.

– Твой сын у нас, – послышался голос, который Малоун узнал. Девейн…

– Ты знаешь, что нам нужно. И кто.

Как раз в эту минуту Малоун на него и смотрел.

– Данн у меня.

– Что ж, можем обменять.

Все это начинало доставать.

– Когда и где? – спросил Малоун в трубку.

9

Вздернув ворот пальто, Антрим зябко ступил под мороcь дождя. Незнакомец, украдкой скользнувший в неприятный даже на ощупь промозглый сумрак, только что убил сотрудника американской разведки. Необходимо узнать, кто за этим стоит. И зачем.

От этого зависит многое. Если не всё.

Под стать плотному движению транспорта были густые, спешащие толпы на тротуарах. Вечерний час пик в восьмимиллионном городе набирал обороты. Где-то внизу под ногами неслись во всех направлениях поезда; потоки людей стекались туда, где светятся знаки метро – красные круги, пересеченные синими планками. Все это было хорошо знакомо: первые четырнадцать лет своей жизни Блейк прожил в Лондоне. Его отец тридцать лет, пока не вышел на пенсию, проработал в дипслужбе Госдепартамента. Родители снимали квартиру возле Челси, а их сын мальчишкой шарился по Лондону.

Послушать его отца, так тот проделал всю черновую работу для того, чтобы был положен конец холодной войне. Реальность, впрочем, сильно отличалась от его слов. В своем ведомстве он значился мелкой сошкой, должность занимал третьестепенную – даже не втулка, а спица в массивном дипломатическом колесе. Умер он пятнадцать лет назад в Штатах, израсходовав половину своей правительственной пенсии. Матери досталась вторая половина – через развод в Иллинойсе, который она получила после тридцати шести лет супружеской жизни. До этого ни один из них не удосужился даже уведомить сына о своем разрыве, подводящем итог их существованию как семьи.

Трое чужих друг другу людей. Во всех смыслах.

Мать – болезненно неуверенная в себе, боящаяся мира – всю свою жизнь пыталась угождать отцу, поэтому терпела все его крики, уколы, оплеухи. Что оставляло отметины не только на ней, но и на памяти сына.

Блейк и поныне терпеть не мог, чтобы к его лицу прикасались.

Начало этому было положено отцом, шлепнувшим его по щеке по какой-то пустяковой (если она вообще была) причине. А мать допустила. Хотя как она могла поступить иначе? Она и о себе-то была низкого мнения, что уж говорить о ребенке…

По Флит-стрит он гулял множество раз. Первый – чуть ли не сорок лет назад, еще двенадцатилетним. Это был его своеобразный способ бегства от родителей. Обоих. Названная когда-то по имени одной из подземных речек города, эта улица долгое время считалась домом лондонской прессы. А в восьмидесятых годах газеты отсюда съехали и обосновались на окраинах. Вместе с тем суды и адвокатские конторы остались, все так же, и даже еще вольготнее, квартируя в четырехугольниках смежных зданий. Ощущение складывалось такое, что они расплодились на целый квартал. В свое время, по молодости лет, Блейк Антрим подумывал о юридической школе, но вышло так, что попал он на госслужбу. И не в Госдепартамент, а прямо-таки в ЦРУ. Вот так, сумел ввинтиться… Отец дожил до тех дней, когда об этом узнал, но ни словом, ни даже чихом не выразил своему сыну своей похвалы. Что до матери, то она давно уже утратила связь с реальностью и существовала как бы в тумане. Однажды Блейк навестил ее в доме престарелых, но впечатление оказалось таким гнетущим, что он предпочитал о том визите не вспоминать. Себя он тешил мыслями, что все страхи в нем от матери, а смелость от отца, но случались моменты, когда думалось, не наоборот ли.

Между тем сейчас цель Блейка размеренно двигалась метрах в двадцати впереди.

В глубине души он паниковал.

Кто-то уже приступил к операции «Ложь короля», но не с этой, а, похоже, совсем с другой стороны.

Блейк внимательно огляделся.

В нескольких стах метров слева несла свои воды Темза, впереди всего в нескольких кварталах находилось здание Королевского суда. Это был Сити – автономный район, город в городе, с тринадцатого столетия живущий по своим законам и под обособленным управлением. Кто-то называл его «квадратной милей», с первого еще века оккупированной римлянами. Здесь в эпоху Средневековья были основаны великие ремесленные гильдии, преобразовавшиеся со временем в мировые торговые компании. Для британских финансов и торговли Сити был и оставался наиважнейшим, сущностным средоточием; оставалось лишь гадать, с кем мог быть косвенно связан тот убийца – с первыми или со вторыми.

Человек повернул налево.

Пришлось ускорить шаг. Чувствуя на лице щекочущие дождевые струйки, Блейк смотрел, как он через знаменитые каменные ворота прошел во двор «Судебных иннов».

Это место Блейк знал.

Когда-то это место было резиденцией рыцарей-тамплиеров и оставалось им до начала XIV века. Но через два столетия Генрих VIII распустил все духовные ордена и отдал рыцарскую резиденцию своим законникам – это и дало начало «Судебным иннам». В конце концов король Яков I своим рескриптом окончательно закрепил это место за судебными властями. Мальчишкой Блейк часто бродил по лабиринту этих древних строений и их внутренних двориков. Помнились платаны, разноцветие люпинов, зелень лужаек, спускающихся к набережной. Те закоулки с арочными сводами были поистине легендарны. Одни названия чего стоят: переулок Королевской скамьи, галерея Мидл-Темпл…

Через пространство входа Блейк заметил, как тот человек заспешил вниз по узкой, мощенной булыжником улочке. Мимо Антрима в ворота прошли четверо, и он присоединился к ним, чуть отставая и используя их как прикрытие. Свет шел от нескольких окон и стенных фонарей, освещающих входы в здания.

Преследуемый вновь повернул направо.

Здесь Блейк спешно обогнул идущих впереди и обнаружил крытую аркаду, которую образовывали два сводчатых прохода. На другой стороне открывался внутренний двор, а на нем – тот человек, который как раз сейчас входил в Храмовную церковь.

Блейк замешкался. Там внутри он раньше уже бывал. Церковка маленькая, укрыться особо негде.

Зачем туда? Что ему там надо?

Выяснить есть только один способ.

Выйдя обратно под дождь, Блейк мелкими шагами подбежал к боковой двери в церковь. Слабый свет внутри пролегал лишь тусклыми разрозненными пятнами. Стояла сумеречная глушь, что действовало на нервы. Под круглым куполом лежали мраморные изваяния усопших крестоносцев в полном боевом облачении. Взгляд вбирал в себя мраморные колонны, кружевные арки, прилежную работу зодчих. Шесть окон и шесть же столпов располагались здесь по кругу. Справа на прямоугольных хорах, еще за тремя арками, медноватым светом неярко освещался алтарь. Объекта преследования на виду нигде не было; не было вообще никого.

Ох, что-то здесь не так…

Блейк повернулся уходить.

– Вы уже отбываете, мистер Антрим?

Легкая надтреснутость голоса указывала: говорит пожилой.

Блейк резко обернулся.

Из глубоких затенений меж напольными изваяниями в круг выступили шестеро. Лиц не видно, только очертания. Мужчины, одеты в костюмы. Стоят – ноги на ширине плеч, руки в боки; эдакие стражи тьмы. Горгульи.

– Нам необходимо поговорить, – произнес тот же голос.

Слева метрах в трех выступила еще одна фигура; лицо также в тени, хотя можно различить, что этот направляет на Блейка оружие.

– Прошу вас, выйдите в центр, – сказал он.

Иного не оставалось.

Блейк сделал, как ему сказали, и теперь стоял в круге, который образовывали лежачие истуканы в доспехах и люди.

– Вы убили моего человека только затем, чтобы заманить меня сюда?

– Убили мы его, чтобы подчеркнуть тем самым важность происходящего.

От тяжелой тени подбородок говорящего казался массивным, как пластина доспеха.

Как там сказал перед смертью Даймонд? «Не должно было случиться»?

– Откуда вы знали, что я буду в соборе Святого Павла?

– Наше выживание всегда зависело от оперативности и четкой проработки разведданных. За вашими действиями в нашей стране мы наблюдаем уже много месяцев.

– Кто вы? – спросил Блейк с неподдельным интересом.

– Наш основатель именовал нас «Обществом Дедала». Вам известна история о Дедале?

– Мифы меня никогда не интересовали.

– Это вас-то, искателя тайн? Ну-ну… Мифологию следует рассматривать как весьма серьезный предмет.

Снисходительный тон Блейку претил, но куда деваться. Он смолчал.

– Имя Дедал означает «хитрый ваятель», – сказал его собеседник.

– Так кто же вы? Какой-то клуб?

Остальные пять теней не шелохнулись, не проронили ни слова.

– Мы хранители секретов. Защитники королей и королев. Одному богу известно, как они нуждались в защите, причем в основном от самих себя. Мы возникли в тысяча шестьсот пятом году, из-за некоего секрета, до которого вы сейчас доискиваетесь.

А вот это интересно.

– Вы в самом деле так полагаете?

