Читать книгу Дьявол и Дэниэл Уэбстер - Стивен Бене - Страница 3

Из цикла «Рассказы об американской истории»
Дэниел Уэбстер и морская змея[2]

Оглавление

Так уж вышло, что однажды летним днем Дэнл Уэбстер и кое-кто из его друзей отправились рыбачить. Дело было во времена зенита его власти и славы, когда вопрос состоял не в том, будет ли он президентом, а в том, когда он им будет, и все депо Кингстона вставало, когда Дэнл Уэбстер прибывал занять свои вагоны. Но он, хотя и был госсекретарем и первым человеком в Новой Англии, все равно оставался прежним Дэнлом Уэбстером. Ром он покупал самолично и на розлив у полковника Севера в Кингстоне, аккурат под вывеской «Товары из Англии и Вест-Индии», и всегда находил время, чтобы хоть как-нибудь да подсобить другу. А что до его большой фермы в Маршфилде[3] – та у него была светом в окошке. Любимых лошадей он хоронил со всеми почестями, не снимая, как говорится, с них подков, на частном кладбище, сочинял им эпитафии на латыни, и от него часто слышали, что у его большого быка венгерской породы, Святого Стивена, в одном только заднем копыте больше ума, чем у многих политиков. Но если он и любил что-нибудь больше самого Маршфилда, так это море и вообще воды вокруг него, ибо он был прирожденный рыбак.

В тот раз он рыбачил в соленых водах на «Комете» так далеко от суши, что ее и видно не было. День выдался в самый раз для рыбалки, не слишком туманный, но и не слишком ясный, и Дэнл Уэбстер радовался ему, как радовался всему, что есть в жизни, кроме разве что когда слушал речи Генри Клея. Он выкроил с полдюжины дней, чтобы съездить в Маршфилд, а в отдыхе он нуждался, ведь годом раньше мы чуть было не ввязались в войну с Англией, и теперь он старался довести до ума надежный, склепанный медью договор, чтобы сгладить разногласия, из-за которых наши две страны все еще оставались недружественными. А это была та еще работенка даже для Дэнла Уэбстера. Но едва ступив на борт «Комета», он сразу стал беспечным и душевным. Вокруг него собрались верные друзья, и он не позволил бы сказать на судне ни слова о политике – впрочем, в тот раз это правило нарушили, и не без причины, как вы вскоре сами поймете. А когда ему попалась первая треска и он почуял, что рыбина заглотила наживку, то медленно расплылся в широкой улыбке и объявил: «Джентльмены, вот оно – истинное утешение». Таким уж человеком он был.

Не знаю, сколько всего народу собралось не борту, полдюжины или вроде того – в самый раз для теплой компании. Скажем, были там Джордж Блейк, и Руфус Чоут, и юный Питер Харви, и парнишка по имени Джим Биллингс. И конечно, был Сет Питерсон, капитан судна Дэнла, в красной фланелевой рубахе – воплощение Новой Англии, прямо как треска и морские сливы, верный друг Дэнла Уэбстера. Дэнл, так уж вышло, был госсекретарем, а Сет Питерсон, так уж вышло, – капитаном судна, но в отношениях между ними это ничего не меняло. И как только «Комет» отчалил от пристани, заправлять всем стал Сет Питерсон, как и полагается капитану.

Так вот, рыбачили они все утро, прервались ненадолго, чтобы перекусить, кто-то курнул сигару и вздремнул, кто-то нет, во всяком случае, день перевалил за середину, и все были вроде как устроены удобно и довольны. Они все еще рыбачили и удачно, но знали, что уже через час с небольшим им предстоит двинуться домой с отличным уловом. Вот разговоров и прибавилось, чего Сет Питерсон не одобрил бы ранее, может, рассказывали даже анекдоты или какие-нибудь байки. Я-то не знаю, но всем известно, как оно бывает, когда мужчины соберутся под конец хорошего дня. Но о деле все равно никто не забывал, и, если не ошибаюсь, первым кое-что заметил Джордж Блейк.

– Дэнл, – тяжело дыша, позвал он, – мне тут попалось что-то такое, что тянет за леску, как лошадка моргановской породы.

– Ну, так выдерни его! – откликнулся Дэнл и вдруг аж в лице переменился: у него самого леса натянулась, как струна. – Джордж, моя взяла: за мою леску тянет будто пара молодых бычков!

