Читать книгу Одинокий мальчишка. Автобиография гитариста Sex Pistols - Стив Джонс - Страница 8

Прямо перед нашим переездом на Бенбоу-роуд со мной приключилось пару странных ситуаций, о которых я забыл тебе рассказать. Любой, кто думает, что эта книга пока больше напоминает «Мэри Поппинс», – что ж, вот теперь начинается жесть в стиле Дэвида Линча[18].

Наряду с более знаменитыми достопримечательностями района Хаммерсмит – кинотеатр «Одеон», танцевальный зал «Палаис», эстакада, мост и Бродвей – еще одним резидентом нашего района был местный педофил. В каждом районе такой найдется (и обычно, к сожалению, не один). Полагаю, каждый «патрулирует» свой участок так же, как городские лисы, и территория этого типа охватывала даже Шепердс Буш, который потом станет значимым местом… поэтому просто возьми этот «зловещий факт» себе на заметку.

Однажды – и произошло это, когда я все еще жил в Риверсайд-Гарденс, потому точно знаю, что мне было не больше шести, – какой-то парень пытался заманить меня в подземный переход под эстакадой Хаммерсмит. И не конфетами и шоколадками, как говорилось на плакатах «не доверяйте незнакомцам». Этот извращенец вырывал страницы из каталога женского нижнего белья и бросал их передо мной, как бы оставляя за собой след, – как ебаные хлебные крошки в сказке «Гензель и Гретель»[19].

Я часто задавался вопросом: «Откуда он знал, что я клюну?» Не стоит забывать, что я жил в доме у бабушки и горя не знал. Со мной еще не приключилось ничего плохого, и я только пошел в школу. По сути, я все еще был невинным ребенком. Однако этот тип почему-то не сомневался, что я пойду за ним. Может быть, от одних детишек исходит больше сексуальной энергии, чем от других, и они меньше уязвимы перед хищниками. То есть ощущение, будто на тебе особенная метка, которую видят только они.

По той или иной причине я был одним из таких детей. Мне следовало бы задуматься: «Почему этот стремный тип вырывает страницы из журнала и кладет на ступеньки?» Но в сексуальном плане я уже был развит не по годам, поэтому мне стало жутко интересно. Я отчетливо помню, где это произошло: на ступеньках под эстакадой в сторону Чизика, если идти к Темзе. Он пытался победить меня на моей же территории и вывести из зоны комфорта.

Я не хотел с ним идти, но не терпелось схватить фотки телочек, от которых я по непонятным мне причинам возбуждался. Я последовал за ним в переход, оказавшись в темноте, а затем – и я очень хорошо это помню – в дальнем конце тоннеля увидел за его спиной свет от противоположного выхода. Тоннель был недлинным, проходил под дорогой, но я видел, как этот тип поднимается по ступенькам, и просто подумал: «Да ну на хер, пойду-ка я домой». Я твердо решил остаться на своей территории, и надо ли говорить, что это было очень верным решением.

Приблизительно в то же время со мной приключился еще один странный случай. И опять мы все еще жили с бабушкой, поэтому я пока не познал ни бед, ни горя. Но как-то раз я играл во дворе с детворой, как вдруг незнакомая девчонка – не сильно старше меня – сняла трусики. Может быть, у нее были проблемы дома или для некоторых детишек шести лет такой эксгибиционизм вполне считался нормой. Не знаю. Одно скажу точно – отреагировал я совсем не так, как остальные дети. Она опустила трусики, и я увидел ее маленькую мерзкую задницу. Остальные дети, смеясь, убежали, а я просто стоял и глазел на нее. Язык проглотил – это было чертовски сексуально. Она сама стояла не двигаясь. Мы не трогали друг друга, но я стоял, будто в трансе, так долго, что, когда наконец пришел в себя, какой-то наглый пизденыш успел угнать мой велик.