– Зачем вы ведете свои поиски? – спросила еще одна из теней, и снова тем надтреснутым, с сипотцой голосом, выдающим возраст.

– Скажите нам, – произнес еще один. – Зачем вы вмешиваетесь в наши дела?

– Это что, допрос? – переспросил Блейк.

– Вовсе нет, – усмехнулся первый. – Просто любопытно. Агент американской разведки роется в дебрях британской истории, высматривает, вынюхивает, выискивает что-то, о существовании чего в современном мире догадываются лишь считаные единицы… У своего агента в соборе Святого Павла вы, кажется, спрашивали, что случилось с Фэрроу Керри? Так вот, мы его просто убили. В надежде, что вы прекратите свои копания. Но этого не произошло. И сегодня вечером мы устранили еще одного из ваших людей. Нам что, теперь еще и третьего убрать?

Блейк знал, о ком идет речь, но не кривя душой заметил:

– У меня работа, и ее необходимо делать.

– Так ведь и нам тоже, – сказала одна из теней.

– У вас ничего не получится, – вставила реплику та, что по соседству.

– Мы вас остановим, – добавила третья.

Первый поднял руку, властно осекая остальных.

– Мистер Антрим, пока успех вам, можно сказать, не сопутствует. У меня ощущение, что когда вы потерпите окончательную неудачу, ваше руководство навсегда откажется от этой своей затеи. Нам надо лишь убедиться, что так оно и будет.

– Ну так что ж, флаг вам в руки.

– Наш союзник – секретность, – сказал первый голос. – Рамками закона мы не стеснены. За нами никто не присматривает. Это мы решаем, какое действие избрать, какая мера окажется эффективней. – Он сделал паузу. – И нам нет никакого дела до политики.

Блейк нервно сглотнул и сказал:

– Того ливийского убийцу мы не отпустим. Без должных последствий.

– Повторяю еще раз, мистер Антрим: политика нас совершенно не интересует. Вы в самом деле думаете, что предмет вашего поиска это остановит?

Пронзившее ощущение собственной беспомощности было Блейку ненавистно.

– Вы убили американского агента разведки. Это никому не сойдет с рук.

– И вы этим рассчитываете нас напугать? – развеселился пожилой. – Уверяю вас, мы сталкивались с угрозами куда бо́льшими, из куда более серьезных источников. Кромвель с его пуританами обезглавили Карла I. Мы пытались этому помешать, но не смогли. Однако в конце концов мы устроили ниспровержение Кромвеля, а вслед за тем возвращение Карла II. Мы стояли у трона, когда на него всходили Вильгельм и Мария. И это мы, чтобы предотвратить бунты, спровадили Георга III, наслав на него безумие. Сколь много пришло и минуло королей и королев, из которых каждый был саморазрушительней предыдущего… Но мы были там, на месте, чтобы следить и охранять. Соединенные Американские Штаты нам не страшны. Мы с вами прекрасно отдаем себе отчет, что если ваши дознания всплывут на поверхность, никто ни по ту, ни по эту сторону Атлантики ответственности на себя не возьмет. Вас дезавуируют. Затрут. Забудут. Со всеми вашими злокозненными делишками.

Блейк молчал. Потому что сукин сын был прав: таково непреложное условие операции. Цепляться за все, что только попадется. Задействовать все средства, двигаться вперед. Но если схватят, ты оказываешься наедине с самим собой. Блейк, случалось, и раньше работал в похожих ситуациях, только прежде еще не попадался.

– Чего вы хотите? – севшим голосом спросил он.

– Мы могли бы вас убить, но это лишь вызовет дальнейшее любопытство и привлечет новых агентов. Поэтому мы просим вас просто оставить это занятие. И вы это сделаете.

– Почему вы так считаете?

– Потому что вы боитесь. Я это вижу по вашему лицу, читаю в ваших глазах. Страх парализует, не правда ли?

– Я шел за вашим человеком.

– Это так. Но будем честны друг с другом: ваше прошлое особым героизмом не отличается. Послужной список у вас основан больше на осторожности и взвешенных действиях. Мы многое о вас узнали, мистер Антрим, и должен сказать, ничто нас особо не впечатлило.

– Ваши оскорбления меня не задевают.

– Мы вам заплатим, – сказала одна из теней. – Пять миллионов фунтов, на любой указанный вами счет. Просто скажите своему начальству, что искать оказалось нечего.

Блейк прикинул. Семь миллионов долларов. Чистоганом, в карман. Просто за то, что он уйдет?

– Мы знали, что это предложение вас заинтересует, – гнул свое первый голос. – Со средствами у вас негусто, накоплений нет. В какой-то момент, если не уже, ваша полезность работодателям перестанет себя оправдывать, и что тогда? Куда податься?

В чахлом свете, среди сумрачно молчащих надгробий Блейк почувствовал себя побежденным, раздавленным. И это всё? Вся глубина замысла?

Снаружи продолжал шуршать дождь.

Что и говорить, эти люди рассчитали все досконально, и надо признать, предложение действительно соблазнительно. Сейчас ему пятьдесят два, и мысли о том, как проводить остаток жизни, посещают все чаще. Обычно оперативники уходят в отставку в пятьдесят пять, и что? Житье на жалкую государственную пенсию выглядело совсем непривлекательно.

Семь миллионов долларов. Звучит-то как… Зазывно.

Но беспокоит то, что эти люди знают его слабости.

– Подумайте об этом, мистер Антрим, – посоветовал первый голос. – Взвесьте как следует.

– Всех агентов американского правительства вам все равно не перебить, – сказать это Блейк счел себя обязанным.

– Это правда. Но, откупаясь от вас, мы получаем уверенность, что операция «Ложь короля» потерпит фиаско, а это значит, что агентов сюда больше направлять не будут. Вы доложите о провале и возьмете всю вину на себя. Мы считаем, это проще и эффективней, чем сила. И хорошо, что во главе операции стоит сговорчивый человек вроде вас. Это для нас большая удача.

Еще одно оскорбление, которое Блейк пропустил мимо ушей.

– Мы хотим, чтобы все это закончилось. А с вашей помощью так оно и будет.

Правая рука у тени поднялась, а затем опустилась.

Вперед метнулся человек с оружием.

Тело Блейка Антрима словно сковало; он не мог пошевелиться.

Тихий хлопок. Что-то пронзило грудь – острое, жалящее.

А затем удар – такой, что мышцы свела железная судорога. Ноги подкосились. И он рухнул на пол посреди мертвых рыцарей.

10

Кэтлин припарковала машину на Тюдор-стрит, непосредственно перед воротами. На выданной шефом визитке значилось «зал Мидл-Темпла». Он находился в пределах старого Темпла (или «храма»), то есть являлся частью «Судебных иннов», где четыреста лет кряду процветали и вершили свои дела лондонские законники. В частности, здесь была цитадель двух без преувеличения великих законотворческих обществ, существование которых восходит к временам Генриха VIII. «Срединным храмовником» – членом Мидл-Темпла – был когда-то сам Диккенс. Примечательно то, что он написал о жизни в стенах этих иннов: «Кто попадает сюда, шум оставляет снаружи».

Память все еще будоражил вид запыленных монарших костей. Вот уж не думала, не гадала, что когда-нибудь придется лицезреть такой интим… Кто, интересно, вломился в королевскую усыпальницу? В смелости этим отморозкам безусловно не откажешь: секьюрити на территории Виндзорского замка такая, что мышь не проскочит. Но главное, зачем? Что они рассчитывали там найти? Все эти вопросы неотступно вертелись в уме, пока Кэтлин ехала обратно в Лондон в нетерпеливом предвкушении того, что ее ждет в зале Мидл-Темпла.

Дождь шел неравномерно, налетая хлещущими косыми порывами; короткие каштановые волосы Кэтлин, в помещении уже было высохшие, на обратном пути к машине снова успели намокнуть. У шлагбаума никто не дежурил, на ведомственную стоянку въезжай не хочу. Времени почти половина восьмого, да еще и пятница: в «Судебных иннах» рабочие будни определенно закончились.

А для Кэтлин, похоже, только начинаются.

Пройдя через переулок Королевской скамьи и миновав согнездие краснокирпичных зданий с темными незрячими окнами, она вошла во внутренний двор перед знаменитой Храмовной церковью. Сюда она добралась с обратного конца, перейдя через еще один мощеный проулок и таким образом разыскав зал Мидл-Темпла. Знак на двери возвещал, что вход посетителям закрыт, но Кэтлин его проигнорировала и открыла двери.

Освещенное пространство внутри тянулось на тридцать метров в длину и пятнадцать в ширину под стропилами, дубовые балки которых насчитывали девять веков. Похожие на рыцарские щиты окна по обеим сторонам были украшены изображениями рыцарских доспехов и геральдикой, воздающей честь и хвалу бывшим Срединным Храмовникам. Наряду с Диккенсом в их числе некогда состояли сэр Уолтер Райли, Уильям Блэкстон, Эдмунд Бёрк и Джон Марстон. Из конца в конец тянулись четыре длинных ряда дубовых столов. А на дальнем конце под пятью массивными, писанными маслом картинами тянулся стол старейшин, за которым начиная с XVI века восседали за трапезой лишь самые знатные барристеры. Последние два века портреты над ними не менялись: Карл I, Яков II, Вильгельм III, Карл II, королева Анна, а слева – неразличимая от входа Елизавета I.