– Стравите ее, мистер Уэбстер! – кричит тут Сет Питерсон, что Дэнл и сделал. Но при этом леска начала убегать так быстро, что дымилась, ударяясь о воду, и разрезала бы до костей руки любому, кто придерживал ее, кроме Дэнла Уэбстера. Не видно было и то, куда она уходит, только ясно, что Нечто глубоко в воде тащит ее, как кошка тащит нитку, разматывая клубок. Жилы на руках Дэнла Уэбстера вздулись, как канаты. Он вываживал рыбу и вываживал, сражался с ней, пользуясь всеми приемами, какие только знал. И невысокие волны все так же поплескивали, и остальные глазели на схватку, а он все так и не мог вытащить Нечто вовремя.

– Клянусь большим вязом из Маршфилда! – наконец воскликнул он с разгоревшимся смуглым лицом и рыбацким самолюбием в глазах. – Я что, поймал на крючок фрегат под всеми парусами? Я вытравил целую милю[4] своей особой лески, а ее все равно тянет, будто десятью бешеными лошадьми. Джентльмены, что это?

Он договорить не успел, как прочная леска лопнула со звуком мушкетного выстрела, и из глубин океана на расстоянии мили восстало существо, исполненное величия. Соседушки, вот это была картина! Вытряхнув крючок из пасти, она восстала, морская змея из Священного Писания, в точности такая, как сказано в благой книге, – с жуткой мордой, длинным-длинным телом, изгибающимся и бьющимся в бурлящем море. Восстав, она издала протяжный и низкий меланхоличный вой, подобный гудку заплутавшего парохода, и когда она его издала, тот парнишка, юный Джим Биллингс, рухнул на палубу без чувств. Но никто этого даже не заметил – все выпученными глазами таращились на морскую змею.

Даже Дэнл Уэбстер был потрясен. Он быстро провел ладонью по лбу и бросил вопрошающий взгляд на флягу с ромом возле люка.

– Джентльмены, – негромко произнес он, – свидетельство, наглядное свидетельство, выглядит неопровержимо. Однако, говоря как юрист…

– Ох и голосище у нее! Не думал, что увижу ее снова! – рявкает тут Сет Питерсон, чуть не спятив при виде того, как морская змея баламутит воду. – Ох и голосище, клянусь Книгой Бытия! Эх, мне бы сейчас гарпун!

– Тише, Сет, – сказал Дэнл Уэбстер. – Давайте лучше вознесем благодарность за то, что нам позволено увидеть это великолепное и невероятное зрелище.

И вот тогда-то и проявилось истинное величие этого человека, ибо не успел он договорить, как морская змея поплыла прямиком к «Комету». Она неслась, как железнодорожный состав, и на целый акр[5] позади нее бурлил кильватер. Вместе с тем было в ней что-то кокетливое, можно сказать, она приближалась, играя юбками и вскидывая голову. Не знаю, что в ней такое ясно давало понять, что она женского полу, но в этом никто даже не сомневался.

Она мчалась прямо, как пуля, и вскоре можно уже было пересчитать белые зубы, сверкающие у нее в пасти. Не знаю, что делали остальные, хотя, несомненно, кое-кто поспешно возносил молитвы, а Дэнл Уэбстер стоял лицом к ней, темнобровый, с глазами дремлющего льва, и отвечал на пристальный взгляд взглядом в упор. Да, был момент, когда она высоко подняла голову над водой и они посмотрели друг другу в глаза. Говорят, глаза у нее были красноваты, но недурны. А потом, когда змея уже, казалось, вот-вот врежется прямо в «Комет», она вдруг описала широкий круг и вернулась. Три раза она огибала судно, издавая тоскливые крики, а «Комет» так и подбрасывало на волнах, точно пробку. Но Дэнл Уэбстер твердо стоял на ногах, ухватившись одной рукой за мачту, и устремлял взгляд на змею все время, пока представлялась возможность. Наконец, делая третий оборот, она протяжно взвыла в последний раз, словно двадцать туманных ревунов разом, едва не оглушив всех, и нырнула туда, откуда явилась, – в бездонные глубины моря.

Но даже после того как волны улеглись, некоторое время никто не издавал ни звука. Пока наконец не заговорил Сет Питерсон:

– Ну что, мистер Уэбстер, похоже, убралась… – и он сухо усмехнулся.

– Левиафан из Священного Писания! Дайте мне перо и бумагу, – распорядился Дэнл Уэбстер. – Мы должны записать и засвидетельствовать это.

И тогда все заговорили разом.

Так вот, написал он отчет о том, что они видели, совершенно неприукрашенный и правдивый. И все под ним подписались. Потом он перечитал им написанное вслух. И тут снова наступило молчание, пока все они переглядывались.

Наконец Сет Питерсон медленно и задумчиво покачал головой.

– Так не годится, Дэнл, – гулким голосом сказал он.