Позже, когда я анализировал свою жизнь и пытался понять, каким образом мое воровство связано с чувством возбуждения, оказалось сложно забыть тот случай с девочкой во дворе. Но все это сидит очень глубоко во мне, и, как только решаешь копнуть, пытаясь понять, что к чему, приходится быть осторожным, чтобы не прийти к очевидным выводам. Терапевты любят затрагивать такие темы и говорить, что из-за этого все беды, но жизнь не настолько проста. Один сраный проныра даже предположил, что в последующие годы я столько напиздил, пытаясь восполнить потерю велика!

Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, почему я таким стал. А был еще случай на качелях на школьной площадке. Я качался, а вокруг меня стояли девочки и смеялись. Девчонкам я вообще нравился, потому что был милым, даже притом что в их присутствии жутко стеснялся – пока не открыл для себя алкоголь. Но я, безусловно, был одним из крутых парней, поэтому не привык, когда надо мной глумятся. Понятия не имею, почему они смеялись, а потом до меня дошло – из шорт торчал член. Мне стало ужасно стыдно и неловко, потому что я не знал, как заставить их прекратить смеяться. Разумеется, потом-то, с годами, я узнаю как, но до этого еще несколько лет.

Был еще один случай подобного рода, о котором я, видимо, должен буду сказать, хотя не хотелось бы. Но я ведь стараюсь честно рассказывать о прошлом – все или ничего. Мы с мамой шли по главной улице Хаммерсмита. Казалось, уже наступила ночь или, может быть, ранний зимний вечер, а мне тогда было лет семь или восемь. Так или иначе, магазины закрыты. Но где-то на Кинг-стрит мама остановилась возле магазина нижнего белья, чтобы посмотреть товары на витрине. Особо не думая, мама толкнула переднюю дверь, и оказалось, что продавцы, уйдя домой, ее не закрыли. Внутри никого не было, поэтому все, что она себе обычно не могла позволить, можно было забрать в хорошие руки. Мама реально удивилась и пребывала в восторге – помню, она сказала: «Ни хера себе!» – да, не просто поглазеть зашла, как обычно.

Не нужно быть телочкой-психиатром из сериала «Сопрано», чтобы понять, что внимание со стороны мамы, ее брань, нижнее белье на витрине и чувство возбуждения оттого, что можно просто взять что хочешь и уйти, оказало определенное воздействие на мое половое созревание. Но если говорить о мутных водах, то мне еще предстоит поймать в этом грязном пруду огромную щуку.

Забудь про педофила в переходе. Нередко стоит опасаться именно того, кто живет с тобой под одной крышей. По крайней мере, в моем случае было именно так. Мы уже несколько лет жили на Бенбоу-роуд, и вдруг отчим стал ко мне приставать. Мне было лет десять или одиннадцать, потому что к тому времени мы уже переехали на несколько этажей выше, в более просторную квартиру, с туалетом и ванной комнатой. По сути, мы постепенно начинали жить как нормальные люди, правда, мне так не казалось.

Когда это произошло, мама лежала в больнице. Насколько я помню, у нее случился выкидыш, и ей пришлось некоторое время провести в палате. Не уверен на сто процентов, что было именно так, но что-то припоминаю. Не знаю, сколько мы жили вдвоем с отчимом. Фрэнсис думала, что меня на это время отправили в детдом, но если и так, то уже после того, что сделал со мной этот озабоченный мудак.

Однажды ночью Рон лежал в кровати и вдруг позвал меня к себе. Он меня, в общем-то, и не замечал, только если ему совсем уж не приходилось это делать, но, когда обращался ко мне напрямую, обычно становилось немного не по себе. Поэтому я не собирался ему отказывать, пусть даже не было причины думать, что из этого выйдет что-то хорошее (и оказался прав). Короче, не успел я зайти к нему в спальню, как он стал силой просить меня ему подрочить. А я ведь совсем мальчишка. Откуда мне, блядь, знать, как это? Я понятия не имею, что происходит, но в доме только мы вдвоем, и похоже, других вариантов нет – остается сделать так, как он хочет. И я начинаю дрочить – дергаю его член, пока он не кончает, а все это время отчим зловеще нависает надо мной и говорит, что делать.