На дальнем конце зала показался человек – невысокий, на седьмом десятке; лицо в щербинках, круглое, как старая луна. Косматые строгие брови. Седины уложены так безупречно, что сама собой напрашивается озорная мысль: а что, если их взъерошить? Вблизи становилось видно, что толстые очки в стальной оправе не только скрывают его глаза, но и нивелируют легкую асимметрию неброских черт. На нем был стильный темный костюм-тройка, а из жилетного кармана свисала серебряная цепочка часов. Шел он с тростью, приволакивая негнущуюся правую ногу. Этого человека Кэтлин видела впервые, но уже знала, кто это.

Сэр Томас Мэтьюз.

Глава Секретной разведывательной службы.

В этом ведомстве, отвечающем за деятельность всей внешней разведки, с начала XX века сменились всего шестнадцать руководителей. Американцы, и не только они, называли ее МИ-6 – ярлык, приставший в период Второй мировой войны.

Кэтлин стояла на дубовом дощатом полу, не зная толком, что говорить и что делать.

– Я так понимаю, у вас в Мидл-Темпл членство? – низким сипловатым голосом спросил ветеран разведки.

В произношении угадывался диалект кокни. Кэтлин кивнула:

– После учебы на юридическом в Лондоне мне было предоставлено членство. Так что в этом зале я не раз обедала.

– А затем вы решили, что утверждать закон – занятие более интригующее, чем его трактовать?

– Что-то вроде этого. Мне моя работа нравится. Очень.

– Лично я, – он уставил в нее свой тонкий палец, – наслышан о том случае с рыбками, что был у вас пару лет назад.

Кэтлин вспомнилось про партию тропических рыб, импортированных из Колумбии и Коста-Рики для продажи в британских зоомагазинах. Контрабандисты тогда придумали оригинальный ход: растворять кокаин в пластиковых пакетиках, незаметных в воде, и перевозить вместе с рыбками.

Хитрость наркомафии Кэтлин тогда раскусила.

– Очень умно с вашей стороны разгадать такую уловку, – похвалил Мэтьюз. – И от этого тем более жаль, что ваша карьера сейчас находится в опасности.

Кэтлин промолчала.

– Честно говоря, я вашему начальству сочувствую. Агенты, жертвующие благоразумием, рано или поздно подставляют себя или кого-то другого под удар. Ножом или пулей.

– Прошу прощения, но колкостей в свой адрес я за этот вечер наслушалась предостаточно.

– Вы всегда так прямолинейны?

– Как вы сейчас предположили, работа моя, вероятно, тю-тю. Так чего мне молчать ягненком? Чего я этим добьюсь?

– Может статься, моей поддержки в спасении вашей карьеры.

Вот как. Неожиданно. И тогда Кэтлин спросила:

– Тогда, быть может, вы мне расскажете, чего бы вы хотели?

Мэтьюз обвел помещение тростью:

– Вы вообще когда последний раз здесь были?

Кэтлин призадумалась. С год назад, наверное. Прием в саду: один из сокурсников дослужился до звания бенчера[2], одного из немногих избранных в руководство Мидл-Темпла.

– Да уже давненько, – сказала она вслух.

– Мне неизменно нравится сюда приходить, – поделился Мэтьюз. – Это здание повидало столько истории. Само стало ее частью. Представить только: эти стены, потолок, весь этот интерьер в таком же вот виде лицезрели елизаветинскую эпоху. Елизавета Первая самолично его посещала, стояла на этом вот месте. Здесь прошла премьера шекспировской «Двенадцатой ночи». Меня это несказанно впечатляет. А вас?

– Зависит от того, оставите ли вы за мной работу.

– Мисс Ричардс, происходит нечто экстраординарное, – улыбнулся Мэтьюз и при виде непроницаемости лица Кэтрин произнес: – Позвольте рассказать вам одну историю…

***

Принц Генри вошел в залу частных аудиенций Ричмонд-палас. Из Вестминстера его сюда вызвал отец, король Генрих VII, велев явиться тотчас. Учитывая, какие непростые отношения сложились у них за семь лет, истекших после смерти брата Артура, а сам Генри стал наследником престола, просьба отца звучала, можно сказать, заурядно. Вызовы во дворец следовали один за другим – в основном для нравоучений, а иной раз и для внушения розгами (через мальчиков для битья). Отец жаждал убедиться, что королевству в руках его второго сына уготована благая участь.

Король возлежал на ало-золотом ложе среди всевозможных малых и больших валиков и подушек. С трех сторон ложе с балдахином окружали почтительно склонившие тонзуры клирики, лекари и придворные. Вид был откровенно прискорбный. О прежних отцовых недугах сын знал. Сначала воспаление горла, затем ревматическая лихорадка, хроническая усталость, потеря аппетита – и флегма, переходящая в приступы черной меланхолии. Но об этой последней напасти Генри не поставили в известность, а она, судя по всему, была самой губительной.

У витых столбиков ложа, в изножье, стоял исповедник, который в данную минуту совершал соборование: умащивал босые стопы короля елеем. К устам отца поднесено было распятие, которое тот равнодушно облобызал, а затем послышался зловещий шелест его голоса, столько раз пыткой звучавший в его мозгу:

– Взываю к Господу нашему, во всей его силе и могуществе, о смерти милостивой.

Генри недвижно смотрел на коварного, расчетливого лукавца, что правил Англией двадцать три года. Свою корону Генрих VII не унаследовал; он ее захватил, сразив презренного Ричарда III в битве на Босвортском поле, и, разом покончив тогда с Йорками и Ланкастерами, основал новую династию. Тюдоров.

Вялым взмахом кисти отец велел сыну приблизиться.

– Смерть – враг, от которого не откупиться ни золотом, ни посулами. Деньги и людская изворотливость пред ним есть пустой звук. И вот он наконец явился ко мне на порог…

Что сказать, Генри не знал. Опыт подсказывал: лучше молчать. Он был вторым сыном, герцогом Йоркским, и на трон претендовать никоим образом не мог. Эта обязанность отводилась его старшему брату Артуру, уже само звучное имя которого служило укреплению претензий Тюдоров на английский трон. Все привилегии и прерогативы давались Артуру, включая женитьбу на великолепной Екатерине Арагонской – часть договора с Испанией об укреплении крепнущих позиций Англии в Европе. Но Артур, которому на тот момент едва исполнилось шестнадцать, внезапно скончался, не прожив в браке и пяти месяцев. А за истекшие с той поры семь лет многое, ох многое изменилось…

Умер папа Александр Борджиа. Пий III на престоле Святого Петра продержался всего двадцать шесть дней. Наместником Сына Божьего был избран Юлий II, похвалявшийся, что Священной коллегией кардиналов владеет как своими пятью пальцами. Этот человек прислушался к доводам рассудка и наутро после Рождества 1503 года, по просьбе Генриха VII, издал буллу, допускающую кровосмесительный по сути брак Екатерины Арагонской с братом своего почившего супруга.

Так сын Генриха VII и Екатерина Арагонская оказались помолвлены, а затем и обручены.

Но брак не заладился.

Между тем английский король, лежащий сейчас на смертном одре, использовал его как возможность лишний раз поторговаться с Испанией и Священной Римской империей: вдруг получится урвать еще что-нибудь.

– Нам надо поговорить, – натужно просипел отец. – Твоя мать, с которой я скоро увижусь, тебя чтила.

О, кто бы знал, как принц Генри благоговел перед Елизаветой Йоркской! Поскольку из сыновей он был вторым (и в силу этого как бы второстепенным), он рос фактически при ней. От нее он учился читать, писать, думать. Утонченная нежная красавица, Елизавета умерла шесть лет назад, не протянув и года после кончины своего старшего, Артура. Генри частенько размышлял, есть ли на свете еще хоть одна женщина, которая не то что сравнится, а хотя бы приблизится к ней по совершенству.

– Я любил твою мать больше всех на этом свете, – скрипел голос отца. – Многие этому не поверят. Но это правда.

Генри всегда держал ухо востро. Он прислушивался ко всему, что происходило и произносилось вокруг, и понимал, что отец его – черствый, несгибаемый, болезненно подозрительный, жестокосердный, с тяжелой рукой – не пользуется любовью ни у знати, ни у простонародья. Англию он считал своей, поскольку один захватил ее на поле битвы. Подданные были ему должны. Он обложил страну налогами и податями, стяжал колоссальные доходы со своих доменов и угодий. Многое прирастил и от маноров тех, кто на первых порах ему противостоял. Толк в вымогательстве Генрих VII знал; знал и выгоду, которую можно извлечь, даруя те или иные привилегии и послабления некоторым из своих приближенных (они знали, кому и чем обязаны).

– Мы христиане, сын мой, и совесть наша должна быть чиста не менее, чем у самого Отца Небесного. Помни это.