– Не годится? – спросил Дэнл Уэбстер, и у него вспыхнули глаза. – Ты о чем это, Сет?

– Да о том, что так попросту не годится, Дэнл, – заявил Сет Питерсон почтительно, но твердо. – Судите сами, джентльмены, – продолжал он, повернувшись к остальным. – Допустим, возвращаюсь я домой и объявляю, что видел морскую змею. И все скажут: «Ох уж этот старый враль Сет Питерсон!» А если то же самое говорит Дэнл Уэбстер – неужели не видите разницы? – Он помолчал немного, но никто не проронил ни слова. – Ну а я вижу, – сам ответил он и медленно, растягивая каждое слово пояснил: – Дэнл Уэбстер… госсекретарь… видит морскую змею и говорит с ней… у Плимутской бухты. Да это угробило бы его напрочь! Мне-то все равно, а вот Дэнл Уэбстер – другое дело. Вы стали бы голосовать за кандидата в президенты, который заявляет, что видел морскую змею? Так стали бы или нет? И хоть кто-нибудь стал бы?

После еще одной краткой паузы заговорил Джордж Блейк.

– Сет прав, Дэнл, – сказал он, и остальные согласно закивали. – Дай-ка мне эту бумагу. – Он забрал у Дэнла Уэбстера листок с записями и бросил его в море. – Вот теперь, – твердо продолжил он, – я видел треску. И ничего, кроме трески. И разве что парочки камбал. А кто-нибудь из вас, джентльмены, видел что-либо еще?

И тут выяснилось, само собой, что никто на борту ничего не видел за весь день, кроме трески. На этом и повернули к берегу. Но все же всю дорогу до самой гавани все они то и дело оглядывались через плечо.

Однако Дэнл Уэбстер был не очень доволен тем вечером, несмотря на свой прекрасный улов. Ибо он как-никак видел морскую змею и не просто видел, но и вываживал ее на леске двадцать семь минут по его золотым часам с репетиром и, будучи рыбаком, был бы не прочь порассказать об этом. Но Сет прав: в этом случае люди сочтут, что он малость не в себе, а то и похуже. Эти мысли отвлекали его от лорда Ашбертона и договора с Англией до тех пор, пока он не оттолкнул бумаги на письменном столе.

– Чума на эту тварь! – слегка рассердившись, воскликнул он. – Оставлю ее в покое, надеюсь, и она оставит меня, – и он, взяв свечу, ушел спать. Но когда уже засыпал, ему показалось, что со стороны устья реки Грин-Харбор, до которого было две мили, послышался протяжный и низкий вой.

На следующую ночь вой повторился, а на третий день в кингстонской газете появилась заметка об установке правительством нового ревуна на скалах Рокки-Ледж. В общем, эта история начинала действовать Дэнлу Уэбстеру на нервы, а когда его раздражали, запасов его терпения надолго не хватало. Мало того, эти звуки тревожили скот – по крайней мере, на это сетовал его управляющий, – и на третью ночь его мышастая любимица вышибла половину досок из двери своего денника. «Эта морская змея становится чертовски надоедливой, – думал Дэнл Уэбстер. – Я должен защитить свою собственность». И вот на четвертую ночь он оделся, как делал, когда шел охотиться на уток, взял любимый дробовик по прозвищу Ученый Селден и отправился к засидке в устье реки Грин-Харбор, посмотреть, что оттуда видно. О своих намерениях он не сообщил никому, потому что воспринимал всю эту ситуацию вроде как щекотливую.

Так вот, а луна в ту ночь была прекрасная, и в самом деле около одиннадцати показалась морская змея, вскинулась из океана единой непрерывной волной, будто гигантский садовый шланг. Зрелищем она была изрядным, вся в мерцании лунного света, но Дэнл Уэбстер не смог оценить его по достоинству. И она, приближаясь к засидке, подняла голову, устремила скорбный взгляд в сторону Маршфилда и издала протяжный и низкий проникновенный гудок стосковавшегося по дому поезда.

Дэнлу Уэбстеру ничуть не хотелось так поступать, но не мог же он допустить, чтобы какая-то морская змея обитала в реке Грин-Харбор и пугала скот, не говоря уже о всеобщем переполохе и панике, которые неизбежно поднялись бы в округе, если бы о змее стало известно. И он вскинул Ученого Селдена и для начала дал залп из обоих стволов чуть выше ее головы. И как только раздался выстрел, морская змея испустила визг, слышный на милю вокруг, и бросилась обратно в открытое море. Если раньше она передвигалась быстро, то теперь уподобилась молнии и чуть ли не мгновенно превратилась в черную полосу, едва различимую на горизонте.