Сразу же после этого я был озадачен, и произошедшее казалось мне… странным. Но последствия случившегося по-прежнему со мной – а прошла уже половина века! Долгие годы я никому не говорил, и даже написав об этом сейчас в книге, чувствую себя ужасно неловко. Но, зная, какую моральную и психологическую травму нанес мне этот случай, хочу сделать все от меня зависящее, чтобы любой, кто оказывался в подобной ситуации, знал, что он не один.

Очевидно, у Рона было не все в порядке с психикой – каким надо быть извращенцем, чтобы заставить делать такое десятилетнего ребенка?! Разумеется, я ни разу не почувствовал, что он хоть как-то раскаивается. Я задавался вопросом, а делал ли он то же самое с другими детьми, но внутренний голос ответил, что, наверное, нет. Он ведь таким образом демонстрировал свою силу перед мамой – типа такой альфа-самец, как на зоне, и когда ему подвернулся шанс меня опустить, он это сделал. Больше он не пытался, но если целью было просто меня таким образом сломать – у него получилось, поэтому больше, видимо, ему это было неинтересно.

Отчим всегда хотел избавиться от меня, чтобы я не мешал им с мамой, и теперь он практически своего добился. С того самого момента я больше не желал находиться дома. Чувствовал тревогу. Не сказать, что я был в опасности – просто пугало его присутствие, от чего он, похоже, только кайфовал. Полагаю, когда взрослый, который вроде бы как должен за тобой присматривать, творит подобную херню, раз и навсегда меняешь свое отношение к людям.

Совращенный ребенок, которому не с кем поговорить, зачастую будет думать, что сам виноват в произошедшем, пусть даже в глубине души он понимает, что это не так. Вот так было со мной. Другая обычная реакция – разозлиться и закатить истерику, и это я тоже делал – может быть, не так, как ты себе представляешь.

Помнишь местного педофила в начале главы? Что ж, четыре-пять лет спустя он ошивался в том же районе и лип ко мне как банный лист, воспользовавшись моим смятением. Я наткнулся на него вскоре после случая с отчимом, и он начал рассказывать мне сказки про белого бычка, а я не упустил шанс и дал ему в рот за деньги. Разве это не странно? Теперь я живу по другому почтовому адресу, но этот чертов педофил по-прежнему умудряется меня найти. Этот уебок, видимо, обладал каким-то невероятным чутьем и видел, что я сбит с толку, а следовательно, достаточно уязвим, чтобы повестись.

Не то чтобы я теперь носил значок с надписью: «До меня только что домогался отчим», но такие события конкретно ломают все представления о нормальном. Как только это произошло один раз, есть большая вероятность того, что подобное случится снова, потому что с тех самых пор внутренний голос говорит тебе, что именно такое поведение считается нормой.

Мне к тому времени еще не исполнилось одиннадцать – может быть, только десять, но, как бы там ни было, я по-прежнему учился в начальной школе Флора-Гарденс. Случилось это на лестничном проеме возле автозаправки на Голдхок-роуд в Шепердс Буш. Тот педофил стремился у меня отсосать, а сам в это время еще и пытался себе передернуть. Он-то, естественно, считал это половым актом, но я так не считал. Мне еще было маловато годиков, чтобы эякулировать, даже если бы я почувствовал возбуждение.

Не знаю, что потом с ним стало – закрыли его за такое дерьмо или нет, – но все в районе знали, кто он такой. Уже позже, когда я подружился с Полом «Куки» Куком, оказалось, что он тоже о нем знал, правда, я никогда не рассказывал Полу о своих приключениях. Да я, если честно, никогда не говорил об этом на публике – и едва ли кому-то при личной беседе. Можно сказать, ты стал очевидцем сенсационного признания.

Приходилось о многом умаличвать, а мне было всего лишь одиннадцать. А если учесть, что я еще и читать да писать толком не умею, неудивительно, что в средней школе у меня не задалось. Я пришел в общеобразовательную школу для мальчиков имени Сэра Кристофера Рена на Блумфонтейн-авеню в Уайт-Сити, и меня сразу же определили в класс дебилов.