Опять наставления? Генри было восемнадцать, и смотрелся он уже мужчиной по всем статьям – высокий, крепко сложенный, плечист и широк в груди – сколько уж можно его поучать, тем более прилюдно? Он приобщен был к наукам, слагал стихи, музицировал. Знал, кого избрать себе в наперсники и как их использовать, и окружали его сплошь люди недюжинного ума. Не чурался он и удовольствий, но обязанности свои ставил превыше всего. И, что крайне важно, не боялся ошибок и промахов.

Когда-то он думал стать священником.

Теперь же ему уготовано стать королем. И только им.

По дворцу последние дни витал скорбный дух покаяния – смерть всегда вызывает подобные чувства, а сейчас скорая кончина монарха была уже очевидна. С кого-то теперь снимут цепи и выпустят из тюрем, по углам пойдут тревожные перешептывания, будут заказываться заупокойные мессы. Церковники снова наживутся. Законники тоже: в Вестминстере какое-то время будет тесно от жертвователей и дарителей с жалованными грамотами. В знак памяти. Пора всепрощения и посмертных монарших милостей…

– А ну-ка ты, неблагодарное отродье, – внезапно озлился отец. – Ты меня слышишь?

Сыновнее сердце привычно екнуло от страха, который вызывала ярость отца.

– Я слышу. – Генри моментально направил свое внимание на ложе.

– Теперь все вон, – проскрежетал король.

Не прошло и минуты, как в покое уже никого не осталось. Только отец и сын.

– У меня есть тайна, о которой тебе надлежит знать, – собравшись с силами, заговорил Генрих VII. – Прежде я тебе о ней не сказывал.

Глаза его смотрели непривычно отрешенно.

– Королевство от меня ты наследуешь в богатстве и процветании. Между тем я давно постиг: никогда не проникайся доверием, никогда и ни к кому. Так надлежит поступать и тебе. Пусть другие считают, что ты им веришь, но верь только себе. За годы правления я скопил отдельное богатство, по праву принадлежащее лишь крови Тюдоров…

Да неужто? Вот это да!

– Его я припрятал подальше от глаз, в месте, издавна известном храмовникам.

Тамплиерам? Название этого ордена уже долгое время не на слуху. Когда-то в Англии тамплиеры чувствовали себя весьма свободно, но это было двести лет назад. Теперь от них остались лишь церкви и разбросанные по всей стране остатки крепостей. В некоторых из них Генри бывал. Так в какой же находится тот тайник?

Вот бы знать…

Генри всем своим видом выразил почтительную, благоговейную покорность (дай-то бог, чтоб в последний раз).

– Твой долг, – произнес отец, – оберегать это наше богатство и передать его в наследство своему сыну. Я бился и с оружием в руках возвел наше семейство на трон, и теперь твой долг, чтобы мы, волею Божьею, на нем удержались.

Здесь с ним спорить не приходилось.

– Тебе то место придется по нраву. Оно хорошо мне послужило и теперь послужит тебе…

***

– Это все правда? – было первое, что Кэтлин, пристально глядя, спросила у Мэтьюза.

– Насколько мне известно, – ответил он с улыбкой, – запись об этом содержится в архивах, недоступных широкой огласке.

– Но этой информации пятьсот лет. Полтысячелетия.

– И она, как ни удивительно, крайне актуальна сегодня. А значит, мы должны уделять ей внимание.

Как такое возможно? Впрочем, Кэтлин предпочла промолчать.

– Сэр Томас Райотсли письменно изложил, что происходило в тот день, двадцатого апреля тысяча пятьсот девятого года. Назавтра Генрих VII умер. К сожалению, отчет лорд-канцлера не зафиксировал того, что отец дословно сказал сыну. Известно лишь, что сведения об этом тайнике Генрих VIII передал затем своей шестой жене Екатерине Парр, непосредственно перед своей смертью в тысяча пятьсот сорок седьмом году. Мы также знаем, что стоимость богатств Генриха VIII на момент его кончины составляла примерно четыре с половиной миллиона фунтов. По сегодняшним деньгам сумма просто неизмеримая, учитывая, что клад состоял преимущественно из драгметаллов, количество и качество которых сложно определить. Но что речь идет о миллиардах фунтов в сегодняшнем исчислении, это как минимум.

Затем Мэтьюз поведал о разговоре, что имел место у смертного одра Генриха VIII в январе 1547 года. Диалог между мужем и женой, во многом сходный с диалогом тридцативосьмилетней давности между отцом и сыном.

– В отношении женщин Генрих VIII вел себя на редкость неразумно, – сказал Мэтьюз. – Он доверился Екатерине Парр, которая своего мужа терпеть не могла. И передавать услышанное Эдуарду VI она собиралась менее всего… – Старый разведчик на минуту примолк. – Вам вообще многое известно о Екатерине Парр?

Кэтлин покачала головой.

Мэтьюз пояснил, что она родилась от одной из первых куртизанок Генриха и была названа в честь его любимой жены Екатерины Арагонской. Высокообразованная, она, помимо родного английского, свободно изъяснялась на французском, испанском и итальянском. На Екатерине Парр Генрих VIII женился в 1543 году. На момент его смерти в 1547-м ей было всего тридцать шесть. Вскоре она вышла замуж в четвертый раз, за Томаса Сеймура, и наконец забеременела. Далее был переезд в глостерширский замок Садли, где она в августе 1548-го разродилась дочерью, но сама через шесть дней умерла. Сеймур пережил ее примерно на полгода: в марте 1549-го он был схвачен и казнен за измену. После этого следы Екатерины Парр, Томаса Сеймура и их дочери Мэри теряются.

– Только история, по всей видимости, уже совсем не о том, – заключил Мэтьюз.

Что-то серьезное здесь происходит. Во всяком случае, так сказал Кэтлин шеф в Виндзоре. Все эти разговоры об окончании ее полицейской карьеры, а также неожиданное возвращение к родным пенатам всколыхнуло воспоминания о сидении за трапезой вот за этими самыми столами, вместе с другими барристерами и студентами – традиция, соблюдать которую вменяется всем членам Мидл-Темпла и всем остальным. Когда-то, столетия назад, за полчаса до трапезы на ступенях зала гудел рог. Но его зов не доносился до тех, кто на том берегу Темзы охотился на зайцев, и рог постепенно сошел в подвальное хранилище.

Кэтлин часто пыталась представить, как текла здесь жизнь столетия назад – как студенты обучались, штудировали юриспруденцию… Может, она в скором времени сама сюда вернется как агент, теперь уже бывший…

Кэтлин решила пойти в контратаку.

– Скажите мне откровенно: зачем я здесь?

Хотя шеф объяснял: они запрашивали именно ее.

– Блейк Антрим. Это имя вам ни о чем не говорит?

Как же. Только она его давно уже не слышала. А произнесенное здесь, в зале Мидл-Темпла, это имя лишь усилило ее удивление.

– Вы намекаете на то, что мы с этим человеком были когда-то близки?

– Мы надеялись, что хоть один человек хотя бы в одном из наших агентств с ним знаком. Компьютерный поиск выявил довольно лестную рекомендацию, прикрепленную мистером Антримом к вашему заявлению на службу в АБОП.

– Последние десять лет мы с этим человеком не виделись и даже не разговаривали.

Более того: и желания такого нет.

– В Мидл-Темпле состоял ваш отец, – сказал Мэтьюз. – А до него – ваши дед и прадед. Каждый из них барристер. Прадед был еще и бенчером. От вас ожидалось, что вы пойдете по их стопам. А вы взяли и из юристов подались в инспекторы… Но тем не менее по сей день сохраняете свое членство в Темпле и не уклоняетесь ни от каких связанных с этим обязанностей. С чего бы, спрашивается?

Ого. Оказывается, ее досье по АБОП досконально прошерстили. Кое-чего из упомянутого нет даже в ее личном деле.

– Вы о причине моего ухода из юриспруденции? Это к делу не относится.

– Позвольте с вами не согласиться. Может статься, это вообще та самая правда, которую никому из нас нельзя обойти.

Кэтлин ничего не сказала, и Мэтьюз как будто уловил ее нерешительность.

Своей тростью из красного дерева он вновь обвел зал. Кэтлин только сейчас заметила ее набалдашник: земной шарик из слоновой кости, на полированной глади которого черным высечены континенты.

– Это здание стоит пятьсот лет. Мидл-Темпл – одно из последних строений эпохи Тюдоров, что высится здесь до сих пор. Предположительно, тут начиналась война Роз – где-то совсем недалеко снаружи, в саду. В тысяча четыреста тридцатом году стороны определились с выбором цветка. Сторонники Ланкастеров сорвали красную розу, Йорки – белую, и начались пятьдесят пять лет гражданской войны. – Мэтьюз сделал паузу. – Дворы и стены этих Темплов видели столь многое из истории нашей страны. Более того – выстояли среди всего этого и с каждым годом обретают все новую, более актуальную значимость.

Он по-прежнему не отвечал на ее изначальный вопрос.

– И все-таки, – повторила с нажимом Кэтлин. – Зачем вы просили меня сюда приехать?

– Вам показать? Извольте.