Дэнл Уэбстер вышел из засидки и вытер лоб. Он сожалел о содеянном и вместе с тем ощущал облегчение. Ему казалось, что после такого перепуга она не вернется, а он хотел оставить все в лучшем виде, прежде чем уедет следующим утром в Вашингтон. Но на другой день, сообщая Сету Питерсону о том, как поступил, он уже не чувствовал недавней радости.

– Напрасно вы это сделали, мистер Уэбстер, – отозвался Сет Питерсон, качая головой, и больше не добавил ничего, только невнятно пробормотал: – Саманти всегда была особенно тверда в своих пристрастиях.

Но Дэнл не обратил внимания на его последние слова, хотя и вспомнил о них позже, и впервые за время их длительного знакомства довольно резко обошелся с Сетом. Так что Сет замкнулся, как моллюск в раковине, а Дэнл отбыл на поезде в Вашингтон.

Там на него сразу навалились дела, так как назревал договор с британцами, и не прошло и двадцати четырех часов, как он напрочь забыл о морской змее. Или так ему казалось. Но три дня спустя, направляясь пешком к своему дому на Лафайет-сквер вместе с одним из друзей-сенаторов по вечерней прохладе, он услышал любопытный звук. Исходил он со стороны реки Потомак.

– Должно быть, у ночного рейса на Балтимор новый гудок, – заметил сенатор. – Да еще такой шумный.

– Да это просто лягушки-быки у берега, – уверенно возразил Дэнл Уэбстер.

Но он-то знал, что это, и у него упало сердце. Однако никто бы не назвал Дэнла Уэбстера трусом. И он, едва отделавшись от сенатора, направился к берегу Потомака. Да, все верно, это была морская змея.

Вид у нее был слегка усталый, и немудрено, ведь она приплыла из самой Плимутской бухты. Но едва завидев Дэнла Уэбстера, она вытянула шею и издала протяжный и низкий любовный вой. Тут-то Дэнл и понял, в чем беда, и впервые в жизни не знал, как быть. Но он прихватил с собой в бумажном свертке пару икряных селедок на всякий случай, поэтому скормил их змее, и она взвыла ласково и благодарно. И он направился обратно к дому, склонив голову. В ту же самую ночь он отправил особой экспресс-почтой письмо Сету Питерсону в Маршфилд, ибо, как ему казалось, Сету известно больше, чем он дает понять.

Что ж, Сет прибыл в Вашингтон настолько быстро, насколько смогли доставить его вагоны, и уже в вечер прибытия Дэнл отправил его потолковать со змеей. Но когда Сет вернулся, по его лицу Дэнл понял, что заметных успехов его товарищ не добился.

– Вам удалось поговорить с ней, Сет? – с нетерпением спросил Дэнл. – Она понимает язык Соединенных Штатов?

– О, все она прекрасно понимает, – ответил Сет. – Даже освоила несколько слов. Они всегда были смышлеными, эта семья змеев из Рок-Ледж, а она в ней старая дева и самая образованная из всех. Беда с ними лишь в том, что они жуткие забулдыги на свой лад.

– Надо было вам меня предупредить, Сет, – с оттенком упрека заметил Дэнл Уэбстер, и Сет смутился.

– Ну, сказать по правде, – начал он, – я думал, их никого и в живых-то нет. И уж точно помыслить не мог, что она так поведет себя, ведь ее отец был настолько почтенным змеем, какие только встречаются в жизни. Ее отец…

– К чертям ее отца! – прервал Дэнл Уэбстер и стиснул зубы. – Рассказывайте, что она говорит.

– Знаете, мистер Уэбстер, – Сет упорно смотрел на свои ботинки, – она говорит, что вы весьма красивый мужчина. Говорит, что никогда не видела таких, как вы, – продолжал он. – Не хочется передавать вам такое, мистер Уэбстер, я вроде как в ответе, но, по-моему, вам следует знать. И как я говорил, не стоило вам стрелять в нее – она этим очень гордится. Говорит, что понимает именно то, что вы имели в виду. Ну во всяких там конфузах я не силен, мистер Уэбстер, но, признаться, она меня сконфузила. Видите ли, она ведь прожила старой девой лет сто пятьдесят, если не ошибаюсь, вот в чем самая беда. И поскольку в здешних водах у нее не осталось сородичей, ее некому образумить – отец-то ее с матерью были рассудительными, трудолюбивыми змеями, не гнушались и отбуксировать в туман давнего знакомого, но вы же знаете, как это бывает в старинных семьях. Словом, она говорит, что последует за вами, куда бы вы ни отправились, и заявляет, что желает послушать вашу речь перед Верховным судом…

– А вы сообщили ей, что я женат? – перебил Дэнл. – Это вы ей сказали?