Но мое главное опасение на тот момент было у меня в штанах. Я почему-то стал одержим унизительной идеей, что у меня маленький член и на лобке не растет мотня. В подростковый период тело каждого подростка развивается индивидуально. И я уж точно с самого начала не был половозрелым юношей, еще больше напрягало то, что я был на год старше остальных. В душевой я видел ребят с большими болтами и волосатыми лобками и считал себя каким-то недоразвитым идиотом. Меня настолько беспокоил этот вопрос, что становилось не по себе при мысли о том, что после физкультуры придется вместе со всеми идти в душ. Я до смерти боялся, что кто-нибудь увидит мой стручок. Доходило до того, что я принимал душ, не снимая трусов, а всем говорил, что у меня раздражение, вместо того чтобы трезво взглянуть на ситуацию.

Разумеется, все это было лишь самовнушением. Если бы я встал под душ, показав, как и все вокруг, свою сосиску и два сырых яичка, никто бы мне не сказал: «Ха-ха, только взгляни на себя!» Но, полагаю, таким образом я лишь показывал, насколько сильно зациклен на этих деталях, и фактически занимался саморазрушением. Не сказать, что я был одним из задротов. Возможно, мои коллеги-пловцы, находящиеся со мной на дне, решили бы, что я современный чувак и в теме, и, будь ты сейчас здесь, рядом со мной, я бы с радостью показал тебе член, чтобы ты убедился, что он как минимум нормального размера – если не сказать весьма внушительного.

Теперь-то я понимаю, что стыдился собственного тела, вероятно, из-за случая с отчимом, а потом и встречи с педофилом. Но тогда мне и в голову такое не могло прийти. Как бы там ни было, учеба накрылась медным тазом. В понедельник я приходил в школу и думал: «Блядь, через пять дней придется идти в душ», и любой малейший шанс сконцентрироваться на том, что происходит на уроке, тут же улетучивался.

В итоге все это привело к тому, что я начал комплексовать. Случаи с насилием лишили меня возможности быть на равных с остальными. Я чувствовал себя неудачником. И казалось, что от этого ощущения не убежать ни в школе, ни, разумеется, дома, и все то дерьмо, которым с тех пор я стал заниматься – воровать, бухать, принимать наркотики, трахать телок, – фактически было попыткой избавиться от чувства дискомфорта. Я просто искал способ почувствовать себя хорошо и комфортно, и мне было плевать, если я кому-то при этом делал больно.

Был бы я паинькой, если бы отчим не протянул мне «руку помощи»? (Ну, на самом деле, руку помощи ему протянул я, если ты понял, о чем я.) Возможно, нет. Но я и прежде не был отпетым хулиганом. Если я что-нибудь и подрезал, то какую-нибудь мелочь – не сравнить с тем юным преступником из Западного Лондона, которым я скоро стану.

Я часто задавался вопросом: а было бы все иначе, если бы я смог рассказать всем, что со мной случилось? Мама понятия не имела – Рон, ясен хер, не собирался ей трепать, и не то чтобы я пытался ей об этом рассказать, а она меня затыкала. Возможно, заткнула бы, но я совершенно точно не могу ее винить, когда и сам не дал ей шанса доказать, что это неправильно. Я знаю, с тех самых пор она заметила перемену в моем настроении, потому что упомянула об этом в интервью, которое несколько лет спустя давала для книги про Sex Pistols, но сказала лишь, что я «казался каким-то чересчур расстроенным» из-за того, что у нее случился выкидыш. Ох, если бы все было так просто, мама!

Не буду отрицать, что многие годы был сильно зол на маму и отчима, но сейчас не испытываю к маме ненависти. Если бы я не встал у нее на пути, она бы, возможно, нашла кого-нибудь получше, чем Рон. Ведь одинокой женщине с ребенком выбирать не приходится – берешь что есть, разве нет? И вот появился этот мудак, и она им довольствовалась – я ее за это не виню. И если бы у меня было безопасное укрытие, где я мог бы зализать раны, то не появилось бы мотивации и желания отправиться на поиски приключений, чтобы забыть весь этот кошмар.