Читать книгу Слушая трио Ганелина. Русский триптих - Стив Дэй - Страница 4

Судя по моему личному опыту, мы редко беремся за вещи в том порядке, в котором они были задуманы. Никто из нас не проживает жизнь строго по схеме. Я уверен – ну, почти уверен (это завуалированный способ сказать, что на самом деле я совсем не уверен), но мне кажется, что я не ошибусь, если скажу, что первая запись трио Ганелина на компакт-диске, которую я слышал, была «Poco-A-Poco». Она вышла в 1988 году и, в отличие от других, более ранних альбомов, не на виниле, а на CD. Эта музыка попала в Англию благодаря фирме «Leo Records», но какое мне до этого было дело? В те дни этот лейбл был всего лишь одной из многих независимых фирм грамзаписи. Мои уши хотели слушать, но голова оставалась наивной. Меня ждала встреча с новой музыкальной системой. В то время я называл это джазом, позже по ошибке считал, что это фри-джаз, но никакие термины ничего не объясняют. Мне понадобилось какое-то время, чтобы оценить истоки этого нового направления. Но я знаю, что, как только я вник в музыку Вячеслава Ганелина и двух Владимиров, Тарасова и Че-касина, она покатилась на меня как снежный ком.

В 1970-х и 1980-х у легендарного Роджера Доути был самый крутой в Англии магазин пластинок «Revolver Records» в Бристоле. Мистер Доути доставал для меня бесчисленное количество дисков, чтобы способствовать моему самообразованию в молодые годы. Виниловые пластинки «Catalogue: Live in East Germany» и «Baltic Triangle» стали главными в моей коллекции. В то время я продолжал покупать винил, потому что мне нравились размеры обложек, хотя CD было удобнее слушать. В результате с первыми записями трио Ганелина я познакомился значительно позже. «Con Anima» (1976) и «Concerto Grosso» (1978) Лео Фейгин издал в своей серии «Золотые годы нового джаза» только в 2001 году, а раньше я и не подозревал, что эти записи собирают пыль в темном московском чулане под семью замками. Не знал я и о том, что литовский лейбл «Sonore Records» выпустил их на CD в 1995 году. Поэтому «Catalogue» и «Poco-A-Poco» всегда определяют для меня трио Ганелина, как Орнетта Коулмена определяют альбомы «At the Golden Circle» и «Stockholm», а Джона Колтрейна – «Afro Blue Expression». Причина в том, что для меня эти пластинки стали дверью в новый мир, изменивший мою жизнь. Иногда приходится идти назад, чтобы продвинуться вперед, но место, с которого ты начал, всегда остается сокровенным.

В конце 1970-х я все еще искал свой путь. Шаг за шагом я оставлял позади рок-музыку, как змея, которая вылезает из старой кожи. В голове уже звучала музыка Орнетта Коулмена и Джона Колтрейна; осмысленная музыка. Она не просто звучала, и уж тем более звучала не просто так. Art Ensemble of Chicago демонстрировал целый театр звуков. Эван Паркер не просто дул в саксофон, он через него дышал. Великий Энтони Брэкстон нотировал и нумеровал импровизацию, а Кит Типпетт писал оркестровки. Мне нравились все эти разные музыканты. Когда я впервые нашел запись трио Ганелина в магазине «Revolver Records», мое внимание привлек совсем не тот факт, что музыка была из России. Конечно, позже я задумался об этом, но поначалу «Poco-A-Poco» заинтересовала меня тем, что половина из одиннадцати композиций оказались очень короткими: «Росо 1», «Росо 3» и «Росо 7» занимали меньше трех минут, а «Росо 5» превышала три минуты всего на несколько секунд. «Росо-А-Росо» действительно состоит из треков длиной с попсовую песню, но все же таковыми они не являются. Каждая запись – законченная виньетка в сжатом виде. Все они спрессованы до самой сути, передающей драму импровизации через композицию, втиснутую в несколько минут. Поэтому «Росо-А-Росо» можно посмаковать, нет смысла писать об альбоме за один присест. Я разбросал треки «Росо» по всей книге, поскольку именно так они пришли ко мне. У них всех свой характер; так я их слышу и хочу отвести каждому индивидуальное место.