– Да, сказал, – подтвердил Сет, и стало видно, что лоб у него в испарине. – Но она говорит, что это ничего не значит, ведь она змея, а это совсем другое дело, и насчет переезда все уже решено. Говорит, что климат в Вашингтоне чудесный, а она наслышана о местных балах и дипломатических приемах. Не знаю, откуда она о них знает, но знает, – он сглотнул. – Я взял с нее обещание вести себя тихо две недели и не всплывать над Потомаком в дневное время, а ведь она собиралась поступить именно так, потому что желает познакомиться с президентом. Хотя бы это обещание я сумел с нее взять. Но она все равно говорит: если вы раз за вечер не соберетесь проведать ее, она будет выть, пока вы не придете, и просила передать вам, что настоящего воя вы еще и не слыхивали. Так что, как только откроется рыбный рынок, лучше я сбегаю и куплю бочку вяленой трески, мистер Уэбстер, – любит она вяленую и ест ее обычно бочками. В общем, не хочу вас тревожить, мистер Уэбстер, но, боюсь, мы попали в передрягу.

– В передрягу! – воскликнул Дэнл Уэбстер. – В самую серьезную за всю мою жизнь!

– В некотором смысле это, пожалуй, комплимент, – сказал Сет Питерсон, – но…

– Она говорит что-то еще? – тяжело вздохнув, спросил Дэнл Уэбстер.

– Да, мистер Уэбстер. – Сет Питерсон потупился, уставившись на свои ботинки. – Говорит, что вы немного застенчивы. Но, по ее словам, в мужчине ей это нравится.

В ту ночь Дэнл Уэбстер лег в постель, но не уснул. Он все напрягал и напрягал свой могучий мозг, пока от натуги чуть не истерлись его шестеренки, но так и не смог придумать, как отделаться от морской змеи. А перед самым рассветом услышал единственный протяжный и низкий вой, преданный и ностальгический, донесшийся со стороны Потомака.

Да, следующие две недели выдались для него определенно тяжкими. Ибо с каждым днем морская змея проявляла все больше и больше нетерпения и упрямства. Ей хотелось, чтобы он называл ее Саманти, от чего он отказывался, она то и дело спрашивала, когда он представит ее в светском обществе, в итоге ему пришлось кормить ее итальянскими сардинами в оливковом масле, чтобы заставить замолчать. Мало того что его счет на рыбном рынке неуклонно рос, о чем ему не хотелось даже думать, так она еще и постоянно грозилась всплыть на Потомаке в дневное время. В довершение всего с великим договором Уэбстера – Ашбертона, которому предстояло прославить его на посту госсекретаря, произошла заминка, и Англия, похоже, не проявляла никакой готовности признавать притязания Америки. Ох, какие же это были утомительные и беспокойные две недели!

В последний день этих двух недель Дэнл Уэбстер сидел у себя в кабинете и не знал, как быть. Ибо лорд Ашбертон прибывал к нему на тайное совещание в девять вечера, а в десять ему предстояло проведать морскую змею, и как сделать, чтобы оба остались довольны, он понятия не имел. Устало посмотрев на бумаги, устилающие письменный стол, он позвонил, призывая секретаря.

– Донесения с корвета «Бенджамин Франклин»… – сказал он. – Это следует отправить в Министерство военно-морских сил, мистер Джонс. – Затем Дэнл Уэбстер еще раз взглянул на донесения от флота, и его глаза вспыхнули, как топки. – Клянусь костями левиафана, я его нашел! – воскликнул он. – Где моя шляпа, мистер Джонс? Я должен немедленно увидеться с президентом!

В тот вечер атмосфера дома на Лафайет-сквер была совсем иной, ибо Дэнл Уэбстер вновь стал самим собой. Он поделился с Сетом Питерсоном анекдотом, взял бокал мадеры и посмотрел его на свет. А когда доложили о прибытии лорда Ашбертона, приятного, седовласого пожилого джентльмена, впрочем, несколько скованного в движениях, Дэнл Уэбстер принял его с поистине королевской обходительностью.

– Рад видеть, что вы так восстановили силы, мистер Уэбстер, – заметил лорд Ашбертон после обмена приветствиями. – Однако, боюсь, я принес вам неприятные вести. Касательно пунктов шесть и семь предложенного договора между правительством Ее Величества и Соединенными Штатами Америки считаю своим долгом заявить…

– Милорд, давайте ненадолго оставим в покое пункты и взглянем на дело шире, – с улыбкой предложил Дэнл Уэбстер. – Речь идет о будущем благоденствии и мире двух великих стран. Ваше правительство настаивает на праве подвергать наши суда досмотру, в каковом праве мы отказываем. И наша позиция представляется вам абсурдной. Разве не так?