11

Свои пожитки, а также вещи Коттон Малоун распихал по сумкам. Юноша упаковался легко, как он ему и наказывал. Голова все еще гудела от ударов по булыжникам, в глазах плыло. Иэн помогал и не пытался сбежать. Тем не менее Малоун на всякий случай держался так, чтобы паренек находился между ним и задней стенкой строения.

Присев на брусчатку, он дожидался, когда в уме рассеется хмарь. Дождь снаружи выдохся, измельчав до туманной взвеси. Воздух был свежим, что было приятно, но все же хорошо, что на плечах кожаная куртка.

– Вы в порядке? – поинтересовался Иэн.

– Да не очень. Голова гудит. Настучали.

Он потер макушку, стараясь не задевать ушибленного места.

– Я не хотел бросать вашего сына, – повторил Иэн. – Я сказал ему: прыгай.

– Он же не ты.

– На самолете он мне сказал, что вы не настоящий его папа.

У Малоуна от этих слов дернулась щека.

– Биологически. А так – настоящий.

– Он хочет знать, кто это.

– Это он тебе сказал?

Иэн кивнул.

Сейчас копаться в этом было не время.

– Как глубоко ты во всем этом увяз?

– Да ладно. Выпутаюсь как-нибудь.

– Я спросил не об этом. Я спросил: насколько глубоко?

Иэн ничего не сказал.

Между тем нужны были ответы. Появились недостающие фрагменты. То, что еще вчера было не важно, теперь, с пропажей Гэри, обрело значимость.

– Как ты добрался из Лондона до Джорджии?

– Меня после того, как я сбежал с флэшкой из той машины, начали искать. Кто-то приходил и к мисс Мэри, но она им ничего не сказала.

– Кто это?

– У нее книжный магазин на Пикадилли. Туда и в другие места, где я бываю, стали соваться всякие с расспросами. А потом я встретил парня, который предложил мне слетать в Штаты, я и полетел.

Стефани говорила, что Иэна задержали на паспортном контроле в Майами, куда он пытался проникнуть по подложному паспорту. Попутчиком у него оказался ирландский националист, давно уже значившийся в розыске; его тоже арестовали. Неизвестно, какие у того типа на Иэна имелись виды. Бесплатным, как известно, бывает только сыр в мышеловке. То же самое можно сказать и о халявных поездках.

– Ты знал, что это плохой парень.

Иэн кивнул:

– Я думал оторваться от него сразу, как только выйдем из аэропорта. Там уж я и сам бы смог.

Сомнительно. Очевидно, парень был уже напуган настолько, что убегал отовсюду. Стефани рассказала, что ЦРУ разыскивало Иэна с середины октября. При задержании в Майами (имя высветилось на экране) его немедленно заключили под стражу и самолетом переправили в Атланту.

Нужен был только сопровождающий обратно в Англию.

И им оказался Малоун.

– Зачем ты перед отлетом драпанул от меня в аэропорту?

– Не хотел сюда возвращаться.

– У тебя семья есть?

– Нет. Да мне и не надо.

– Ну а в школу ты когда-нибудь ходил? – продолжал расспрашивать Малоун.

Парня, видимо, задело за живое:

– Чё я, совсем уж тупой? Читаю хорошо. А от каждодневной ходьбы в школу ума не прибавится.

– А в тюряге ты сколько раз был?

– Да так, посадят да отпустят… Последний раз дольше продержали.

Интересно, насколько росли масштабы содеянного. Было заметно, как в Джорджии, впервые услышав о предстоящем возвращении в Лондон, Иэн явно струхнул.

Смятение было и на лице у сына.

Еще две недели назад жизнь у Гэри текла размеренно, по четкому руслу. У него были мама и папа, пускай и в разводе, на двух разных континентах. И вдруг ему сказали, что у него есть еще какой-то отец, биологический. Понятное дело, Гэри захотел знать, кто этот человек. Пэм же, совершив одну ошибку, допустила и вторую: не стала этого раскрывать. Гэри, безусловно, пугало, что он теперь уже и не Малоун – во всяком случае, по крови. И желание узнать о своем происхождении было вполне естественным.

– Гэри рассказывал, что вы когда-то были секретным агентом правительства. Прямо как Джеймс Бонд.

– Типа того. Только всамделишный. А ты своего отца когда-нибудь знал?

Иэн со вздохом покачал головой:

– Не видел ни разу.

– А когда-нибудь о нем думаешь?

– А чё о нем думать, если его нет? Толку-то. Он-то обо мне небось ни разу не подумал. Да и мамаша тоже. Я без родичей нормально обходился. Как-то сразу ума хватило усвоить, что полагаться надо только на себя.

Нехорошо все это. Неладно. Детям нужны и мамы, и папы. Так, во всяком случае, Малоун привык считать.

– Наверное, трудно на улицах живется, без дома-то?

– Дом у меня есть. И друзья.

– Например?

Иэн кивнул на пластиковый пакет.

– Да вон хоть книжная леди. Мисс Мэри. Это она мне те книжки дала. Иногда она мне, когда холодно, разрешает в магазине ночевать. Вот уж когда хоть зачитайся…

– Я тоже книги люблю. У меня свой книжный магазин.

– Гэри мне рассказывал.

– Я вижу, вы двое здорово меж собой сошлись.

– А чего? Полет длинный был, нам обоим не спалось…

В принципе, неудивительно, что они разговорились. С кем еще было откровенничать Гэри? Не с матерью же. С нею на интересующие его темы не поговоришь. Да и с отцом тоже – который, как с недавних пор выяснилось, и не отец…

– Что ты сказал Гэри насчет его родного отца?

– Гэри? Чтоб сявкой не был. Всё ништяк, пока не попадешь.

Поняв, что не всё понятно, он смущенно пояснил:

– «Сявкой» – это, типа, чтоб не ссал. А попадалово – оно с каждым бывает. Все хорошо, пока не лопухнешься. Вот тогда тебя начинают строить. Указывать, что да как… И ты уже, получается, под кем-то ходишь.

Секунду-другую между ними стояла тишина.

– Я ему сказал, что у него все срастется, – пояснил Иэн. – А где надо, вы поможете.

Видимо, это была высшая форма пацанского комплимента.

– Ты мне так и не ответил, – заметил Малоун. – Почему ты бежал в аэропорту Атланты?

– И сбежал бы, если б Гэри мне тогда ногу не подставил.

В затуманенном мозгу всплыла мысль о Норсе с Девейном.

– Здесь тебе что-то угрожает?

Молчание. Иэн отстраненно глазел в сумрак.

Этого ответа и приходилось бояться.

12

Антрим открыл глаза.

Он лежал на каменном полу, в безмолвном окружении тамплиерских изваяний. Мышцы мучительно сводило. Причина ясна: две ужаливших грудь пульки, а следом – разряд в пятьдесят тысяч вольт: тут любой отрубится. Оглушили, стало быть, тазером. Всё лучше, чем если б пристрелили. Но ощущение – никому не пожелаешь.

«Общество Дедала». Что за чертовщина?

Он бы с радостью отмахнулся от них, как от наваждения – подумаешь, старичье двинутое. Но оно, это самое старичье, устранило Фэрроу Керри, грохнуло агента в соборе Святого Павла и знало почти все, чем Антрим занимается. А это не шутки. Они определенно представляли собой силу, с которой приходится считаться. И которой необходимо что-то противопоставить. Им также ясно как белый день, что он что-то копает. Еще бы: его люди скрупулезно собирают исторические артефакты и манускрипты из хранилищ по всей Англии. Переснимают, где только удается, соответствующие тексты – от частных музеев до Британской библиотеки. Взломали даже гробницу Генриха VIII. И нигде ни намека на то, что их старания где-то всплывают на поверхность. И тут на тебе: какое-то никому не известное «Общество Дедала» оказывается в курсе, что он, отнюдь не рядовой агент ЦРУ, в строго определенный день и час – а именно сегодня в половине седьмого – окажется в соборе Святого Павла. Так, может, им известно и самое важное? А впрочем, упоминаний об Иэне Данне, флэшке и тому подобном вроде как не прозвучало.

И это обнадеживало.

Прошедшие три года были чередой горьких проколов – самые заметные из них в Польше и Прибалтике, где его неудачи аукнулись последствиями. Труднее всего в Лэнгли мирились с последствиями, особенно со стороны своего подразделения контропераций. Работой Блейка Антрима было проворачивать дела, а не стопорить их и уж тем более не ломать. Вашингтон изыскивал способ удержать Шотландию от выдачи массового убийцы в Ливию. Великобритания – союзница Америки. Так что инструкции Антрима ясны изначально.

Сделай это. Но не смей попасться.

Он потер свою саднящую грудь, помассировал ладонями глаза.

Произошедшее сегодня в соборе Святого Павла, а затем и здесь, безусловно, можно было охарактеризовать именно этим словом: попался.

Может, пора с этим кончать?

Пять миллионов фунтов. Это звучит гордо…

Блейк медленно, покачиваясь, поднялся, шурша в тишине намокшим пальто. Круг и хоры пустовали, все такими же скудными были разрозненные лужицы света. Ум был пока еще не в состоянии складывать связные мысли, но уже напрашивался вывод: кем бы ни были эти упыри, у них явно имеются связи со Средним и Внутренним темплами. А иначе откуда такая скрытность, умение действовать неожиданно, изнутри?