По сути дела, вся книга построена именно так. Начало и конец – это ложные ориентиры. Начало находится там, где ты оказался в некий момент, а конец не обязательно одинаков для всех. Вообще-то скорее даже маловероятно, что все мы остановимся в один и тот же момент в одной и той же точке пути. Красный дом не всегда находится справа, он с легкостью может оказаться слева, ведь левое и правое определяются тем, в какую сторону ты обращен лицом. Поэтому я пишу о трио Ганелина, одной из самых важных групп в моей жизни, в том порядке, который кажется мне естественным, с той позиции, которая в какой-то момент моей жизни может измениться. Время и пространство всегда относительны и являются частями любой импровизации и композиции.

Почему сейчас? Зачем нужно писать об этом именно сейчас? Едва ли Вячеслав Ганелин, Владимир Тарасов и Владимир Чекасин будут снова играть вместе. Не потому, что они физически не в состоянии держать инструменты, – я знаю, что они регулярно выступают. Но они не могут играть вместе потому, что у них в голове нарушилось то, что когда-то их объединяло. Этого не должно было случиться, но случилось. Так устроен человек; люди, которые делили в жизни всё, хотят снова сблизиться, но тем не менее, находясь в одной комнате, не могут сделать несколько шагов навстречу друг другу. Может быть, имеет смысл попробовать все-таки сделать эти несколько шагов, но не исключено, что лучше оставить все в прошлом.

Предыдущий абзац, написанный еще в самом начале работы над книгой, в основном верен. И все же я вторгаюсь в собственный текст, потому что сейчас, в 2017 году, Ганелин, Тарасов и Чекасин сделали именно то, чего, как я говорил, они никогда не сделают, – они сыграли вместе. Однако в целом ситуация остается прежней и лишь подтверждает трюизм, что предсказывать будущее – неблагодарное дело. Особенно потому, что мы имеем дело с искусством возможного, – так что никогда не говори «никогда».

Я не знаком с Ганелиным, Тарасовым и Чекасиным. Дело не в этом. Я не хочу говорить за них. Я вообще живу в Англии. Но я по-прежнему слушаю их записи, потому что фирма «Leo Records» предоставила мне возможность познакомиться с потрясающей новой русской музыкой, несмотря на воздвигнутые политиками барьеры. Теперь я знаю музыку трио Ганелина; во всяком случае, у меня есть свое представление о ней. Наверное, можно пойти еще дальше и сказать: она стала моей музыкой, частью моей души. Эти музыканты вошли для меня в великий конгломерат имен: Колтрейна, Ко-улмена, Дэвиса, Кита Типпетта, Art Ensemble of Chicago, Брэкстона, Эвана Паркера, Сесила Тейлора – буквально сотен имен, поселившихся у меня в голове, которую они никогда не покинут.

Я пишу сейчас об этом потому, что год назад я услышал запись концерта Славы Ганелина в Шэньчжэне, в Китае, где в октябре 2014 года он сыграл с Алексеем Кругловым и Олегом Юдановым. Пожалуй, эту группу можно назвать новым трио Ганелина. Ясно, что это не первоначальное трио, но они снова перевернули мне душу. Уши у меня раскалывались: несколько дней подряд я слушал диск «Live in Shenzhen» на завтрак, обед и ужин. Затем я вернулся к самому началу и стал принимать усиленные дозы «Росо-А-Росо» и «Catalogue: Live in East Germany». В течение месяца я тонул в «Ancora Da Capo» и «Concerto Grosso». Хотя сегодня трио уже нельзя послушать живьем, оно оставило огромное количество записей, и весь этот архив по-прежнему актуален. Мне остается только найти слова, которые могли бы адекватно отразить, каких высот достигли эти музыканты. Трио Ганелина находится среди самых важных групп, возникших в итоге перемен 1960-х. Записать его историю крайне необходимо, но даже прослушивание любой версии «New Bottles» в репертуаре ГТЧ – это все равно что заново прочувствовать прошлое и переосмыслить его.