– Я бы воздержался от употребления слова «абсурдный», – с осторожностью отозвался лорд Ашбертон, – однако…

– Однако, – подхватил Дэнл Уэбстер, подаваясь вперед, – существует то, что может показаться абсурдным, вместе с тем не являясь таковым. Позвольте мне изложить некоторые доводы. Допустим, Великобритания располагает сильнейшим флотом из всех находящихся на плаву.

– Британия правит морями, – благородно улыбнулся лорд Ашбертон.

– В тысяча восемьсот двенадцатом году ситуация была немного иной, – отметил Дэнл Уэбстер, – но не будем об этом. Позвольте спросить вас, лорд Ашбертон, и спросить со всей серьезностью: на что способна сила и мощь, имеющаяся в распоряжении британского флота, против левиафана?

– Левиафана? – довольно холодно переспросил лорд Ашбертон. – Безусловно, мне понятна эта отсылка к Библии, но…

– Морского змея, – несколько раздраженно уточнил Дэнл Уэбстер. – Что мог бы противопоставить весь британский флот морскому змею из Священного Писания?

Лорд Ашбертон воззрился на собеседника так, словно тот лишился рассудка.

– Господи, помилуй мою душу, мистер госсекретарь! – воскликнул он. – Но я не улавливаю сути вашего вопроса. Морского змея не существует!

– Стало быть, его, то есть ее, не существует? – спокойно спросил Дэнл Уэбстер. – А если предположить, что я докажу вам обратное?

– Право, ей-богу! Господи, спаси и помилуй! – Лорд Ашбертон казался слегка обескураженным. – Естественно… в таком случае… однако… но даже если…

Дэнл Уэбстер позвонил в колокольчик, который держал на письменном столе.

– Лорд Ашбертон, – довольно-таки официально начал он, – я вверяю вам свою жизнь и то, что ценю еще дороже, то есть свою честь и репутацию. Тем не менее я считаю это необходимым для лучшего взаимопонимания между двумя нашими странами.

В комнату вошел Сет Питерсон, Дэнл кивнул ему:

– Сет, лорд Ашбертон идет с нами проведать Саманти.

– Как скажете, мистер Уэбстер, – ответил Сет Питерсон, – но ему придется помогать нести сардины.

– Право, ей-богу! Господи, помилуй! Чрезвычайно странный процесс! – высказался лорд Ашбертон, но проследовал с ними.

Итак, вышли они втроем на берег Потомака, а когда были на месте, Сет свистнул. Саманти лежала большей частью в воде, за кустистым островком, но едва услышав свист, начала подниматься из воды и разворачивать свитое кольцами тело, вся сверкая в лунном свете. Зрелище было, что называется, впечатляющее. Дэнл Уэбстер взглянул на лорда Ашбертона, но у того, видимо, слова застряли в горле.

Наконец он вновь обрел дар речи:

– Спаси и помилуй! Вы, американцы, невероятны! Оно живое?

И тут ему осталось лишь вытаращить глаза, ибо Саманти подняла голову и издала низкий дружеский вой, принимаясь плавать кругами у островка.

– Так это морская змея или нет? – с оттенком сдержанной гордости осведомился Дэнл Уэбстер.

– Несомненно, – ответил лорд Ашбертон, уставившись на нее в монокль. – Несомненно, – и он слегка прокашлялся. – Это действительно и в самом деле морская змея. А я сплю в постели у себя в комнате в британском посольстве, – он ущипнул себя. – Ой! Нет, не сплю.

– Вы назвали бы ее размеры значительными – для морской змеи? – допытывался Дэнл Уэбстер.

Лорд Ашбертон снова уставился на змею в монокль.

– Весьма, – согласился он. – О да, весьма, весьма!

– А ее саму – могучей?

– Да, я должен признать это, – откликнулся лорд Ашбертон слабеющим голосом, а тем временем змея все плавала и плавала вокруг островка, и волны, которые она поднимала, разбивались о берег. – Да, в самом деле, это чрезвычайно могучая разрушительная сила. Можно узнать, чем она питается?

– Предпочтительно итальянскими сардинами, – сообщил Дэнл. – Но не суть важно. – Он испустил глубокий вздох. – Итак, милорд, мы намерены подготовить морскую змею в качестве регулярного и признанного военного судна в составе флота США. Ну и где в таком случае ваши «деревянные стены»?[6]

Будучи дипломатом, лорд Ашбертон не переменился в лице, пристально посмотрев сначала на морскую змею, потом в лицо Дэнлу Уэбстеру. Но спустя некоторое время он кивнул.