Он потер макушку, ушибленную при падении. Когда-то на его голове красовалась густая темная грива волос. А теперь вот темя почти оголилось, лишь с боков колосилось что-то пегое. Отец, помнится, тоже к пятидесяти облысел. Чего ж тут удивляться, если так многое от него унаследовано…

Блейк нашарил сотовый, проверил входящие сообщения. Ни одного.

А между тем что там с Малоуном и Иэном Данном?

Информация необходима.

На полу, между изваяниями, глаз что-то заприметил. Какой-то квадратик… Визитка.

Блейк нагнулся, поднял.

Визитка была его собственная: офис Госдепартамента в Бельгии, с указанием посольского адреса и телефона приемной. А сзади, синим, четко нарисована схемка.

Причем известно чего. Вот здесь. Крохотная келья наверху, куда для наказания заточался рыцарь-тамплиер, нарушивший устав Ордена. Блейк еще мальчишкой однажды туда забирался.

Голова повернулась в сторону хоров. Что там может быть?

Пройдя под сумрачным сводом, Антрим отыскал узкую винтовую лестницу. Петли давно отсутствующей двери были по-прежнему на месте. Блейк по неровным ступенькам взобрался к келье. Свет туда сочился из двух небольших отверстий: одно со стороны алтаря, другое – с Круга. Пространство пола от силы метр на полтора – ни лечь, ни даже толком сесть, – на что, собственно, и делался расчет.

Здесь Антрима действительно ждал сюрприз: его агент Гай Даймонд, застреленный в соборе Святого Павла. Тело запихано в тесное узилище, голова накренена под неестественным углом.

Это что, они притащили его сюда?

Ну а кто же еще.

Показать, на что они способны.

А на груди трупа, в окоченелых согнутых руках, книга. «Мифы Древнего мира».

Блейк осторожно отнял книгу у мертвеца. Где-то посередке из нее торчала еще одна из блейковских визиток. Надо бы, наверное, проверить Даймонду карманы на предмет удостоверения… А впрочем, труп здесь найдут не скоро. Если вообще спохватятся.

С книгой в руке Блейк спустился с лестницы и шагнул к одному из электрических канделябров, прикрепленных к хорам. Открыв заложенную страницу, он увидел обведенный кусок текста.

Овидий в своих «Метаморфозах» (VIII: 183–235) повествует, как Дедал со своим сыном, юным Икаром, оказались заточены в башню на Крите. Сбежать из нее по суше или по морю было невозможно: все пути бдительно стерегли. И тогда Дедал смастерил себе и своему сыну крылья. Воском скрепив меж собою перья, он придал им форму, как у птиц. Когда работа была завершена, он обучил Икара пользоваться этими крыльями, но сделал два предостережения: не взлетать слишком высоко к солнцу – иначе растает воск – и не опускаться слишком низко к морю – иначе намокнут перья. С помощью тех крыльев они сумели совершить побег; позади уже остались Самос, Делос и Лебинтос. Охваченный радостным волнением, Икар забыл о предостережениях отца и взмыл к солнцу. И тогда воск растаял, крылья не выдержали, а бедный юноша кубарем полетел в море, которое его и поглотило.

Внизу страницы под обведенным текстом имелась приписка, тоже синим.

Сразу же бросалась в глаза разница в написании: «sоn», в отличие от «sun»[3].

Эти люди были действительно сведущи.

Дальше еще что-то. И номер телефона в Англии.

Какая, однако, самоуверенность… Хочешь иметь с нами дело – звони. Но вначале обо всем подумай.

Несколькими глубокими, с присвистом, вдохами Блейк Антрим попытался себя успокоить. Он был близок к панике (что примечательно, страх и безотлагательность подкачивали мышцы силой).

Может, те стражи тьмы правы…

Все как-то разом выходило из-под контроля; при такой всеохватности и глубине проблемы с ней становилось сложно совладать.

Тот лист Блейк вырвал из книги и запихал в карман.

13

Следом за Мэтьюзом Кэтлин вышла из зала под дождь. Здесь они пересекли улочку Мидл-Темпл, повернули налево и вошли в одно из множества офисных зданий – в частности, окнами на Памп-Корт, так называемый «Насосный двор». Своим названием небольшой внутренний дворик был обязан своим механизмом, когда-то использовавшимся для пожаротушения. Водный резервуар находился глубоко под дворовыми плитами и водой пополнялся от одной из лондонских подземных рек. Насосов здесь давно уже не было, а вот древний колодец сохранился. На северной стороне двора до сих пор виднелся темноватый круг от солнечных часов, ставших легендарными благодаря надписи внизу: «Тени мы есть, тенями и уйдем».

Двери всех контор в здании были закрыты, в вестибюле стояла тишина. Мэтьюз первым поднялся по лестнице на четвертый этаж, цокая тростью по деревянным ступеням. «Судебные инны» получили свое название оттого, что здесь прямо в служебных помещениях учились и жили новоиспеченные слуги закона. Когда-то инны имели статус независимых самоуправляемых колледжей, выпускники которых, принеся судебную присягу, становились барристерами, имея возможность выступать в суде защитниками клиентов.

Но при этом всегда подчинялись уложениям своих иннов.

В ту пору обычаем у клиентов было консультироваться со своими барристерами не в палатах, а у крыльца Храмовной церкви или в Вестминстер-холле, где суды заседали вплоть до конца XIX века. Теперь всех этих почтенных, освященных временем судебных практик там уже не было, а многие здания на территории Мидл-Темпл и Иннер-Темпл преобразовались во всевозможные конторы. Жилые помещения оставались только на верхних этажах, и ими совместно пользовались оба инна.

Вместе с Мэтьюзом Кэтлин взошла наверх, где тот открыл дверь в одну из служебных квартир. Света внутри не было. В полумраке проглядывали ампирная софа, стулья и антикварного вида буфет со стеклянными дверцами. На стенах виднелись голые крючки, где раньше, вероятно, висели картины. Ноздри щекотал запах свежей краски.

– Ремонт, – односложно пояснил Мэтьюз.

Он закрыл дверь и подвел свою гостью к окну на противоположной стороне. Там, внизу, на задах матового от дождя двора, стояла Храмовная церковь в тесном окружении прилегающих зданий.

– Здесь внизу тоже сосредоточено много исторических артефактов, – сказал Мэтьюз. – Эта церковь в том или ином своем виде просуществовала уже около тысячи лет.

Условие, с которым король Яков I безвозмездно пожаловал свою землю барристерам, было общеизвестно. Храмовная церковь – церковь Темпла – должна непременно оставаться местом молебнов и поклонения. От нее так и веяло загадочностью и романтическими легендами старины, помноженными на века, хотя Кэтлин знала ее в основном как частную часовню иннов.

– Мы, британцы, исконно гордимся верховенством закона, – продолжал Мэтьюз. – Инны были у нас местом, где свое ремесло осваивали будущие вершители правосудия. Как называлось это место? Благороднейшей купелью, где благословляются все свободы и гуманности в королевстве. Насколько в точку, а?

Кэтлин согласно кивнула.

– Основой нашей веры в закон явилось принятие Хартии вольностей, – с жаром развивал тему Мэтьюз. – Какой наиважнейший, поистине судьбоносный акт, если вдуматься. Бароны востребовали и получили от своего сюзерена тридцать семь уступок в его монаршей власти.

– Из которых большинство так ни разу и не применялись, а затем и вовсе были аннулированы, – колко заметила Кэтлин.

– Совершенно верно. На сегодня осталось только три. Но один, вседовлеющий постулат, исходит именно из Хартии вольностей. Ни один свободный человек не может быть наказан, кроме как через действующий в стране закон. Одно это положение изменило весь ход развития этой нации.

Внизу во дворе (то ли из согласия со сказанным, то ли наоборот) участился дождь.

Внезапно боковая дверь церкви приоткрылась, и оттуда появилась фигура – какой-то мужчина, спешно застегивая пальто и сутулясь, зашагал в сторону переулка Королевской скамьи и ворот, что выводят за территорию Темплов.

– Узнаёте? – спросил Мэтьюз. – Блейк Антрим, собственной персоной. Агент ЦРУ, стоит во главе операции «Ложь короля», именно сейчас проходящей здесь, в этой самой стране.

Кэтлин молча наблюдала, как фигура растаяла за бледным кругом одного из чугунных фонарей.

– Насколько вы с ним были близки? – с подкупающей прямотой спросил Мэтьюз.

– Мы? Всего с год, не больше. Я тогда изучала юриспруденцию в Лондоне, а затем подала на членство в Мидл-Темпл.

– Так это Антрим задал новый вектор в вашей карьере?

– Да почему же. – Кэтлин пожала плечами. – Не такой уж и новый. Я сама, еще когда мы были вместе, шла в этом направлении. От теории закона к практике. На момент, когда мы расстались, я уже подала заявление в АБОП.