Черная Америка (Джон Колтрейн, Майлс Дэвис, Орнетт Коулмен, Сесил Тейлор, Альберт Айлер, Сан Ра и немного позже Art Ensemble of Chicago и Энтони Брэкстон) деконструировала новый джаз в США. Это должно было случиться. Музыка не может существовать без изменений. Мир изменился, и музыка, изобразительное искусство, литература, все остальное должно было соответствовать времени. В Европе происходил другой, но не менее трудный трансформирующий прорыв: спонтанная импровизация способствовала возникновению импровизированной композиции. В Европе не было тех событий, которые пришли с блюзом, борьбой за гражданские права и Вьетнамом. Там шли своим путем: музыканты пытались обуздать упрямую импровизацию, которая могла бы вывести их из загнивающего послевоенного климата холодной войны и создать собственный контекст. Алекс фон Шлиппенбах, Эван Паркер, Миша Менгельберг, Кит Типпетт, Питер Брёцман, Ирен Швайцер, Джон Стивенс, Энрико Рава и сотни других импровизаторов с головой бросались в завтрашний день. А в 1981 году звукозаписывающая компания «Leo Records» предъявила (именно предъявила) доказательства, что по другую сторону двадцатилетней Берлинской стены родилась новая жизнеутверждающая музыка, ни с чем не сравнимая и откровенно позитивная. Пластинка «Live in East Germany» словно окатывала ледяным душем в сочетании с огнем. Еще одной потрясающей характерной чертой новой русской музыки была ее простота. Работа трио Ганелина несомненно строилась на сложнейших музыкальных моментах, которые сотрясли основы спонтанной композиции, но также там использовались свистульки и детские игрушки. В искусстве участников трио – а это без сомнения было искусство – прослеживалось желание представить элемент наивности. Концерт «Live in East Germany» исполнялся на фоне железного занавеса, но в совершенно реальном смысле он исполнялся и на детской площадке: у нас нет ни бомб, ни автоматов, только трещотки и гонги.

В 1998 году я написал небольшую книгу под названием «Два полных уха: Слушая импровизационную музыку». Она не стала бестселлером и даже не добилась культового статуса, но она свела меня с Лео Фейгиным. Вскоре после того как книга вышла в свет, Лео связался со мной и сказал, что ему понравилось. Мы стали переписываться и несколько раз встретились. Постепенно у нас возникло несколько общих проектов и мы подружились. Реакция Лео на мою мечту написать книгу о трио Ганелина дала мне новый толчок. Я признателен Фейгину и за огромное количество записей, которые он предоставил в мое распоряжение, за его пояснения и за борщ. Впрочем, о борще я напишу подробнее несколько позже, а пока я только могу, так сказать, добавить в меню свои уши.

Я слушаю очень много музыки. Чтобы заявить: «Трио Ганелина является одной из самых важных групп в моей жизни», мне надо было не просто послушать трио, но признать, в силу собственного понимания, что́ именно я услышал. Понять происходящее, в буквальном смысле переварить содержимое и поместить его в контекст всей той музыки, которая реверберирует вокруг. Если они действительно «одна из самых важных групп», то эта фраза предполагает знание того, что делают все остальные музыканты, не только трио Ганелина. В конце концов мои уши пропитываются звуками. Не туда ли ведет тебя великая музыка? Именно туда, где ты не можешь больше ничего воспринимать, кроме этой музыки.

Один мой друг, тоже музыкант, попросивший меня не упоминать его имени, как-то сказал мне, что на нем лежит миссия «открыть время и пространство». Он говорил не о трио Ганелина, но к ним это тоже относится. Мне кажется, что Ганелин, Тарасов и Чекасин раскалывают пространство и исследуют то, что находится внутри него. Еще до того, как они начинают играть, почти всегда присутствуют какие-то звуки: то ли спорадические приветствия, то ли обрывки разговора, то ли болтовня зрителей и передвижения людей. Но трио Ганелина впитывает окружающую обстановку. Кит Джарретт славится тем, что требует полной тишины перед началом концерта; даже после стольких выступлений бедолага все еще не ценит отсутствие тишины. Трио Ганелина распределяет шум таким образом, что он становится важным элементом выступления. В этом суть ГТЧ: их особенный способ музицирования превращается в неотъемлемую часть всей панорамы импровизации посредством композиции.

Суть моей книги не в том, что Ганелин, Тарасов и Чекасин были единственными музыкантами, населявшими это звуковое пространство. Всякий, кто дочитал до этого места, наверняка сможет добавить целый список имен, пытавшихся отправиться в музыкальное путешествие, подобное тому, которое проделало трио Ганелина. Однако ни один из других музыкантов не добился того, чего добилось трио, и ни для одного из них последствия не были так тесно связаны с развалом Восточного блока. Трио Ганелина можно назвать исключительным трехчастным спонтанным оркестром с безграничным воображением – Триптихом. Эта книга о музыке, но чтение между строк не откроет всей картины. Музыка, спонтанно, заново воссозданная в процессе выступления, имеет три грани: оригинальную концепцию, возможность изменения в процессе исполнения и «спортивную форму» отдельных музыкантов в момент выступления. Следующая глава предлагает обзор этих трех граней – пусть издалека, но все же обзор, поскольку иногда даже полезно находиться подальше от предмета исследования. Я надеюсь, что на этот раз уши дадут нам полную ясность.