– Вам нет нужды вдаваться в подробности, мистер госсекретарь, – сказал он. – Уверен, мое правительство охотно пересмотрит свою позицию по последним двум пунктам и праву на досмотр.

– В таком случае, я уверен, мы достигнем соглашения, – отозвался Дэнл Уэбстер и вытер пот со лба. – А теперь покормим Саманти.

Он сам издал для нее свист, протяжный и мелодичный, и она подплыла к берегу, петляя и выскакивая из воды. Понадобились усилия всех троих, чтобы поднять перед ней бочку с сардинами, и она одним махом проглотила ее содержимое. После этого она издала вой благодарности и признательности, а лорд Ашбертон присел на берегу и взял понюшку табаку. Он сказал, что ему необходимо прочистить голову.

– Естественно, – заговорил он немного погодя, – правительству Ее Величества понадобятся достаточные гарантии в примерном поведении этой… этой леди, – он намеревался сказать «твари», но как раз в этот момент Саманти выкатила глаз в его сторону, и он изменил первоначальное намерение.

– Вы их получите, – заверил Дэнл Уэбстер и свистом подозвал Саманти еще ближе. Она подплыла, кокетливо и жеманно свиваясь кольцами, и лорд Ашбертон на минуту закрыл глаза. Но когда Дэнл Уэбстер заговорил, его голос зазвучал точно так же, как в тех случаях, когда, заслышав его, умолкал весь сенат. – Саманти, – сказал он, – сейчас я обращаюсь к вам в качестве госсекретаря Соединенных Штатов Америки.

Это был тот самый голос, который оглашал Верховный суд и отвечал Хейну, и даже морской змее пришлось почтительно выслушать его. Ибо голос был проникновенным и звучным, и он рисовал картину ранних лет Саманти как беспечной юной змеи, играющей со сверстниками, а затем суровую жизнь в труде и лишениях, когда она осиротела и осталась одинокой, так что даже Сет Питерсон и лорд Ашбертон осознали всю скорбь и трагедию ее горькой участи. А потом в самой мягкой и дружеской манере, какой только можно пожелать, он разъяснил Саманти, в чем состоит ее долг.
– Ибо если вы так и будете выть в Потомаке, Саманти, – говорил он, – то станете представлять общественную опасность, в том числе для навигации, и ваше дело вынесут на рассмотрение сенатской комиссии рек и гаваней. Вас выволокут на сушу, Саманти, и отправят в Смитсоновский институт; там вас поместят в затхлый тесный прудик, и дети по воскресеньям будут приходить и швырять в вас арахисом, а их няньки – тыкать в вас зонтиками, если им покажется, что вы ведете себя недостаточно живо. Флот США на учениях будет стрелять по вам, как по мишени, Саманти, ученые – исследовать вас, дамы из Лиги безупречного поведения свяжут вам купальный костюм, и конгрессмены, профессора, визитеры и иностранные знаменитости станут досаждать вам каждую минуту до тех пор, пока вы не сможете назвать принадлежащей вам даже собственную чешую. О да, это будет слава, Саманти, но отнюдь не лучшая. Поверьте мне, я кое-что знаю о славе, и в том числе о письмах с мольбами от незнакомцев, о визитах людей, которых не знаешь и знать не желаешь, о бремени, о том, как утомительно быть общественным деятелем, настолько, что сердце обливается кровью. Все это оставляет желать лучшего, Саманти; оно не заменит вам ни вольные воды, ни забавы морских глубин. Да, Саманти, видеть вас здесь, в Вашингтоне, удивительно, но не для этой жизни вы созданы, и я не вправе злоупотреблять вашим доверием. А теперь, – обратился он к Сету Питерсону, – что она говорит?

Сет Питерсон внимательно выслушал завывания.

– Говорит, что климат Вашингтона оказался не таким, как она полагала, а река Потомак – слишком теплой, что вредно для ее ишиаса. И сардинами она полностью пресытилась.

– А обо мне она что-нибудь говорит? – с беспокойством спросил Дэнл Уэбстер.

– Ну она говорит, – ответил Сет Питерсон, продолжая прислушиваться, – с вашего позволения, мистер Уэбстер, что человек вы, может, и великий, но как морской змей никуда не годитесь. Говорит, что вам даже длины не хватит, чтобы сворачиваться кольцами. Говорит… в общем, без обид, но, на ее взгляд, это была ошибка с обеих сторон. – Он снова прислушался. – Но она говорит кое-что еще, – добавил он. – Что если обретать признание и мужа, то лучше уж она возьмет этого лорда Ашбертона. Говорит, что с виду он неказист, но мог бы представить ее ко двору.