– Что-то я не вижу в вас женщину, которая позволяла бы мужчине так глубоко на себя воздействовать. О вас я читал единственно, что вы умны, находчивы, с жестким характером, независимы в суждениях.

– Он был… сложный человек, – не сразу, а лишь после паузы ответила Кэтлин.

– Именно так характеризуют вас ваши начальники.

– Как могу, пытаюсь этому не соответствовать.

– Акцента у вас, я вижу, почти нет, дикция и синтаксис почти неотличимы от британских.

– Мой отец, британец, умер, когда мне было восемь лет. Мать американка. Снова замуж она не вышла, и хотя мы жили здесь, американкой так и осталась.

– Вам известен американец по имени Коттон Малоун?

Кэтлин покачала головой.

– Он бывший агент разведки. Состоял на высоком счету. Компетентен. Совсем не похож на Антрима. Очевидно, тот его знает и специально подстроил так, чтобы Малоун оказался в Лондоне. Есть еще один молодой человек, Иэн Данн, которого Малоун несколько часов назад возвратил сюда, на родину. Этого юношу Антрим разыскивает.

– Вы в курсе, что с Блейком мы расстались, так сказать, не на дружеской ноте? – вынуждена была спросить Кэтлин.

– И тем не менее он дал вам крайне лестную рекомендацию для АБОП.

– Это было до того, как мы с ним порвали, – единственное, что оставалось сказать Кэтлин.

– Свой выбор, мисс Ричардс, я остановил на вас по причине вашей бывшей связи с Антримом. Если отношения у вас стали враждебными или сошли на нет, то вы мне, откровенно говоря, без надобности. И как вам известно, ваша полезность для АБОП теперь, увы, тоже под вопросом.

– И вы можете это исправить?

Мэтьюз кивнул:

– Если вы можете помочь мне с моей проблемой.

– Снова сойтись с Блейком? – с иронией спросила Кэтлин. – Что ж, можно попробовать.

– Вот этих слов я от вас и ждал. При этом он не должен ничего подозревать. Ни при каком раскладе ваших взаимоотношений вы не должны раскрывать ему свою причастность к нам.

Кэтлин молча кивнула.

В мглистом расплывчатом свете окна она взглядом изучала главу верховного шпионского ведомства Англии. Легенду холодной войны. От рассказов о его похождениях и подвигов у Кэтлин, бывало, дух захватывало. Сколько раз в молодости она мечтала поступить в МИ-6, секретную разведслужбу. Но снова видеться, снова разговаривать с Блейком? Плата, что и говорить, высока…

– Я сам из Иннер-Темпл, – неожиданно открылся Мэтьюз. – Внутренний, можно сказать, храмовник. Пятьдесят лет членства. Я там, кстати, читал курс по юриспруденции. – Он кивком указал на окно за Храмовную церковь.

– Вот видите. Вы тоже сменили теорию на практику.

– Получается, так. Так что у нас, как видите, есть что-то общее.

– Но вы мне пока так ничего и не рассказали по сути.

Вместо ответа Мэтьюз подошел к откидному столику, выдвинул из-под него стул и жестом пригласил сесть. Кэтлин только сейчас заметила на столешнице темные контуры ноутбука.

Подняв крышку, Мэтьюз щелкнул по клавиатуре. Экран ожил ярким светом, от которого Кэтлин невольно сощурилась.

– Ознакомьтесь с этим, а затем действуйте согласно инструкции.

И Мэтьюз направился к двери.

– А как я разыщу Антрима? – спросила она вслед.

– Не беспокойтесь. Когда понадобится, вы получите дополнительную информацию.

– А меня вы как найдете?

– Мисс Ричардс, – приостановившись, укоризненно обернулся он. – Не задавайте глупых вопросов.

И вышел.

14

Из дворовой постройки Малоун отвел Иэна обратно в Маленькую Венецию, где на каждом шагу можно было поймать такси. Девейн пока не перезванивал. От того, что Гэри в опасности, щемило сердце. Как он мог, как он смел такое допустить? Это противоречило всему, о чем он заботился, увольняясь из Министерства юстиции.

– Я ухожу с работы, – сказал он однажды Гэри.

– Я думал, ты свое дело любишь.

– Риски становятся чересчур велики, – покачал головой Малоун.

Это случилось в Мехико. Он помогал там стороне обвинения троих подсудимых, участников убийства агента УБН[4]. А во время обеденного перерыва сам угодил в эпицентр перестрелки; развязавшие стрельбу в общественном парке хотели с ним расправиться. Перестрелка переросла в кровавый кошмар с семерыми убитыми и девятью ранеными. Стрелков Малоун в итоге уложил, но при этом сам схлопотал себе пулю в плечо. Месяц ушел на поправку, и за этот срок Малоун внес в свою жизнь кое-какие коррективы.

– Тебе сейчас тринадцать, – сказал он Гэри, – и понять это для тебя будет непросто. Но иногда в жизни необходимы перемены.

О своем решении уйти он уже уведомил Стефани Нелл, подав рапорт об увольнении; так закончилась его двенадцатилетняя карьера в «Магеллане», а с нею и еще более длительный срок пребывания на флоте. За это время он дослужился до звания коммандера и мог подняться до капитана, но не более. Да и зачем это?

– Значит, уходишь, – сказал сын. – Переезжаешь в другую страну.

– Тебя я не покидаю, – ответил тогда Коттон.

Но, похоже, сделал именно это.

На момент ухода они с Пэм жили порознь уже пять лет. Однажды он приехал домой с задания, а ее там уже не застал. Она сняла дом на другой стороне городка, с собой взяв только то, что им нужно было с Гэри. О новом адресе Пэм и о том, что между ними все кончено, извещала записка. Практичная и холодная. В ее стиле. А также решительная. Вместе с тем на моментальном разводе ни один из них не настаивал, хотя общались они лишь тогда, когда речь заходила о потребностях Гэри.

За их совместную жизнь произошло многое. Он сменил флотское поприще на юридическое, затем поступил в Министерство юстиции. Юристкой стала и Пэм. По служебным делам Коттон колесил по свету, Пэм – по коридорам судов Атланты. Виделись они примерно раз в неделю, чередуясь на дежурство с Гэри, который рос так быстро, что не уследишь. Жизнь протекала среди друзей и знакомых, досконально не известных ни ему, ни ей. Впрочем, слово «жизнь» применительно к ним не годилось. Скорее существование. И вот, заполучив ту пулю в Мехико, Малоун наконец задумался: а такая ли жизнь ему нужна? Ни он, ни Пэм счастливы своей жизнью не были. Это понимали они оба. И скачок от недовольства к гневу легко и непринужденно осуществила Пэм.

– Ты когда-нибудь угомонишься? – спросила она. – Флот, затем переквалификация, школа юриспруденции, адвокатура, «Магеллан»… Теперь вдруг этот уход. Что дальше?

– Переезд. В Данию.

На ее лице не отразилось ничего. С таким же успехом Малоун мог сказать, что переезжает на Луну.

– И зачем это тебе?

– Надоело, что в меня стреляют.

– С каких это пор? Тебе же в «Магеллане» нравилось.

– Время расти.

– И ты думаешь, что это чудо произойдет за счет переезда в Данию?

Намерения объясняться у него не было. Ей все равно. Оно и к лучшему.

– Поговорить на этот счет я хочу с Гэри. Чтобы знать, нормально он к этому относится или нет.

– С каких, интересно, пор для тебя стало что-то значить его мнение?

– Причина моего ухода со службы – это он. Я хотел, чтобы у него был отец…

– Ерунду не говори. Ты ушел только из-за себя. И нечего выставлять ребенка в качестве повода. Все, что бы ты ни планировал, делается во имя тебя, а не его.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы ты рассказывала мне о моих мыслях.

– Тогда кто тебе это скажет? Наш брак был долгим. Думаешь, легко мне было все эти годы дожидаться тебя бог знает откуда? В мыслях, живой ты приедешь или в «цинке»? Я заплатила эту цену, Коттон. И Гэри тоже. Но этот мальчик любит тебя. Не просто любит – обожает, без всяких оговорок. Мы оба знаем, что он скажет, потому что у него есть голова на плечах. На фоне всех наших совместных неудач он единственный без изъяна.

Она была права.

– Послушай, Коттон. Причина твоего отъезда за океан – дело исключительно твое. И если ты от этого счастлив, флаг тебе в руки. Только очень тебя прошу: не используй Гэри как повод. Последнее, что ему нужно, – это безутешный родитель, силящийся чем-то воздать за свое собственное несчастное детство.

– Тебе так нравится меня унижать?

– Правда должна быть правдой, и ты это знаешь.

Правда? Едва ли. Она опускала самое важное.

Гэри не его биологический сын.

В этом она вся. Один набор правил для нее, другой – для всех остальных.

И вот теперь проблема – и огромная – была у них обоих.

Все это время Иэн шел рядом по тротуару. Шагал и молчал. Примечательно, как выживание рождает инстинкт, даже в подростковом возрасте. В той халупе Коттон на Иэна жутко разозлился, и теперь было видно, что паренек внутренне с ним согласен: с Гэри действительно вышло нехорошо. И мысленно, похоже, давал себе зарок впредь такого не допускать. Парню сейчас нужно было сострадание, а не враждебность.