Лицо Дэнла озарило ослепительное сияние, голос прозвучал подобно раскату грома.

– Она получит и то, и другое, – объявил он. – Идите сюда, Саманти. В силу полномочий, возложенных на меня как на госсекретаря, и по особому распоряжению президента Соединенных Штатов и министра военно-морских сил как свидетеля от приданной комиссии, согласно бланку, в который я сейчас вписываю ваше имя, сим я прикрепляю вас к флоту Соединенных Штатов в звании сорокачетырехпушечного фрегата на особом задании с полагающимся ему по рангу контр-адмиральским флагом и салютом из соответствующего числа орудий при каждом вхождении в американские воды. Кроме того, в силу следующего особого распоряжения сим я приказываю вам отбыть в южную часть Тихого океана, где курсировать до получения дальнейших распоряжений в целях поиска достойного и приличествующего супруга со всеми правами, привилегиями, обязанностями и преимуществами, относящимися к вышеуказанному поиску и вышеупомянутому американскому гражданству, как то вышеназванные и «Да здравствует Колумбия». Подписано Джоном Тайлером, президентом. К сему прилагается паспорт, подписанный Дэниелом Уэбстером, госсекретарем, предлагающий всем иностранным государствам обеспечить беспрепятственное прохождение американской гражданки Саманти Доу в связи с ее законными перемещениями и заданиями. – Он понизил голос и задумчиво добавил: – С американского корвета «Бенджамин Франклин» сообщили, что видели симпатичного молодого самца морского змея третьего февраля сего года у побережья Сандвичевых островов. У вышеупомянутого змея насчитывалось сорок два кольца, и когда его видели в последний раз, он на полной скорости держал курс зюйд-зюйд-вест.

Едва он договорил, как Саманти снова вскинула голову и издала последний протяжный вой. При этом она посмотрела на Дэнла Уэбстера, и в ее глазах читалось сожаление. Но это сожаление имело оттенок рвения и надежды.

Потом она взбила воду в пену, и прежде чем кто-либо успел заметить, как она удаляется, удалилась, оставив после себя лишь кильватерный след на озаренном луной Потомаке.

– Ну вот и все, – заключил Дэнл Уэбстер с легким зевком. – А теперь, лорд Ашбертон, если вы вернетесь ко мне, мы сможем составить текст договора.

– С радостью. – Лорд Ашбертон обмахнул сюртук носовым платком. – Она на самом деле уплыла? Ей-богу! Знаете, на мгновение мне померещилось, будто я и вправду видел морского змея. У вас поистине яркий дар изложения, мистер Уэбстер. Но я, пожалуй, теперь понимаю американскую позицию, благодаря… э-э… аналогии, которую вы соблаговолили провести между таким… э-э… невероятным существом и юной мощью вашей развивающейся страны.

– Я был убежден, что вы ее оцените, стоит только представить ее вашему вниманию, – ответил Дэнл Уэбстер. Однако он подмигнул одним глазом Сету Питерсону, и Сет Питерсон подмигнул в ответ.

Скажу в пользу Дэнла Уэбстера и еще кое-что: свои обещания он сдержал. Все время пребывания на посту госсекретаря он следил, чтобы для сорокачетырехпушечного фрегата «Саманти Доу» вели особый счет во флотских книгах. В сущности, кое-кто говорит, что ее счет ведется и сейчас и что это она подала Эриксону идею строительства «Монитора» во время Гражданской войны, если сама не была этим «Монитором». А когда во времена Тедди Рузвельта Великий белый флот совершал кругосветное плавание… ну был там один впередсмотрящий на марсовой площадке флагмана в тихую и спокойную ночь, пока они шли мимо пальмовых островов в южной части Тихого океана. Вдруг вода будто вскипела, бурная и фосфоресцирующая, и пара морских змей вместе с семью змеенышами спокойно и величественно трижды проплыла вокруг всего флота. Впередсмотрящий протер глаза и пригляделся, но нет, они ему не почудились. Ну, поскольку видел их лишь он один, за это его на следующее утро отправили в карцер. Но до самой смерти он клялся, что были они звезднополосатыми.

3

В рассказе «Дьявол и Дэниел Уэбстер» название фермы переведено как «Топкий луг». В обоих рассказах речь идет об одной и той же ферме. – Примеч. ред.

4

1 миля равна 1,6 км. – Примеч. ред.

5

1 акр равен 4047 кв. м. – Примеч. ред.

6

Иносказательно «английский флот». – Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, примеч. пер.

Дьявол и Дэниэл Уэбстер

Подняться наверх