Ну а в чем нуждался Гэри?

Знать, кто его биологический отец?

Какой, спрашивается, в этом толк теперь, по прошествии пятнадцати лет? К несчастью, Пэм в какую-то минуту об этом позабыла. И каким только местом думала…

Ответ был очевиден.

Она не думала. А лишь играла.

Женщины не были его сильным местом. Малоун не знал и не понимал, как их воспринимать. Поэтому он их избегал. Так намного проще.

Но иногда без них чувствуешь себя одиноким.

Гэри – вот единственное, чего у него никому не отнять.

Или все-таки можно?

До Коттона вдруг дошло, почему он узнал об этой правде с таким нелегким сердцем. Он больше не был родителем неоспоримо. Причастность к рождению ребенка остается с человеком навсегда. И нет меры, кроме судебной, с полным лишением родительских прав, которая из-за допущенных ошибок (а уж понаделал их Малоун о-го-го!) лишает тебя звания отцовства, но опять-таки лишь на бумаге.

А это… От этого теперь не отрешиться никогда.

В самой главной части.

Гэри мог бы познакомиться со своим биологическим отцом. Быть может, он прекрасный парень. И для него шоком будет узнать, что у него есть сын. Между ними возникнет связь. Со временем она окрепнет, а любовь Гэри разделится. И там, где все эмоции ребенка принадлежали ему целиком, отныне придется делиться.

Или, может, они окажутся полностью утрачены?

От одной этой мысли саднило сердце.

15

Кэтлин проштудировала информацию в ноутбуке. Рассказанное ветераном разведки о том, что происходило у смертного одра Генриха VII, а затем Генриха VIII, по-своему интриговало, но информация с экрана добавила нечто большее.

Генрих VII Тюдор, основатель династии, скопил несметные богатства, которые в конце жизни передал своему сыну Генриху VIII. Последние пять лет из тридцативосьмилетнего правления этого монарха основная часть состояния Тюдоров хранилась в железных сундуках Вестминстера, а также в нескольких тайниках в недрах королевских дворцов. Науку стяжательства бывший романтик принц Генри усвоил от своего отца в полной мере, так что в королевскую казну стекались огромные суммы в виде недоимок, податей, торговых операций короны, а также аннуитетов от французов. Еще большее богатство хлынуло в казну с разорением монастырей. В 1509 году, на момент вступления Генриха на престол, их в стране существовало восемь с половиной сотен. К 1540-му уцелело всего пятьдесят, и то обобранных до нитки конфискациями. По самым скромным оценкам, тайные королевские запасы измерялись десятками миллионов фунтов (в сегодняшних цифрах миллиарды и миллиарды). Хотя полной описи сокровищ Генриха VIII не существует. Сведения, уцелевшие и дошедшие до сегодняшнего дня, в лучшем случае фрагментарны. Известно лишь, что до королевского наследника Эдуарда VI, взошедшего на трон вслед за отцом в январе 1547-го, из того богатства дошло лишь немногое.

На момент смерти родителя Эдуарду исполнилось всего десять лет, и по завещанию Генриха власть в стране осуществлял регентский совет, правивший большинством голосов. В марте 1547-го Эдуард Сеймур (брат покойной королевы Джейн Сеймур и дядя короля) получил титул регента, который должен был оставаться за ним до достижения Эдуардом совершеннолетия. Сеймур тут же прибрал к рукам пять сокровищниц, предположительно оставленных Генрихом своему сыну. Позднее в том же году назначенная регентским советом комиссия отыскала то, что осталось от богатств Генриха VIII. А остался от них пшик: всего 11 435 фунтов золотом, соверенами и испанскими реалами.

Остальное бесследно исчезло.

Соответственно, участь Сеймуров оказалась предрешена.

Чувства венценосного Генриха к Джейн Сеймур были, пожалуй, крепче, чем к другим его пяти женам. Еще бы: она родила ему столь долгожданного престолонаследника! Но спустя несколько дней после родов королева внезапно скончалась. Семейство Сеймуров, при жизни монарха пребывавшее в большом фаворе, с его смертью потерпело при дворе поражение. В 1549 году Эдуард Сеймур был лишен властных полномочий, а затем в 1552-м казнен за измену. Не лучшая участь ждала и его младшего брата Томаса. В апреле 1547-го он женился на Екатерине Парр, последней из королев сиятельного Генриха, а затем тоже был предан смерти за измену – в том же 1549-м, незадолго до отстранения брата от власти.

Король Эдуард VI умер в 1553-м, так и не дожив до своего совершеннолетия.

Насчет Генриха VIII издавна известно, что сведения о тайнике, где хранились сокровища для сына, он передал Екатерине Парр. Хотя эта деталь традиционно воспринималась не более чем сноска на полях истории. Малозаметная, а значит, малозначительная. И вот с недавних пор поиском этой полустертой со скрижалей записи вплотную занялась американская агентура. За истекший год в ее поисках она перевернула всю страну.

Ее начальник уже должен был проинформировать Кэтлин о целом ряде специфических выемок и краж, а она своими глазами видела варварски взломанную усыпальницу Генриха VIII. Ключ к местонахождению того тайного места указан в некой малоизвестной хронике, написанной исключительно тайнописью. Ниже прилагается страница из нее.

Эту тайнопись мог расшифровать некто Фэрроу Керри – человек, работавший на американцев. К сожалению, пару месяцев назад он при невыясненных обстоятельствах попал под поезд метро и погиб. Из надежного источника известно, что плоды его поиска, судя по всему, уцелели. И ее содействие нужно именно в контексте их получения. В настоящее время аналогичными поисками занят и Блейк Антрим.

«Для того чтобы вы были полностью готовы, у нас назначено отдельное совещание. Прошу вас незамедлительно прибыть в оксфордский Джизус-колледж, где вам будет предоставлена надлежащая информация».

На этом вводная часть заканчивалась.

Сидя в темноте, освещаемой белым светом экрана, Кэтлин молча смотрела вперед отсутствующим взглядом.

Она думала о Блейке Антриме. Встречались они на протяжении года – она училась на юридическом, он работал якобы в Госдепе. А в конце концов он ей раскрылся.

– Я работаю на ЦРУ, – сказал Блейк.

Кэтлин была удивлена. Никогда бы не подумала.

– И чем ты там занимаешься?

– Старший полевой аналитик. Но скоро стану тим-лидером. Задействован в контрразведке.

– А мне это говорить обязательно?

Он пожал плечами:

– Сомневаюсь, что ты шпионка.

Этот вывод отчего-то вывел ее из себя.

– По-твоему, я совсем уж не гожусь?

– Просто тебя это вряд ли интересует.

Познакомились они в лондонском пабе (свел кто-то из общих знакомых). А конец… Все закончилось в одночасье, когда он застукал ее с другим. А ей самой к той поре все уже надоело. Особенно его вспышки гнева на ровном месте. По ничтожным поводам и без. Свои дела и сослуживцев он ненавидел, только и знал брюзжать о тех и других. В итоге и в воспоминаниях Кэтлин, и в ее памяти он остался печальным, несдержанным слабаком, плюс которого – обаятельная внешность, минус – отсутствие искренности.

Помнился их последний день.

– Шлюха ты, вот кто.

Глаза Антрима сочились ядом. Его гневные выплески она видела, но такие еще нет. В квартиру Кэтлин он заявился рано, без уведомлений. От нее только что, пять минут назад, вышел гость, с которым они вместе провели ночь. И когда в дверь постучали, Кэтлин подумала, что это вернулся ее новый любовник – из игривости, еще раз чмокнуть перед расставанием. А за дверью оказался Антрим.

– Между нами все кончено, – объявила она. – Нас больше ничего не связывает.

Блейк рывком ворвался и захлопнул дверь у себя за спиной.

– Значит, так ты все обставляешь? – напустился он с порога. – Новый воздыхатель? Здесь? Где мы с тобой были все это время?

– Вообще-то я здесь живу.

Хотелось только одного: чтобы он ушел. От одного его вида все внутри перехватывало. Неизвестно даже, когда увлеченность этим человеком переросла в свою противоположность. Ну а после того как интерес к ней проявил другой – полная противоположность этому расчетливому прохиндею, с которым у нее прошел весь этот год, – возможность высказать свою неприязнь Блейку в лицо превратилась в неодолимый соблазн.

Она ведь сама планировала ему сегодня позвонить, чуть погодя.

– Все кончено, – машинально повторила Кэтлин. – Уходи.

Он набросился так резко, что женщина и не ожидала. Рукой схватил за горло, завалил спиной на столик; пеньюар распахнулся, открыв ее наготу. От силы броска ноги Кэтлин подлетели над полом (она сейчас была пригвождена к столешнице).

Так грубо на нее еще никогда не нападали.

Антрим придвинулся лицом. Было трудно дышать. Мелькнула мысль вцепиться ему в рожу: по глазам видно, что струсит, мразь. Это он перед ней хорохорится, а на что-то большее (будем надеяться) духу не хватит.

– Чтоб ты в аду сгорела, – процедил он.